Ночной смотритель

Ветер задувал в уши и швырял гнилые листья прямо в лицо.

Клубы пара и сигаретного дыма заползали под очки, затуманивая взгляд.

От подземной стоянки тянуло тёплым, влажным воздухом — смесью плесени, бензина и усталости.

Мимо прошуршал розовый “Джип”, лениво мигнув аварийками.

Чёрт меня дёрнул подменить Игоря в Хеллоуинскую ночь.

Сидел бы дома — читал Желязны, “Ночь в одиноком октябре”.

Или пошёл бы в общагу — пил с прекрасными людьми.

Но нет — дружба то еще бремя.

Пока Игорь вымаливает у своей миледи внимание, кому-то приходится работать.

Мне.

Сука!

Я забыл книгу.

Вскинув руки с легким вскриком “ъуъ”,я поправил выпавший наушник.

Динамик хрипел, гитары песочили на верхах. Бычок, вращаясь, полетел в урну. Красные угольки брызнули и исчезли в железной пасти.

Я прогремел ключами — и пошёл дождь. Мелкий, мерзкий, похожий на туман, который сразу оседает.

Прекрасная пятница.

Лучше бы это был вечер с Пятницей, — хмыкнул я.

Наверняка Игорь сейчас нежится в лучах заслуженного внимания.

Ну что ж, пусть. Надеюсь, клиенты стоянки не будут вести себя так же.

Вообще-то я тут не работаю.

Я — камера наблюдения с функцией “поднять шлагбаум”.

Игорь пообещал пять тысяч за восемь часов болванчика.

Самая идиотская подработка в моей жизни.

Хотя, если вспомнить армию… принцип тот же. Только без “Стой, кто идёт”.

Я спустился к сторожке.

Небольшая будка из серого металла и стекла стояла у самого въезда.

Снаружи — облупленная краска, ржавчина по углам, крошечный навес из профнастила, с которого вечно капала вода.

Внутри — тесно. Стол, пульт шлагбаума, старый монитор на четыре камеры, термос, кружки, журнал учёта.

Облезлый стул, гудящий обогреватель.

Пахло пылью, сигаретами и влажным бетоном.

На полу — прорезиненный коврик с въевшейся грязью, в углу — пустая бутылка из-под минералки.

Из окна виден пандус — бетонная глотка, где гул машин сливается с капающей водой.

Свет холодный, бело-голубой. Лампа моргает.

На двери — табличка “Охрана”, с перекошенной буквой “О”.

В углу одного из мониторов маячило время. Часы показывали 21:00. Скука и скользящие в сумраке машины были моими соглядатаями.

В 23:06 поток машин из маленького ручейка стал капельками, а затем и вовсе наступило затишье. Я закурил прямо в будке. Ну а что они мне сделают? Уволят что ли. Пффф.

Ночь в самом разгаре.

Жаль, что вот это все вокруг - моя единственная радость на эту ночь. Телефон устал он работы с тики-токами. И грустно сыпал уведомлениями какого-то студенческого чата с подробным отчетом о попойке. Раздражающе подергиваясь на зарядке, как недобитая моль.

В полночь, я уже откровенно начал щемить. Но в окошко сторожки постучали. Расщепив слипшиеся от сонных слез веки, я открыл окошко. Первое что я увидел кулон в виде льва и очень-очень бодрящий вырез. Я с большим трудом вспомнил, что это называется декольте.В окошко же дохнуло весной и ромашками. Без всякой химозы, просто запах цветов.

Я аж закашлялся, запах курева стал невыносимым и душным и без того душной сторожке. Затем она заглянула в окошко:

— Извините, — у неё был низкий бархатный голос, вызывающий странное ощущение, будто кисточка щекочет внутри головы. — Прошу прощения, вы не могли бы передать этот платок?

Я кивнул, ибо не было желания портить её голос звучанием своего. Она улыбнулась и положила аккуратно сложенный белый платок прямо в мою руку. На кипельно-белом платке красовался след от алой помады её губ.

— Спасибо — только и сказала она, улыбнувшись. А потом исчезла будто ее и не было никогда.

— А кому?! Кому я должен это передать? - спросил я себя вслух, окончательно проснувшись. Посмотрел на мониторы камер — ни на одной ни души — Все чудесатее и чудесатее— процитировал классику я и начал рассматривать платок. От него несло таким запахом весны, что все эти порошки “Персил” и “Тайды” были пародиями на пародию.

Курить почему-то не хотелось. Каким-то невнятным образом не хотелось замызгать этот запах едким дымом и это желание было сильней никотиновой ломки. В башке мелькали образы схватки самой лучшей палки с крапивой, лазанья по деревьям и вкус дальних странствий, не отходя от дома.

Но крутить кремниевое колесико зажигалки доставляло удовольствие. И в очередной скрежет кремния, свет в сторожке мигнув -погас, вспыхнуло пламя зажигалки, а затем озарив нечто у стенки, погасла и зажигалка.

— Я вновь опоздал. — Голос был равнодушен, словно удар молота в бесконечную рельсу.

— Вы здесь по работе?

— Нет. Ещё не время.

— Если вы про девушку, —неловко начал я — то она ушла прямо перед вашим приходом...

— Так всегда. — ответил голос. Я не увидел улыбки, я ее почувствовал. Как чувствуешь, как у собеседника, подымается уголок губы.

— Однажды вы всё-таки её нагоните, — зачем-то утешил его я.— Ах, да. Меня попросили передать это.

Пространство в темноте слегка движется и я чувствую, как воздух движется, толкая запах весны в мою сторону, а потом движение замирает:

— Её подарки всегда так хрупки.

Повисло тягучее молчание. Долгое, но спокойное.

— А она... она специально так делает? — рискнул я спросить.

Фигура в темноте едва заметно качнулась.

— Она не может иначе. Её природа — оставлять следы. Пятно варенья на скатерти. Зазубрина на лезвии. Отпечаток губ на стекле. Она создаёт узоры на всём, к чему прикасается. А моя природа — стирать их.

— Вечный спор художника и реставратора, — выдал я заумную фразу, сам удивившись.

— Нет, — парировал голос. — Вечный танец. Просто мы танцуем в разном ритме.

— Сигарету? — вдруг спрашиваю я.

— Можно— неожиданно соглашается собеседник. Колесико зажигалки подается неожиданно легко и прикуривая сигарету, протягиваю её в черноту. Её огонек озаряет жёлтый галстук, усеянный нелепо шагающими рыжими котятами.

— Прекрасный галстук. — не смог скрыть своего восхищения я.

— Думаешь?

— Уверен, — отвечаю я, не задумываясь.

— Курить вредно.

Я фыркнул. Неожиданно.

— А что вам, собственно, может навредить?

— Привычка, — последовал немедленный ответ. — Привычка — это повторяющийся узор. А я терпеть не могу повторений. Они напоминают мне, что время — это не прямая, а закольцованная спираль. И я снова и снова опаздываю.

Когда уголек сигареты у стенки погас. В сторожке зажегся свет. Часы на мониторе показывали 4:49. Я собрался было уже закрывать смену, как в окошко постучали. На пороге стоял уставший таксист.

— Мужчина, сигарету не найдётся?

Я молча протянул ему всю пачку. Он удивился, но взял одну.

— Спасибо. Хороший галстук у вас, — кивнул он и ушёл.

Я посмотрел на свой обычный чёрный свитер. И медленно провёл рукой по горлу.

На белом платке с алыми губами остался след пепла — единственное доказательство, что ночь была.