- А так-то я, вообще-то, вампир… - Я коротко хохотнул. – А такси, это так, для души и, совсем немножечко, для разнообразия пропитания.
- Много вы уже вампиров сделали? – Сидящая на заднем сиденье женщина, зажатая между подружками, подалась вперед. – Много?
- Нет, никого не сделал. – Честно признался я. – Не хочу плодить пищевых конкурентов.
- А нас укусите? – Ее подружка слева, судя по крестику, вытатуированному в ложбинке между тяжелых грудей была бы не против, чтобы ее искусали.
Как впрочем и их соседка справа, сидящая, аки мышонок и уже сама не радостная, что разговор вильнул в эту сторону, но предвкушающая будущее приключение.
- Нет. Вас я не укушу. – Я плавно повернул руль и замер на светофоре, проклиная и московскую зиму, и московских дорожников, и московских пассажиров.
- Мы вам не понравились? – «Средняя» подалась вперед еще чуть-чуть, словно жаждая стать жертвой в будущей аварии. – Или вы не кусаете пьяных?
- Пьяных я кусаю, просто подобными вам – брезгую. – Сказал я честно, точно зная, что через поворот три этих телки, вызвавших «элит», уберутся из моей машины, зайдут в гостеприимно открытые двери ночного клуба и забудут обо мне, как о страшном сне, точнее, как просто о сне, потому что «страшный» тут совсем не я.
- «Подобных нам»?! – Женщины опешили. – Это какими такими, «подобными нам»?!
- Лесбиянками. – Я пожал плечами. – У вас кровь хоть и разных групп, но одинакового вкуса. Вот вы, лично, вы же не будете все время пить малиновый сок?
- Ну, мы никогда друг другу не наскучим! – Средняя пошла в атаку, забывая, что мне ее атака до лампочки, в принципе.
- По статистике, срок существования лесбийских пар от года до трех, реже – пяти – лет. – Я пожал плечами. – За это время у них не только циклы начинают совпадать, но и психические заболевания. Я уж не говорю о том, что недополучая положенного, кровь тоже становится пресной, а отсюда все эти болячки, от лечения которых тяжелыми препаратами, качество крови ничуть не улучшается…
Мягко пройдя поворот, старенький «мерин» остановился у входа в ночной луб и Мишанька бодрым кабанчиком кинулся открывать двери и выпускать моих пассажирок на свет божий.
На прощание, успел улыбнуться фирменным остроклыким оскалом последней из выходящих, заодно подмигнуть красным глазом.
А девочка молодец, дрогнула, но не заорала, не кинулась бежать.
Респект, что называется.
Высадив пассажирок, дождался, когда Мишанька закроет дверь и включил на полную вентиляцию – от дам нещадно разило алкоголем и не совсем чистым телом, вперемешку с убойными духами, говнохитом нонешнего сезона, лично в котором я чувствовал «мазь Вишневского», «меновазиновую настойку», смесь йодоформа и застарелых, закорузжих от крови, бинтов.
- Это мудак к нам приставал! – «Средняя» решила прокачать права и жаловалась на меня Мишаньке, который с каменным лицом выслушивал сказанное, горестно качал головой и разводил руками, мол, такси не в его зоне ответственности.
Врет, собака.
Но связываться со мной не будет.
Просто потому что если Ильма узнает – найдут Мишаньку под всеми мостами великой Москвы.
В черных мешочках по 100-200 грамм.
Фаршем.
И ей за это ничего не будет!
Пока «средняя» допытывалась, когда выйдет вышибала и оторвет мне голову, крайняя левая, украдкой помахала мне рукой, достала из сумочки визитку и тайком сунула ее в карман Мишаньке и расстегнула пуговичку на груди, демонстрируя свой четвертый размер, аппетитно заполняющий самое натуральное «голое платье».
Да уж, эта в лесбиянки точно не надолго попала…
- Простите, Уважаемая, видимо, произошло недопонимание… - Мишанька сделал едва заметный знак, призывая пару охранников, которые, разобравшись в сути вопроса, дружно и недоверчиво замотали головами, вызывая у «средней» приступ злобы.
- Он обозвал нас гнилыми!
- Это Элтон, ему можно… - Охранник Феденька, взятый из алтайской деревни 17-ти летним пацаненком, по комплекции превосходящий бурого мишку и такой же неотразимый в улыбке. – Вежливо подхватил «правую» и «левую» под локотки и повлек в клуб.
- В смысле – «ему можно»?! – Девушка обалдела. – У нас что, педерастам все можно?!
- Молодость-молодость… - Мишанька покачал головой. – Элтон он потому что у него голос, а не потому что жопа!
Отъехав от входа в клубняк, встал на парковке, дожидаясь пассажиров.
Да, петь тоже пришлось.
Да и морды бить – тоже.
Москва это вам не глубинка, тут без кулаков толку не будет.
Проверив, чтобы последние красавицы чего не напакостили, прикрыл глаза и тихонько скастовал «очищение».
Теперь если даже в машине кто-то рассыпал наркоту, обгадился или решил избавиться от выпитого – следов этого не найдут и с собаками!
- Элтон! – Мишанька подбежал, постучал в окно и замер, ожидая пока я его открою. – Ильма будет через двадцать минут!
Ну, Ильма – это святое!
Ильма – классная, хотя и еще та сука!
Но…
Иначе владелицей ночного клуба не стать.
Но со мной она всегда сама милота, так что надо ее слегка побаловать…
Вспомнив ее любимые запахи, вплел их в ткань каста «освежение» и принюхался.
Слегка перестарался, но как раз открою окно, слегка все разметет уличными запахами и…
Будет самое оно!
Через двадцать минут в салон заглянул охранник Ильмы, коротко кивнул и отправил меня в объезд, к черному ходу, где пришлось ждать владелицу «СитКи» еще минут пятнадцать.
Выйдя из машины, сам открыл Ильме дверь и закрыл ее перед носом ее очередного доблестного то ли охранника, то ли спутника жизни – по костюмам, так у ее охранников точно лучше будут!
Сев за руль, плавно выжал сцепление и…
- Боже, Элтон, я влюблена в твоего «мерина»! – Ильма сбросила с плеч накидку и хищно потянула носом. – Он у тебя пахнет сигарами, ромом, ромашками и ванилью… И твой бар я обожаю…
Женщина привычно коснулась наманикюренным пальчиком едва заметного сенсора, открывая минибар и разглядывая его содержимое.
- «Мадейра»… Нет, не хочу… Коньяк, тоже мимо… «Сухарь» - нафиг… Элтон… А у тебя рома нет?
- Правый, дальний угол… - Я посмотрел в зеркало заднего вида и вздохнул. – Это там твои или за тобой?
Ильма, дотянувшаяся до бутылочки, выбралась из бара, посмотрела на два «Гелика», что привязались к нам от самого клубняка и, вздохнув, положила бутылочку на сиденье, рядом с собой.
- Первый раз их вижу, представляешь!
- Тогда… Пристегнись! – Скомандовал я, поддавая газку.
Да, «мерин» у меня старый.
Как раз тех времен, когда инженеры оставляли задел под модернизацию и вели строгий баланс между скоростью, управляемостью, комфортом и безопасностью.
С моей паранойей – в этом «мерине» все возведено в абсолют.
- Налево! – Скомандовала Ильма и первый же «Гелик» выпал из преследования, просто не успев вписаться узкий проходной дворик.
Иногда мне кажется, что Ильма чувствует мою машину ничуть не хуже меня.
Габариты, радиусы поворота, скорость…
Ей бы за руль, но я ей не дам.
Из принципа, а не потому что боюсь за авто.
К оставшемуся «Гелику» подтянулось две мелких «япошки», шустрых, но…
Легких.
Их же даже бить не надо, их ветром сдувает!
Поднырнув под красный, под истошный вой полицейских сирен, нырнул в паркинг, проехал три ряда и воткнулся в четвертый, активируя смену цвета.
Был черный мерин, стал белоснежный.
«Гелик» и «япошки» прокатились по рядам и отвалили на выезд, где их уже поджидали горячие и мокрые ручки нашей мужественной полиции.
- Знаешь, Элтон, чем никогда не пахнет у тебя в машине? – Ильма открутила пробку и теперь задумчиво потягивала ром из горла, напрочь забив на хрустальную посуду, что располагалась в дверце бара.
- И чем же? – Я вежливо развернулся и попал в омут ее синих-синих глаз.
- Сексом. В твоей машине совсем никогда не трахаются…
- Так не с кем. – Усмехнулся я совсем не весело.
- Слушай… А трахни меня, а? Только по настоящему, с треском, с битыми губами и… - Ильма подняла бутылку и сделала нагло вызывающий глоток, проливая струйки рома на свое, охренеть насколько не дешевое, платье.
- Заходя не бойся… Уходя не плачь… - Я туманом переметнулся на заднее сидение, рядом с женщиной и нагло, по-хозяйски притянул ее к себе и поцеловал-укусил, до самой первой крови в этой странной игре.
Иногда, начиная отношения, ты придумываешь о женщине тысячи, сотни тысяч самых разных привычек, жестов и желаний, а потом разочарованно отталкиваешь, потому что это не ее желания, а твои.
С Ильмой ничего придумывать было не надо.
Просто – Ледяная Сука, Фригидная Латышка, Госпожа Мороз – на деле что-то необъяснимое!
Жаркое.
Взрывное.
И…
- Значит, все-таки вампир… - Ильма рассматривала два ровных отверстия у себя на шее, уже начинающие исчезать. – Слушай… А можно, чтобы они остались?
- Да, в принципе-то можно, вот только – нафига? – Я открыл бар и достал с крайнего левого угла неприметный флакончик с домашней настойкой. – У тебя в этом месте твоя золотая цепочка, так что будет постоянно кровить…
- Да! Так будет здорово! – Ильма аж подскочила и ткнула мне пальцем в грудь. – Пусть все видят, как кровь стекает по шее!
- И портит платье, белье… - Я со вздохом притянул к себе женщину. – Это красиво, когда ты…
- Это всегда будет красиво! – Ильма прижалась ко мне. – А нижнее белье я просто носить не буду, делов-то…
- Хорошо… - Я лизнул заживающие ранки, останавливая процесс. – Ближайшие три дня будет видно, а потом, если захочешь, повторим.
- Раньше повторим. – Женщина тяжело вздохнула. – Жалко, что на тебе все так быстро заживает. Не интересно даже.
- Собственница, да? – Я усмехнулся.
- Да, собственница. – Женщина вдруг как-то осоловело вжалась в меня и сладко засопела, наконец-то отрубившись после всех тех безумств, что мы творили последние пару часов в безлюдном подземном паркинге.
Даже и не скажу, если честно, кому это было нужно больше – мне или вот этой дамочке, которая поеживается у меня на плече.
Дотянувшись до чехла на водительском сиденье, вытащил из кармашка мягкий, серебристо серо-голубой, плед, закутал в него спящую, вцепившуюся в меня мертвой хваткой, женщину и сам прикрыл глаза, старательно прогоняя из головы все прошедшее за эти пару лет.
Не добила меня Наташенька, не успела просто.
Ее сучья натура возжаждала неторопливой и праздничной мести, когда каждый сидит на отведенном месте и повторяет слова, написанные ЕЕ Величеством, но…
Таких, как я надо убивать сразу.
Просто, чтобы не успели.
А вот эти долгие подготовки, праздничные столы и тосты за здравие новобрачующихся – это не ко мне.
Да, позвоночнику пришла кельманда, да и сознание плавало отдельно, но…
У меня был маленький козырь в рукаве.
Маленький-маленький.
Янка!
Моя мелкая, сладко-злобная Янка, что прошла и край, и за краем…
Как же выла и вертелась запертая Наташка, осознавая, что отсюда она выйдет только горсткой пепла.
А я смотрел во все глаза, как молчаливая и серьезная женщина медленно-медленно поднимает мощность излучения, неторопливо поджаривая ведьму в микроволновке промышленной сушки леса.
И как долгий год я восстанавливался в старом родовом измерении, среди драгоценных металлов, оружия и тюков ткани, что так и не стали формой.
Полупризрачная Янка, мой ангел, мой спасательный круг…
Мой якорь, без которого было проще сойти с ума и кинуться на всех, разом…
Но я выжил.
И теперь Янка снова набирается сил, питаясь уже от меня, своего Господина.
И ей дольше восстанавливаться, но это мелочи, это пустяк.
Из славного города Парижа, грязного, засратого и наполненного мигрантами, которые плевать хотели на еврокультуру, в Берлин, оттуда в Вену, в Прагу, в Краков…
И вот сюда, в Москву.
Два года втихомолку, два года без единого неверного шага.
Два года, разрываемый между местью и теплом.
Поглядывая из-за занавески за новым Управителем своего клана, который бился, как рыба об лед, но так и не преуспел.
Собирая «своих» беглецов вдалеке от центральных частей и выслушивая, какая же я сволочь, что всех бросил.
Свои плюс Янка.
Каково же было удивление семейства Румановых, дожравших мой клан, но так и не получивших ни хера!
О, как они вопили, что их подставили Демидовы, такие-сякие, подлые-разэтакие.
И ведь права была Марла, когда намекала, что кланы вырождаются.
И надо бы, наверное, навестить Матерь Драконов, но что-то мне говорит, что меня трахнут.
Не убьют, а именно трахнут и привяжут золотой цепочкой, чтобы больше не сбежал.
Сперва привяжут, а там я и сам не захочу уходить…
В голове роились бессмысленные обрывки и тысячи «надо», которые было надо сделать сразу.
А я вот лежу с Холодной Латышкой и чувствую, что не просто так она с этими следами хочет появиться.
И надо будет поставить ее в такую позицию, чтобы сама все рассказала, а если не расскажет – отдать ее Янке, на пару-тройку деньков, уж тогда Ильма счастлива будет все выложить…
Включая и ключи от квартиры, где деньги лежат!
Увы, уроки лучше всего учатся, когда их выжигают на твоей собственной шкуре!
- А поехали к тебе? – Ильма открыла глаза. – Завтра ведь поебельник!
- А и поехали… - Я натянул штаны и рубашку и перебрался за руль. – Но потом не жалуйся!
- Это кто еще жаловаться будет! – Ильма плотнее завернулась в плед и с тоской глянула на то, что совсем не давно было модельерским комплиментом, сшитым именно для нее. – Я из тебя, за платье, все твои вампирские соки выдавлю!
- Платье, кстати, дешевка. – Усмехнулся я. – Ткань китайская, нитки ветхие, а модель – старая. Красивая, но старая!
- Убью! – Пообещала раскрасневшаяся латышка. – Но, сперва, трахну. А потом – убью!
Прогретый «мерин» с мягким шорохом шин выплыл из подземного паркинга, проплыл мимо трех патрульных машин, в которых на нас не обратили ни малейшего внимания, выскочил на Вернадского, а с него, привычным скоком, по пустым улицам, вылетел за границы города и съехав с трассы, пару раз подпрыгнув на кочках, оказался в частном садоводческом обществе, том самом, где домики стоят ровно столько же, сколько хрущевская пятиэтажка…
Со всей мебелью…
Недреманный служака открыл ажурные ворота, пропуская мой «мерин», зевнул и, дождавшись когда ворота закроются, вернулся к газете.
Еще пять минут по вытянутым в ниточку дорогам и я сворачиваю к своему домику.
- Нихрена себе живут таксисты! – Вырывается у Ильмы при виде двухэтажного особнячка, выстроенного из красноватых бревен и богато украшенного залихватской резьбой. – Это – лиственница?!
- Первый этаж – да. – Я глянул в зеркало заднего вида и решил не заезжать в гараж. – Второй что-то из Южной Америки, вечно забываю название.
Соседи у меня не любопытные, но…
Надо же и им дать пищу для размышлений!
Остановившись, открыл дверь и легко поднял женщину на руки.
Теперь, ближайшие пару недель, дефиле вокруг моего дома прекратятся, а если Ильма вдруг окажется не на один раз, так и вовсе станет спокойнее.
Ну, ничего не поделать, такой уж у нас народ, хоть богатый, хоть крестьянский – если мужик один, значит, надо его познакомить!
А еще лучше – обженить!
Можно подумать, я им что-то плохое сделал!
- Ох, ну нифига себе! – Ильма задрала голову к бревенчатому потолку. – Мне кажется или у тебя дом изнутри больше?!
- Кажется-кажется… - Успокоил я даму, укладывая на диванчик. – Тут все немного кажется…
- Тогда… Тащи меня в душ! – Сверкнув глазами, потребовала женщина. – А уж там я точно проверю, что мне кажется, а что – нет!
Да уж…
Не был бы я вампиром, с его выносливостью, она бы меня реально затрахала, выдоила и расплющила!
А так…
Понедельник промелькнул как одна минута!
Правда, в какие-то моменты мне казалось, что Ильма не просто отрубается от настигшего ее оргазма, а отрубается вообще, насмерть.
Но…
Несколько секунд и сердце женщины вновь победно рвалось из груди, чтобы через полчаса, снова замереть.
В конце-концов, я не выдержал и куснул Ильму по-настоящему, больше привязывая, конечно, чем превращая в себе подобную, но…
Ей понравилось.
А вот мне…
Мне – тоже.
Оказывается, не зря Янка шпыняла меня последний год, требуя, чтобы я обзавелся нормальной любовницей!
Когда латышка отрубилась наглухо, поставил ей метку и пошел в гости к Янке, проверять, как там моя феячка поживает.
Да уж…
Связь феи и ее хозяина – величайшая вещь!
Да и Ильма, скажу честно, отдавала себя на полную катушку, раскручивая «колесо» до таких скоростей, что доставалось и Янке.
И, судя по розовым щечкам, досталось порядочно!
Я за месяц не мог так свою феячку подпитать, как это сделала Ильма за десяток часов!
Потрепавшись с полчасика, отправил фею отсыпаться, а сам вернулся к Ильме, посмотрел на нее спящую и поплелся на кухню, готовить толи обедо-ужин, толи ужино-завтрак.
Благо хоть холодильник забит продуктами под завязку, а Ильма, судя по вкусу крови, новомодными извращениями типа веганства не страдала.
Запустив со своего смарта плейлист, сделал потише и…
Да.
Когда ты умираешь и воскресаешь, что-то в тебе обязательно ломается.
А что-то вдруг вылазит на передний план и ты не понимаешь, как ты мог жить без этого раньше?!
Можно было заморочиться с блинчиками, но…
Показалось как-то уж больно тривиально.
А с борщом – как-то много заморочек.
Так что…
Бифштекс, жареная картошка и квашеная капуста?
С жареной картошкой я не успел – меня пожарили раньше!
Проснувшаяся Ильма, ведомая не иначе чем памятью предков или острым обонянием, добралась до меня раньше, чем я до картохи!
Бифштексы ели холодными, запивая ледяным мартини и откусывая, по очереди, манго.
Я бы предпочел яблоки, но они, как назло, закончились.
- Вот и вторник начался… - Ильма одним глазком глянула на висящие в кухне часы и расхохоталась. – Представляю, что сейчас в клубе творится – владелица сутки не берет телефон!
- Ага. Уже, поди, объявили в розыск! – Я отодвинул в сторону тарелку с бифштексом и вздохнул. – И я – как главный похититель!
- Ты?! – Ильма расхохоталась. – Нет, мой милый… Никому из клубовских и в голову не придет тебя в чем-то обвинять. Кстати, Ромм тебя ищет. Говорит, есть пара песен под твой голос.
- Ага, как всегда, голос мой, а солисты – его? – Я повертел носом. – Знаю я этот прикол!
- Ну, одна на немецком, одна на английском. – Ильма нагло пересела со стула ко мне на колени. – Эль, ну лучше тебя точно ведь никто не споет! Ну, пожалуйста, ну, для меня?!
- Вот же ты племя женское, хитрое, злокозненное… - Я подтянул женщину выше, а то она начала куда-то сползать, а я уже знаю, чем это у нее заканчивается! – Дай один палец, так они тебя всего проглотят!
- Ну-у-у-у-у, ты, в принципе, вкусненький… Да и вообще… Ночью-то не сильно возражал! – Возмущалась латышка больше для виду.
Ровно как и я возмущался привычкой Ромма писать песни для фанерщиков, используя мой голос.
- Кстати, следы зажили! – Женщина недовольно поморщила носик.
- Обновлю, с утра. – Твердо пообещал я.
- И платье ты порвал!
- За платьем заедем в обед. – Снова пообещал я, чувствуя, как становится прерывистым дыхание женщины. – Тебе плохо?
- Да, блин, с ночи… Накатывает и отпускает, накатывает и отпускает. От тебя отстранюсь – накатит. Прижмусь – отпустит… - Ильма тихонько задрожала у меня в руках, покрываясь мелкими капельками пота. – Словно кто-то сердце сдавит и отпустит…
Ради профилактики, куснул любовницу еще раз – а то, блин, и вправду помрет, что делать-то буду?!
Шутки шутками, но…
Кровь Ильмы как-то странно покалывала язык, словно кто-то хорошо ее наэлектризовал, но…
Ругнувшись, взял даму на руки и понес…
Правда, Ильма совсем не ожидала оказаться вместо спальни в операционной, но мужественно потерпела, пока я взял у нее кровь, а потом снова оторвалась на мне, признавшись, что до такой фантазии даже ее фантазия не доросла!
Разочаровывать любовницу тем, что операционная мне тут нужна для дела, в принципе, я не стал – пусть лучше ее возбуждает, чем пугает!
Потом мы как-то снова оказались в спальне, где Ильма честно призналась, что она «все», повернулась ко мне задом, вцепилась в мою ладонь, кладя ее себе на грудь, прижалась и вырубилась.
В этот раз, реально до утра!
Дождавшись, когда она уснет, выскользнул из ее объятий, оделся и, прихватив бокс с пробами крови, прогулялся к «своему» профессору, сладко дрыхнущему прямо на столе.
Надо будет перетащить его отсюда в свой особняк на другом конце земного шара, хватит ему тут мариноваться.
В принципе, за эти годы меньшем нациком он не стал, но хоть стал полезнее, да и многие его свежие открытия, когда до них дойдут мои руки, в фармацевтике станут самым настоящим прорывом.
Да и яркое солнышко южной Америки они честно заработали…
Конечно, если местные из «Южно-Американского Рейха» его признают, то от вопросов отвертеться не получится, но…
«Нацики» уже пару раз получали щелчки по своим гордо вздернутым, арийским носам, получат еще пару раз, делов-то…
Пополнив своим гениям запасы, оставил кровь и записку, с просьбой разобраться, что с ней не так.
Будить не стал – не выспавшиеся гении – самые жестокие маньяки, а у меня сейчас слишком мирное настроение!
От гениев метнулся в «поместье», проверить, что там мои чудесаторы учудили.
И пусть девять раз из десяти виноваты не они…
Эм-м-м-м-м, восемь раз из десяти, если быть точным, потому что я, нет-нет да и срываюсь на местных ариях, напоминая им, что «русские прусских всегда бивали!»
Так вот, восемь раз из десяти нам приходится объяснять облученным южным солнцем ариям, что лучше нас не трогать.
Совсем.
Никак.
Вообще.
За полгода наметился даже кой-какой прорыв – один из поклонников истинно арийской теории, прогнав снимки меня и моей команды по своим черепо-измеряльным программам, пришел к парадоксальному выводу, что я и моя команда больше арийцы, чем сами потомственные арийцы!
Так что…
Теперь у меня в поместье работают самые наследственные арийки, часть из которых, кроме как чистотой крови, ничем больше похвастаться не могут и еще два десятка девиц метисок-мулаток, по которым мои парни обильно пускают слюни, но…
Пока держаться.
Присматривая за меткой спящей Ильмы – ага, я и такому научился! – собрал «своих арийцев» и, со вздохом, начал еженедельный разбор полетов.
- Так… Кто Бернгардта замочил?! – Я грозно оглядел десятку орлов и трех орлиц, тщательно отводящих взгляды.
- А чего он нос в наши дела сует?! То есть, совал? – Ксюша, наша «деревенская бой-баба», кровь с молоком и смерть всем нацикам, гордо вскинула голову.
- И вы ничего более умного, чем этот нос прибить к столбу, млять, не придумали?! – Я правда не знал, как с ними воевать, с этими молодыми…
- Не, ну а чо он… - Это Илья.
Сам того не понимая, эта злобная зануда занял прочное место в сердце Ксюхи и, теперь, Ксюха медленно, но верно, влезает в сердце Ильи.
- Да вать машу… - Я вздохнул. – А что ему оставалось делать, если я его поставку отжал?!
Я же говорил, что один раз и я мараю крылья?
Так вот, это он самый.
Профессору срочно понадобились самые жесткие препараты, а под рукой, кроме Бернгардта, в тот момент никого не оказалось, пришлось импровизировать.
В принципе, не грохни парни старого гон… арийца, я бы с ним договорился, были у меня идейки, как эту мою пургу исправить, но…
Теперь придется приносить свои соболезнования и искать подходы к его вдове или одному из сыновей, в зависимости от того, кто займется семейным бизнесом.
- Всю поставку?! – Мария, наш официальный всезнайка, уставилась на меня, как на идиота. – Всю тонну?!
- Какую тонну?! Там килограмм семьсот было… - Я недоверчиво глянул на Марию. – Семьсот пятьдесят – крыша!
- Странно… Бернгардт говорил о тонне, а этот врать не мог, у него каждая цифра бумажкой подкреплялась!
- Значит, Бернгардта еще раньше кто-то обул… - Я пожал плечами. – Но, нам так даже лучше. Поищите, кто мог быть, и сдайте, нахрен. Пока они между собой грызутся, нам будет слаще спать!
Пробежавшись по мелким делишкам и новостям с прикупленных плантаций, оставил народ работать, а сам вернулся домой, где метка уже пару минут сходила с ума, то показывая, что подопечная мертва, то, что ожила и вот-вот проснется!
Я от таких выкрутасов, чуть нос не разбил, неудачно финишировав при переходе.
Метка пульсировала, Ильма то тряслась в горячке, то судорожно застывала, выгибаясь, словно ее били током!
Несколько раз я реально собирался цапнуть ее как следует, «обращая», но в следующее мгновение все проходило, чтобы через пять минуть начаться по-новому!
Четыре, пять утра, половина шестого, шесть…
Ильма выгнулась в очередной раз, замерла едва ли не в мостике, а потом, разом, расслабилась и рухнула на кровать, мокрая от пота.
Да уж…
Буду надеяться, это у нее не аллергия на меня…
Перенеся женщину на диванчик, быстро перезастелил кровать, вернул даму сердца в объятия свежих простыней и лег рядом, прислушиваясь к ритму бьющегося сердца.
Да уж, без вампирской подпитки, лежал бы я с хладным трупом, а не с розовеющей от прилива сил, молодой и очень красивой, женщиной!
В восемь утра, когда солнышко уже вовсю светило, Ильма открыла глаза и потребовала две вещи.
Душ и жрать!
Пока она намывалась, что-то мелодично напевая, быстро соорудил плотный завтрак, по максимуму.
И не только ей, но и себе.
Два бокала крови ухнули, словно и не было их, пришлось догоняться еще парой.
Да уж, ночка не только Ильму выжала, но и меня!
- Да уж… Ну и ночка выдалась! – Женщина на мгновение прижалась к моей спине, укусила за плечо, а потом метнулась к столу, сметая с него все мясное и закидываясь листьями салата, сверху. – Жрать хочу, как с того света вернулась!
Гм…
Ну, если я ничего не путаю, то, дорогая, в эту ночь ты там была частой гостьей…
Однако, пугать своими откровениями не стал, лишь заботливо придвинув полулитровый бокал с облепиховым настоем, горячим и душистым.
И выпитым, фактически, за один глоток!
- Еще! – Дама сердца протянула мне бокал и, наконец-то, опустила свою чудесную попку на стул. – Кайф какой… Сейчас я поем… Отдохну… И перейду к десерту!
Ага, такие обещания я тоже давал, когда-то…
Вот только после еды, осоловелую красавицу пришлось перебазировать в кресло, где она, вцепившись в пульт телевизора, надыбалане плохую мелодраму, потребовала моих коленей и уснула, как кошка, обожравшаяся печенки!
Пару раз я порывался выключить фильм, но стоило зашуршать пультом или сделать звук тише, как спящая у меня на коленях женщина-кошка выпускала коготки, мурлыкала, что она смотрит и…
Засыпала!