«Новогоднее чудо»
Я проснулся и сразу вспомнил — сегодня тридцать первое декабря! Новый год! Чудеса! Может быть, сегодня что-то изменится, может быть, именно сегодня всё будет по-другому, и мама с папой наконец скажут «да»!
Я лежу на спине, смотрю на потолок, солнце светит сквозь морозные узоры на окне, а на потолке получаются тени какие-то прикольные, двигаются, переплетаются! Вот эта похожа на дракона с длинным хвостом, а вот эта на машину, а вон та точно собака! Уши торчат, нос, хвост виляет!
Собака...
Я сразу про неё подумал, как всегда, каждое утро одно и то же — только бы собаку, только бы собаку, и всё остальное неважно!
Закрыл глаза и опять представил, наверное, уже миллион раз представлял, но всё равно интересно каждый раз, вот я иду из школы, ну допустим, получил двойку по математике у злой Марьванны, она всегда меня спрашивает, когда я не готов или Лёшка опять обозвал меня коротышкой, хотя я не коротышка, просто он высокий дылда, и настроение паршивое, и вообще всё плохо, но я открываю дверь — и БАМ! — меня встречает мой пёс! И ему совершенно всё равно, что там у меня за оценки или что говорит этот дурак Лёшка, ему важно только то, что я пришёл, что я вернулся! Он начинает прыгать на меня и лаять так громко, что уши закладывает; хвостом машет так быстро, что вообще не видно его, а только размытое пятно какое-то, как пропеллер; лижет мне руки, тыкается своим холодным и мокрым носиком мне в лицо, и я такой счастливый, что чуть ли не плачу от радости!
А потом мы пойдём гулять! Каждый день! Я его научу командам — сидеть, лежать, дай лапу, апорт, папа говорил, собаки умные и быстро учатся, главное терпение, мы будем во дворе играть, и все ребята будут говорить: «Ого, у Тёмки собака! Вот крутой!» и даже Лёшка со своим породистым лабрадором, которого ему папа купил за сто тысяч, он всем хвастался, обзавидуется, потому что мой пёс будет самый крутой, самый умный, самый преданный! А зимой он будет по сугробам носиться, зарываться в снег с головой, выпрыгивать оттуда весь белый, как снеговик, а я его потом дома полотенцем вытирать буду, большим и махровым, которое мама даст специально для него, а он будет отряхиваться, брызгать водой во все стороны, и мама будет ругаться: «Артём, ну сколько можно, везде лужи!», но не по-настоящему сердито, а так, для вида, и нам будет смешно!
А вечером, когда я буду делать уроки, противную математику с этими дробями, которые я вообще не понимаю, он будет лежать у меня под столом, положит морду на мои ноги, и мне будет тепло и уютно, и даже математика не будет такой ужасной! А когда я лягу спать, он заберётся ко мне на кровать, свернётся калачиком у моих ног, тёплый такой, и будет сопеть во сне, и мне совсем не страшно будет, даже если ветер воет за окном!
Я даже имена придумал кучу! Целый список на листочке написал, но пока спрятал под подушкой, чтобы родители не нашли случайно!
— Артёмка! Вставай, соня! День уже начался! — мама крикнула из кухни так громко, что я аж подскочил.
Я рывком поднялся с кровати, скинул одеяло, оно предательски запуталось в ногах, пришлось дёргать, чуть не порвал, схватил со стула штаны, начал натягивать их на ходу, прыгая на одной ноге через всю комнату, чуть не врезался в угол шкафа, фух, пронесло буквально в сантиметре, потом чуть не зацепился за коврик у двери, он вечно съезжает, пролетел в дверной проём, задев плечом косяк и влетел на кухню как ракета!
Там пахло кофе и чем-то сладким, мама, наверное, что-то печёт для праздничного стола. Она стояла у плиты в своём старом синем халате, помешивала что-то в кастрюле, а папа сидел за столом с газетой, зачем он её читает, там же одна скука про политику и экономику, я один раз посмотрел — ничего интересного! и очки его, как всегда, съехали на самый кончик носа!
— Доброе утро! — я влетел и плюхнулся на свой стул так резко, что он жалобно скрипнул, качнулся назад. Я схватился за край стола, но чуть не грохнулся, представляю, как мама ругалась бы!
— Полегче, сын, ты так стул сломаешь в один прекрасный день, — папа посмотрел поверх очков с улыбкой. — С последним днём года тебя! Ну что, загадал желание на Новый год?
У меня внутри всё сжалось, сердце бухнуло так сильно, что в ушах отдалось. Ещё как загадал! Каждый день загадываю! Каждую ночь перед сном! Когда звезду падающую видел прошлым летом — загадал! Когда свечки на торте задувал в октябре на день рождения — загадал! Когда ресничку нашёл и дул на неё — загадал! Постоянно, постоянно загадываю одно и то же!
Кивнул и уставился в тарелку, схватил кусок хлеба и начал намазывать его маслом, но руки дрожали почему-то
— Тёма, только давай не про собаку сегодня, — мама сказала это тихо, почти шёпотом, а в голосе у неё было что-то грустное. — Мы же столько раз уже говорили, солнышко.
И меня как прорвало! Не хотел я ничего говорить, честное пионерское, обещал себе сегодня молчать, не портить праздник, не ныть, но слова вырвались сами, как вода из крана, когда его резко откручиваешь!
— А почему нельзя?! — я вскочил так быстро, что стул опрокинулся назад с грохотом, а хлеб с ножом полетели на стол и застучали по тарелке — Ну почему всем можно, а мне нельзя?! У Лёшки Соколова лабрадор огромный. У Маринки с третьего этажа два кота рыжих и попугай зелёный, я видел! У Витьки из третьего «Б» даже хомяк есть, он его на продлёнку приносил! У всех есть, у всех, а у меня ничего нет! Я только собаку хочу! Одну маленькую собачку! Я буду сам за ней ухаживать, честное слово, клянусь, обещаю!
Голос мой сорвался, стал высоким и визгливым, терпеть не могу, когда так получается, но ничего не мог поделать, внутри всё кипело и бурлило — так обидно было, так несправедливо, что хотелось топать ногами и кричать ещё громче!
— Тёма, присядь, пожалуйста, — папа спокойно встал, поднял мой опрокинутый стул, поставил его ровно и кивнул на него.
— Не хочу садиться! — я топнул ногой — звук такой громкий получился, что сам испугался, потом ещё раз топнул — Хочу, чтобы вы меня поняли наконец! Почему вы не понимаете?!
— Тёма, сядь, — повторил папа, и голос у него был не сердитый, но такой серьёзный, что я послушался и плюхнулся обратно на стул, но сидел на самом краешке, весь напряжённый, готовый в любую секунду вскочить снова, и сжал кулаки под столом так сильно, что ногти впились в ладони.
Мама подошла ко мне, присела рядом на корточки, она всегда так делает, когда хочет поговорить по-взрослому, взяла мои руки в свои тёплые, мягкие ладони, пахнущие корицей и чем-то ванильным, и когда она заглянула мне в глаза, я увидел там не злость, а что-то похожее на грусть, и мне вдруг стало стыдно за свой крик и за топот!
— Солнышко моё, послушай меня внимательно, хорошо? — начала она мягко. — Мы не можем завести собаку не потому, что мы злые или жадные, и не потому, что нам всё равно. Это не так, мы видим, как тебе этого хочется. Но, Тёмушка, подумай сам: мы с папой уходим на работу рано утром, приходим поздно. Ты в школе до трёх, потом продлёнка до пяти. Получается, собака будет сидеть одна в квартире целых десять часов! Каждый день! Представляешь? Ей будет страшно, одиноко и плохо! Это же живое существо, понимаешь? Не игрушка, которую можно в угол положить. У неё есть чувства, ей нужны внимание, прогулки, любовь!
— Но я буду! — я выдернул руки из её ладоней, вскочил снова, стул опять качнулся, но на этот раз не упал — Я встану пораньше, в шесть утра, даже в пять, если надо, и выведу его погулять до школы! Два раза выведу — утром и перед школой! А потом сразу после уроков прибегу домой, не буду на продлёнке оставаться, скажу Марь Иванне, что мне домой срочно надо, и она отпустит! И буду гулять с ним, кормить, играть, мыть лапы, расчёсывать, убирать за ним, всё-всё-всё, что нужно! Вы даже не заметите, что у нас собака, клянусь!
Слова сыпались из меня как горох из дырявого мешка, я размахивал руками, чуть не задел мамину чашку с кофе на столе, она покачнулась, но не упала, говорил быстро-быстро, задыхаясь, и старался вложить в каждое слово всю свою серьёзность и готовность!
— Присядь, Тёма, — тихо сказал папа, снимая очки и кладя их на газету, он всегда очки снимает, когда хочет сказать что-то очень важное.
Я сел на краешек стула, весь трясся от напряжения, и сердце моё колотилось в груди так громко — бум-бум-бум — что мне казалось, его слышно по всей кухне, квартире, и даже по всему подъезду!
— Послушай меня, сынок, — начал папа, и голос у него был спокойный, но усталый. — Я понимаю, как тебе хочется собаку, и я не сомневаюсь, что ты говоришь искренне, что ты сейчас действительно готов заботиться о ней. Но дело в том, что собака — это не на неделю и не на месяц, это на много лет вперёд! Её нужно кормить каждый день специальным кормом, который стоит больших денег. Водить к ветеринару на осмотры, делать прививки. Покупать ошейники, поводки, миски, игрушки, лечить, если заболеет. У нас с мамой зарплаты не очень большие, мы откладываем по чуть-чуть на чёрный день.
— Я не буду новые игрушки просить! — выпалил я так громко, что сам испугался. — И на карманные расходы тратить не буду! Вообще ничего не буду! Всё собаке отдам!
— Дело не только в деньгах, сын, — папа покачал головой. — Представь себе такую картину: на улице минус двадцать пять, метель, ветер, снег прямо в лицо хлещет, а тебе нужно вставать в полшестого утра, одеваться и идти на улицу в этот мороз, потому что собаке нужно погулять. Или ты заболел, температура тридцать девять, голова раскалывается, горло болит, лежать бы тихо и мультики смотреть, а собаке всё равно нужно на улицу несколько раз в день. Или друзья позвали тебя на день рождения, где будет весело, торт, подарки, а тебе нужно отказаться, потому что дома пёс сидит, который уже много часов один. Ты правда готов ко всему этому?
— Готов! — я почти закричал, и голос опять сорвался. — Мне эти дни рождения не нужны, там всё равно скучно, Лёшка вечно дурака валяет, мне друзья не нужны, они всё равно меня дразнят, и кино не надо, ничего не надо, только собака, только она! И я пойду гулять в любую метель, даже если минус сто будет, даже если я умирать буду от температуры, всё равно пойду, потому что я не могу его подвести, понимаете?!
— Сейчас ты так говоришь, — папа вздохнул глубоко. — Потому что очень хочется. Но, Тёма, тебе всего девять лет, почти десять, но ты всё равно ещё ребёнок. И это нормально — хотеть чего-то всем сердцем сегодня, а через месяц или два понять, что это слишком тяжело, что устал и хочется свободы. Это не плохо, это просто детство так устроено. Но с собакой так нельзя, понимаешь? Потому что если мы её заведём, а ты потом устанешь — что тогда? Отдать в приют? Или на улицу выбросить? Зимой она замёрзнет насмерть. Это будет предательство живого существа, которое тебе доверилось, полюбило тебя. Ты представляешь, какая это боль?
Я сидел, смотрел на папу, и хотел кричать, что я не такой, что я не устану никогда, что это не просто детская прихоть, ненавижу это слово — «прихоть», а настоящая мечта, самая важная в моей жизни, но слова застряли где-то глубоко в горле и превращались в слёзы, эти противные, глупые слёзы, которые я изо всех сил пытался сдержать, зажмуриваясь и кусая губу, потому что мне же почти десять лет, я не маленький, чтобы реветь за столом!
— Тёмушка, мы не говорим тебе «никогда», — мама снова взяла мою руку и погладила. — Мы говорим «не сейчас». Может быть, когда ты станешь постарше, лет четырнадцать-пятнадцать, когда сможешь сам всё делать или когда дополнительные деньги появятся — тогда обязательно заведём собаку, слово даю. Но сейчас, прости, мы просто не можем дать ей нормальную жизнь. А заводить её, чтобы она страдала, — это жестоко. Ты же не хочешь, чтобы собачке было плохо?
Я кивнул, говорить не мог, горло сжалось так, что больно стало, и одна предательская слеза всё-таки прорвалась и побежала по щеке, я быстро-быстро вытер её рукавом, потом ещё одна полезла, и ещё, и я яростно тер лицо, злясь на себя за эту слабость!
— Ладно, — прошептал я хрипло, глядя в тарелку. — Всё. Понял. Не буду больше.
Дальше все молчали. Телевизор в комнате бубнил какую-то программу про то, как украсить дом к Новому году, за окном снежинки кружились всё быстрее , их становилось все больше, наверное, к вечеру метель начнётся настоящая, папа делал вид, что читает газету, но я видел, что он просто в одну точку смотрит, мама мыла посуду у раковины, а я сидел и чувствовал себя ужасно, и на них обижался, и на себя злился, и вообще на весь мир!
— Тёма, сходи, пожалуйста, в магазин, — мама вытерла руки полотенцем и протянула мне листок бумаги с её аккуратным почерком. — Сметана, майонез, колбаса докторская, батон белый, мандарины — килограмма полтора возьми. Вот деньги, сдачу можешь оставить себе.
Я взял список и купюры, сунул всё в карман и пошёл одеваться, молча, не попрощавшись.
В прихожей натягивал ботинки, левый зашнуровал быстро, а правый шнурок почему-то запутался, пришлось дёргать, чуть опять не порвал, застёгивал куртку, противная молния заедала на середине, как всегда, пришлось туда-сюда дёргать, намотал шарф так быстро, что получилось криво, но переделывать было лень. Делал специально всё медленно, нехотя, потому что идти никуда не хотелось, хотелось забиться под одеяло и лежать там!
— Тёма, — папа окликнул меня из кухни, когда я уже руку на дверной ручке держал.
Я обернулся, но на него не посмотрел.
— Я правда понимаю, как тебе хочется, — сказал он тихо. — Потому что я в твоём возрасте тоже мечтал о собаке. Каждый божий день мечтал. А потом я вырос, и эта мечта... — он развёл руками, — осталась там, в детстве. И знаешь что? Иногда я жалею. Думаю: а что, если бы мне тогда разрешили?
Он помолчал, а потом добавил:
— Может быть, некоторые мечты должны немного подождать. Чтобы когда они сбудутся, это было навсегда.
Я кивнул, хотя не понял толком, что он имеет в виду, но кивнул, дёрнул дверь на себя и вышел на лестничную площадку. Прислонился спиной к холодной стене, ух, ледяная, прямо через куртку чувствую, глубоко вздохнул, воздух пах краской и чьими-то котлетами.
«Я всё равно верю», — подумал упрямо.
И побежал вниз по лестнице, перепрыгивая сразу через две ступеньки, чуть не поскользнулся на повороте, благо ухватился за перила в последний момент, долетел до первого этажа!
Я толкнул тяжёлую дверь подъезда, она жалобно скрипнула, и вышел на улицу, мороз сразу ударил в лицо — ух! Щёки мгновенно заледенели, в носу защипало!
Я натянул шапку поглубже, засунул руки в карманы и зашагал через двор. Снег под ногами скрипел — скрип-скрип-скрип! Люблю этот звук! Солнце слепило, отражаясь от снега, что приходилось щуриться!
Во дворе никого не было — рано ещё, все спят или дома сидят. Только дядя Саша, дворник, мёл снег у соседнего подъезда, он всегда рано встаёт.
— С наступающим, парень! — крикнул он, увидев меня, и махнул рукой в варежке.
— И вас с наступающим! — крикнул я в ответ и помчался дальше. Бежал, подпрыгивая на каждом шагу, пытаясь согреться.
До магазина было минут пятнадцать обычным шагом, но я бежал, хотелось быстрее в тепло! По дороге смотрел по сторонам — город готовился к празднику! В окнах горели разноцветные гирлянды, мигали так красиво, на балконах стояли наряженные ёлки, у кого-то огромный надувной Дед Мороз висел и покачивался от ветра, такой смешной и толстый, откуда-то слышалась музыка!
Я свернул на главную улицу, и тут было ещё красивее — магазины светились украшенными витринами, играла новогодняя музыка, люди шли с пакетами, все какие-то радостные!
Наконец-то зашёл в супермаркет — и уфф! Тепло! Как хорошо! Я стряхнул снег с шапки, расстегнул куртку и пошёл искать продукты по маминому списку!
Сметана — молочный отдел, взял, проверил срок годности, как мама учила. Майонез — соусы, вот он. Колбаса докторская — мясной отдел, взял посвежее. Батон белый — хлебный, тут пришлось постоять в очереди. Мандарины — фрукты, выбрал самые яркие, с зелёными листочками. Сложил всё в корзинку и пошёл к кассе. Очередь была длинная, но я терпеливо стоял, считая, сколько людей впереди, восемь человек... семь... шесть... Наконец дошла моя очередь, выложил всё на ленту, заплатил, получил сдачу и чек, сложил в пакет и вышел обратно на улицу — и бррр! Опять холод! Но ничего, я быстро привык.
И тут я увидел. Напротив, через дорогу — зоомагазин «Мохнатый друг»!
Я замер посреди тротуара, кто-то сзади чуть на меня не налетел, обошёл, буркнув что-то недовольное. Обычно я стараюсь мимо этого магазина быстро проходить, даже не смотреть в ту сторону, но сегодня... сегодня ноги сами понесли меня туда, и я не смог сопротивляться!
Я подошёл к большой витрине и прижался носом к холодному стеклу.
Внутри, в огромном вольере с мягкими лежанками и игрушками, были щенки!
О-о-о! Сколько их! Пять? Шесть? Я не успел сосчитать, потому что они постоянно двигались! Кувыркались друг через друга, играли, тявкали, кусались за уши! Золотистые, пушистые, толстенькие! Лабрадоры, наверное, или ретриверы, я уже хорошо разбирался в породах!
Один щенок — самый маленький, поменьше остальных, с белым пятном на груди, прямо как галстук и явно другой породы! — вдруг заметил меня. Перестал играть, повернул голову, посмотрел прямо на меня. И подбежал к стеклу!
Мы смотрели друг на друга — я и он, через холодное стекло, и я даже дышать перестал от волнения!
В его больших карих глазах было что-то такое... Доверие! Надежда! Он смотрел на меня, и в этом взгляде было: «Возьми меня! Пожалуйста! Я буду хорошим! Я буду тебя любить!»
У меня дыхание перехватило, в горле встал ком. Я медленно поднял руку и приложил ладонь к стеклу, оставив отпечаток от тёплой руки. Щенок наклонил голову набок, так смешно, потом встал на задние лапы, оперся передними о стекло, они заскользили, он чуть не упал и лизнул стекло своим розовым язычком — прямо там, где моя ладонь!
Будто он меня лизнул! Через стекло!
Внутри у меня всё сжалось так сильно, что стало больно!
— Я бы тебя забрал, — прошептал я — Честное слово. Но мне нельзя. Родители не разрешают.
Щенок смотрел на меня, не отводя глаз, и в его взгляде было столько... столько всего!
— Красивые, правда? — рядом остановилась какая-то бабушка в длинном сером пальто.
Я кивнул, не отрывая взгляда от щенка.
— Ты хочешь собаку? — спросила она мягко.
— Очень, — выдавил я еле слышно. — Но родители не разрешают.
— Понимаю, — она вздохнула. — У них, наверное, причины есть. Собака — дело непростое, это правда. Но знаешь что, мальчик? — она наклонилась ко мне — Если ты правда хочешь, всем сердцем, по-настоящему — это когда-нибудь обязательно сбудется. Может, не сегодня, может, не завтра. Но обязательно. Главное — верить и не переставать мечтать.
Она улыбнулась мне, похлопала по плечу и пошла дальше.
А я всё стоял и смотрел на щенка. Он всё ещё был у стекла. Ждал меня.
— Прости, — прошептал я и почувствовал, как на глаза наворачиваются слёзы, опять эти дурацкие слёзы — Я бы хотел. Очень хотел. Но не могу. Пока не могу.
Щенок тявкнул тихонько — один раз, коротко — и побежал обратно играть с братьями, а может и сестричками, один из них сразу набросился на него, и они начали кувыркаться.
А я стоял, прижавшись лбом к холодному стеклу, и внутри было так пусто, так холодно и больно, что хуже любого мороза!
Я оторвался от витрины, оставил на стекле мокрое пятно от дыхания, подхватил пакет с продуктами и пошёл домой. Шёл медленно, глядя себе под ноги и думал о щенке. О его глазах. О том, как всё несправедливо устроено в этом мире!
— Тёмка! Эй, Тёмка! — кто-то крикнул громко.
Я обернулся и увидел Лёшку Соколова с ребятами — они катались с горки во дворе, там большая горка, крутая, мы всегда на ней катаемся. Лёшка махал мне рукой, у него ледянка новая была — красная, блестящая!
— Пошли с нами кататься! — орал он. — Горка супер! Быстрая! Давай, не тормози!
Раньше я бы сразу согласился, бросил бы всё и побежал, ведь обожаю с горки кататься, особенно когда быстро несёшься, ветер в лицо, снег летит, но сейчас...
— Не могу! — крикнул я в ответ. — Продукты домой отнести надо! Мама ждёт!
— Давай потом, после обеда приходи!
— Посмотрю! — неопределённо ответил я и пошёл дальше.
Смотрел, как Лёшка разбежался, плюхнулся на ледянку и понёсся вниз с воплем, аж снег из-под него летит, и думал: почему мне не хочется? Раньше бы точно хотелось, а сейчас совсем никак. Наверное, когда грустно, ничего не хочется, даже самое любимое занятие.
Я дошёл до своего подъезда, толкнул тяжёлую дверь плечом, поднялся по лестнице, достал ключи из кармана, они запутались в чеке, пришлось вытаскивать, открыл дверь.
— Тёма, это ты? Ну наконец-то! — мама выглянула из кухни, вытирая руки полотенцем. — Я уже волноваться начала! Что так долго?
— Очередь большая была, — соврал я, хотя на самом деле стоял у витрины зоомагазина, но это она не должна знать.
Я прошёл на кухню, поставил пакет на стол. Мама сразу начала выкладывать продукты, проверяя всё.
— Молодец, всё купил, ничего не забыл, — она пересчитала сдачу. — Вот, положи себе в копилку. И спасибо, помощник ты мой.
Она поцеловала меня в макушку, как маленького, но я не стал отстраняться, и взял сдачу.
— Мам, я к себе пойду, — пробормотал я.
— Иди, отдыхай. Позже позову стол накрывать помогать.
Я кивнул и пошёл в свою комнату. Плюхнулся на кровать и уставился в потолок. За окном снег падал всё гуще, уже почти ничего не видно было, одна сплошная белая пелена.
Скоро вечер наступит, зимой темнеет рано, часа в четыре уже сумерки, потом ночь, потом куранты пробьют и начнётся Новый год.
Но что-то мне подсказывало, неприятное такое чувство внутри, что чуда не будет. Что ничего не изменится. Что завтра будет так же, как сегодня, и послезавтра, и всегда.
Хотя... хотя последний день года же! Всё ещё может случиться! По телевизору же всегда говорят, что в Новый год сбываются мечты! Может, и моя сбудется? Как-нибудь? Вдруг?
Я закрыл глаза и снова, в который раз, представил щенка. Своего. Он лежит рядом со мной на кровати, тёплый, мягкий, сопит во сне. И мы вместе. И мне хорошо.
«Пожалуйста, — попросил я мысленно — Пожалуйста, пусть сбудется. Хоть как-нибудь. Хоть когда-нибудь».
Никто не ответил, конечно, кто бы ответил. Но я всё равно верил. Упрямо, отчаянно верил. Потому что если не верить — тогда вообще ничего не останется. Совсем ничего.
Я лежал на кровати и смотрел в потолок, считая трещинки в штукатурке, их там много, целая сеть, как паутина, время тянулось так медленно, что казалось, оно вообще остановилось! Часы на стене тикали — тик-так, тик-так — и каждая секунда была как целая минута!
За окном снег валил всё сильнее, во дворе уже ничего не было видно — сплошная белая завеса, как в том фильме про снежную королеву, который мы с мамой смотрели на зимних каникулах в прошлом году!
Я перевернулся на бок, потом на другой бок, потом на живот, подушка съехала, пришлось поправлять, потом опять на спину — лежать было скучно, но вставать не хотелось! Внутри была какая-то пустота, тяжёлая и холодная, и ничего не хотелось делать — ни читать, ни в конструктор играть, ни даже в компьютере посидеть!
— Тёма! — мама позвала из кухни. — Иди сюда, помоги мне!
Я нехотя слез с кровати, ноги затекли, пришлось потопать на месте, натянул домашние тапки, один улетел под кровать, пришлось ползти за ним на коленках, достал, весь в пыли оказался и поплёлся на кухню!
Там пахло луком, мама резала его для салата, и слёзы у неё текли ручьём, хотя она говорит, что это от лука, а не от грусти, и селёдкой, папа любит селёдку под шубой, каждый Новый год делаем, и ещё чем-то кислым — наверное, майонезом!
— Вот, почисти картошку, — мама протянула мне овощечистку и кастрюлю с варёной картошкой. — Только аккуратно, не порежься!
Я сел за стол и начал чистить. Картошка была скользкая, горячая, постоянно выскальзывала из рук. Одна упала на пол — бух! — покатилась под стол, пришлось слезать и ловить её, запачкал коленки, это все овощечистка тупая, кожура снималась длинными полосками, которые падали мне на колени и на пол!
Мы молчали, только звуки ножа по доске –– тук-тук-тук, да шипение чего-то на плите! Мама включила радио, там играла какая-то новогодняя песня про ёлочку, я её уже миллион раз слышал, потом диджей поздравлял всех с наступающим, желал счастья и исполнения желаний!
Я усмехнулся горько, хотя мама не видела — ага, исполнения желаний, как же!
Когда я дочистил всю картошку, пальцы устали, мама дала мне другое задание — натереть свёклу на тёрке для селёдки под шубой! Я взял тёрку, такую большую, с крупными дырками и варёную свёклу, она была красная-красная, как кровь, и начал тереть!
Свёкла сопротивлялась! Она была твёрдая, но я давил на неё изо всех сил, руки соскальзывали, тёрка ёрзала по тарелке, чуть не улетела на пол, красный сок брызгал во все стороны — на стол, на мою футболку, на руки, теперь они тоже были красные, будто я в краску окунул, и под ногти забился!
— Осторожно, не натри пальцы! — предупредила мама, но поздно — я уже провёл пальцем по тёрке. Вроде пронесло, только красная царапинка образовалась.
Наконец я дотёр всю свёклу, осталась одна попка маленькая, которую уже не удержать, руки болели, на столе была целая лужа красного сока, но зато горка тёртой свёклы получилась!
— Молодец, помощник, — мама улыбнулась. — Теперь иди вымой руки, а то ходишь как... как вампир какой-то!
Я посмотрел на свои руки — и правда, красные и страшные! Побежал в ванную, намылил руки, тёр, тёр, тёр, но красный цвет не смывался! Только немного побледнел, но руки всё равно остались розовые!
— Мам, не смывается! — крикнул я из ванной.
— Ничего, к вечеру пройдёт! — крикнула она в ответ. — Или завтра!
Я вытер руки полотенцем и вернулся в кухню!
— Всё, можешь идти, дальше я сама, — мама уже начала собирать салат, выкладывая слоями селёдку, лук, картошку, морковь, свёклу, майонез!
Я пошёл обратно к себе в комнату, плюхнулся на кровать и снова уставился в потолок! Время тянулось! До вечера ещё целая вечность!
Я попробовал читать, взял с полки «Приключения Тома Сойера», которую мне папа подарил на день рождения, но буквы расплывались перед глазами, и я читал одно и то же предложение три раза и всё равно не понимал, о чём оно!
Попробовал собирать конструктор, начал строить космический корабль, но детальки не хотели соединяться, одна сломалась — хрясь! — теперь бесполезная, и через пять минут мне стало скучно, и я бросил!
Попробовал порисовать, взял альбом и карандаши, начал рисовать собаку, но получилась какая-то корова с длинными ушами, я зачеркнул всё, скомкал лист и швырнул в угол!
— Тёма, не шуми там! — крикнул папа из комнаты, он смотрел какую-то передачу по телевизору.
Я лёг на кровать и закрыл глаза! Попробовал заснуть, может, время быстрее пройдёт, но не получалось — в голове крутились мысли, одна за другой, как карусель!
Собака... щенок у витрины... его глаза... как он лизнул стекло... как он смотрел на меня... может быть, он всё ещё там, ждёт меня... может быть, кто-то другой его заберёт, и он будет жить в другой семье, и любить другого мальчика, и я никогда его больше не увижу...
От этих мыслей стало совсем тоскливо!
Посмотрел в окно — снег валил не переставая, во дворе уже огромные сугробы намело, дворник дядя Саша снова вышел чистить, видно его оранжевый жилет, он махал лопатой, кидая снег в разные стороны!
Может, пойти погулять? Подышать свежим воздухом?
Я встал, пошёл в прихожую, начал одеваться, но тут мама выглянула из кухни:
— Ты куда собрался?
— Погулять хочу, — ответил я.
— В такую метель? — она нахмурилась. — Тёма, там мороз и ветер! Простудишься! Сиди дома!
— Но мне скучно! — я чуть не заныл.
— Скоро придётся идти за майонезом ещё раз, — сказала она. — Одной баночки мало, я забыла. Вот тогда и погуляешь. А пока помоги лучше стол накрывать!
Я вздохнул, тяжело так, чтобы она услышала моё страдание, скинул куртку, молния опять заела, пришлось дёргать, стянул ботинки и поплёлся помогать!
Мы достали из шкафа праздничную скатерть –– белую, с вышивкой, которую мама бережёт для особых случаев, я развернул её, она была такая огромная, что я чуть не запутался в ней, постелил на стол. Потом начал расставлять тарелки — большие для основных блюд, маленькие для салатов!
— Вилки слева, ножи справа, — командовала мама. — Тарелки от края подальше, а то упадут! Бокалы аккуратнее, они хрупкие!
Я делал, что она говорила, но одну вилку все-таки уронил — звяк, и мама вздыхала, но не ругалась!
Наконец стол был накрыт — красиво получилось! Белая скатерть, тарелки, бокалы, в центре ваза с мандаринами, я их туда сложил горкой, свечи в подсвечниках!
— Ну вот, теперь красота! — мама осмотрела стол. — Молодец, сынок! Теперь можешь идти отдыхать!
Время ползло как черепаха!
Ближе к пяти мама снова позвала:
— Тёма, сбегай в магазин за майонезом! Вот деньги! Одной баночки мало оказалось!
Наконец-то! Я вскочил, обрадовавшись возможности выйти из дома, и быстро оделся!
На улице было холодно и темно, фонари горели жёлтым светом, снег падал крупными хлопьями! Я шёл к магазину, и с каждым шагом внутри нарастало странное чувство — будто что-то должно случиться, будто воздух наполнен ожиданием!
В магазине я быстро купил майонез, даже в очереди не стоял, народу было мало, вышел обратно! И решил пойти другой дорогой, через соседний переулок, не знаю почему, просто ноги сами понесли туда!
Переулок был тёмный, фонарь не горел, только слабый свет от соседней улицы! Я шёл, вглядываясь в темноту, снег скрипел под ногами особенно громко в этой тишине — скрип-скрип-скрип, и вдруг я услышал тихое, жалобное скуление!
Я замер на месте! Прислушался, боясь пошевелиться!
Снова — скулит кто-то! Совсем тихо, слабо, почти неразличимо!
Я побежал на звук, забыв про всё — про мороз, про темноту, про страх! Сердце колотилось — бум-бум-бум — так громко, что, казалось, его слышно на весь переулок!
У забора заброшенной стройки, в большом сугробе, прижавшись к деревянным доскам, я увидел маленький комочек! Щенок!
Он лежал, свернувшись, весь засыпанный снегом, и так слабо, почти незаметно дрожал!
— Эй! Эй, малыш! — я бросился к нему, упал на колени прямо в снег, холод обжёг сквозь штаны, но мне было всё равно!
Щенок открыл мутные, еле видящие, совсем тусклые глаза! Посмотрел на меня! И я увидел! Белое пятно на груди! Как галстук!
— Ты?! — я не мог поверить! — Это же ты! Из витрины! Как ты здесь оказался?!
Он тихо пискнул, так жалобно, что сердце сжалось! и закрыл глаза!
Нет-нет-нет! Он же замерзает насмерть!
Я протянул руку, дотронулся до него — и ахнул! Он был ледяной, просто ледяной, будто его из морозилки достали! Шерсть покрылась инеем, лапки совсем холодные!
Я схватил его в руки, прижал к груди, быстро расстегнул куртку, молния в кой-то веке открылась без заеданий, задрал свитер и засунул щенка прямо на голое тело!
Ух! Как холодно! Прямо ледышка на животе! Мурашки побежали по спине!
Быстро застегнул куртку обратно, прижал руками снаружи, чтобы согреть!
Щенок слабо зашевелился под свитером, его дрожь передавалась мне, я чувствовал, как он трясётся еле-еле, без остановки, и сердечко его билось так быстро — тук-тук-тук-тук — прямо через кожу чувствую!
— Держись! — прошептал я, глядя вниз на куртку, под которой был он. — Я тебя спасу! Обещаю! Ты только держись, слышишь?!
Я вскочил на ноги, подхватил пакет с майонезом и побежал!
Бежал так быстро, как никогда в жизни! Ноги сами несли, я не чувствовал мороза, не чувствовал усталости! Только одна мысль билась в голове: быстрее, быстрее, быстрее, он же умирает, надо домой, в тепло!
Снег летел мне в лицо, щипал глаза, залеплял ресницы, я спотыкался о сугробы, чуть не упал один раз, но вовремя поймал равновесие, задыхался, воздух обжигал горло, в боку закололо, но не останавливался!
Под курткой щенок шевельнулся слабо, ткнулся холодным носом в мой живот, ой, щекотно и холодно, я прижал руки сильнее, пытаясь отдать ему своё тепло!
— Ещё чуть-чуть! — говорил я на бегу, задыхаясь, глотая морозный воздух. — Потерпи! Мы почти дома!
Свернул на свою улицу, поскользнулся на повороте, чуть не растянулся — ухватился за фонарный столб одной рукой, другой прижимал щенка, пролетел мимо горки, где катались ребята, кто-то крикнул: «Тёмка, ты чего несёшься?!», но я не ответил, не было времени, долетел до своего подъезда!
Толкнул дверь и влетел внутрь! В подъезде было теплее, но всё равно не так! Надо быстрее наверх!
Бросился к лестнице, стал подниматься, перепрыгивая сразу через две ступеньки, держась одной рукой за перила, другой прижимая куртку на животе!
Щенок под свитером пискнул тихонько, такой слабый писк, еле слышный, и я ускорился ещё больше!
Первый пролёт! Второй! На втором этаже дверь приоткрылась, высунулась тётя Марина:
— Артём, ты что там носишься как угорелый?!
— Извините, тётя Марь, спешу! — крикнул я, не останавливаясь, и пролетел мимо неё!
Третий этаж — мой! Добежал до двери, схватился за ручку, рука соскользнула — мокрая от снега, вытер о штаны, схватился снова, открыл!
— Мам, я пришёл! — крикнул я, влетая в прихожую и пытаясь говорить нормальным голосом.
— Молодец! — крикнула мама из кухни. — Майонез на кухню отнеси! И что ты так тяжело дышишь? Бежал, что ли?
— Ага, замёрз, хотел быстрее! — крикнул я в ответ, стягивая ботинки, левый стянул легко, правый не хотел слезать — дёрнул сильнее, чуть не упал, пришлось хвататься за вешалку.
Я одной рукой скинул оба ботинка, схватил пакет с майонезом, пробежал на кухню, стараясь держаться прямо, чтобы не было видно, что у меня под курткой что-то есть, швырнул пакет на стол.
— Вот, держите! Я к себе! — затараторил я.
— Подожди, дай хоть посмотреть на тебя! — мама обернулась от плиты. — Ты весь красный какой-то! И штаны мокрые! Ты где умудрился промокнуть?
— Да так, с ребятами в сугробе подурачились! — соврал я, отступая к двери — Переоденусь сейчас!
— Ну иди-иди, а то простудишься! — махнула она рукой.
Я развернулся и помчался к себе в комнату.
Влетел в комнату, закрыл дверь, щёлкнул замком — никогда его не закрываю, но сейчас нужно, прислонился к двери спиной, тяжело дыша!
Сердце колотилось так громко и быстро, что казалось, вот-вот выскочит!
Руки дрожали, когда я расстёгивал куртку, пальцы не слушались, молния заедала, я дёргал её со злостью, стащил куртку, задрал свитер и осторожно, очень осторожно вынул щенка!
Он лежал у меня на ладонях, маленький, мокрый, весь в растаявшем снегу, и дрожал не переставая.
Я быстро подошёл к кровати, положил его на одеяло и укутал краем!
Потом вспомнил — грелка! У мамы же есть грелка! Она давала мне её, когда я болел прошлой зимой!
Я осторожно приоткрыл дверь, выглянул одним глазом, убедился, что мамы нет в коридоре, прошмыгнул в ванную!
Открыл шкафчик под раковиной, там всякие тряпки, бутылки с моющими средствами, и где-то должна быть грелка, начал рыться. Нашёл! Красная резиновая грелка!
Схватил её, открыл кран с горячей водой, подставил грелку под струю! Я наполнил её почти до краёв, закрутил крышку.
— Тёма, ты там что делаешь? — крикнула мама из кухни.
— Руки мою! — крикнул я в ответ.
— Долго ты их моешь!
— Ну они замёрзли, согреваю под горячей водой! — соврал я.
— Ладно!
Я выключил кран, выглянул из ванной, прошмыгнул обратно в комнату, закрыл дверь, повернул замок!
Подбежал к кровати! Щенок лежал, свернувшись под одеялом, глаза закрыты, дрожит!
Я положил грелку рядом с ним, осторожно, чтобы не обжечь, укутал его ещё одним свитером сверху, достал из шкафа свой старый синий свитер, потом ещё одеялом накрыл!
И сел рядом на пол, на коленки, не сводя глаз!
— Выживешь, — шептал я, руки сами тянулись погладить его, но я боялся — а вдруг сделаю больно. — Ты должен выжить! Слышишь меня? Ты выживешь! Я не дам тебе умереть!
Минуты тянулись как часы! Я сидел, не моргая, и смотрел на этот маленький комочек под одеялом, и молился, хотя я не знаю, как правильно молиться, но просто думал изо всех сил: «Пожалуйста, пусть он выживет! Пожалуйста!»
Прошло минут пять... десять... Дрожь постепенно становилась слабее!
Щенок шевельнулся под одеялом и открыл глаза — карие, с такой глубокой печалью, будто он видел что-то ужасное!
Посмотрел на меня! Долго, внимательно, будто пытался понять — кто я, почему я здесь, что я буду делать!
А потом... потом он слабо, еле заметно шевельнул хвостом!
Один раз! Всего один раз! Но это было движение! Это была жизнь!
У меня на глаза навернулись слёзы — горячие, внезапные, я даже не ожидал! От облегчения, от счастья, от всего сразу!
— Молодец, — прошептал я, и голос дрожал. — Вот и молодец! Умница! Ты выжил! Ты справился!
Я осторожно протянул руку и погладил его по голове, шерсть была влажная, но уже не ледяная, а тёплая, и он не отстранился и не испугался! Просто смотрел на меня этими своими карими глазами, полными доверия!
Щенок снова закрыл глаза, положил морду на лапы, но дышал уже ровнее, спокойнее!
Я сидел рядом на полу, гладил его, и думал лихорадочно: что дальше? Родителям сказать нельзя! Они скажут отдать его в приют или ещё куда-то! А я не могу! Не после того, как спас! Не после того, как он посмотрел на меня так!
Надо подумать! Надо придумать план! Но пока — пока он жив! Тёплый! Дышит! Рядом со мной! И я никому его не отдам! Н-И-К-О-М-У!
Я сидел на полу рядом с кроватью и смотрел на спящего щенка! Он свернулся калачиком, носик спрятал под лапку, и только грудка поднималась и опускалась, значит живой, значит всё хорошо!
Но внутри у меня всё сжималось от страха! Что теперь делать? Как спрятать его от родителей? Они же заметят! Услышат! Он может заскулить или залаять!
Я огляделся по комнате, пытаясь придумать! Под кроватью? Нет, мама иногда там пылесосит! В шкафу? Тоже нет, душно будет! На балконе? Да я что, совсем? Он же там замёрзнет опять!
— Тёма! — мама постучала в дверь, я аж подскочил от неожиданности — Ты чего там закрылся? Открой!
— Сейчас! — крикнул я, голос прозвучал слишком высоко, испуганно.
Быстро укрыл щенка одеялом полностью (чтобы не видно было!), разбросал сверху книжки и тетрадки, будто я учился, подбежал к двери, открыл, только немножко, чтобы мама в комнату не зашла.
— Что случилось? — спросила она, заглядывая через мою голову. — Почему закрылся?
— Да так, — пожал я плечами, старался говорить спокойно — Просто хотел побыть один! Устал что-то!
Мама посмотрела на меня внимательно, так смотрит всегда, когда что-то подозревает:
— Ты точно нормально себя чувствуешь? Не заболел? Щёки красные какие-то!
— Нет-нет, всё нормально! — замотал я головой. — Просто бегал, в сугробе повалялись с Лешкой, вот и вспотел!
— Ну ладно, — она вроде поверила. — Иди ужинать, стол накрыла! Папа уже за столом сидит!
— Сейчас приду! — пообещал я. — Только переоденусь, а то штаны мокрые!
Мама ушла, и я закрыл дверь, но на этот раз не стал закрывать на замок — подозрительно это, прислонился к ней спиной, выдохнул!
Подошёл к кровати, осторожно приподнял одеяло! Щенок спал, свернувшись у грелки!
— Я скоро вернусь, — прошептал я ему. — Ты тут лежи тихонько, ладно? Не скули, не двигайся! Я принесу тебе поесть что-нибудь!
Щенок даже не открыл глаза — спал крепко!
Я быстро переоделся, сунул мокрые штаны под кровать, потом высохнут, ещё раз проверил, что щенок хорошо укрыт, и вышел из комнаты, прикрыв дверь!
На кухне пахло блинами! Мама напекла их целую гору, они лежали стопкой на большой тарелке! Папа уже ел, намазывая блин сметаной!
— Ну наконец-то, — сказал он, увидев меня. — А то я один тут ужинаю! Садись!
Я сел, взял блин, намазал сметаной и вареньем, откусил! Вкусно, но в голове крутилось одно: щенок, щенок, как его спрятать, что делать!
— Ты чего такой задумчивый? — спросил папа. — Всё ещё про собаку думаешь?
Я чуть не подавился блином! Закашлялся, схватил кружку с чаем, сделал большой глоток!
— Нет, — соврал я. — Не думаю уже! Понял, что нельзя, значит нельзя!
Папа с мамой переглянулись!
— Вот и молодец, — сказала мама мягко. — Значит, взрослеешь! Начинаешь понимать, что не всё зависит от желания!
Если бы они знали! Если бы знали, что прямо сейчас, в моей комнате, на моей кровати, под одеялом лежит щенок! Тот самый, о котором я мечтал!
Я доел блин, потом ещё один, мама положила мне на тарелку, не спросив — она всегда так делает, запил чаем!
— Можно я пойду? — спросил я. — Наелся уже!
— Иди-иди, — разрешила мама. — Только потом помоги салаты на стол выставить, когда бабушка с дедушкой придут!
— А во сколько они? — быстро спросил я, надо знать, сколько времени у меня есть.
— Обещали к одиннадцати, — ответил папа. — Как раз перед Новым годом!
Значит, у меня ещё несколько часов! Надо успеть что-то придумать!
Я вернулся к себе в комнату, подошёл к кровати! Щенок проснулся! Сидел на одеяле и смотрел на меня большими глазами!
— Привет, — прошептал я. — Как ты?
Он тихонько тявкнул, совсем тихо, но я испугался — вдруг услышат?! и завилял хвостиком!
Я сел рядом с ним на кровать, протянул руку! Он понюхал мои пальцы, потом лизнул языком и я рассмеялся.
— Ты голодный, да? — спросил я. — Подожди, блин, я сейчас что-нибудь принесу!
Но что принести? Что едят щенки? Молоко? Или от молока у них живот болит? Я где-то это слышал! Мясо? Какое мясо? Сырое или варёное?
Надо было в интернете посмотреть, но компьютер в комнате родителей, туда не пойдёшь незаметно!
Ладно, принесу что-нибудь! Курицу варёную, например! Мама делала сегодня, должна остаться!
Я вышел из комнаты, щенка накрыл одеялом опять — на всякий случай, прошёл на кухню! Родители сидели в комнате, смотрели телевизор.
Я открыл холодильник, достал контейнер с курицей, отщипнул кусочек белого мяса без кожи, завернул в салфетку, сунул в карман!
Потом взял ещё кусочек закрыл контейнер, сунул обратно в холодильник!
Щенок лежал на кровати и смотрел на дверь когда я вошёл, он завилял хвостом так быстро, что весь затрясся!
— Вот, держи! — я развернул салфетку, положил мясо на кровать перед ним!
Нос щенка задвигался быстро-быстро, а потом он начал есть. Жадно, торопливо, будто боялся, что отберут! Кусочек был небольшой, он съел за секунды, облизнулся и посмотрел на меня — ещё хочу!
— Подожди, — прошептал я. — Сейчас принесу ещё! И воды!
Вернулся на кухню, отщипнул ещё кусочек курицы, взял мою пластиковую миску, налил воды, понёс всё к себе!
Щенок набросился на мясо, съел ещё быстрее, чем первый раз, потом начал пить воду! Лакал языком, расплёскивая везде, мордочка вся мокрая стала, на одеяле лужица получилась, но мне было всё равно!
Он напился, отошёл от миски, сел и посмотрел на меня! И в этом взгляде было столько благодарности, столько доверия!
— Как тебя назвать? — прошептал я, гладя его по голове, шерсть уже высохла, стала пушистой. — Надо же как-то звать тебя!
Щенок наклонил голову набок, так смешно, будто думал!
Я вспомнил свой список имён, который прятал под подушкой, достал листочек, развернул! Рекс, Гром, Пират, Байкал, Барон...
Смотрел на щенка и понимал — не подходят! Все эти имена для другой собаки, не для него!
— Ты знаешь, — сказал я ему тихо, — я нашёл тебя, когда думал, что чуда не будет! Когда совсем не верил уже! А ты появился! Прямо под Новый год! Как будто специально! Как будто это судьба!
Щенок тявкнул тихонько, будто согласился!
— Лаки, — вдруг сказал я — Lucky! Счастливчик! Потому что тебе повезло, что я нашёл тебя! И мне повезло, что ты нашёлся! Мы оба счастливчики!
Щенок завилял хвостом так энергично, что чуть не свалился с кровати!
— Значит, решено! — я тихо-тихо рассмеялся — Ты — Лаки! Согласен?
Лаки гавкнул по-щенячьи, пискляво — и я быстро прикрыл ему мордочку рукой!
— Тихо-тихо! — прошептал я испуганно. — Нельзя лаять! Родители услышат!
Он посмотрел на меня, будто понял, и больше не гавкал!
Умный какой!
Я посадил его к себе на колени, гладил, а он тихонько довольно повизгивал, лизал мне руки, покусывал пальцы, и я чувствовал себя самым счастливым на свете!
У меня есть собака! Настоящая, живая! Она сидит у меня на коленях! Это не сон! Это правда!
Но тут же страх навалился снова — что дальше? Как скрыть его от родителей? Сегодня вечером придут бабушка с дедушкой! Все будут в комнате, за столом! А Лаки где будет? Здесь, в моей комнате? А если он заскулит? Если залает? Если захочет в туалет?!
Туалет! Я даже не подумал!
— Тебе в туалет надо? — спросил я его.
Лаки посмотрел на меня, наклонил голову набок!
Надо что-то придумать! Лоток? Где взять лоток? Коробку? Есть! У меня же коробка из-под ботинок в шкафу!
Я посадил Лаки на кровать, открыл шкаф, достал большую коробку, из-под зимних ботинок, постелил на дно газету, нашёл старую газету под кроватью, которую папа читал ещё в прошлом месяце, поставил коробку на пол в углу!
— Вот, — показал я Лаки. — Это твой туалет! Если захочешь — иди сюда, ладно?
Лаки спрыгнул с кровати, неуклюже так, лапы разъехались, чуть не упал, подошёл к коробке, понюхал, залез внутрь, покрутился!
И сделал свои дела прямо туда!
— Умница! — Я чуть не захлопал в ладоши. — Какой ты умный!
Убрал газету, завернул, чтобы не воняло, сунул в пакет и завязал! Надо будет выбросить в мусорку потом, когда родители не увидят! Постелил в коробку новую газету!
Лаки вернулся на кровать, залез мне на колени, свернулся калачиком и начал засыпать! Такой теплый. Я гладил его и думал: как же мне повезло! Как же мне невероятно повезло!
Но внутри всё равно сидел страх — что будет, когда родители узнают? А они узнают! Обязательно! Рано или поздно! Может, лучше сразу сказать? Сейчас? Показать им? Объяснить, что я нашёл его замерзающим, что он бы умер, что я не мог пройти мимо?
Может, они поймут? Может, разрешат оставить? Или всё-таки заставят отдать? Нет! Я не отдам его! Ни за что! Пусть даже родители будут ругаться! Пусть даже накажут меня! Я не отдам Лаки! Он мой! Мой друг! Моё чудо!
— Тёма! — мама крикнула из комнаты. — Иди помоги стол накрывать! Скоро бабушка с дедушкой приедут!
Я посмотрел на часы — половина одиннадцатого! Уже?! Как быстро время пролетело!
— Сейчас! — крикнул я в ответ!
Осторожно переложил спящего Лаки на кровать, укрыл одеялом, погладил ещё раз!
— Спи, — прошептал я. — Я скоро вернусь! Только тихо лежи, ладно? Совсем тихо!
Вышел из комнаты и пошёл помогать родителям!
В комнате уже был накрыт праздничный стол — белая скатерть, тарелки, бокалы, свечи! Ёлка в углу мигала разноцветными огоньками! Красиво!
Мама начала выносить салаты из холодильника — селёдка под шубой, оливье, какой-то салат с крабовыми палочками, нарезка колбасы и сыра!
Я помогал расставлять всё на столе, раскладывать вилки-ложки, наливать сок в графин!
— Ты молодец сегодня, — сказала мама, когда мы закончили. — Помогаешь, не капризничаешь!
Если бы она знала! Если бы знала, какую тайну я храню в своей комнате!
В дверь позвонили — динь-дон!
— Это бабушка с дедушкой! — обрадовалась мама и побежала открывать!
Я услышал голоса в прихожей — бабушкин звонкий, она всегда громко говорит, дедушкин тихий!
— С наступающим! — кричала бабушка. — Ой, сколько снега навалило! Мы еле добрались! Таксист попался такой ворчливый!
Они вошли в комнату — бабушка в своём пуховике красном, дедушка в чёрной куртке! Оба с пакетами — принесли подарки!
— Тёмочка! — бабушка расцеловала меня в обе щеки, от неё пахло морозом и духами. — Как ты вырос! Я месяц тебя не видела, а ты уже точно стал выше!
— Привет, дед! — я пожал дедушке руку, он всегда здоровается так — по-взрослому.
— Здорово, внук, — улыбнулся дедушка. — С наступающим тебя!
Они разделись, прошли в комнату, сели за стол!
— Ой, как красиво накрыли! — восхитилась бабушка. — Доча, ты молодец! И ёлочка какая нарядная!
Начался праздник — родители и бабушка с дедушкой разговаривали, смеялись, ели салаты, пили шампанское, мне налили опять сок, по телевизору шёл концерт!
А я сидел и думал только об одном — Лаки! Как он там? Не проснулся ли? Не скулит ли?
Я старался сидеть спокойно, улыбаться, отвечать на вопросы, бабушка спрашивала про школу, про оценки, про друзей, но внутри всё сжималось от волнения!
Время приближалось к полуночи! Скоро Новый год! И я не знал, что будет дальше!
Бабушка рассказывала какую-то историю про то, как они с дедушкой встречали Новый год тридцать лет назад, мама смеялась, папа подливал всем шампанское, а я сидел на краешке стула и постоянно косился в сторону коридора — туда, где была моя комната, где под одеялом спал Лаки! Вдруг оттуда донёсся тихий звук! Скулёж! Совсем тихий, но я услышал!
Я подскочил со стула, чуть не опрокинул бокал с соком — поймал в последний момент:
— Я в туалет! — выпалил я и побежал в коридор!
Влетел в свою комнату, закрыл дверь! Лаки сидел на кровати и смотрел на меня грустными глазами мол «ты куда ушёл? я испугался!»
— Тихо, тихо, — я схватил его на руки, прижал к себе. — Всё хорошо! Я здесь! Только, пожалуйста, не скули! Пожалуйста!
Лаки лизнул меня в щёку и завилял хвостом!
Я погладил его, посадил обратно на кровать, укрыв одеялом!
— Потерпи ещё чуть-чуть, — прошептал я. — Совсем чуть-чуть! Скоро Новый год наступит, все разойдутся спать, и я к тебе вернусь! Обещаю!
Лаки посмотрел на меня, будто понял, свернулся калачиком и закрыл глаза!
Я вышел из комнаты, тихо прикрыл дверь и вернулся к столу!
— Ты долго там был, — заметила мама.
— Живот прихватило немного, — соврал я. — Наверное, много салата съел!
— Не удивительно, ты же три тарелки слопал! — рассмеялась бабушка. — Растёшь, вот и аппетит хороший!
Я сел обратно, но теперь было ещё тяжелее сидеть спокойно! Внутри всё кипело, сжималось, я то и дело поглядывал на часы — без двадцати двенадцать... без пятнадцати... без десяти...
— Ну что, пора готовиться! — объявил папа, когда часы показали без пяти двенадцать. — Нужно еще шампанское! Тёма, принеси еще сока!
Все засуетились! Мама принесла бутылку шампанского, я быстро сбегал за новой пачкой сока. По телевизору показывали Кремль, Красную площадь, башню с огромными часами!
— Осталась одна минута! — объявила бабушка после обращения президента.
Все встали, подняли бокалы! Моё сердце забилось так быстро — бум-бум-бум!
Я закрыл глаза, сжал бокал в руке!
«Пожалуйста, — мысленно попросил я. — Пожалуйста, пусть они разрешат мне оставить Лаки! Пожалуйста!»
Я открыл глаза!
БОМ!
Первый удар курантов! За окном рванули салюты!
БОМ!
Второй! Все чокались, обнимались!
БОМ!
Третий! Бабушка поцеловала дедушку!
БОМ!
Четвёртый!
И тут из моей комнаты донёсся громкий, отчаянный визг!
Лаки! Он испугался салютов!
Все замерли! Повернулись в сторону коридора!
БОМ!
Пятый удар!
— Что это было? — спросила мама.
БОМ!
Шестой!
Визг повторился — ещё громче, жалобнее!
— Это... это из твоей комнаты? — папа посмотрел на меня.
БОМ!
Седьмой!
Я стоял, не зная, что сказать! Внутри всё оборвалось!
БОМ!
Восьмой!
Папа пошёл к моей комнате! Я бросился за ним!
БОМ!
Девятый!
Он открыл дверь!
БОМ!
Десятый!
Лаки сидел на кровати, весь трясся от страха, за окном гремели салюты и жалобно скулил!
БОМ!
Одиннадцатый!
— Собака?! — папа обернулся ко мне. — Тёма, откуда?!
БОМ!
Двенадцатый удар!
Новый год наступил!
По телевизору заиграла музыка, за окном взрывались салюты, но в нашей квартире была тишина!
Все стояли в дверях моей комнаты — мама, папа, бабушка, дедушка — и смотрели на Лаки!
А он сидел на кровати, маленький, испуганный, и дрожал!
— Я... я нашёл его, — выдавил я, но голос дрожал. — Сегодня вечером! Когда за майонезом ходил! Он замерзал! Умирал! Я не мог его бросить! Не мог!
Слова сыпались сами, я не мог остановиться!
— Он лежал в сугробе, весь в снегу, ледяной! Ещё немного, и он бы умер! Я принёс его домой, согрел, накормил! Он же живой! Я не мог пройти мимо! Правда не мог!
Голос сорвался, я почувствовал, как слёзы текут по щекам, но не вытирал их!
— Пожалуйста, не отдавайте его! — я упал на колени прямо на пол, больно стукнулся — Я буду сам за ним ухаживать! Всё-всё буду делать! Гулять, кормить, убирать! Вы даже не заметите! Только не отдавайте его, пожалуйста!
Повисла тишина!
Папа стоял и смотрел на Лаки! Мама прикрыла рот рукой. Бабушка с дедушкой молчали!
А потом дедушка медленно подошёл к кровати, присел на корточки и протянул руку к Лаки!
Щенок понюхал его пальцы, лизнул!
— Совсем юнец, — сказал дедушка тихо. — Но глаза... — он посмотрел на меня. — Глаза у него добрые и умные!
— Пап, — начала мама, — но мы же не можем! Мы говорили Тёме сто раз! У нас нет условий!
— Условия, — дедушка покачал головой. — Знаешь, доча, я всю жизнь с собаками прожил! У меня их было пятеро! И знаешь что? Это были самые верные, самые преданные друзья! Лучше многих людей!
Он встал, придерживаясь за кровать, посмотрел на папу:
— Коля, а ты помнишь Пирата? Моего пса?
Папа кивнул, на лице появилось что-то тёплое, светлое:
— Конечно помню! Я с ним в детстве всё время играл!
— Вот именно, — кивнул дедушка. — Ты просил меня тогда оставить тебе щенка от него! Помнишь? У Пирата потомство было! Четыре щенка! И ты умолял меня — дай одного! А я не дал! Сказал — рано тебе, не справишься! И знаешь, о чём я жалею до сих пор?
Папа молчал!
— О том, что не дал, — продолжил дедушка. — Потому что видел, как ты смотрел на этих щенков! Точно так же, как сейчас Тёма смотрит на этого малыша!
Он повернулся к бабушке:
— Таня, помнишь, ты тоже в детстве собаку хотела? А твоя мама не разрешила?
Бабушка кивнула:
— Помню! Всю жизнь помню! Мне было восемь лет! Я нашла щенка у подъезда! Принесла домой! Но мама заставила отнести обратно! Я плакала три дня подряд!
— Вот видите, — сказал дедушка тихо. — У всех у нас были несбывшиеся детские мечты! И мы несём их через всю жизнь! Эту боль! Это разочарование! А зачем? Зачем передавать это дальше? Нашим детям? Внукам?
Он посмотрел на меня, я стоял на коленях и не мог пошевелиться:
— Тёма, ты правда готов заботиться о нём?
— Готов! — я закивал так быстро, что голова закружилась. — Клянусь! Обещаю! Буду вставать рано, гулять с ним, кормить, всё-всё! Только разрешите оставить!
Дедушка посмотрел на папу с мамой:
— Дети, это ваше решение! Но подумайте! Сегодня особенный день! Новый год! Новая жизнь! Новый шанс! Может, стоит дать этому малышу шанс? И Тёме?
Мама смотрела на Лаки, и по её щекам текли слёзы! Папа стоял молча, и на лице его было столько всего — сомнение, страх, воспоминания!
А потом он медленно подошёл к кровати, присел рядом с Лаки!
Щенок посмотрел на него, наклонил голову набок!
Папа протянул руку, погладил его!
— Знаешь, сын, — сказал он тихо, не глядя на меня, — когда я был маленьким, у меня тоже была мечта! Иметь собаку! Я представлял, как мы будем вместе гулять, играть, как она будет спать у меня в ногах! Но мне не разрешили! И я вырос! Стал взрослым! Завёл семью! А мечта... — он замолчал. — Мечта осталась там, в детстве! Неосуществлённая!
Он посмотрел на маму:
— Помнишь, ты рассказывала про собаку, которую хотела в детстве?
Мама кивнула, вытирая слёзы:
— Я мечтала о спаниеле!
Папа встал, взял её за руки:
— Может, хватит? Может, пора перестать передавать дальше эту боль? Эти несбывшиеся мечты?
Мама смотрела на него, потом на меня, потом на Лаки!
— Но как? — прошептала она. — Мы же на работе весь день! Он будет один!
— Для маленьких щенков есть специальные клетки, — сказал папа. — Домики такие! Им там спокойно! Это их личное пространство! На первое время, пока он совсем малыш, можно оставлять его там! А когда подрастёт, научится себя вести — будет свободно по квартире ходить! Научится!
— Я знаю про это! — воскликнул я. — Читал в интернете! Там щенкам не страшно! Они там спят, отдыхают! Как в норке!
— И потом, — добавил папа, — Тёма обещает сам ухаживать! Давай дадим ему шанс доказать! Если не справится — тогда... тогда решим, что делать!
Мама молчала! Смотрела на Лаки! А он вдруг спрыгнул с кровати, опять так же неуклюже, лапы разъехались, подбежал к маме, сел у её ног и посмотрел снизу вверх!
Такими глазами! Полными надежды!
— Ох, — мама всхлипнула, присела, взяла его на руки. — Ну как же ты маленький! Совсем крохотный!
Лаки лизнул её в щёку!
И мама рассмеялась сквозь слёзы!
— Ну всё, пропали мы, — сказала она, глядя на папу. — Как можно отказать такому малышу?
— Значит, оставляем? — папа посмотрел на неё.
— Оставляем, — кивнула мама. — Но, Тёма, — она строго посмотрела на меня, — это твоя ответственность! Понял? Твоя! Мы поможем, конечно, но основная забота на тебе!
— Я понял! — я вскочил, так резко, что закружилась голова — Я всё буду делать! Обещаю! Клянусь! Спасибо! Спасибо вам!
Я бросился к маме, обнял её, чуть не раздавил Лаки между нами, потом к папе!
— Спасибо, пап! Ты самый лучший!
— Ну-ну, — папа похлопал меня по спине. — Посмотрим ещё, что ты запоёшь через месяц, когда нужно будет вставать в шесть утра и идти гулять в метель!
— Пойду! — заверил я. — В любую метель! Хоть в ураган!
Бабушка с дедушкой стояли в обнимку и улыбались!
— Ну вот и правильно, — сказал дедушка. — Вот так и надо! Пусть у ребёнка будет настоящий друг!
— И как же ты его назовёшь? — спросила бабушка.
Я взял Лаки из маминых рук, прижал к груди:
— Лаки! Его зовут Лаки! Счастливчик! Потому что ему повезло, что я его нашёл! И мне повезло, что он нашёлся!
Лаки гавкнул громко, радостно и все рассмеялись!
— С Новым годом вас! — крикнул папа. — И с новым членом семьи!
Мы вернулись к столу, но теперь с Лаки! Я посадил его к себе на колени, он сидел смирно, только вертел головой во все стороны, рассматривая всех, и мы продолжили праздновать! Ели, пили, смеялись, а Лаки сидел у меня на руках и довольно повизгивал, когда я давал ему кусочки курицы!
— Только не много давай, — предупредила мама. — А то живот заболит!
— Нужно будет съездить в зоомагазин, — сказал папа. — Купим ему клетку, миски, корм специальный, игрушки!
— И к ветеринару сходим, — добавила мама. — Проверим его, сделаем прививки!
Я кивал, соглашался на всё, не веря своему счастью!
У меня есть собака! Настоящая! Моя! Мечта сбылась! Под бой курантов! В Новый год!
Как в сказке!
Эпилог
Утро первого января было морозным и ярким! Солнце светило так, что глаза слепило, снег искрился, как будто кто-то рассыпал по нему миллионы бриллиантов!
Я проснулся рано, хотя лёг только в три часа ночи, потому что Лаки начал скулить — ему нужно было на улицу! Быстро оделся, взял Лаки на руки и вышел из квартиры.
На лестнице было тихо, все спали после празднования, только звук наших шагов разносился эхом!
Вышли на улицу — ух! Мороз! Но какой свежий воздух!
Я поставил Лаки на снег! Он сначала испугался, лапки утонули в снегу, пискнул, но потом освоился и начал бегать! Прыгать! Зарываться носом в снег!
Я смотрел на него и смеялся! Мы гуляли минут двадцать, Лаки устал, начал дрожать, я взял его обратно на руки, засунул под куртку!
Вернулись домой! В квартире вкусно пахло — мама встала и готовила завтрак!
— Ну как? — спросила она. — Погуляли?
— Да! — я сиял. — Он так смешно бегал по снегу! Прыгал как кузнечик!
Мама рассмеялась!
Я посадил Лаки на пол, он сразу побежал исследовать квартиру — понюхал тут, понюхал там, везде совал нос, а я следил за ним, чтобы ничего не погрыз!
А затем…в дни когда открылись магазины, мы всей семьёй поехали в зоомагазин! Купили Лаки большой удобный домик с мягкой лежанкой, две миски, одну для еды, одну для воды, специальный корм для щенков, мячик, канатик, пищалку, ошейник и поводок!
Потом поехали к ветеринару, проверили Лаки, врач сказал, что щенок здоров, просто был обезвожен и замёрз, но я вовремя его спас, записали на прививки!
Вернулись домой, и началась новая жизнь!
Жизнь с Лаки!
Каждое утро я вставал рано и шёл гулять с ним, даже в мороз, я всё равно шёл, каждый вечер снова гулял, кормил его, играл, учил командам, он оказался очень умным, быстро всё схватывал, и мне было так хорошо, так счастливо!
Лёшка Соколов со своим лабрадором обзавидовался, он говорил: «Ну ничего себе, у тебя тоже теперь есть пёс!», потом мы начали вместе гулять с собаками!
А вечерами, когда я делал уроки, Лаки лежал у меня под столом, положив морду на лапы, и я чувствовал его тепло, и мне было уютно!
Мама с папой помогали, конечно, мама кормила его, когда я в школе был, папа играл с ним по вечерам, но основную заботу я взял на себя, как и обещал!
И знаете что?
Это было лучшее, что со мной случалось!
Потому что Лаки стал не просто собакой!
Он стал моим другом! Настоящим! Верным!
Навсегда!
И всё это случилось благодаря чуду!
Новогоднему чуду!
Которое произошло под бой курантов!
Когда сбываются мечты!