В августе всегда приходят туманы. Рано утром, часа в четыре — в пять, туман висит над рекой и укрывает пушистым одеялом пойменные луга. В это время только неугомонные рыбаки сидят там с удочками. И ненормальная я хожу гулять.

Больше всего я люблю эти ранние прогулки летом, когда светает очень рано, и люди ещё спят, а мир потихоньку просыпается. Именно в это время, на зыбкой границе между ночью и днём, легче всего выходить за пределы привычного.

В сквере на набережной ни души. Ну или так показалось бы нормальным людям.

Я подхожу к двум берёзкам, растущим из одного корня. Это две сестрички. Две девицы-красавицы с русой косой до пояса и в белых сарафанах. Обнимаю их обеих и утыкаюсь лбом в шершавую кору.

Мои подружки.

К ним можно прийти поболтать, или поныть, или просто тихо постоять, обнявшись. Именно они провели меня в этот чудесный мир. Это случилось почти год назад.

Однажды дожливым осенним днём я гуляла в сквере, кутаясь в пушистый шарф, и страдая от одиночества. У меня и в школе-то друзей особо не было, а после школы, с началом взрослой жизни, наши дорожки и вовсе разошлись. Все учились, работали, замуж выходили, детей рожали — вели себя как все нормальные люди. А для меня всё это было скучно. Мне с самого детства казалось, что я здесь чужая: тот самый гадкий утёнок, который на самом деле лебедь, просто почему-то оказался не в той стае.

Я не сразу это поняла и довольно долго честно пыталась стать «уткой», но длинную шею не скроешь. Как и белоснежные перья.

Я чувствовала, что это не моя стая, а стая чувствовала во мне чужака. Но по большей части терпела, просто меня игнорируя.

А я всё мечтала найти свою стаю, но не знала, где же её искать.

В тот день мне было особенно грустно, и я вот так же подошла к сёстрам-берёзкам, уткнулась в них лбом и закрыла глаза.

И вдруг увидела…

Между стволами тянулись голубые мерцающие нити, похожие на паутинки. И я каким-то образом поняла, что это деревья так связаны между собой. Кажется, что каждый ствол отдельно, но нет, они как грибочки, связанные нитями грибницы — единое целое.

И они живые! Точнее, разумные. По крайней мере, некоторые. С ними можно разговаривать, они сами друг с другом постоянно разговаривают, у них эти нити что-то вроде нашего интернета и службы доставки одновременно.

Нити, которые тянутся под землёй, в корнях, позволяют обмениваться соками. Так здоровые деревья могут подпитать больное или маленькое деревце.

Нити, которые тянутся в воздухе, позволяют общаться, причём даже на очень далёких расстояниях: все деревья на земле общаются друг с другом. На самом деле на всей планете только ОДИН лес.

И в этом лесу свои правила и законы. За их исполнением следят самые старые и опытные деревья. У нас есть одно такое неподалёку.

Однажды на прогулке меня потянуло к окраине леса. Там идёт дорога на пригородные дачи, место отнюдь не глухое, но я его побаивалась. Этот лес всегда казался мне тёмным и угрожающим, как будто оттуда за мной наблюдали сотни недоброжелательных глаз. Из его чащи доносился шёпот: «Уходи, ты здесь чужая!».

Похоже, этот шёпот слышала только я, потому что местные спокойно ходили в лес за грибами. А мне хотелось бежать оттуда, сверкая пятками.

Но в тот раз мне показалось, будто из леса доносится зов. Приглашение прийти. И ноги сами повели меня туда.

Я медленно шла по хорошей асфальтированной дороге ясным солнечным утром и всё равно испуганно косилась налево, в чащу. Справа тоже был перелесок, сквозь который виднелись дома в отдалении. У самой дороги росли старые дубы с неохватными стволами. И меня притянуло к одному из них — наверное, к самому мощному.

Я подошла, прислонилась лбом к покрытой засохшим мохом коре и закрыла глаза. И вдруг увидела старика с длинными седыми волосами и седой бородой. Он смотрел на меня, прищурившись, и подёргивал себя за ус.

«Не готова ещё! — вдруг сказал старик. — Уходи!»

Я вздрогнула и открыла глаза. Шагнула назад, не глядя. Под ногой треснула ветка. Сама не понимая, почему, я наклонилась и подняла её. Обычная сухая веточка толщиной с сосиску и длиной с моё предплечье.

Задрала голову и посмотрела на дуб. Невольно хотелось назвать его «дедом».

— Спасибо, дедушка! — с поклоном сказала я и пошла обратно, поёживаясь от пристальных взглядов из чащи леса.

После разговора с дубом я шла домой и пыталась понять, вот что это сейчас было. Меня с детства называли фантазёркой, потому что я вечно болтала какие-то вещи, которые нормальным людям и в голову прийти не могли. Я разговаривала не только с котиками и собачками, но и с воробьями, и с муравьями и даже с растениями.

Поэтому я не видела ничего особенного в том, чтобы разговаривать с двумя берёзками и даже «дружить» с ними. Когда у тебя нет друзей человеческих, то приходится искать хоть каких-то.

Но теперь моя безобидная «фантазия» начала как-то неуправляемо разрастаться. То, что я увидела нити, связывающие деревья между собой, это ещё ладно. В конце концов, почему бы и нет? Я ж всё-таки из семьи биологов и много чего знаю про растения и животных, чего обычные люди не знают. Например, уже научно доказано, что акации, листья которых поедают жирафы, выделяют этанол, чтобы предупредить соседние деревья об угрозе. И тогда соседи заранее увеличивают содержание в листьях противного на вкус танина, и жирафы их не трогают.

Значит, наука уже доказывает то, что я всегда чувствовала: растения тоже в каком-то смысле разумные и могут общаться между собой — и даже с человеком, почему бы и нет?

Но как быть с этим «дедушкой»? Я же увидела не просто дерево, а человека! Почему меня вдруг вообще в лес понесло? И почему я этого леса боюсь? И ведь я отчётливо слышала «Не готова ещё! Уходи!».

К чему не готова?

Клубок мыслей в голове так и не удалось распутать, но пора было браться за работу. Некогда о всяких глупостях думать! Подобранную возле дуба сухую веточку я положила на подоконник, где уже лежали камешки и ракушки, которые я привозила из поездок к морю.

А потом я, как обычно, закрутилась в делах и забыла про «дедушку», хотя гулять на набережную ходила каждый день и частенько болтала с берёзками. Потому что больше поболтать было не с кем. Так и прошёл почти год. Скоро снова сентябрь, и берёзки опять пожелтеют и сбросят листья.

Я обнимала берёзовый ствол, и мне казалось, что я тоже берёзка: третья сестричка. Будто мои корни уходят глубоко в эту землю, переплетаются там с корнями не только этих берёзок, но и всех-всех-всех деревьев на свете. Будто я наконец нашла свою стаю, вернулась в свою давно потерянную семью, и мне тут рады.

Я улыбалась, подставляя лицо утреннему солнышку. Скоро оно будет вставать всё позже, а садиться всё раньше. И гулять по спящему городу можно будет лишь в полной темноте, а то и под зонтом.

«В сад!» — вдруг раздался отчётливый мужской голос.

Я вздрогнула, открыла глаза и оглянулась. Никого. Рыбаки сидят слишком далеко, чтобы я их услышала.

«В сад!» — повторил голос — и я поняла, что он звучал у меня в голове.

— Какой… какой ещё сад? — оторопело произнесла я вслух.

«В сад!» — сказал голос в третий раз.

Вообще-то, сад у нас был. Заброшенный колхозный сад на окраине городка. Туда ходили все желающие, чтобы набрать яблок. Но мне-то туда зачем?

Благоразумие твердило, что это бред какой-то, и я уже совсем с катушек съехала, раз мне голоса в голове мерещатся, но ноги несли меня сами. Было странное ощущение, словно я сплю и не сплю одновременно. Или кино смотрю. И это не я иду в сад, а главная героиня фильма. А я просто смотрю кино.

В саду я почти не бывала, но, не задумываясь, пошла куда-то напролом — без тропинки. И вдруг резко остановилась. Прямо перед дубом. Точнее, перед тремя дубками, растущими из одного корня.

Дубы? В яблоневом саду?

Впрочем, яблони тоже были: они окружали дубы, образуя довольно широкий круг.

Я нерешительно подошла к дубу — или к дубам? Прям Змей Горыныч какой-то: един в трёх головах! Я нервно хихикнула.

«Закрой глаза!» — снова послышался всё тот же голос.

Я заколебалась. Ну бред же, да? Голос в голове, который отдаёт мне команды… Я всегда была слишком любознательная, что мне частенько выходило боком, но удержаться было невозможно. Я послушно зажмурилась.

И словно попала в кинозал. Темнота. Силуэты каких-то построек. Полыхающее пламя. Силуэты всадников, лошадей, бегущих людей, падающих людей. Потом включили звук. Визги, вопли, треск горящего дерева, гул стены огня. И всё это как будто фильм на экране. Я просто смотрю. Я не участвую в той сцене.

Экран погас. Я открыла глаза. Вокруг по-прежнему никого. Заросший заброшенный сад, ветви склоняются до самой земли под тяжестью яблок, падалица устилает землю, заросшую высокой травой и цепкими кустиками ежевики.

«С возвращением, Ала!» — произнёс голос.

Меня окатило мурашками от макушки до пяток.

— Что? Откуда вы… откуда вы знаете моё имя? — Я завертела головой, но вокруг никого не было.

«А ты знаешь, откуда взялось твоё имя?»

— Ну… конечно… Маме приснился сон, что у неё родилась дочка, которую назвали Алла, а потом мама узнала, что и правда беременна, и родилась я, и меня назвали Алла. Алька, Аля…

Вместо ответа в голове возник образ величественного лебедя, плывущего по зеркальной глади воды. Он вытянул шею, громко прокричал, взмахнул огромными крыльями и взлетел в облаке брызг. Приземлился на песчаный берег и… обернулся девушкой с зелёными глазами, веснушками на бледных щеках и длинными волосами цвета меди.

Я ахнула. Мне с детства снился этот сон. Я всегда думала, что на меня слишком сильное впечатление произвела сказка про царевну-лебедь, вот и снилось потом всякое. Но на самом деле в глубине души я всегда знала, что это я.

Я — лебедь.

И у меня действительно зелёные глаза, веснушки и волосы цвета меди — в отличие от прочих родственников. Иногда я даже думала, не подменили ли меня в роддоме, настолько сильно я от них отличалась — во всём.

«Нет, тебя не подменили. И твоей маме недаром приснился тот сон. “Ала”означает “лебедь” на древнем языке, который сейчас называют ирландским. У твоей матери есть капелька древней крови, поэтому ты и смогла прийти в этот мир снова через неё. Ты наследница древнего рода — и пришло время вспомнить себя».

Откуда-то из самого нутра вырвался вопль «Не-е-е-е-е-ет!». Часть меня почему-то пришла в дикую панику и хотела немедленно удрать. Но я не могла сдвинуться с места. Да и вопль, скорее всего, был безмолвным. Другая часть меня понимала бесполезность сопротивления и просто обречённо наблюдала.

* * *

— Иллорна, вам нужно немедленно уходить! — раздался тихий голос за спиной. — Они захватили деревню, но на самом деле им нужны вы. Уходите!

Я смотрела вниз с холма на деревню, где разгорался пожар. На фоне пламени метались тени — пеших и всадников. Раздавались крики, звон клинков, ржание лошадей и треск обрушивающихся построек. Деревня была слишком далеко, чтобы разглядеть происходящее там глазами, но я-то смотрела внутренним взором. И видела — знала! — то, чего не знал Эй.

— Они захватили жителей в заложники, Эй, — ответила я. — Они будут убивать детей, по одному, пока я не выйду к ним.

Он заскрипел зубами.

— Значит, такова воля богов! Жители всё равно обречены.

Обречены… Я знала, что это правда. И обречены не только жители этой деревни. Обречён весь мир. Привычный мировой порядок рушится. Время друидов уходит. Мы ещё не проиграли окончательно, но это непременно произойдёт. И нет смысла противиться переменам: в конце концов, смерть — это не только конец, но и новое начало. Без смерти не будет рождения. Нужно уйти сейчас, чтобы вернуться потом. Ведь время закручено в спираль — и всё повторяется. Когда-нибудь мир снова поменяется, и мы сможем вернуться и взять верх над нынешними победителями.

— Эй, моё время пришло, — спокойно сказала я и пришпорила коня. — Забери Дану и воспитай её. Обучи её как следует, и пусть она передаст знания дальше, но сохранит их в тайне. Когда-нибудь мы вернёмся.

Я в последний раз оглянулась на свёрток в руках Киры, внутри которого посапывала моя двухмесячная дочь. Трудно ей придётся без матери. Но у каждого своя судьба…

Я ударила коня пятками, и он сорвался в галоп. Я точно знала, что ждёт меня в деревне, и знала, что от судьбы не убежишь.

— Стойте! — крикнула я, завидев высокую тощую фигуру в чёрном плаще и с большим деревянным крестом на груди. — Отпустите детей! Вы ведь меня ищете.

Я спрыгнула с коня, шлёпнула его по крупу, и он послушно помчался назад.

— Ну надо же, сама иллорна Ала почтила нас своим визитом! — Диакон Айрих широко ухмыльнулся, показывая редкие зубы. — А я в вас не ошибся. Ведите всех сюда!

Он махнул рукой, и стражники, подгоняя копьями, подвели сбившихся в кучу жителей поближе.

— Ну что, убедились? — спросил диакон. — Ничего она не может сделать! Нет у неё никакой магии! И никакие боги её не защищают! Не верите? Схватите её, — бросил он стражникам.

Я позволила себя схватить и привязать к столбу.

Диакон выхватил у одного из стражников клинок.

— Это богомерзкая ведьма! Она творила человеческие жертвоприношения! И за это меч Божий покарает её!

Он вонзил меч мне в грудь. Наши лица оказались на расстоянии вытянутой руки.

Я сдержала крик и посмотрела прямо в глаза диакона.

— Мы ещё встретимся, — пообещала я, криво ухмыляясь, и оборвала нить, связывающую душу с телом.

* * *

Не-е-е-е-е-ет!

Я стиснула кулаки, впиваясь ногтями в кожу и с трудом открыла глаза. Я тяжело дышала, сердце бухало в груди.

Бред какой-то. Тихо шифером шурша, едет крыша не спеша…

Я посмотрела на дуб. Ну дуб и дуб. Ну вырос среди яблонь — и что? Какого чёрта меня сюда принесло и что за дичь мне мерещится среди бела дня? Мало мне было голосов в голове, так теперь ещё и картинки…

А может… к врачу сходить? Пусть таблетки какие-нибудь выпишут. Пока я окончательно не спятила…

Я развернулась и вышла на ближайшую тропинку. Уж куда-нибудь да выведет, тут всё-таки сад, а не лес.

Загрузка...