Ночевка

Ходка была отличной. Всего пять слепышей встретилось по дороге до Кучи, и те были устранены без потерь, зато две Болванки, лежащие сейчас в контейнерах, неплохо грели душу даже в такой промозглый осенний день. Эмпирическим путем выяснили, что артефакты облегчают ношу примерно на восемь килограммов каждый, а это значит, что Сидорович отвалит за них где-то сто пятьдесят. Одно было плохо — припозднились сегодня, и придётся ночевать в заброшенном сарае между Свалкой и Кордоном.

Трое сталкеров готовились к ночлегу. Шомпол, тощий, ростом под два метра и в своих дурацких очках, делающих его глаза похожими на пару больших монет. Прижились только эти окуляры; у других по странному стечению обстоятельств трескались линзы или ломалась оправа. Таскал всевозможные деревяшки для костра. Аркан, среднего роста, с окладистой бородой и, наверное, косой саженью в плечах, самый старый и опытный из троицы, сидел на крыше сарая, смотрел за периметром и охранял вещи группы. Балагур, вечно неунывающий парень лет двадцати, но уже с седыми волосами, которые выставлялись из-под капюшона: как-то раз он зацепил жгучий пух лишь прядью, и на следующий день проснулся уже полностью седым. Готовил два спальных места в самом сухом углу.

Когда все приготовления были закончены, костёр потрескивал, а в котелке побулькивала греча с тушёнкой, источая аромат на весь сарай, на аперитив пошло сало местного производства, которое выменяли ещё в деревне, и три наполненных кружки с прозрачной.

Тост сказал Аркан, по обыкновению тот же, что и всегда:

—Ну, чтоб не в последний раз так собрались.

Троица чекнулась, залила в нутро почти синхронно, ухнула и, занюхав, закусила салом.

—А ничего, кабанчик, нагулял сальцо, — произнёс Балагур.

—Шеф своё дело знает, — сказал Аркан.

—Слушай, Шомпол, а ты нафига сегодня так изгибался, чтобы арт достать? Можно же было шмальнуть по нему — и всего делов.

—Зелен ты ещё, — поправив очки, ответил Шомпол. — Раскололась бы болванка — и что тогда? Это ладно по «Выверту» какому-нибудь или «Медузе».

—Вот ещё как, буду знать теперь.

—Учись, пока я жив.

—Сплюнь, — сказал Аркан. — Молодой, что там с ужином?

Балагур дул на гречу в ложке, а затем попробовал.

—Успеем ещё по одной, — усмехнулся салага.

Сказано — сделано, снова разлили по кружкам, выпили, не чекаясь, как полагается за тех, кто в Зоне навсегда.

Аркан отрезал сала и, вылив немного водки за дверь, положил недалеко кусок. Напарники уже привыкли к таким ритуалам своего старшего: по его словам, это для Чёрного сталкера, чтобы тот и впредь помогал.

Ароматная греча была разложена по тарелкам, и бродяги начали ужинать.

—Слушай, Аркан, — чавкая, начал говорить Балагур, — ты почему такой суеверный? Он ел быстро, почти не жуя, сразу глотал.

—А ты походи с мое, тогда и поймёшь. Зона ведь всё чувствует, кто к ней как относится.

—Да ладно, заливать.

—Вот тебе и ладно. Был у меня товарищ, тоже не верил, говорил: «В Зону — как на работу».

Молодой не жевал и слушал.

—И что с ним?

—В воронку попал. Мотай на ус.

Все замолчали. С ужином было покончено. Снова кружки и уже остатки сала.

—За Зону тогда, — сказал Шомпол.

Выпили.

—А хотите анекдот? Свежий, только вчера услышал.

—Ну, трави.

—Один «свободовец» говорит другому: «Знаешь, я больше никогда... никогда в жизни не буду есть грибы!» — «Это почему же?» — «А я им вчера пообещал...»

—Ахаххаха! — прыснул Шомпол.

Аркан усмехнулся в бороду.

—Да, Шомпол, что бы мы с тобой делали, если б не взяли Балагура, со скуки ведь померли.

—А то, — усмехнулся сталкер.

Балагур только улыбался,радуясь похвале.

Аркан разлил остатки бутылки и произнёс:

—За оптимизм.

Все снова выпили.

—Мужики, а расскажите байку.

—Байку говоришь? Про Волкодава слыхал?

—Неа.

—Есть у слепышей иногда в стае вожак — Волкодав, чёрная такая здоровая псина, не спутаешь. Слепыши, ведь знаешь, стаями до пяти обычно, а с этой тварью могут и до десяти, иногда и больше. Он вроде ими управляет, что ли, и выбирает сталкеров, кто поодиночке ходит или в лагере подальше от других.

Балагур был весь во внимании и не заметил, как рука Шомпола ухватила его за лодыжку.

—Ааа, твою мать!

—Хахахахаха!

—Да иди ты! — насупился молодой.

—Ладно тебе.

—Посидели, пора и честь знать. Так, Балагур, ты до двух дежуришь; Шомпол, ты с двух до четырёх, а я уж в собачью смену. В семь подъём, собираемся и к Сидору. За костром следи.

—Хорошо, спокойной ночи.

—Давай, бди.

Балагур сел спиной к костру, поудобнее перехватив дробовик, и посматривал в тёмный проём двери. Где-то вдали был слышен одинокий вой, шумели верхушки деревьев, потревоженные ветром. В такие моменты Балагур вспоминал свои походы вместе с дедом и чувствовал, что сейчас он там, где должен быть.