Норин и Рора

Глава 1: Грядет Война

Норин и Рора, так звали семью гномов живущую на планете Иммотоп, и о них и будет наша история

Норин и Рора, оба по 39 лет, жили в уютном доме, высеченном в Гномьей Горе на Иммотопе. По меркам гномов, чья жизнь длилась веками, они были почти подростками, полными сил и амбиций. Отец Норина, крепкий старик 79 лет, считался молодым по гномьим стандартам, всё ещё орудовавший молотом в шахтах. У каждого гнома, согласно традициям, был свой топор — не просто оружие, а уникальный артефакт, отражающий душу владельца. Форма лезвия, рисунки, металл, выгравированные руны — всё это создавалось в глубинах Гномьей Горы, где Норин работал кузнецом. Его руки, покрытые мозолями, день за днём ковали топоры, каждый из которых был шедевром, предназначенным для конкретного гнома.

У этой счастливой семьи было двое детей: шестилетняя дочь Лира, с любопытными глазами и косичками, вечно бегающая по туннелям, и двухлетний сын Зорой, только начинавший лепетать первые слова. Их дом был наполнен теплом, но вести, долетевшие до Гномьей Горы, принесли тревогу. Говорили о маге-колдуне Некосе, который затеял войну, дабы воссоединить все планеты — Землю, Ареи, Иммотоп и Тьму — под своей властью. Слухи о его армии Объединителей Сил и о сражениях, что уже полыхали на Ареи, сеяли страх даже в каменных сердцах гномов.

Вечером, сидя у очага, Рора, чьи руки всё ещё блестели от полировки серебряных колец, не сдержала гнева: "Да он хочет одной власти! Но мы не дадим Иммотоп просто так, а если они захотят наши руды в глубинах горы! Бред! Его надо скорее убивать, иначе сами в пепел превратимся!" Её голос дрожал от возмущения, а глаза пылали решимостью. Она посмотрела на Норина, сидевшего с молотком в руках, и тихо спросила: "Ты же не пойдёшь на войну? Если она начнётся?"

Норин поднял взгляд, и в его глазах мелькнула тень боли. "Нет, не пойду", — сказал он с пустым, страдающим взглядом. Но в глубине души он знал, что кровь гномов, текущая в его жилах, не позволит ему остаться в стороне. Его народ, его Гномья Гора, его семья — всё это было под угрозой. Он понимал, что если война придёт на Иммотоп, он не сможет просто так бросить свой народ умирать. Он должен был встать на защиту, даже если это означало оставить Рору, Лиру и Зороя. Его топор, висящий на стене, с рунами, вырезанными в честь предков, словно шептал о долге.

Спустя месяц, 4 апреля 720 года Второй Эры, на Иммотопе произошло событие, которое всколыхнуло Гномью Гору. Брэндон Уайт, чей возраст был загадкой даже для самых старых магов, прибыл на площадь Возвышения Короля — небольшой островок на северо-западе Иммотопа, окружённый бурными реками. Это место, где собирались гномы и маги в моменты великих решений, было заполнено толпой. Воинский дух гномов привёл сюда почти всех мужчин Гномьей Горы, а маги, жаждущие действия, присоединились к ним. Брэндон, с сединой в волосах и глазами, полными решимости, взошёл на огромное каменное возвышение, над которым возвышалась статуя короля Иммотопа. Его голос, усиленный магией, разнёсся над площадью.

"Некос — жестокий! Отважный! Бесстрашный! И очень могущественный, — начал Брэндон, сжимая кулаки. — С моим оружием мы сможем дать отпор, но если бы я мог справиться один, я бы не приходил бы. Я знаю Некоса! Его толкает ненависть, она нависала над ним с детства, и единственное, что мне нужно — это вы! Мужчины, гномы, маги! Нужна ваша помощь, иначе ваши семьи погибнут... Во имя семей!"

Толпа взорвалась криками поддержки. Гномы поднимали свои топоры, маги размахивали посохами, и воздух наполнился воинственным рёвом. Вдохновлённые речью, мужчины разъехались по домам, готовясь к войне. Но в доме Норина и Роры эта новость вызвала бурю эмоций.

Глава 2: Новый Воин

Рора, сидя за столом, где ещё утром Лира рисовала углём, не могла сдержать слёз. Её руки дрожали, когда она посмотрела на Норина, который молча точил свой топор. "Ты не можешь пойти туда! Ты бросишь нас! Мы не сможем без тебя! Ты обещал мне... Ты обещал мне, что не пойдёшь на войну!" — кричала она, захлёбываясь слезами. Её голос срывался, а лицо было мокрым от слёз. За её спиной Лира и Зорой, не понимая всего, но чувствуя беду, тоже начали плакать, прижимаясь друг к другу.

Норин, чьё сердце разрывалось от боли, опустил топор и посмотрел на жену. Его глаза были полны тоски, но в них горела решимость. "Я понимаю, но... — он развернулся к ней и сказал шёпотом, чтобы дети не услышали, — уезжайте на восток, в Саблинские горы. Мой дед построил там жилище. Езжайте туда, спрячьтесь, умоляю..." Его голос дрожал, но он старался держаться.

Рора, всё ещё плача, покачала головой. "Ты не можешь!" — выкрикнула она, её слова тонули в рыданиях. Дети, стоявшие позади, всхлипывали, а Зорой тянул мать за подол, не понимая, почему все кричат. Дом, ещё недавно полный тепла, теперь был пропитан страхом и отчаянием. Норин знал, что его долг перед народом и семьёй столкнулись, и выбор был неизбежен.

Норин, с тяжёлым сердцем, покинул свой дом — точнее, высеченную в Гномьей Горе пещеру, обустроенную как уютное жилище. Он вышел, закрыл дверь, за которой остались плачущие Рора, Лира и Зорой, и спустился по тёмным туннелям к выходу из горы. Там, у главных ворот, гномам выдавали броню — блестящую, тяжёлую, выкованную из лучшей стали Иммотопа. Норин надел доспехи, чувствуя, как их вес давит на плечи, и шагнул наружу. Мир вокруг был знакомым, но теперь казался чужим. Вдалеке виднелся Хвойный Мыс, где всего неделю назад он гулял с детьми, смеясь и бросая камни в ручей. С другой стороны простирался Сопливый Океан, где они с магами и семьёй плавали в тёплые дни. Теперь же гномы один за другим выходили из горы и готовились к отъезду.

Перемещение было организовано необычно: гномов сажали по двадцать в огромные деревянные контейнеры, которые маги доставляли к телепортационной площадке. Оттуда их переносили через пространство прямо в моря Ареи. В ночь на 7 апреля Норин уже находился в одном из таких контейнеров, плывущем по бурным водам Ареи. Вместе с ним сидели двадцать гномов, и в тесном пространстве царило траурное молчание. Кто-то тихо плакал, кто-то смотрел в пустоту, но каждого из них двигал долг — перед семьёй, детьми, народом. Норин сжимал свой топор, чьи руны слабо светились в темноте, и пытался не думать о Роре и детях.

Когда контейнер достиг берега, гномы высадились на корабль, но их встретила гроза. Молнии разрывали небо, а дождь хлестал по лицам. Впереди возвышалась огромная стена, и Норин, приглядевшись, заметил за ней лучников. Это были тролли — огромные, в два раза крупнее гномов, с телами, покрытыми волдырями, и злобными глазами. Их стрелы полетели в сторону корабля, и несколько гномов получили ранения. Норин, укрывшись за бортом, вытащил одну из стрел и с ужасом понял, что это стрела "Солантора" — та самая, что уничтожает физическую оболочку, оставляя лишь тёмный дух. "Это стрела Солантора! Сворачивайте путь! Нужно как-то уйти с курса на стену, это ловушка!" — закричал он, перекрывая шум бури.

Гном, управлявший кораблём, резко повернул налево, и спустя двадцать минут они причалили к берегу, покрытому обожжённой землёй. Вдалеке виднелись огромные легионы: десятки тысяч троллей, тварей и магов, судя по их одеяниям, с планет Тьмы и Ареи. Норин, хоть и был гномом с каменным сердцем, почувствовал, как грудь сжалась от страха. Их отряд насчитывал всего двести гномов против этой армады. Но отступать было некуда. Он сжал топор и выкрикнул: "За Гномью Гору! За семью! За детей!" Гномы, вдохновлённые его кличем, схватились за оружие и бросились вперёд.

Когда они уже готовы были столкнуться с врагом, перед ними возник белый волшебник — Брэндон Уайт. Его посох сиял голубым светом, и он начал разить троллей, каждого удара хватало, чтобы повалить нескольких противников. Норин, воодушевлённый, вступил в бой, сражаясь с яростью. Он зарубил почти десять троллей, вскрывая их жирные животы, и с каждым ударом чувствовал, что защищает Рору, Лиру и Зороя. Гномы падали под стрелами и когтями, но тролли гибли ещё чаще, их кровь заливала обожжённую землю.

В разгар битвы огромный тролль схватил камень длиной около двухсот метров и швырнул его в гномов. Норин, только что отрубивший голову другому троллю, посмотрел на летящий валун и мысленно попрощался с жизнью, вспомнив лица детей. Но в этот момент Брэндон направил посох на камень, и мощная волна магии отбросила его обратно во вражеский строй. Камень обрушился на легионы троллей и тварей, убив более десяти тысяч врагов. Этот подвиг поднял боевой дух Норина и его товарищей. Сжав топоры крепче, они ринулись дальше, готовые биться до последнего

Битва, в которой участвовал Норин, длилась более десяти дней и вошла в историю как Десятидневная битва под командованием Созо, 120-летнего гнома, чей возраст для гномов был лишь зрелостью. Топор Созо, украшенный искрящимися рунами, стал легендой после того, как в него ударила молния во время боя, наделив оружие силой электрических разрядов. Норин быстро сдружился с Созо. Во время коротких передышек между сражениями они сидели у костра, пили горькое гномье пиво и смеялись, вспоминая старые байки. Их дружба крепла, и в следующей битве они шли бок о бок, плечом к плечу, готовые встретить врага.

Когда бой возобновился, Норин и Созо нанесли первые удары по троллям. Норин считал головы, отлетающие от тел: один, второй, третий, десятый, двенадцатый. Его топор, выкованный в глубинах Гномьей Горы, разрубал плоть троллей с хрустом. Но в разгар сражения их с Созо и ещё пятью гномами окружили. Тролли, рыча, начали по одному хватать гномов и разрывать их на части. Крики товарищей эхом разносились над полем боя. Остались только Норин и Созо, прижатые к скале. В этот момент Созо, не теряя хладнокровия, шепнул: "Ну что, мой милый друг, давай ту штуку, которую мы делали дома".

У гномов была традиция: один гном держит щит, а другой, более лёгкий, бегает по нему, нанося удары сверху. Созо поднял свой широкий щит, и Норин ловко запрыгнул на него. Созо, пользуясь тем, что гномы были вдвое меньше троллей, бросился вперёд, проскальзывая между ног врагов. Норин, стоя на щите, размахивал топором, снося головы троллям одну за другой. Их манёвр был стремительным, и вскоре они прорвались к эпицентру боя, где кипела самая жаркая схватка. Там, среди хаоса, Созо прижал огромного тролля к земле, готовясь ударить его тяжёлой железной палкой. Но Норин, не теряя момента, забрался троллю на голову и, подражая грубому тролльскому голосу, рявкнул: "Бей вон тех!"

Тупой тролль, не разобравшись, начал размахивать палкой, сокрушая своих же союзников. Его удары убили более тысячи троллей и тварей, сея панику в их рядах. Норин, воспользовавшись замешательством, вонзил топор в шею великана. Когда тролль рухнул, Норин, не теряя равновесия, пробежал по его падающему телу, словно по мосту, и добрался до подножия горы Ривандол. Там, среди камней и крови, он поднял флаг гномов — чёрное полотнище с серебряной руной, символизирующей Гномью Гору. Флаг гордо взвился над полем боя, и гномы, увидев его, издали боевой клич, удвоив усилия.

Десятидневная битва продолжала бушевать, и подвиг Норина и Созо вдохновлял их товарищей. Тролли, несмотря на численное превосходство, теряли строй, а маги Брэндона, сражающиеся рядом, поддерживали гномов заклинаниями.

Глава 3:Отпуск и Находка

После Десятидневной битвы Норину, как одному из лучших бойцов, дали редкую возможность — семь дней отпуска, чтобы навестить семью. Ему разрешили телепортироваться на Землю, где он надеялся найти Рору, Лиру и Зороя в Саблинских горах, как он их умолял. Когда магия телепортации перенесла его, Норин оказался среди скалистых пиков Саблинских гор, раскинувшихся на тысячи миль. Он знал о жилище, построенном его дедом, но точное место было ему неизвестно. С топором на плече и тяжёлым сердцем он начал бродить по горам, вглядываясь в каждый склон.

Войдя в одну из пещер, чтобы укрыться от ветра, Норин замер — сверху доносились голоса. Осторожно выглянув, он увидел больше дюжины троллей, чьи грубые голоса эхом отдавались в каменных сводах. Их тела, покрытые волдырями, внушали страх, а в руках поблёскивали отравленные мечи. Норин спрятался глубже в пещере и начал искать способ осветить пространство. Он нашёл сухую деревяшку и, используя топор и кремень, попытался сделать факел. Но, присмотревшись, заметил, что в деревяшке застрял сияющий красный камень, излучающий мягкий свет. Камень освещал пещеру, и Норин, не раздумывая, ударил по нему топором, думая о свете. В тот же миг пещера вспыхнула ярким красным сиянием, и всё стало видно, как днём.

С криком "Тупые тролли!" Норин выбежал из пещеры и встал перед врагами. Тролли, рыча, выхватили свои отравленные мечи. Норин, сжав топор, ударил им по земле, думая об убийстве, но камень в деревяшке, всё ещё зажатой в его руке, отреагировал иначе — мощная волна энергии оттолкнула троллей, и они покатились вниз по склону горы, визжа от ярости. Не став их преследовать, Норин продолжил путь. Когда начало смеркаться, он снова ударил топором по деревяшке с камнем, думая о свете и пути к жилищу. Из камня вырвалась тонкая струйка света, которая, словно нить, повела его через горы к небольшому каменному дому, притаившемуся в ущелье.

Но радость Норина сменилась тревогой. Если тролли бродили в этих горах, они могли уже побывать в жилище. Он постучался в дверь, но внутри было тихо. Никого не было. Норин почувствовал облегчение, что его семья избежала опасности, но и злость — Рора не послушала его и не уехала в Саблинские горы. Усталый, он переночевал в пустом доме, лёжа на жёсткой кровати деда. Наутро он трижды ударил топором по деревяшке с камнем, думая о телепортации к жене и детям. Вспышка света окутала его, и он оказался у подножия Гномьей Горы на Иммотопе.

Войдя в Гномью Гору, Норин заметил, что туннели почти пусты. Остались только женщины, дети и старики. Все, кто смотрел на него, были в шоке, их глаза расширялись, словно они видели призрака. Норин дошёл до своего дома и постучал. Дверь открыла Рора, измученная, с красными от слёз глазами. Увидев мужа, она завизжала, заплакала и бросилась к нему. "Норин!" — кричала она, обнимая его так крепко, будто боялась, что он исчезнет. Она поцеловала его столько раз, сколько ей было лет — тридцать девять поцелуев, — всё ещё не веря своим глазам. Лира и Зорой, выбежавшие из комнаты, закричали от радости. Норин обнял каждого из своих детей, которые были безумно счастливы видеть папу. Лира вцепилась в его бороду, а Зорой, смеясь, теребил его броню. Впервые за долгое время дом наполнился теплом, но Норин знал, что его отпуск скоро закончится, а война ещё не окончена.

Шесть дней отпуска пролетели для Норина незаметно. Он проводил время с Ророй, Лирой и Зороем, играя с детьми и помогая жене по дому. Любовь к семье была так велика, что он даже подумывал притвориться мёртвым, чтобы остаться с ними навсегда. Но кровь гномов, текущая в его жилах, не позволяла предать долг перед народом. В последнюю ночь, чтобы никто не видел, Норин надел свою тяжёлую броню, взял топор и деревяшку с красным камнем, которую он теперь называл посохом. Ударив по ней трижды, он телепортировался на Ареи, обратно в гущу войны.

На поле боя мало что изменилось. Армии Брэндона и Некоса всё ещё топтались на месте, не продвигаясь вперёд. Когда Норин появился, он с силой ударил топором по посоху три раза, и мощная волна энергии оттолкнула более тысячи гномов с холма, где они стояли. Это заметил Брэндон, который отдыхал за деревом, попивая чай. Его взгляд был прикован к посоху Норина, и в глазах мелькала тревога. Он размышлял о происхождении этого артефакта, подозревая, что его сила может совратить Норина, сделать его алчным, слабым духом, тщеславным.

Норин, продолжая размахивать посохом, чувствовал, как власть над магией кружит ему голову. Он ощущал себя слишком могущественным, почти непобедимым, и это пугало его. Заметив взгляд Брэндона, он подошёл к нему, положил посох на землю и спросил: "Ты что-то видишь, Брэндон?"

Брэндон кивнул, его голос был серьёзным. "Да, Норин... Вижу. Когда-то давно Бэнджамин Блэйк, в первые годы Первой Эры, нашёл ткань, под влиянием которой он стал алчным, хотел больше власти, и ткань совратила его полностью. Он создал один посох королю гномов, один посох королю Эльфогов, один посох королю магов и четыре посоха Фендаринам, вроде меня. Так вот, эти посохи передаются из поколения в поколение, но каждый из них..."

Он не успел договорить. На поле боя ворвался огромный тролль, худой, с длинным лезвием, заменявшим ему кисть. Лезвие сверкало, разрезая гномов направо и налево. Тролль восседал на гигантской твари — то ли волчихе, то ли собаке, — которая грызла гномов, оставляя за собой кровавый след. Норин, не раздумывая, бросился в бой. Он обернулся к Брэндону, не заметив, как тролль метнул в него топор. Брэндон выкрикнул заклинание на Злобной Повести: "Se-per-or!", что означало "оттолкни". Норин отлетел в сторону, избежав топора, и одним ударом своего топора отрубил голову волчихе. Но это только ухудшило ситуацию — из шеи твари вылезли две меньшие волчицы, ещё более яростные.

Глава 4: Стрела Лекарство И Плата

Норин схватил посох и, думая об огне, ударил им по земле. Из красного камня вырвалась огромная огненная волна, которая мгновенно спалила волчат и самого тролля, оставив лишь кучку пепла. Гномы и маги радостно закричали, но их ликование длилось недолго. Стрела "Солантора", чья тёмная магия была смертельной, вонзилась в ногу Норина. Он пошатнулся и рухнул на землю, чувствуя, как яд начинает разъедать его тело.

Брэндон, чья улыбка тут же исчезла, подбежал и оттащил Норина за дерево. Он начал читать заклинание на Злобной Повести: "Se-mir-ar, se-sen-us, se-per-or mok-in per zin-em, se-pek-or dor-us per par-on gol-em Solantoré". Это было заклинание, призванное замедлить действие яда. Созо, стоявший рядом, спросил громким, воинственным голосом: "Он выживет? Сколько ему осталось?"

Брэндон, не отрывая взгляда от Норина, ответил: "С моим заклинанием я продлил ему жизнь ровно на месяц, а так ему осталось не более двух месяцев". Норин, лёжа на земле, слышал их слова, но его мысли были далеко — с Ророй, Лирой и Зороем, которых он, возможно, больше никогда не увидит.

Созо, не теряя времени, проявил гномью смекалку. Он приделал к деревянной кровати на колёсах, которую использовали в лазарете, пять острых топоров, превратив её в смертоносное оружие. Схватившись за ручки, он начал крутить кровать, словно боевую машину, и с рёвом побежал прямо в гущу армии троллей. Лезвия топоров рассекали воздух, кромсая врагов. Норин, лёжа на кровати, был в полузабытьи — яд стрелы "Солантора" туманил его разум, а тело горело от боли. Он едва осознавал, что происходит, но слышал крики троллей и хруст их костей под ударами топоров. Созо, с неистовой яростью, убил более трёх тысяч врагов, прокладывая путь через их ряды. Его борода развевалась, а глаза горели решимостью.

Достигнув края поля боя, Созо заметил пещеру и, не сбавляя скорости, направил кровать к зарослям кустов у входа. Это был телепортационный портал, созданный Брэндоном для экстренного отступления. С громким треском кровать влетела в кусты, и в тот же миг они с Норином оказались на Иммотопе, у подножия Гномьей Горы. Воздух здесь был прохладным, а знакомый запах камня и угля успокаивал. созо, тяжело дыша, вкатил кровать в туннели горы, где их встретили встревоженные взгляды женщин и детей.

Рора, увидев Норина, лежащего на кровати, ахнула. Её лицо побледнело, и она бросилась к нему, покрывая его лицо поцелуями. "Норин! Мой Норин!" — шептала она, но её руки уже осматривали рану на его ноге. Кожа вокруг неё блестела зловещим зелёным светом, источая слабый запах гнили. Рора, сдерживая слёзы, посмотрела на Созо и спросила: "Сколько ему осталось? Я вижу, тут не обычная рана, это стрела, с тёмной магией."

Созо, опустив взгляд, ответил: "Я точно не знаю, но по словам великого волшебника... Ему осталось два месяца. Но по рассказам я знаю, что лекарство есть, где-то глубоко на нашей планете, то ли в лесу, то ли в пещере. Я знаю, как вам помочь. Держите его посох." Он протянул Роре деревяшку с красным камнем, который Норин называл посохом. Рора, дрожа, взяла его и, бросив последний взгляд на мужа, ушла к детям, которые ждали её в соседней комнате.

Норина перенесли в лазарет Гномьей Горы, где местные целители пытались облегчить его боль, но все понимали, что яд "Солантора" неподвластен обычным снадобьям. Рора, вернувшись домой, всю ночь не могла сомкнуть глаз. Она сидела у очага, сжимая посох Норина, и думала, с кем оставить Лиру и Зороя, чтобы отправиться на поиски лекарства. Слухи, что ходили среди гномов, говорили о цветке Таримор, названном в честь Гелантори по имени Таримор. Этот Гелантори, согласно легендам, безумно любил природу. Во время распада песни Гелавал, когда Валкир покинули Долгрим, став звёздами, Таримор, отказавшись бежать, растворил свою сущность в ядре Земли. Его жертва породила буйную, невиданную природу, и на Иммотопе, как верили гномы, остался цветок Таримор — единственное, что могло исцелить от яда "Солантора". Никто не находил этот цветок, но все знали, что он скрыт где-то в лесу Элисмуд, огромном и диком, раскинувшемся на сто километров в ширину и пятьсот в длину.

Рора знала, что Элисмуд — опасное место. Лес был густым, с деревьями, чьи кроны закрывали солнце, и тропами, что путали даже опытных следопытов. В его глубинах водились звери, пропитанные магией, и, по слухам, там скрывались остатки древних созданий Мегуло. Но Рора не могла сидеть сложа руки. Норин умирал, и она готова была рискнуть всем, чтобы спасти его. На рассвете она отправилась к своей сестре, Гельде, которая жила в соседнем туннеле. Гельда, женщина с суровым лицом и добрым сердцем, согласилась присмотреть за Лирой и Зороем. "Иди, Рора, — сказала она, обнимая сестру. — Найди этот цветок. Мы справимся."

Рора вернулась домой, собрала небольшой мешок с едой, водой и верёвкой. Посох Норина она крепко привязала к поясу, чувствуя, как красный камень слегка нагревается в её руке. Лира, заметив сборы, подбежала к матери. "Мама, ты куда?" — спросила она, её глаза были полны тревоги. Рора опустилась на колени и обняла дочь. "Я вернусь скоро, моя девочка. Папе нужна помощь, и я найду то, что его спасёт." Зорой, не понимая слов, но чувствуя напряжение, прижался к её ноге. Рора поцеловала обоих и, сдерживая слёзы, вышла из дома.

Она направилась к выходу из Гномьей Горы, где её ждал старый друг семьи, кузнец по имени Дром. Дром, узнав о её плане, настоял на том, чтобы пойти с ней. "Элисмуд — не место для одиноких странников, Рора, — сказал он, поправляя свой топор. — Я пойду с тобой. Норин мне как брат." Рора кивнула, благодарная за поддержку, и они вместе вышли в сторону леса.

Элисмуд встретил их мрачной тишиной. Огромные деревья, покрытые мхом, возвышались, словно стражи, а воздух был тяжёлым от запаха сырости и магии. Рора сжимала посох, вспоминая, как Норин использовал его для света и направления. Она ударила посохом по земле, думая о цветке Таримор, и красный камень испустил слабую струйку света, указывающую вглубь леса. Дром, держа топор наготове, шёл рядом, внимательно оглядываясь.

Первые часы пути были спокойными, но вскоре лес стал гуще. Тропы исчезали, а ветви цеплялись за одежду. Рора и Дром пробирались через заросли, когда услышали низкий рык. Из тени выступила тварь — помесь волка и ящера, с глазами, светящимися зелёным. Дром поднял топор, но Рора, не растерявшись, ударила посохом по земле, думая об отталкивании, как это делал Норин. Волна энергии отбросила тварь, и та, взвизгнув, скрылась в кустах. Дром посмотрел на Рору с уважением. "Ты быстро учишься," — сказал он

После того как Рора отогнала волкоподобную тварь с помощью посоха Норина, она и Дром продолжили путь вглубь леса Элисмуд. Деревья становились выше, их ветви сплетались, образуя тёмный свод, через который едва пробивался свет. Воздух был густым, пропитанным запахом мха и магии. Рора крепко сжимала посох, чей красный камень слабо пульсировал, указывая путь к цветку Таримор. Дром шёл рядом, его топор поблёскивал в полумраке, а глаза внимательно следили за каждым шорохом. Но спустя час пути Рора вдруг остановилась. Она обернулась и с ужасом поняла, что Дром исчез. Его не было ни позади, ни в стороне — лес поглотил его. Сердце Роры сжалось от страха, но она знала, что не может повернуть назад. Норин умирал, и цветок был его единственной надеждой. Сглотнув ком в горле, она пошла дальше одна, сжимая посох так сильно, что костяшки побелели.

Прошло тридцать минут, и лес стал ещё глуше. Тропы исчезли, а тишина давила на уши. Рора, борясь с паникой, продолжала следовать слабому свету, исходящему от камня в посохе. Наконец, она наткнулась на небольшой дом, стоящий посреди поляны. Его стены были покрыты мхом, а на входе горели зелёные факелы, чьё пламя не колебалось, несмотря на лёгкий ветер. Рора, собравшись с духом, постучала в дверь. Та медленно открылась, и на пороге появился старик в зелёной мантии. Его лицо было морщинистым, но глаза сияли молодым огнём. "Здравствуйте, милая девушка, вам что-то надобно?" — спросил он, его голос был мягким, но с ноткой любопытства.

Рора, немного растерявшись, ответила: "Да, здравствуйте, как к вам...?"

Старик перебил её: "Сильванур. Неудобно говорить, но я третий Фендарин по счёту."

Рора широко раскрыла глаза. Она знала о Фендаринах — легендарных волшебниках, созданных Мегуло для борьбы с Эссуранами. Если кто и мог помочь ей найти цветок Таримор, то это был он. Не теряя времени, она рассказала свою историю: о Норине, раненом стрелой "Солантора", о яде, что убивал его, и о цветке, который, по слухам, мог его спасти. Сильванур слушал внимательно, поглаживая длинную белую бороду. Когда она закончила, он кивнул и сказал: "Цветок Таримор — потерянный и редкий. Чтобы его найти, нужно постараться, но так уж повелось, что я нашёл его." Он достал из складок мантии маленький синий цветок, чьи лепестки переливались, словно звёзды. "Я могу дать его вам, но если вы кое-что сделаете для меня. Для зелья, которое я хочу изготовить, мне нужна кровь пауков Сакантулов. Они обитают в пещере неподалёку. У меня есть карта для вас и лук. Я перемещу вас к пещере, а вы принесёте мне каплю их крови. По рукам?"

Рора, не раздумывая, кивнула. Время поджимало, и она была готова на всё ради Норина. Сильванур улыбнулся, взял её посох и вручил ей лук с колчаном стрел. "Посох останется у меня, — сказал он. — Он слишком ценный, чтобы рисковать." Затем он пробормотал заклинание, и в мгновение ока Рора оказалась перед тёмным входом в пещеру. Вокруг было тихо, только слабый ветер шевелил листву. Она сжала лук и шагнула внутрь.

Пещера была сырой, со стен капала вода, а воздух пах плесенью. Рора осторожно продвигалась вперёд, держа лук наготове. Через несколько шагов она наткнулась на пропасть, но перед ней тянулась узкая деревянная дорожка, скрипящая под ногами. Рора, стараясь не смотреть вниз, прошла по ней, пока не оказалась в просторной каменной зале. Внезапно из темноты на неё бросился огромный паук Сакантул, в два раза крупнее её. Его чёрное тело блестело, а восемь глаз горели красным. Рора, не растерявшись, натянула тетиву и выстрелила. Стрела вонзилась в один из глаз паука, и тот, издав пронзительный визг, пошатнулся и рухнул в пропасть. Стрела, окровавленная паучьей кровью, осталась в её руке.

Рора уже собиралась вернуться, когда дорожка под ней затрещала и обрушилась. Она закричала, падая вниз, но её падение остановила густая паутина, натянутая между стенами пропасти. Лук, который она оставила на дорожке перед боем, остался наверху. Пауки, привлечённые шумом, начали выползать из щелей. Их лапы шуршали, а клыки клацали. Они принялись опутывать Рору паутиной, и она кричала без остановки, пытаясь вырваться. Паутина сковывала её всё сильнее, и вскоре Рора не могла пошевелиться. Она висела в этой ловушке более пяти часов, её силы таяли, а надежда угасала. Ночь опустилась на лес, и пещера погрузилась во мрак.

Вдруг Рора услышала шорох снизу. Кто-то крался, двигаясь осторожно, но она не могла разглядеть, кто это. Внезапно паутина начала подрагивать — кто-то резал её ножом. Через несколько мгновений Рора упала на каменный пол, освобождённая. Она подняла глаза и увидела Дрома, чьё лицо было покрыто грязью, но глаза сияли облегчением. "Дром!" — выдохнула она. Он помог ей встать и, не говоря ни слова, указал на выход. Рора схватила окровавленную стрелу, которую оставила шесть часов назад, и они бросились к лестнице, ведущей из пропасти.

Пауки, почуяв добычу, проснулись. Их шуршание превратилось в топот, и десятки тварей ринулись за гномами. Рора и Дром бежали так быстро, как могли, их сердца колотились. Они выскочили из пещеры, но пауки не отставали, их клыки были в нескольких шагах. Когда казалось, что их настигнут, над горизонтом взошло солнце. Его лучи ударили по паукам, и те, издав пронзительный писк, запаниковали. Сакантулы, не выносившие дневного света, бросились обратно в пещеру, оставив Рору и Дрома в безопасности.

Рора, тяжело дыша, посмотрела на Дрома. "Как ты меня нашёл?" — спросила она. Дром, вытирая пот со лба, ответил: "Я заблудился в лесу, но услышал твой крик. Пробирался за тобой, пока не нашёл пещеру." Рора кивнула, благодарная за его упорство. В её руке была стрела, пропитанная кровью паука, а в сердце — надежда, что цветок Таримор спасёт Норина. Они направились обратно к дому Сильванура, чтобы завершить сделку и получить цветок, который мог изменить всё.

Рора сжимала окровавленную стрелу, чей наконечник всё ещё был влажным от крови паука Сакантула. Она готовилась вернуться к дому Сильванура, чтобы забрать цветок Таримор. Рассветное солнце пробивалось сквозь кроны леса Элисмуд, отбрасывая длинные тени на каменистую почву. Её сердце билось от надежды — она была на шаг ближе к спасению Норина от яда стрелы "Солантора". Но не успела она сделать и шагу, как Дром преградил ей путь, подняв руку. Его лицо, обычно спокойное и решительное, теперь было искажено отчаянием. "Подожди, не так быстро, — сказал он, его голос был низким и напряжённым. — У меня тут беда. Моего сына, Орнора, ранила стрела, такая же, как у Норина. Отдай мне стрелу с кровью, или я убью тебя."

Рора сжала кулаки и отступила на шаг. Её глаза сузились, но голос оставался твёрдым. "Или ты даёшь мне пройти, или я без лука вонжу тебе эту стрелу между глаз," — отрезала она, сжимая стрелу крепче.

Дром усмехнулся, но в его глазах мелькнула тревога. "Ну, ну, давай, ты же смелая," — бросил он, делая шаг вперёд.

Рора заметила узкое ущелье неподалёку, заросшее мхом. Она быстро подбежала к краю, держа стрелу над пропастью. "Стой! — крикнула она, её голос дрожал от напряжения. — Ещё один шаг, и никто из нас не спасёт своих близких. Пойдём вместе, или не пойдём вообще!"

Дром остановился, его лицо потемнело. "Ты же понимаешь, что цветок Таримор — один-единственный. Он растёт раз в 1250 лет. Я не уверен, что у этого старика есть хотя бы два цветка. Если отдашь стрелу по-хорошему, сохранишь себе жизнь."

Рора заколебалась. Её рука дрожала, а сердце колотилось. Она знала, что цветок — их единственный шанс, и не могла рисковать. Но Дром был её другом, и его отчаяние эхом отдавалось в её душе. "Ну, держи," — наконец сказала она, медленно протягивая стрелу.

Дром шагнул ближе, но в этот момент из-за деревьев выскочил тролль. Его массивное тело, покрытое волдырями, двигалось с пугающей скоростью. Рора и Дром переглянулись, и их спор мгновенно забылся. Они объединились против общей угрозы. Дром бросился на тролля с топором, но тот с лёгкостью отшвырнул его в сторону, и гном ударился о дерево, потеряв сознание. Рора, не теряя времени, ловко увернулась от удара тролля. Несмотря на его размер, она оказалась быстрее. Схватив его за жирную шею, она с силой сжала, используя весь свой гнев и страх за Норина. Тролль захрипел, его глаза закатились, и он рухнул на землю, задыхаясь.

Рора, тяжело дыша, оглянулась, но Дрома нигде не было. Стрела всё ещё была у неё в руке, и она сжала её крепче, проверяя, цела ли. Внезапно из ущелья донёсся звук плача. Рора подбежала к краю и увидела Дрома, висящего на уступе. Его пальцы цеплялись за камень, а лицо было мокрым от слёз. Сквозь рыдания он говорил: "Зачем мне нужна такая жизнь, где мой сын, мой сынок, станет злым, убийцей? Мне не нужна моя жизнь, лишь жизнь моего сына. Я понимаю тебя, Рора, у тебя такое же положение, но я… я так не могу."

Рора, в ужасе, протянула руку. "Не вздумай отпускать мою руку!" — крикнула она, её голос дрожал от напряжения. Она тянулась к нему, но Дром посмотрел ей в глаза. Его пальцы медленно разжались, и он полетел вниз. Рора закричала, её глаза расширились от шока, когда тело Дрома ударилось о камни внизу. Высота была такой, что спасать его не имело смысла. Он был мёртв.

Рора встала, её ноги дрожали. Слёзы текли по её щекам, и она не могла их остановить. Она вспомнила последний визит Норина домой, его тёплые объятия, смех детей, как Лира дёргала его за бороду, а Зорой обнимал его ногу. Тогда её сердце согревалось, но теперь оно холодело, словно лёд сковывал её изнутри. Дром был не просто другом — он был частью их семьи, и его потеря разрывала её душу. Но она знала, что не может остановиться. Норин умирал, и стрела с кровью паука была её единственным ключом к цветку Таримор.

Рора медленно уходила от ущелья, где только что потеряла Дрома. Его последние слова — "Скажи Орнору, что я любил его" — эхом звучали в её голове, разрывая сердце. Она вошла в лес Элисмуд, и ей казалось, что звёзды над головой тускнеют, словно доброта в мире угасает вместе с ней и Норином. Каждый шаг был тяжёлым, ноги вязли в сырой земле, а время тянулось мучительно медленно. Минута казалась часом, час — днём. Лес, с его мрачными деревьями и тишиной, давил на неё, словно напоминая о жертве, которую она только что видела. Стрела с кровью паука Сакантула была крепко зажата в её руке, а в другой она сжимала надежду — мысль о спасении Норина. Но холод в груди не отступал, и она чувствовала, как часть её души умирает вместе с Дромом.

После долгих часов блужданий Рора наконец добралась до дома Сильванура. Зелёные факелы у входа всё ещё горели, отбрасывая жутковатый свет на моховые стены. Она постучала в дверь, её рука дрожала от усталости и горя. Сильванур открыл дверь и, увидев её, улыбнулся. "Ох, здравствуйте. Запыхалась? Стрела? Ах, вот она, проходи, я всё отдам," — сказал он, его голос был мягким, но в нём чувствовалась торопливость. Рора, не говоря ни слова, вошла и положила окровавленную стрелу на деревянный стол. Сильванур кивнул, повернулся к шкафчику и достал цветок Таримор. Он был крошечным, синим, с пятнадцатью лепестками, которые переливались чистым голубым светом, словно кусочек неба. Рора взяла цветок, и её глаза загорелись счастьем — впервые за долгое время она почувствовала надежду. Это было то, ради чего она прошла через лес, сражалась с пауками и потеряла Дрома.

Когда она собралась уходить, Сильванур остановил её. "Я подготовил тебе двух собак," — сказал он, указывая на сани, запряжённые парой крепких псов с густой шерстью. "Они быстро довезут тебя до Гномьей Горы." Рора, всё ещё ошеломлённая, пробормотала: "Спасибо, спасибо большое." Она вышла, села в сани, и собаки рванули с такой скоростью, что она едва не вылетела. Ветер хлестал по лицу, а лес Элисмуд мелькал мимо. Через пять минут сани остановились у подножия Гномьей Горы. Рора выпрыгнула, сжимая цветок в мешочке, и бросилась к входу.

Её встретила Гельда, сестра, чьё лицо было бледным от страха. "Где, где мои дети?" — спросила Рора, её голос дрожал. Гельда, запинаясь, ответила: "Они в доме." Но в этот момент воздух разорвал рёв троллей. Рора и Гельда обернулись и увидели, как из теней выступили огромные фигуры, их волдыристые тела двигались угрожающе. Они бросились к туннелям Гномьей Горы, но один из троллей, стоявший на возвышении, прицелился из лука. Стрела, выпущенная с ужасающей точностью, вонзилась Роре в голову. Она замерла, её глаза расширились, и она рухнула на землю. Гельда ахнула, её руки задрожали. Она подбежала к сестре и, увидев, что та мертва, схватила цветок Таримор, выпавший из её руки, и бросилась в туннель.

Внутри Гномьей Горы царила паника. Гельда, добежав до дома, нашла там Брэндона, который помогал раненым. В порыве эмоций она закричала: "Брэндон! Там Рора только пришла, и её застрелил тролль в голову, но она принесла!" Она протянула цветок, её руки тряслись. Брэндон, с суровым лицом, взял цветок Таримор и, не теряя времени, выбежал к выходу из горы. Там его окружили тролли, их глаза горели злобой, а оружие поблёскивало в свете факелов. Брэндон, не дрогнув, посмотрел на них и сказал: "Что-то вы задержались здесь, потомки крысы. Вам не стыдно? А, опять я забыл, вы же безмозглые тролли." Он с силой ударил посохом по земле, и мощная волна энергии отшвырнула троллей прочь. Вокруг Гномьей Горы возник мерцающий щит, отрезая врагов от входа.

Брэндон вернулся в лазарет, где лежал Норин. Его дыхание было слабым, зелёное сияние раны на ноге почти поглотило его тело. Брэндон опустился рядом и начал читать заклинание на Эльфогском языке: "Mekhetin zhoren savik. Mekhetin zhoren boren. Soiin luthak selorir - en. Ka klarik soiin darin boren, selorir - en nor - en." Его голос звучал торжественно, наполняя воздух магией. Он приложил цветок Таримор к груди Норина, и тот засиял ярким голубым светом. Лепестки словно растворились, впитываясь в кожу Норина. Зелёное сияние на его ноге начало угасать, а тело задрожало. Норин открыл глаза, его взгляд был мутным, но живым. Он вдохнул глубоко, впервые за дни без боли.

Гельда, стоявшая рядом, заплакала от облегчения, но тут же вспомнила о Роре. "Норин, Рора… она погибла," — прошептала она, её голос сорвался. Норин, всё ещё слабый, посмотрел на неё, его лицо исказилось от ужаса. "Рора… нет…" — выдавил он, пытаясь подняться, но целители удержали его. Брэндон положил руку ему на плечо. "Она принесла цветок, Норин. Она спасла тебя. Её жертва не была напрасной." Но слова не могли смягчить боль. Норин закрыл глаза, слёзы текли по его щекам. Он вспомнил её лицо, её тепло, их последний вечер вместе, когда Лира и Зорой смеялись, а Рора обнимала его.

Гномья Гора затихла. Тролли, оттеснённые щитом Брэндона, отступили, но все знали, что война на Ареи продолжится. Лира и Зорой, ещё не понимая, что потеряли мать, ждали в соседней комнате. Гельда взяла на себя заботу о них, но её сердце разрывалось от горя. Норин, лёжа в лазарете, сжимал кулаки, клянясь, что выздоровеет и отомстит за Рору. Цветок Таримор спас его жизнь, но цена была слишком высока. Брэндон, стоя у входа, смотрел на щит, защищавший гору, и думал о посохе Роры, который остался в её доме. Он знал, что его сила может стать ключом в грядущих битвах, но также и угрозой, если попадёт в плохие руки.

После двух лет восстановления Норин, всё ещё неся в сердце боль от потери Роры, вернулся на войну. Эта война, названная Гелло Делло, стала одной из самых долгих и изнурительных в истории Номунона. С 720 по 740 год Второй Эры она терзала планеты — Иммотоп, Ареи, Землю и Тьму. Норин, как и тысячи других гномов и магов, сражался не только за победу, но и за память о тех, кого он потерял, и за будущее своих детей, Лиры и Зороя. Он провёл на полях сражений восемнадцать лет, его топор, выкованный в Гномьей Горе, стал легендой среди союзников, а его имя внушало страх врагам. Но каждый удар, который он наносил, был пропитан горем — Рора пожертвовала собой ради него, и эта жертва тяготила его душу.

Война Гелло Делло была не только битвой армий, но и испытанием для обычных семей. Почти у каждого гнома и мага была похожая судьба: разлука, потери, страх за близких. Гномьи семьи в Гномьей Горе, маги на Земле, воины на Ареи — все они сталкивались с одним и тем же. Матери, как Рора, теряли жизни, чтобы спасти любимых. Отцы, как Норин, оставляли детей, чтобы защитить свой народ. Дети, как Лира и Зорой, росли в тени войны, под присмотром родственников, таких как Гельда, не зная, вернутся ли их родители. Этот рассказ — не о великих героях вроде Брэндона или Некоса, а о простых семьях, чьи жизни разрывались войной, о их любви, жертвах и стойкости.

К 740 году, когда война наконец закончилась, Норин вернулся в Гномью Гору. Его борода поседела, а глаза, некогда полные огня, теперь были омрачены годами боёв. Лира, которой исполнилось двадцать четыре года, стала кузнецом, унаследовав мастерство отца. Зорой, двадцатилетний юноша, обучался магии у местных магов, вдохновлённый рассказами о Брэндоне. Гельда, состарившаяся, но не сломленная, обняла Норина, как родного сына. Он часто посещал могилу Роры, высеченную у подножия Гномьей Горы, где её имя было выгравировано рядом с цветком, вырезанным в камне в память о её подвиге.

Норин и Рора, их любовь и жертвы, стали символом стойкости простых гномов, чьи жизни навсегда изменились в огне Гелло Делло.