Новая хозяйка

Снег хрустел под кожаными пьексами, вековые ели высились словно черные скалы. Покидать родной дом в разгар зимы было страшно, но и весело — когда еще искать приключений, как не в юности? Тем более зимой, в самое судьбоносное для людей и духов время, соприкосновение миров.

Стужи Хейкки не боялся, как и все духи-хранители, — высшие силы вложили в них столько тепла, чтобы хватало и на себя, и на оберегаемую вотчину. Но незнакомый лес казался юному домовому огромным, как сам мир, после родной деревни и опушки, где Хейкки резвился с ребятами-лесовиками. Они учили его диким природным мудростям, а он водил их поиграть на хозяйский двор. От этого пугались коровы и лошади, хлопали крыльями куры, да и люди боялись нечисти, но незримые маленькие проказники никогда не причиняли им истинного вреда.

Перед тем, как покинуть семейное гнездо, Хейкки повеселился с друзьями, впервые отведал медовухи, которую отец налил в семейный кубок, и получил напутствие на теплый новый дом. Он мог дождаться, когда младшая из хозяйских детей обзаведется семьей, и проследовать за ней — многие домовые так поступали и даже находили на новом месте будущих жен. Но Хейкки не хотелось вселяться в насиженное место и притираться к другим домовым. Еще будучи совсем маленьким, он подслушивал, как хозяйка читает сказки детям, и не мог без них уснуть. А потом стал мечтать о далеких краях, приключениях и даже зачарованных дворцах с призраками — пытливому домовенку казалось, что подобные ему и там должны водиться, иначе никакого порядка не будет.

Поэтому теперь подросший и возмужавший домашний дух надеялся найти свободное жилище. Домовые нередко покидали его, если умирали все хозяева или любимый член семьи, служивший оплотом мира и гармонии. Предвидя, что равновесие больше не удержать, духи уходили на поиски, а дом какое-то время оставался без хранителя. Хейкки был уверен, что такое место найдется за этим лесом.

И вскоре он его учуял — это был небольшой хутор, сейчас засыпанный снегом, но летом наверняка уютный и светлый от скромного северного солнца и луговых цветов. Помимо избы, там высился колодец-журавль, сауна и амбар в два этажа. Туда Хейкки и отправился первым делом, ибо съестные припасы и летние горницы для рукоделия хранили больше всего семейных тайн.

Дворовый пес хрипло залаял, учуяв незнакомую нечисть, куры в крытом птичнике тоже принялись шуметь, но Хейкки ладил с животными и быстро их успокоил. Семья здесь не бедствовала, однако аура несла отпечаток опустошения и горечи. Кое-где в припасах уже похозяйничали мыши, и домовой сразу взял это на заметку. Наверху Хейкки нашел мужскую и детскую одежду, которая сушилась и проветривалась на веревках, а в большом кованом сундуке хранились платья, кружевной фартук, женские сапожки из мягкой кожи и витые бронзовые фибулы. Вещи были бережно уложены, вычищены, но успели пропитаться затхлостью и еще каким-то зловещим кислым запахом.

«Похоже, хозяйка скончалась, — сообразил парень. — Только почему хранители ушли отсюда, не захотели поддержать семью? Это ведь не сегодня случилось, а люди так и живут без присмотра. Что-то тут не так...»

Вдруг амбар осветился мягким золотистым сиянием, а позади послышался скрип и смущенное покашливание. Домовой обернулся и увидел девушку с ярко-рыжими волосами, заплетенными в две косички. Впрочем, многочисленные вихры выбивались из них и торчали в разные стороны. Большие зеленовато-серые глаза испытующе смотрели из-под густых ресниц. На ней была пестрая шерстяная кофта, длинная юбка и сапоги, и судя по комьям снега, она только что вернулась со двора.

— Ты кто? — наконец спросил Хейкки.

— Славный вопрос! — усмехнулась девушка. — Я хранительница этого дома, а вот ты кто?

— Давно ты его охраняешь? Я вот учуял, что дом уже много дней стоял брошенный. И где твои родители?

— Я его только сегодня нашла, — замялась девушка, — еще не успела толком обжиться. Но все равно теперь это мой дом, я же раньше тебя явилась! А родителей здесь нет.

— Куда же они ушли?

— Мать умерла, а отец служит там, где и прежде, это я от него ушла.

— Замуж, что ли? Так рано? — недоверчиво спросил Хейкки.

— Да с чего ты взял? Больно мне это надо! — поморщилась домовинка. — Просто решила вселиться в пустой дом и самой его хранить, помогать людям и наблюдать за их жизнью.

— Сбежала, значит? А при отце-то чем плохо было?

— Тем, что главный дух-хранитель в доме всегда один, ему и почестей больше, и дела интереснее достаются. А мы с сестрами вечно на побегушках: угли раздувать, воду очищать, недуги у кошек и кур распознавать... Разве что посуду взамен хозяев не чистили! Ну, я и заскучала, отправилась свое место искать.

— Но это же правильно, главным домашним духом должен быть мужчина, — заметил Хейкки, — а его супруга отвечает за мир и лад на женской половине, за здоровье детей, за кухню и запасы. И оба друг друга поддерживают! А как ты думаешь справляться в одни руки?

— Слушай, что ты вообще ко мне пристал? — возмутилась девушка. — Твое какое дело? Иди куда шел, а мне еще приживаться надо, дом принимать.

— Так я сюда и шел, мне тоже свой дом нужен, да и мир посмотреть охота.

— Ну ты сказал — мир! Тогда уж в город ступай, только там тоже все давно занято. А где свободно, так домовым и поживиться нечем: люди теряют веру, да и очаг свой не берегут, как прежде.

— А ты сама-то город вблизи видела, или только на картинках у хозяйских детей? Тогда рано еще тебе одной дом держать, раз ты все за отцом повторяешь!

— Если ты сейчас не уйдешь, я тебя укушу! — пообещала домовинка, блеснув белоснежными клычками.

— Ох какой тут злой лисенок завелся! — рассмеялся парень. — Ты точно из домовых? С таким нравом тебе бы по лесу бродить и разбойников пугать!

— Я из домовых, — гордо промолвила девушка и показала ему медальон, испещренный древними рунами, — а мой отец один из самых мудрых хранителей! Он в Похьянмаа родился, когда там и хозяйств было всего-ничего, сплошь леса и болота. Если бы не те домовые, которые помогали людям выжить, согреться и хоть как-то душу порадовать, то и города бы не строились, и народа не стало. Знаешь, что он пережил и сколько мне всего рассказывал? Так что не смей меня отцом дразнить!

— Да я и не имел в виду ничего дурного! Я своих родителей тоже всегда чтил. Кстати, а как тебя зовут?

— Сату, — ответила домовинка и ее бледные веснушчатые щеки зарумянились. Однако взгляд все еще был настороженным и хмурым.

— А меня Хенрикки, в честь хозяина, при котором я родился. Но ты лучше зови Хейкки, или просто Хей: родные и друзья всегда так называют.

— Ладно, Хейкки, будем знакомы, — отозвалась Сату, протянула ему маленькую белую руку и он бережно пожал ее.

— Что, Сату, раздумала меня кусать? — улыбнулся он. — А я, между прочим, проголодался с дороги, силы на исходе, да еще ты тут разошлась. Хозяева-то дома или ушли куда?

— Он в лес за дровами отправился, сына с собой взял, а дочка у соседей. А тебе-то что? Думаешь, я тебе позволю своими хозяевами питаться?

— Я думаю, что такая красавица не откажет уставшему и голодному путнику, у которого нет никакого злого умысла. И потом, они еще не твои!

— Ты себе другой дом найдешь, а этот мне уже приглянулся, — заявила Сату. — Хозяйка недавно умерла, дети осиротели, значит, им нужна женская аура и забота. Я же по опыту знаю, какая это потеря...

— Без мужской заботы им тоже не обойтись: после горя дом как открытая рана для всякой заразы — для нежити, людского дурного глаза, злых колдунов. К тому же, хозяин наверняка новую подругу начнет искать, а та своих духов приведет. Думаешь, тебе с ними удастся сговориться? А так я смогу тебя защитить.

— Да что ты мне голову морочишь, защитник! Ты разве мой брат или жених? И я за себя смогу постоять, будь уверен! — снова нахмурилась Сату. — А главный домовой должен быть один, а не серединка на половинку!

— Кто же тебя замуж-то возьмет, с таким характером? — благодушно усмехнулся парень.

— Что ты заладил про замуж? Будто ничего интереснее на свете нет, чем детей рожать и носочки им штопать! Ладно, дождемся хозяев, а потом подпитайся и иди своей дорогой, — отмахнулась Сату. Повернувшись к Хейкки спиной, она вытащила из кармана юбки зеркальце и стала поправлять волосы.

— Спасибо и на этом! И все же ты красавица, Сату, — лукаво сказал Хейкки.

— Оставь меня в покое, — процедила домовинка, однако легкая улыбка скользнула по ее пухлым губам.

Хейкки опустил вещевой мешок наземь и сам присел, прислонившись спиной к стене. Он медленно прощупывал ауру амбара, где, по-видимому, обитали прежние хранители, и вся она была какой-то сырой, пресной и неуютной. Обычно домовые, покинувшие жилье, оставляли хоть искорку энергии для преемников, обнадеживающий посыл, чтобы гармония в доме возродилась. Здесь же он ничего подобного не чувствовал, словно они в одночасье пустились в бегство. Неужели что-то их отторгло или напугало?

«Пожалуй, тем интереснее, — поразмыслил парень, — надо разгадать эту тайну. Только как с девчонкой быть? Сказать ей о подозрениях или не стоит? Еще начнет под ногами путаться и все испортит...»

Сату тем временем устроилась на сундуке, покачивая одним сапожком и порой косясь в его сторону. Наконец со двора послышался шум, домовинка поднялась и потрепала Хейкки за плечо.

— Ты там не уснул? Вот и время обеда пришло.