Низкая литература

На кровати с просевшими пружинами было обнаружено углеродной формы жизни тело, более менее здоровое, пышущее витализмом себе под нос. Окутанное шлафроком, родина которого Турция, оно отомкнуло правый глаз, как бы оценивая внешнее состояние своей халупы. Ничего увидеть не удалось кроме бьющего луча света из дырявой занавески на окне. Настолько холодным был тот луч, что покрыл мурашками лежащее на кровати мясное чучело с щелкающими лопатками. Дрожали даже пальцы ног, в которых были короткие артерии, потому те были постоянно холодными и закоснелыми. Его имя ему не нравилось, так что он о себе любил говорить о себе и называть себя "Я". Казалось, имени у него вовсе не было, никто его не знал, как и самого гордого обладателя такого титула. Но своим "Я" он не обладал. Да оно ему и ни к чему. Предстояло еще вспомнить, как он выглядит и другие сбивающие с толка составляющие живого существа. Лица своего он не видел, зеркала больно дорогие, природное зеркало в виде воды всегда мутило изображение, даже нельзя было сказать, что у тела было хотя бы лицо. "Я" вот тоже не знал и потому встал с кровати, натянув на себя турецкий халат, стал переваливать свои дремучие покрытые мхом ноги по мозолистому паркету. Перетаскивая через силу ногу та шуршала о пол. На лобке у "Я" было немного засохшей окаменевшей спермы, будто она взялась из прекрасного сна или прошлой жизни, которая предавалась смыслу только в моменты наслаждения. "Я" ударился о стену, встретившись носом с голой стеной без обоев, левой рукой он прошел через дверную раму, а всё остальное тело за ней. Коридор власти полный ничем и никогда, но в котором через присутствие отражался великий ангст, который ощутить можно, будучи только в чреве матери. Неужели "Я" сейчас заново рожусь? И куда "Я" иду? Без лишних вопросов, он направляется к выходу, к трансгрессии. Разве люди не рождаются сильными героями? Ты думаешь ты герой? Героями рождаются из мифов, из глубокой ночи лона. Ты никто, если не стал легендой или признанным гением. С такими шансами никогда не станешь. То что ты таков, попросту травма рождения, именно так. А кто готов поспорить? Неожиданно прошел ток в черной субстанции мозга прямиком на станции Варолиевого моста. Судорожно двигая глаза "Я" никого не нашел. Ты меня ищешь что ли?

"Я": Кого тебя?

Ты (таламус): Ну, центр "тебя".

"Я": "Центр"? У меня в центре желудок.

Ты (таламус): Чисто технически так и есть, но ты не задумывался, откуда проистекает все твое "Я"?

"Я": Только не говори, что из какой-то штуки, которая по размеру как грецкий орех.

Ты (таламус): Физиологически оно может и так, но такая есть не только у людей. Откуда у тебя есть возможность осмысленно говорить, инстинктивно искать смысл и отождествлять противоречие и противоположность? Ты знаешь кто "Ты"? Ты знаешь кто ты? Почему я тебя вообще окликнул с таким вопросом, ты знаешь почему?

"Я": Ну, скорее всего разум мне был подарен богом? Почему ты задаёшь мне такие вопросы?

Ты (таламус): Потому что я создан задавать вопросы. Тебе от меня была дадена логика, чтобы ты больше сомневался и догадывался о некоторых феноменах. В некотором смысле я и есть твой бог. Почему, по-твоему, высшие силы в примитивных мифах и культурах антропоморфны? Потому что я заставлял вас видеть человеческое в другом, заставлял вас рационализировать феномены, в которых вы не могли сомневаться.

"Я": Значит и ты повинен в том, что после прихода определённых нарративов всё погрузилось во тьму? То есть именно ты сводишь с ума людей по мере эволюционирования?

Ты (таламус): Сводит людей другой герой гранатины – гипофиз. Правда, там целый ворох переворачиваемых предметов, но гипофиз в основе, он источник психозов.

Ну ты и безумец конечно. Гипоталамус, выделив гормон голода, послал сигнал через блуждающий нерв прямо в резиденцию желудка. Но в доме из еды была лишь шпаклёвка, бетон и еле видный лучик холодного света, бьющего из дырявой занавески. А не забыл ли "Я" случаем открыть глаза? Это я вижу по памяти или действительно изображение коснулось моего зрачка? "Я" пытаюсь схватить глазами. Видимо они были открыты всё это время. Он провёл рукой по стене в поиске выключателя, на моменте где его ударило током прямо по обескровленным пальцам, "Я" понял, что он на верном пути. Яркой обугливающей вспышкой на миг удалось узреть, что находится вокруг да около. А именно пустое пыльное пространство со склянками на полу и парой стульев в углу. Для кого? Даже "Я" не знаю. Надеюсь, он меня узнает. В конце, как финиш в смерть, было дверь на улицу. Ту улицу, что когда-то была пустырем, а еще раньше была пустыней. Но сейчас там находился "Я". Все дома и здания освещали фонари, под которыми "Я" отбрасывал то великую тень, то куцую. Из одного ареала света в другой переплывать было непросто, даже не смотря на то, что только что "Я" упал лицом на мощёную каменную дорогу прямо как в золотые годы Рима. Возможно, именно эта туда и вела. От одной мостовой к другой к "Я" подошел вокзал, на котором выпивали три или четыре человека. Они о чем-то говорили, но слышно было лишь "Гегель" и "трансцендентально". Интересно, о чём это они. Внимание привлекало нечто в закоулке, сжимающемся и щелевом, как потрох старой девы. "Я" поднялся кое как, да пошел туда, где черти водятся. Там был пологий овраг, что спускается в какое-то помещение. Застать там наркоманов было совсем не удивлением, а большой удачей, ведь один из них протянул мне марку. МФТП нейротоксин с примесями неизвестных наркотиков. "Я" навзничь упал как разрушенная статуя весь в тряске, мои пальцы то сворачивались в крючки, то могли оскорбить глухого на языке жестов. И погрузившись в полумрак, мне открылась полуправда. Бог тоже личность. У Него есть чувства и психика. Ему тоже иногда нужно есть. Но Он все же не идеален. Это Он был придуман по образу человека. Бесконечно безумный биполярный Высший Инженер сваял на сваях мне мир. Мост между Ним и вселенной это "Я". Мою лимбическую систему раздражал едкий токсичный запах, похожий на свежую краску. Даже полипы в моем носу запузырились. И пока шизофрения кусала мои синапсы, сжигая нейромедиаторы, во мне зрело солнце. Да таких размеров, что было чуть больше той звезды светящей днём, и чей свет луна отражает ночью. Луна - символ кастрата как повинность силе доминанта, обжигающего своим членом. Никакой Геракл не свергнет его. Так много дофамина выделила черная субстанция, что "Я" влюбился в это чувство. Мне хотелось все больше, как истеричной проститутке всегда не хватает внимания со стороны. Она вожделеет, чтобы ее ткани яростно отжимали и сквернословили при этом. Страсть это товар что вызывает смех и боль одновременно, нумерическая система обмена в которой жизнь исчисляется подхваченной заразой. А "Я" всё ещё лежал с чувством одурманенной нимфетки, которую обещают любить всю жизнь, аки Сарразин. В меня проникали жуки интрадермально, кололи каждую клеточку тела, начиная с лобной доли и кончая в четырехтысячном нервном окончании моего пениса. Почему "Я" такой влажный? Это был мой путь до того чтобы родиться? Стать хордовым прямоходящим с кожным покровом и обтекать кровью. Странная доля выпала на судьбу "Я", мойры зачастили с экспериментами.

Globus pallidus: Слушай, а положи руки себе на шею и задуши себя?

Из базальных ганглиев ток перетек в мозолистое тельце.

Мозолистое тельце: Конечно, дружище.

"Я" закинул руки на место галстука, разжигая путамен, стараясь сжать глотку. Как повезло, что паркинсон не позволяет задушить себя. Задушить. Перекрыл бы кислород всем в этом мире. А сколько у меня серого вещества в мозге? Больше чем у среднестатистического мужчины? Возможно и такое. Меня наконец-то отпустило действие наркотика с нейротоксином. "Я" обнаружил на себе то, что совсем не обнаружил одежды. Полностью наг. Даже маргинальных субъектов поблизости не осталось. "Я" встал кое как на свои опухшие покрытые волдырями и свежими порезами, из которых кровоточило вперемешку с гнилью ноги. Нашел брезент и окутался в него, стал похож на Диогена, только бочку заменял мусорный бак. Да и дело с ним, у меня ведь есть свой дом. Обветшалый, изношенный, ветхий днями, допотопный, вынесший все горести и проклятья, родной и знакомый, пьедестальный, изнеможённый, звёздный, дремучий, агнцевый, тревожно ыжлый йодный дом. В котором казалось когда-то родился мессия Христос. Окружённый любовью Иосифа и Марии, преследованный волхвами. Та самая кровать, на которой просели пружины. Окно с дырявой занавеской. Но поскольку было светло, открылись еще два значимых предмета. Завязанная в узел веревка и табурет с тремя ножками, который стоял лишь на чуде. Как и я уже стоял на нем, продевая свою варикозную шею сквозь петлю и проповедуя пропедевтику о материи Декарта. Один шаг вперед и начнётся что-то невообразимое. И шаг был сделан. Тут же мне пережало выю, кровь приливала в голову и губы, все лицо покрылось синевой голубики, дергание ног раскачивало меня из стороны в сторону до тех пор, пока странгуляционная борозда не проступила, и не наступил великий смог из сломанной подъязычной кости, застилающий белый свет. "Я" повесился. Ничего уже нет, никогда не будет снова. Меня убило чувство неполноценности, охота за новыми ощущениями и полнейшее безрассудство. И пропащая любовь, которую "Я" так вожделел. Шум в ушах перебивается тишиной. Открылся мрак, тёмный как пещера сознания, или же ракушка, в коей жемчужина за пределами которой ничего. Мы можем знать вещи только в рамках наших форм понимания, как они связаны с нами. Поэтому мы не можем знать вещи такими, какие они есть сами по себе. Тот чувак в самом деле был прав. Как и "Я" не знал своего имени. Возможно, его бы звали Дэвид Стоув, но не сейчас. Потому что веревка оборвалась, и как из бельведера с ошеломительным грохотом обрушился мир под рёбрами. Насчет мира снаружи был неуверен, но все же боль была вполне настоящей. "Я" пытался встать на руки, но они тряслись так, словно им как марионеткой управлял мелкий паяц, который скоморошно перед друзьями издевается над чувствами куклы. Так и лежа в позе рака поднимаясь по позвоночнику "Я" чуть не хватил сердечный приступ. Возможно "Я" был стар до ужаса, как Мафусаил, а то и годился бы ему в отцы. Захотелось "Я" на себя посмотреть, да зеркала в доме у него не было. Единственная отражающая поверхность в халупе - его глаза. Неизвестно узкие или широкие, карие или голубые, умные или глупые, но там читалась душа "Я". По рукам было непонятно, старый ли "Я" или молодой, ведь они были испещрены целой сетью мелких шрамов, тряслись то ли от наркотической зависимости, то ли от шаткости мозга. "Я" придумал гениальную мысль, опорожнить мочевой пузырь прямо на пол и полюбоваться одной из своих субличностей. Что и было сделано. Правда смущала крохотность размеров, впрочем, это не так важно как понять себя. Посмотрелся "Я" в отражение в луже и увидел... Ничего? Ничего не увидел. Почему? Может суть "Я" не в телесности, а в разумности? Не обязательно как-то выглядеть, чтобы быть человечным. Опыт получает каждая тварь, будь то спекулятивный, трансцендентальные априорные формы чувственности, синтетический и так далее. Человека делает человеком не лицо, но словесность. А "Я" был довольно красноречив, слов ему не занимать. Был? До сих пор является. Хотя в луже были видны очертания какой-то феминности, как опавшее лицо кастрата. Может так казалось. В любом случае "Я" уже отлип от ужасающей лужи, которая не смогла раскрыть Das Man. Завёрнутым в брезент быть довольно нелепо, так что пришлось взять другую одежду, которую от лапсердака отличало разве что ничего. Равнины, дырки, потертости. Была толика своего шарма, конечно, но показываться в среднем буржуазном обществе непозволительно. "Я" снова вышел из дома. Снова по мостовой пошёл мелкими шажками через палящее солнце. Пытаюсь оторвать ногу от земли, вроде, получается, иду дальше. Ногам так мучительно больно, возможно шагать лишь по мелкому сантиметру, ощущение такое, что в них целое землетрясение, жильцы крайне недовольны и сверлят стены. Чувствую тепло солнечного вечно пожирающего ануса, потею, воняю, загниваю, интериоризированно проваливаюсь. И все равно отойти не могу из-за боли. «Сукины проклятые дети» "Я" хотел произнести вслух, но рядом проходило несколько ребятишек. Не обращая на "Я" внимания они прошли прямо сквозь. Тут и стало ясно. Бестелесным духом "Я" обернулся. Либо же они. Ударив близ стоящую стену, кою кулак не прошел насквозь, "Я" почувствовал боль. Ту самую первобытную, которая заставляла бояться, возбуждаться, колеть от злости, тужиться, плакать, смеяться, недоумевать, краснеть, гореть. Ногами я всё больше отлипал от земли, сцепление ему было не страшно. Шагами описывая синусоид "Я" дошел до моста. В голове заиграл гавот Люлли. Спустившись в подмосток, как в театре, "Я" встал на колени и закрыл глаза. Вдруг воздух стал сухим, как в пустыне, и на грудь давит как каменная кровь жестокосердие губительное. Вдруг услышал речь на египетском языке. Отомкнув правый глаз "Я"...