Новое летоисчисление

— Последнее солнце, — проговорил себе под нос Петр, когда лучи Солнца достигли третьего, последнего иллюминатора на борту космической станции «Революция». Это означало, что очередная сорокопятиминутка подходит к концу. Скоро станция, как и положено, попадет на теневую сторону Земли, и тогда в их временном пристанище наступит условная ночь. Ненадолго, правда. Через каких-то сорок с небольшим минут станция, обгоняя вращение Земли вокруг своей оси, снова попадет на солнечную сторону, и лучи небесного светила попадут в первый иллюминатор.

Идея объявлять окончание условного дня словами «последнее солнце» была вполне себе хороша. «Летоисчисление» не хуже земного, где все привязано к вращению Земли либо вокруг своей оси, либо вокруг Солнца. Кроме того, Елена, его напарница по полету на станции упорно молчала, и через десять дней Петру просто захотелось поговорить. Хоть так. Вот он и выкрикнул «последнее солнце», но добился лишь того, что Елена дернула головой в его сторону. И все. Глаз ее он не видел. Стенд коллеги по полету, на котором она растила и разрушала какие-то кристаллы, находился в дальнем конце станции, там, где располагался шлюз для стыковки грузовых космических челноков. Но почему-то Петру показалось, что взгляд Елены был холодным и злым.

Петр проявил упрямство и не бросал свое «летоисчисление». Только слова произносил все тише и тише, каждый раз поглядывая в сторону своей напарницы.

Елена была стройной, молодой женщиной, как и полагается бывшему призеру в разных легкоатлетических дисциплинах, недурна собой, умна, и при этом совершеннейшей стервой. Комбинация этих качеств позволила ей попасть в отряд космонавтов и одновременно отвратить от себя всех особей мужского пола в радиусе нескольких километров.

«Удивительно, — думал Петр. — Как ей удалось пройти тесты на совместимость?»

«Как-как? — в таких случаях сам себе отвечал он. — Благодаря тебе».

Тесты на совместимость были незамысловатыми. Будущих космонавтов отправляли в поход на байдарках по небольшой речушке, что протекала вблизи Учебного космического городка. Трехместная байдарка ничем не напоминала космический корабль, но представляла собой почти идеальный полигон для проверки на совместимость членов будущих экипажей. Вот в такой поход выпало идти и Петру с Еленой. Ему хотелось успешно пройти тест и получить высокий балл. Поэтому, представляя по рассказам других, характер этой молодой женщины, Петр решил не обострять с ней отношения, не дерзить, не возражать, во всем идти на встречу.

— Выбирай место, — с улыбкой предложил он, когда они подошли с рюкзаками к байдарке, уже спущенной на воду. Рядом стояли научники со своими блокнотами. В поход они, конечно, не собирались, но готовились записать каждый их промах, который заметят в момент отправления.

Место в байдарке считалось важным. Кому-то нравилось сидеть впереди. Так на тебя не попадают брызги воды с весел впередисидящего напарника. А кому-то было более комфортно на корме, поскольку не надо выбирать путь по реке. Место посередине занимал багаж.

— Что? Даже место выбрать не можешь? — ответила Елена. — Ох уж, эти мужчины! Все перекладываете на плечи женщин!

Научники заулыбались и что-то застрочили в своих блокнотах.

После такого ответа Петр понял, что лучше молчать. Вытащить рюкзаки из байдарки, потом саму байдарку из воды, поставить палатку, «завести» походный примус, приготовить еду — все это в походе делал Петр. Иногда к работе подключалась его спутница, когда, очевидно, по ее мнению наступал нужный момент. И все молчком. Спали в одной палатке, прообразе будущего космического корабля, повернувшись друг к другу спиной. Петра так утомлял день, проведенный без слов, что он моментально погружался в сон, просыпаясь только от чувства пустоты рядом. Его напарница всегда просыпалась первой, что, наверное, служило для нее очередным подтверждением превосходства женщин над мужчинами.

После похода им пришлось заполнить пространные вопросники, подготовленные научниками. Многочисленные вопросы касались отвлеченных от совместимости участников похода тем, и разобраться, как правильно ответить на тот или иной вопрос, не представлялось никакой возможности. Ну, вот, например, сколько раз в походе вы слышали пение птиц? Любите ли вы подгоревшую кашу? Когда вода в реке была теплее, в начале похода или в его конце? Но что-то по их ответам научники выясняли. Петра с Еленой даже похвалили. Тесты показали, что у них почти стопроцентная совместимость, и что вполне вероятно, если когда-нибудь их отправят в полет, то они, скорее всего, окажутся в одном экипаже.

Новость о результатах тестов вскоре распространилась по всему Учебному космическому городку, и только ленивый, из числа мужского населения городка, не подколол Петра с удачным походом.

***

«Если когда-нибудь отправят в полет». А вот с этим у Петра была загвоздка. Число пилотируемых полетов к космической станции резко снизилось. Экономическая обстановка в стране поменялась в худшую сторону. А космос не приносил сиюминутной прибыли. Эксперименты, наблюдения — все это обязательно бы «выстрелило», но в будущем, а деньги на полеты требовалось потратить уже сейчас.

Подвела Петра и его специализация. Он был инженер-космонавт. Те проекты, с которыми он пришел от своего предприятия в отряд космонавтов, давно потеряли свою актуальность. Чудо, что его вообще не исключили из отряда. Наверное, кто-то пожалел денег, потраченных на его подготовку. Конечно, Петр был специалист широкого профиля, и мог проводить различные эксперименты инженерной направленности. Но вот беда! Таких экспериментов на космической станции становилось все меньше. Кроме того, их выполнение часто стали поручать командирам экипажей. Ведь ничего сложного. Стенд для опытов освоен еще на Земле, инструкция с техническими условиями — в планшете. Все просто! Только щелкай тумблерами и нажимай кнопки. Даже результаты не требовалось отслеживать. Их фиксировали умные приборы и пакетом отправляли на Землю во время сеансов связи.

А тут еще личные проблемы. После пяти лет счастливой, как считал Петр, семейной жизни жена сообщила, что полюбила другого. Эх, Таня, Танечка, Танюха! Зачем ты так поступила?!

Впрочем, понятно зачем. Петр хоть и мечтал о космосе, что в нынешних экономических условиях делало его похожим на чудаковатого ученого, но дураком не был. Карьерные перспективы Петра сильно скукожились с момента их свадьбы, а высокая зарплата уже не казалась такой высокой на фоне цен в магазинах. Новый избранник теперь уже бывшей жены был нечета Петру. Сизов Валерий Игнатьевич, как звали нового мужа Танечки, служил на должности начальника Учебного космического городка. Этот Сизов хоть и считался членом отряда космонавтов, но давно переключился на совсем другие обязанности. Хозобеспечение работы городка, стройка, транспортный парк, закупки оборудования, командировки, в том числе зарубежные. Все это содержало в себе широкие возможности для повышения личного достатка здесь на Земле, уже сейчас, не дожидаясь, когда эксперименты на космической станции принесут пользу всему человечеству.

Так что от развода жена Петра выиграла, а он проиграл. Научники в своих анкетах сразу снизили его рейтинг на пяток пунктов. Нерегулярные половые отношения, снижение эмоциональной устойчивости… Да, мало ли, что они там еще могли придумать! Им тоже требовалось каждый день доказывать, что не зря хлеб едят. В общем, развод передвинул его в последние строки списка кандидатов на полет в космос. Петр уже подумывал, а не вернуться ли ему на свое родное предприятие, когда все вмиг чудесным образом перевернулось, он оказался на космической станции, а его напарницей стала Елена. А что?! Научники твердо заверили всех в их полной совместимости к будущему тридцатидневному полету.

***

Петр убрал последнюю пробирку в финальный контейнер, закрепленный внизу рабочего стенда. Когда придет время, он перенесет этот контейнер в спускаемый аппарат. Елена сделает то же самое со своим багажом, и все они отправятся на Землю.

«А твоя мечта о космосе сбудется», — подумал Петр, но почему-то радостней от этого на душе не стало.

Он легонько оттолкнулся от рабочего стенда и поплыл к своему лежаку. У него появилось около двадцати минут на отдых. Так он сам распланировал свой рабочий день. Пока Солнце освещает станцию, он работает с пробирками у стенда. А когда станцию от Солнца начинает загораживать матушка-Земля, наступает отдых. В это время Петр смотрел детективы. Впрочем, в станционной фильмотеке имелись только они. Научники что-то подсчитали и вывели, что этот жанр наиболее нейтрален для эмоций. Что-то типа судоку или кроссворда. Загадка, потом отгадка и никаких переживаний. Не нужны переживания на борту космической станции.

Петр закрепил себя ремнями на лежаке и включил планшет с сериалом. На экране замелькали пасмурный вечер, дождь, детектив в шляпе и длинном плаще, движущийся сквозь ненастье к раскрытию преступления.

«Почему же их решили отправить в полет? — подумал Петр. Фильм, проходящий перед его глазами, задал соответствующий расследовательский настрой. — Почему? Странно все это».

Первая странность заключалось в том, что по Учебному космическому городку уже несколько месяцев ходили слухи, что станцию готовят к затоплению в океане. Занимался этим Центр управления полетами в Обухове. На смену, устаревшей и отработавшей свое, национальной станции должна была прийти станция международная.

Петру казалось, что это правильно, что это выход для развития космоса. Возможно, это первый шаг к тому, чтобы человечество начало ощущать себя не просто конгломератом различных стран, а именно человечеством, единой общностью, землянами. Работа в космосе, как ничто другое, подходила для того, чтобы понять это.

Но вдруг поползли новые слухи о том, что станцию рано топить в океане, что она еще о-го-го, еще поработает. Это было неожиданно. Так не бывает. Сначала списали станцию, а потом передумали. Да и на два проекта: своя, национальная космическая база и участие в работе на международной станции — явно не хватило бы ресурсов.

Второй странностью было его включение в состав экипажа для полета на станцию. Сначала Петр обрадовался, а потом задумался. Находясь в полете, космонавты получали двойную оплату. Это хорошо. Это мы любим. Только вот ему инженеру-космонавту поручили проведение биологических опытов. Притом, что специалистов биологов в отряде космонавтов хватало.

Третья странность заключалась в том, что все как-то с самого начала пошло наперекосяк. За неделю до старта заболел уже утвержденный командир экипажа, Вадик Тимохин, приятель Петра. По вторникам и четвергам они играли в волейбол в одной команде. За день до старта, у его дублера начались проблемы с желудком. И все же полет не отменили, а командиром назначали самого Петра. У него были навыки пилотирования. Их хватало с лихвой, чтобы управлять кораблем-челноком и самой станцией в штатном режиме.

«А если нештатка? — сам себя спросил Петр. — Неизвестно, смогу ли я что-то предпринять или нет».

В общем, все указывало на то, что кому-то срочно приспичило провести какой-то важный эксперимент на старенькой, но своей космической станции, информацией о котором не хотелось делиться с будущими международными партнерами.

Только вот ни то, что делал Петр на своем стенде, ни то, что делала на своем Елена, не тянуло на название важного эксперимента. Напарница проводила опыты с кристаллами, которые уже не раз выполнялись предыдущими экипажами, а то, что делал Петр, можно было бы успешно провести на Земле. Появилось подозрение, что космонавтов просто решили чем-то занять, чтобы не сидели, сложа руки.

***

Хотя… «игрушка», которую дали Петру в виде полетного задания, оказалась занятной. Два контейнера повышенной прочности и герметичности. Ровно сто прозрачных пробирок — в одном и сто пустых гнезд — в другом. Задание Петра заключалось в том, чтобы взять пробирку из первого контейнера, установить ее на стенд, включить видеозапись, затем нажать на кнопку-выпуклость вверху пробирки, закрытую герметичной мембраной, а затем вслух комментировать происходящее в пробирке.

«И для этого требовалось окончить институт, пять лет проработать инженером в испытательном отделе ведущего ракетного предприятия и выдержать неслабый конкурс в отряд космонавтов? — такая мысль всегда приходила в голову Петра, когда он устанавливал на стенд очередную пробирку. — А еще каких-то три года подготовки в Учебном космическом городке с его центрифугами и прочими тренажерами…».

Но сама «игрушка» заинтересовала Петра. Во всяком случае, в начале. Дело в том, что пробирка была герметично закрыта, а ее пространство разделено на две части. В первой, большей части находилась культура для испытаний, во второй — вирус, которому предстояло поработать. Нажимая кнопку-выпуклость в верхней части пробирки, Петр задавал движение стержню, который прокалывал мембрану, отделявшую вирус от культуры, и тот принимался за работу. Культурой для испытаний служили семена злаков, споры различных грибов, полезные и не очень бактерии. Вирус проникал в них, осваивался на клеточном уровне и затем происходил «взрыв».

На планшете перед глазами Петра шли сцены из детектива, но он сам вспоминал другие кадры. В пробирке номер тридцать семь, с которой он только что проводил эксперимент, находилась горошина, как-то специально подготовленная для более легкого проникновения вируса. Нажатие кнопки, стержень прокалывает мембрану, вирус добирается до горошины, невидимым для исследователя способом проникает в ее клетки, и начинается чудо. Горошина раскрывается, с одной ее стороны появляется белый корешок, а с другой, буквально через мгновение, зеленый росток, который прямо на глазах превращается в листочки. Корни тем временем тоже растут, их становится больше, они выпивают всю жидкость, что находится в пробирке. Рост останавливается, листочки скукоживаются и вянут. Все. Финиш. На стенде щелкает секундомер. Стенд на станции умный, он сам фиксирует результаты экспериментов. Петр вынимает пробирку из креплений и убирает во второй, финальный контейнер. Весь эксперимент занял восемнадцать минут и сорок секунд. В этот временной промежуток уместился весь процесс развития ростка гороха. В обычных условиях, на Земле этот процесс занял бы, наверное, десять или пятнадцать дней. Здесь в космосе, в пробирке он ускорился многократно. И виной тому был неведомый вирус, изобретенный в неком профильном институте.

«Вот и возможная отгадка загадки, почему эксперименты с вирусом решили проводить в космосе, — подумал Петр. — Если что-то пойдет не так, станцию просто сначала поджарят в плотных слоях атмосферы, а потом утопят в океане».

Петр потянулся и остановил фильм на планшете. Смотреть что-либо не было настроения. Включил будильник и закрыл глаза. Тот его разбудит через девяносто минут. И не важно, спал его хозяин или нет. Потом еще сорок пять минут на легкий перекус в виде тюбика с чем-то питательным, гигиенические процедуры, а затем снова, добро пожаловать к испытательному стенду. Такой порядок Петр завел для себя сам. Вращение станции вокруг Земли задавало сорока пятиминутный ритм. Оставалось лишь под него подстроиться. Этот порядок нарушался только во время сеансов связи с Землей. Там жили по своему ритму, гораздо более медленному, задаваемому вращением планеты вокруг своей оси и Солнца.

«Вот вернусь на Землю, привезу вам результаты экспериментов, — думал Петр. — Начнет на полях страны расти горох, который можно будет собирать не через два-три месяца, а через этак десять дней. Вот тогда вы ускоритесь! Вот тогда вы забегаете!»

Такие мысли помогли Петру отвлечься, и он действительно заснул.

***

Пробирка номер тридцать восемь содержала в себе какую-то зеленую муть. Наверное, серия пробирок с семенами злаков закончилась. Теперь предстояло проверить действие вируса на более высоких по развитию микроорганизмах.

«Очевидно, какие-то бактерии», — подумал Петр.

А еще пришла мысль, что биология — это более перспективно, чем инженерная деятельность. Сейчас ему тридцать пять. Если надеяться прожить до семидесяти лет, то в запасе — еще столько же. Вполне хватит времени освоить новую специальность и сделать в ней что-нибудь достойное.

Петр установил очередную пробирку на стенд, включил видеозапись, потянулся, чтобы нажать на кнопку вверху пробирки, но не успел. Раздался звук. Словно прокряхтел какой-то старик. По стенке пробирки пробежала трещина, сама пробирка развалилась на части, а по станции стал быстро распространяться зеленый туман.

— Всем надеть скафандры, перейти в спускаемый модуль, — изо всех сил крикнул Петр и бросился к скафандру, закрепленному рядом с его лежаком. Но, к сожалению, чтобы крикнуть, ему пришлось сделать глубокий вдох.

Сколько раз отрабатывался этот режим?! Все привычно, все знакомо.

— Что случилось? — из своего угла к нему плыла Елена.

— Код номер пять! — прокричал ей Петр. — Забыла? В скафандр, дура!

И тут все изменилось. Из его рук выпал скафандр, а Петр оттолкнулся от лежака и поплыл к напарнице, окутанной зеленым туманом.

— Ты такая красивая, — сказал он, взяв ее за руку. После этого стоило ожидать, чего угодно. Толчка в грудь, обидной фразы или даже пощечины, но вместо этого Елена обняла Петра за шею и с силой прижалась к нему.

То, что произошло дальше, Петр уже не осознавал. Его накрыл вихрь ощущений, собственных сумбурных действий и ответных действий Елены. Окружающая действительность закрутилась и смазалась в одно яркое пятно. Оно, словно солнце, обжигало, но при этом дарило доселе незнакомое наслаждение. Время ускорилось. В разы, в десятки, в сотни раз. И это было не то время, которое придумали для измерения бездарных фильмов, наскучившей работы или бесцельно прожитой жизни. Это было настоящее время, неизвестная, неисследованная субстанция, на которую человечество махнуло рукой из-за своего невежества. Именно это время понеслось вскачь. То, что должно было произойти завтра, через месяц, через годы, происходило здесь и сейчас.

А еще в унисон этим изменениям из неведомых областей мироздания высасывалось знание будущего, того, что еще не произошло, но обязательно произойдет. Это знание набегало волнами и сжималось в один гигантский клубок, в центре которого в конвульсиях содрогались два человеческих тела.

***

Когда три недели назад Вадима Тимохина без видимых причин и объяснений отстранили от полета, он не удивился, так как давно научился не обсуждать приказы начальства. Без этого умения у него не появилось бы на погонах полковничьих звезд, притом, что никакой полковничьей должности он не занимал и занимать не собирался.

«Звезды» ему подкинули несколько лет назад сгоряча, наверное, когда он, на в спешке подготовленном корабле-челноке, добрался по замолчавшей «Революции» и «оживил» ее. Самое смешное, что ему пришлось повторить это еще раз через год. Однако, после второго случая ему выдали только премию. «Звезд» добавлять не стали. Посчитали, наверное, что спасение станции во второй раз — это уже не подвиг.

Не удивился полковник и сейчас, когда его по внутренней связи вызвали в конференц-зал. Он знал, что космическая станция уже несколько дней не выходила на связь с Центром управления полетами.

«Очевидно, мое ОРЗ подошло к концу», — подумал Вадим.

Произошло явно что-то внештатное и его, скорее всего, вновь отправят спасать станцию.

«Подвиг — это чье-то разгильдяйство», — пришла на ум крылатая фраза. Командиром экипажа, находившегося в данный момент на станции, был его приятель Петр Городничий, которого к этой работе специально не готовили. Но обвинять его Вадим не спешил. В этом заключалось другое его умение: не делать выводов без достаточной информации.

Карантинный блок на космодроме был небольшим. Поэтому конференц-зал, где сейчас сидел полковник, представлял собой просто небольшую комнату. Когда в нее вошли еще два человека, комната стала казаться совсем маленькой. Из этих двоих Вадим знал только генерала Сизова, начальника Учебного космического городка.

«Сколько респираторных вирусов я сейчас вдохну?» — подумал Вадим.

Впрочем, если на станцию отправят завтра, то события обгонят инкубационный период заболевания. День туда, день на стыковку, день на сбор информации и день обратно.

«Сопливиться и кашлять буду уже на Земле», — завершил свою мысль Вадим.

— Завтра вы летите на станцию, — подтвердил его мысли генерал. — Но есть определенные обстоятельства, которые вы должны знать.

Говоря это, начальник Учебного космического городка посмотрел на своего спутника.

«Безопасность», — подумал полковник.

Больше всего второй пришедший походил на сотрудника известного ведомства.

— Это…, — начал Сизов, но человек в штатском его оборвал.

— Без имен, пожалуйста.

Генерал кивнул. Он достал из портфеля, с которым пришел, планшет и включил видео. Это был короткий фильм о том, как в пробирке развивается росток какого-то злака.

«Пошаговая съемка», — решил про себя Вадим.

— Это не то, что вы подумали, — сказал Сизов. — Это видео сделано в реальном режиме времени.

А вот это уже было интересно. Внутри у полковника слегка похолодело.

«Впрочем, — подумал он, — одной гостайной больше, одной гостайной меньше. Дальше вышедшей из строя космической станции не сошлют».

— Это действие специального вируса на семя ржи, — продолжал объяснять генерал. — Тот рост злака, который вы видите на видео, в обычных условиях занимает четырнадцать дней. Благодаря вирусу все происходит за несколько минут. Представляете, какие перспективы это открывает для сельского хозяйства?! Возможно, урожаи будут собирать три-четыре раза в год!

Вадим молчал. Сказанное было удивительным, но не объясняло, зачем нужен он.

«Не мне же сажать эту рожь», — подумал полковник, а его разум, в нарушение привычек и установок, сам ухватился за полученную информацию и выстроил логическую цепочку: от вызова в конференц-зал до причины того, почему станция уже несколько дней не выходила на связь. Последующие слова Сизова только подтвердили догадку.

— Городничий проводил эксперименты с вирусом на станции. Одна из пробирок разрушилась. Скорее всего, экипаж не успел надеть скафандры и перейти в спускаемый модуль.

«Разрушилась пробирка, — Вадим зацепился за эти слова и никак не мог понять, почему они его заинтересовали. — Разрушилась пробирка? Да, возможно…»

— Вам надо прибыть на станцию и…, — впервые за всю беседу генерал замялся. — В общем, если экипаж хапнул вирус, то…

— С ними произошло тоже, что и с семенем ржи, — безопасник спокойно завершил то, что не смог выговорить Сизов. — Вам надо забрать тела… или то, что осталось от тел. Возможно, в теле Елены Гришановой будет зародыш.

«Гришанова, — подумал Вадим. — Вот значит, какая у нее фамилия».

Эту, колючую в общении особу в Учебном космическом городке обычно звали Елена или Ежиха. А теперь у нее зародыш. Именно зародыш, а не плод или эмбрион.

И тут все стало на свои места. Не зря он зацепился за фразу «разрушилась пробирка». Как здесь, на Земле смогли узнать, что пробирка разрушилась?

«Не могли, — сам себе ответил Вадим. — Все устроили заранее. И пробирка, и моя мнимая болезнь, и язва дублера. Меня посчитали слишком ценным, чтобы пустить в расход, а Петра и Елену не пожалели. А если бы что-то пошло совсем плохо, то станцию и так собирались утопить. И все концы в воду. В буквальном смысле».

Он посмотрел на генерала.

«А может быть, здесь что-то и другое, личное, — подумал Вадим. — Ведь это к тебе ушла жена Городничего».

— Все действия на станции вам предстоит выполнять в скафандре, — продолжил свой инструктаж Сизов. Он подтолкнул в сторону полковника планшет. — Здесь все. И полетное задание, и информация по вирусу.

В этот момент в его портфеле зазвонил телефон.

— Я же просил! — начал говорить в трубку Сизов. — Что? Когда? Сейчас буду.

— Станция вышла на связь, — сказал он безопаснику.

— Вы остаетесь в карантине, — это генерал уже обратился к полковнику. — О нашем разговоре — никому. Считайте, что дали подписку о неразглашении.

Генерал и безопасник ушли. Вадим выдохнул. Подвиг отменялся. А еще на душе стало теплее. Он обрадовался за Петра и даже за Елену, какой бы колючей она ни казалась.

***

Все уже было гово́рено-перегово́рено. Во время этих обсуждений Елена кривилась, но вела себя конструктивно.

«Может ведь, когда захочет», — думал Петр.

Несмотря на проведенную подготовку, и он, и Елена понимали, что на Земле им предстоит череда тяжелых разговоров и проверок. Все это может затянуться на долгое время, очень долгое время. Но и он, и Елена знали, что все закончится благополучно, от них отстанут. Откуда знали? Петр для себя на этот вопрос отвечал, оттуда. Как объясняла себе знание будущего Елена, он не задумывался.

Сейчас они заняли свои места в спускаемом модуле. Скафандры надеты. Оставалось только закрыть шлем и включить режим герметизации.

— Чем будешь заниматься, когда все закончится? — спросил Петр. — Гадальный салон откроешь?

— Не твое собачье дело, — ответила Елена и захлопнула визор шлема.

Петр усмехнулся, тоже опустил визор, дождался сигнала о завершении внутренней герметизации.

— Начинаю обратный отсчет, — сказал он.

А еще он представил, как в это время станция приближается к теневой стороне Земли, и в ее крайний иллюминатор напоследок заглядывает Солнце.

«Последнее солнце», — сказал Петр, не вслух, про себя. Лишний раз нервировать Елену не стоило.