Нокаут для родины

Лас-Вегас, арена «Дворец Цезаря», октябрь 1980-го, ночь боя. Время истекает.

Я стою в центре ринга, слепящий свет прожекторов бьет в глаза, воздух тяжелый от запаха пота, крови и напряжения. Канаты слегка подрагивают от наших движений, мат под ногами липкий, испещренный следами жестокой схватки. Второй раунд подходит к концу. Мой младший брат, Алексей, стоит напротив, его взгляд пылает яростью, грудь вздымается, как у загнанного зверя, пот струится по лицу, капая на красные перчатки, сжатые в ожидании следующего удара. Я, Игорь Высоцкий, чемпион СССР, чувствую, как силы покидают тело, мышцы ноют от усталости, но отступать нельзя. Этот бой — не просто поединок, это наша судьба и судьба всего Советского Союза.

Толпа вокруг ревет, их крики обрушиваются, как лавина, давят на уши. В первом ряду мужчина в черном пиджаке, с сигарой в зубах, вскакивает с места, размахивая руками: «Врежь ему, Алексей, не тяни!» Рядом с ним молодая девушка в блестящем платье стучит кулаками по барьеру, ее голос срывается: «Сделай его, прямо сейчас!» Напряжение витает в воздухе, острое, как запах пороха. Пот жжет глаза, кровь из рассеченной брови стекает по щеке, но думать об этом некогда. Алексей делает шаг вперед, его движения тяжелые, но уверенные, как у машины, настроенной на разрушение.

Он рвется в атаку, нанося резкий джеб левой в лицо. Я пытаюсь уклониться, но кулак задевает скулу, боль вспыхивает, как искра, во рту появляется привкус металла. Не давая мне опомниться, он всаживает правый кросс в солнечное сплетение. Удар выбивает воздух из легких, я инстинктивно сгибаюсь, грудная клетка горит, ноги подкашиваются. Следующий удар — левый боковой в голову, я поднимаю защиту, но сила сотрясает руки, в ушах звенит, зрение на миг мутнеет. Толпа взрывается восторгом, их голоса сливаются в единый гул: «Давай, мочи его!» Рефери, крепкий мужчина с густыми бровями, хмурится и выкрикивает: «Контролируй удары, Алексей!» — но его слова тонут в реве арены.

Я оседаю на одно колено, мат подо мной холодный, скользкий от пота. Дыхание рвется, ребра пульсируют болью. Алексей нависает надо мной, его тень заслоняет свет прожекторов. Я заставляю себя подняться, мышцы протестуют, но воля сильнее. Он тут же атакует, правый хук летит в челюсть. Я едва успеваю подставить перчатку, удар отдается в запястье, отдавая болью в плечо. Следующий — левый в корпус, я отшатываюсь, но кулак все равно цепляет бок, заставляя меня скривиться, дыхание перехватывает. Толпа неистовствует, пожилой мужчина в шляпе, сидящий у края ринга, хлопает в ладоши и орет: «Гаси его, пока горячо!» Рефери делает шаг ближе, его взгляд острый, он поднимает руку, предупреждая: «Не нарушай, держи уровень!»

Алексей не сбавляет темп, его правый апперкот нацелен под подбородок. Я пытаюсь отвести голову, но удар задевает, челюсть хрустит, перед глазами мелькают искры. Я отступаю назад, спина упирается в канаты, их грубая текстура царапает кожу. Он продолжает атаку, левый джеб в лицо, я закрываюсь, но кулак пробивает защиту, задевая нос, кровь хлыщет, горячая и липкая. Толпа взрывается новым шквалом криков, парень в кепке бросает на ринг пустую пачку сигарет, орет: «Заканчивай, не тяни резину!» Мой тренер, Семеныч, с края ринга бьет кулаком по стойке, его лицо багровеет, голос хрипит: «Соберись, Игорь, не давай ему пространства!»

Алексей наступает, его левый боковой нацелен в висок. Я ныряю в сторону, но кулак задевает ухо, в голове гудит, как от удара колокола. Следом идет правый прямой в грудь, я пытаюсь блокировать, но сила удара отбрасывает меня к канатам. Еще один джеб левой в лицо, я оседаю, но удерживаюсь на ногах, цепляясь за канаты. Толпа беснуется, женщина с ярко накрашенными губами визжит, вставая с места: «Разнеси его в клочья!» Рефери наклоняется ко мне, его голос тверд, как сталь: «Можешь продолжать? Говори!» Я киваю, хотя голова плывет, а ноги кажутся ватными.

Алексей не дает передышки, его правый кросс летит в голову. Я поднимаю руки, но удар сотрясает защиту, отдавая в локти, я отшатываюсь. Следующий — левый в бок, кулак впивается в ребра, я выдыхаю с хрипом, боль разливается, как огонь. Еще один прямой правой в лицо, я уклоняюсь, но кулак задевает лоб, кожа лопается, кровь заливает глаза. Толпа ревет, как стая голодных волков, их крики «Раздави его!» эхом отдаются в ушах. Рефери делает знак Алексею, его тон резкий: «Держи дистанцию, без грязи!» — но тот лишь бросает на него короткий взгляд и продолжает атаку.

Я держусь из последних сил, ноги дрожат, но я не падаю, цепляясь за канаты, как за спасательный круг. Алексей наносит левый апперкот в корпус, я сгибаюсь, боль простреливает позвоночник, дышать почти невозможно. Следом — правый боковой в челюсть, я отклоняюсь, но удар задевает, кожа на скуле горит, кровь смешивается с потом. Он добавляет прямой левой в грудь, я отшатываюсь, спина снова врезается в канаты, их скрип звучит, как стон. Толпа не унимается, мужчина с татуировкой на шее размахивает пивной бутылкой, кричит: «Добей, не жалей!» Тренер Семеныч хватает полотенце, его голос надрывается: «Двигайся, Игорь, не стой на месте!»

Алексей, тяжело дыша, делает шаг вперед, его правый хук нацелен в голову. Я пытаюсь уйти влево, но кулак задевает висок, мир на миг темнеет, ноги подгибаются. Следующий — левый в ребра, боль взрывается, как бомба, я хриплю, сгибаясь. Еще один апперкот правой под челюсть, голова откидывается назад, во рту снова вкус крови. Толпа взрывается, группа молодых парней у барьера начинает скандировать: «Финиш! Финиш!»

Алексей отступает на полшага, его грудь вздымается, но в глазах нет сомнений. Он наносит левый джеб в лицо, я закрываюсь, но удар сотрясает руки, отдавая в плечи. Следом — правый кросс в бок, я пытаюсь откатиться, но кулак впивается в тело, мышцы кричат от боли. Еще один прямой левой в грудь, воздух вышибает из легких, я оседаю на колено. Толпа ревет, женщина в первом ряду, сжимая сумочку, кричит, ее голос срывается: «Закрой бой, сейчас же!» Тренер Семеныч наклоняется через канаты, его кулаки сжаты, лицо искажено беспокойством, он орет: «Вставай, Игорь, ты сильнее этого!». Я встаю.

Алексей делает еще один шаг, его правый апперкот летит в челюсть. Я пытаюсь блокировать, но удар проходит, голова дергается, боль ослепляет. Следующий — левый боковой в корпус, я сгибаюсь. Еще один прямой правой в лицо, я падаю на спину, мат встречает меня холодом. Толпа взрывается, как один огромный зверь, их крики «Конец, конец!» оглушают арену. Рефери наклоняется надо мной, его лицо строгое, он начинает отсчет, голос звучит, как удар молота: «Один!» Толпа на миг затихает, затем взрывается снова. «Два!» Я пытаюсь вдохнуть, боль режет грудь, как ножом. «Три!» Я сжимаю кулак, но тело не слушается, мышцы парализованы. «Четыре!» Кровь течет из носа, заливает рот, соленый привкус душит. «Пять!» Я пытаюсь подтянуть колено, ноги дрожат, как у новорожденного. «Шесть!» Толпа орет, их голоса сливаются в хаотичный гул. «Семь!» Я вижу Алексея в углу ринга, его кулаки все еще сжаты, взгляд холодный. «Восемь!» Рефери кричит, время тянется, как вечность. Я должен встать, но тело кричит от боли, разум цепляется за остатки воли. Если я не встану, на СССР полетят ядерные ракеты . «Девять!» Мой разум уходит в тень, к началу всего. Пока я лежу, память уходит в прошлое, оставляя мой подъем или падение в тени. «Все началось не здесь.»