Ночная радуга

Был один художник, который рисовал радугу. Дело с виду простое, да не очень. Казалось бы, ступай в магазин и покупай краски: кармин — красный, сангина — оранжевый, крон — жёлтый, хром — зелёный, голубой ультрамарин, индиго-синее, а метилвиолет — фиолетовый. И больше ничего не надо. Берёшь кисть и рисуешь, повторяя всем знакомую приговорку: "Каждый охотник желает знать, где сидит фазан". Только художник, который рисовал радугу, был не таков. Неинтересно ему казалось краски в магазине покупать, поэтому он каждый раз что-нибудь особенное придумывал.

Сначала он нарисовал ягодную радугу. Собрал алой костяники, с корявого облепихового куста наобдирал оранжевой облепихи, на болотце сыскал жёлтой морошки, в саду у соседей спросил зелёного крыжовника, сбегал в лес за голубикой и черникой, которая только по имени чёрная, а на деле — синяя. И для самой последней полоски нашёл в бору сизого можжевельника. Непросто было столько разных ягод найти, зато и радуга получилась — и загляденье, и объеденье.

Другой раз художник составил грибную радугу. Макнет кисть в грибную шляпку — проведёт цветную полосу. В лесу сыроежек видимо-невидимо: и красных, и жёлтых, и зеленушек. Другие краски в грибах найти сложнее, но в том самый интерес и есть. Не всякий может раздобыть синюшный гриб, да чернильный гриб или оранжевый паутинник, что незнающий грибник за поганку принимает. А ведь нужно ещё отыскать в ивняке тонкий млечник с горьким голубым соком. Иначе, без голубой-то краски, не радуга нарисуется, а одно название.

Зато уж когда радуга получится как следует!.. Сама в полнеба, справа солнце, слева дождь, и на весь мир пахнет грибами. Люди на улицу выбегают, стоят, задрав головы. Дети кричат: "Радуга-дуга!", — а те, кто постарше, смекают: "Эге, да это грибной дождь! Пойду поищу, куда я засунул свою корзину..."

Даже из драки и то художник сделал радугу. Красный — юшка из разбитого носа. Оранжевый — веснушки на разбитом носу. А остальные цвета?.. Никогда не догадаетесь! — а художник придумал. После драки синяк остался под глазом, так сначала он был фиолетовым, потом синим, потом голубым, ещё через день — позеленел, а под конец стал жёлтым. Чем не радуга?

Так и жил художник, и только одно его печалило: ужасно хотелось нарисовать ночную радугу, а никак не получалось. Что поделаешь, если радуги ночью не бывает. Ночью один цвет бывает — чёрный.

Но художник и здесь выход нашёл. Взял самую тонюсенькую беличью кисточку, протянул руку к небу и коснулся яркой звезды. Звёзд на небосклоне много — и все разноцветные. Вега — голубая, Антарес — кровавый, Арктур — апельсиновый, Капелла и Поллукс — золотистые, Регул — ярко-синий. У многих звёзд художник и названий не знал, но цвет-то видел и кисточкой к ней тянулся. Нашёл даже зелёное светило спектрального класса F-5 (кто не знает, что это значит — пусть спросит у знакомого звездочёта). А с фиолетовым цветом вышла у художника ошибка. Фиолетовых звёзд на небе много, но видно их плохо, потому что фиолетовый цвет на чёрном не сразу и различишь. И всё-таки выбрал художник безымянную звёздочку класса 0 и тронул её кистью, чтобы краски набрать. И не заметил, как дрогнула его рука, и кисть коснулась не звезды, а темноты. Напиталась кисть чёрной ночью, и едва художник хотел на картине последнюю полосу провести, как растеклась тьма по всей радуге, зачернила звонкий спектр, и получилась радуга не цветная, а грязная. Вместо красного цвета — бурый, вместо оранжевого — коричневый, вместо жёлтого — серый, вместо зелёного — хаки, вместо голубого — асфальтовый, а вместо синего и фиолетового — угольный и сажевый. Такая вот радуга.

Художник с досады кисть бросил и убежал из мастерской, а серая радуга одна осталась. Посмотрела она на себя в зеркало и заплакала чёрными слезами от жалости к самой себе. Кому она нужна — такая замарашка?

Соскользнула радуга с картины, забилась под шкаф, чтобы даже случайно никто её не заметил. А как настала густая ночь, проползла грязная ночная радуга под дверь и пошла куда глаза не глядят и ноги не идут. Улицей шла, полем и лесом, и всё глаза никуда не глядели: нигде нет места грязной радуге.

Между тем утро подошло, вокруг рассветлелось, птицы начали голоса пробовать, люди просыпаться. Остановилась радуга на берегу речки, перекинулась с берега на берег и так решила: "Буду тут стоять, да на себя смотреть, а как совсем невмоготу станет — тут и утоплюсь. Речки, правда, жалко — вон она какая прозрачная, а станет мутная и нечистая".

Так грязная радуга стояла над рекой, то наклоняясь к самой воде, то отшатываясь в испуге. И совсем уже собралась в омут прыгать, как появился на берегу вихрастый мальчишка, тот самый, у которого синяк под глазом разводами был. Увидал радугу, хмыкнул непонятно на мальчишеском языке, пожал плечами и — топ-топ, шлёп-шлёп — перебежал на другой берег и помчался дальше по важным мальчишеским делам.

Такого позора ещё никогда и ни с кем не бывало! По радуге только солнце кататься может, да и то сначала дождиком умывшись, потому что чище радуги ничего на свете нет. А чтобы мальчишки как по мосту гоняли... босыми ногами, немытыми пятками... Ни одна радуга такого не позволит, никого близко к себе не подпустит.

Но звездная радуга даже не огорчилась.

"Так мне и надо, замарашке противной, — подумала она. — Никому я не нужна, никто мне не радуется, вот и пусть ногами топчут, всё равно хуже не испачкают, я и так уже грязнее грязи."

Закрыла радуга глаза и замерла словно неживая. Но в воду бросаться не стала. Мальчишка-то назад побежит, как ему без мостика домой попасть?

За этот длинный день кто только на радугу ногой не наступал: девочка в баретках, другая в сандалетках, солдат в сапогах, старушка в ботиках и даже лошадь в стальных подковах.

А вечером пришёл к реке старый плотник, посидел у воды, покачал головой, сказал: "Красивый мостик, ну прямо как радуга, вот только цвет подкачал...", - а потом приделал радуге точёные перильца; накрепко приколотил железными гвоздями.

Вонзились блестящие гвозди в нежную плоть, накрепко пришили радугу к струганной деревяшке.

И не надо думать, будто радуге больно не бывает. Иной раз простое слово побольней гвоздя ранит.

Обвисла грязная радуга на перилах. Теперь ни в небо улететь, ни в воду броситься — стой как в землю вкопанная.

Ночь отмаялась, а наутро ещё ужасней дело приключилось. Старик вернулся и покрасил перильца ласковой бежевой краской. А потом и саму радугу принялся красить. Чужая краска для радуги — верная гибель. Нет в радужном спектре такого цвета — бежевого.

"Ну и пусть умру, — решила радуга. — Всё равно меня уже нет".

Только и тут по-иному вышло. Проступила наружу ночная тьма, чёрная копоть, съела бежевый цвет, испортила плотнику работу. Так и осталась бывшая радуга грязной.

Но старый плотник был упрям. "Верно, плохая краска попалась", — решил он и пошёл за другой банкой.

"Он не злой, — уговаривала себя радуга. — Он просто не знает, кто я такая. Он добра хочет и оттого мучает меня беспощадно..."

День за днем приходил плотник к реке, приносил самые чистые нарядные краски, красил радугу в разные цвета, а полночная чернь портила дело. Радуга уже и вздрагивать перестала от прикосновения малярной кисти. Не привыкла, конечно, но обтерпелась. А люди ходили по радуге как по мосту и думали, что так было всегда.

Однажды среди прохожих радуга увидела художника. Он спустился к воде, присел на камушек и сказал печально:

— Боже мой, до чего этот мостик похож на мою самую лучшую радугу!

— Так не может быть, — сказала радуга. — Радуга должна быть яркой, и у неё не бывает перил.

— На картине бывает всё, — возразил художник.

— Кроме грязной радуги, — поправила радуга.

— У меня дрогнула рука, — пожаловался художник, — и я испортил мою лучшую картину. Я очень хочу поправить беду. Я собрал девятьсот тысяч семнадцать разных растворителей. Может быть, они сумеют отмыть ночную черноту.

— Ночную черноту не отмоет никакой растворитель, — прошептала радуга, — и ничто не смоет приржавевших гвоздей и следов чужих ног... Я думаю, — твоя радуга умерла.

Художник услышал эти слова и заплакал. И радуга заплакала тоже. Впервые она плакала не о своей несчастной судьбе, а о горе другого человека. Поэтому некому было увидеть, как светлые слёзы смывают вечную черноту, которую ничто не могло ни закрасить, ни обесцветить, ни растворить. А из-под грязи выступает звездный блеск и чистые краски, которые приносил упрямый плотник.

Художник поднял голову и увидал небывалую, невозможную радугу. Самая большая, самая нарядная радуга обязательно уместится в семь полос. А тут... художник смотрел и не верил глазам: над рекой сияла бирюзовая полоса, следом — красная, за ней — жемчужная, потом оранжевая, васильковая, желтая, малиновая, зелёная, муаровая, голубая, белая, каряя, синяя, палевая, малахитовая, фиолетовая, янтарная, сиреневая, лимонная, бордовая, смарагдовая, розовая, лазоревая, серебристая, лиловая!.. а сверху точёные бежевые перильца, каких и вовсе не бывает.

— Ни на одной картине я не видал такого, — сказал художник. — Значит, в жизни случаются вещи ещё чудесней, чем на картинах. Только почему ты стоишь на земле, а не висишь в небе?

— Не знаю, — ответила небывалая радуга. — Наверное потому, что здесь мой дом.

Тем дело и кончилось. Небывалая радуга осталась на берегу реки. Её и сейчас можно там увидеть и даже, если ноги чистые, перебраться по ней на другой берег. Но это днём. А ночью, когда появляются на небосклоне Вега и Антарес, Капелла и Поллукс, радугу на месте не найти. В это время она вспоминает, что она — ночная радуга и должна парить среди

звёзд.

Не верите? Тогда попробуйте выйти на улицу августовской полночью и посмотреть на небо.