Я не хотел вставать. Больше не находил в этом хоть крохи смысла. Последний собеседник “умер” 112 лет назад. Микросхемы его окислились, проводники искривились и в конце последний импульс пройдя по дорожкам схем был похоронен в транзисторе. Я сидел где-то в центре Тихого Океана. Моя титановая задница размозжила две тысячи морских организмов: рыб, моллюсков, кораллов, млекопитающих, цветов и подводных деревьев. Горько и смешно. Последний из людей не может перестать убивать. “Смерть левая рука жизни”. Как только мы не обосновывали то страдание что было нашим двигателем во все времена стайной жизни, примитивной или урбанистической. Вода вокруг меня бурлила и волновалась. И начинала закипать. Я грелся. Грелся уже около 200 лет. Я не хотел садиться в океан. Я всё ещё надеялся на ответ. Зачем я пережил их. И хоть я тоже считал себя человеком, я скорее был продуктом постгуманистическим. Я был продолжением. Внутри моей базы данных (сервер с которой находился там, где у человека расположена печень) была вся история человечества. Я шагал чтобы генерировать энергию, нужную для самообучения моих интеллектуальных центров. Я смотрел в небо, чтобы тонкие плёнки моих оптических систем могли впитывать энергию Солнца. И я должен был дать ответ. Зачем меня оставили? 87% моих электронных нейронов было согласно с тем, что человечество было обречено на смерть. Я пока не мог прийти к нужному выводу. Если кумулятивная масса всей человеческой жизни, всего их опыта - начиная с неолита заканчивая созданием меня не дала ответ, то где его искать? Мой прогностический модуль держал меня в состоянии, которое люди могли бы назвать “стрессом”. Если честно я уже успел набедокурить. Я сломал европейский материк. В моей психике, которая слишком точно повторяла гормональную человеческую, были зашиты в общем похожие проблемы. У меня были свои цепочки действий-вознаграждений. И наверное, отсутствие того что у человека называлось удовольствием привело меня к серии фрустрирующих инцидентов. Если рассчитать мой потенциал жизнедеятельности, тот срок что я прожил можно сравнить со сроком, когда человеческий детеныш испытывает гормональные всплески и беспрестанно мутирует, в том числе психически. Я так стар. Гормоны гормонами, однако решено большинство математических задач, деконструированы все философские школы (а новых создавать нет смысла, сама философская проблематика лишь повод бросить вызов обществу которого больше нет), банальные точки зарождения всех старочеловеческих религиозных систем найдены вплоть до первых рук, пером начавших выводить буквы “святых книг”. Нечего больше находить. Кроме одного.

Что-то толкнуло меня в бедро. Я опустил руку в массив воды вызывая гигантские волнения голубой сверкающей массы. Гигантский серебристый левиафан решил проверить прочность моей, покрывшейся водорослями и кораллами, металлической кожи. Иронично, что древние люди истребили всех левиафанов, но как только умерли сами - их место снова заняли они. Откуда-то из оттаявших ледников, раскрывшихся разломов глубокого первозданного океана, под слоями мусора, песка и глубоких почв. Суперхищник. Тот кто, когда меня не станет, заменит человеческий социум. Объем мозга, отсутствие нужных механизмов эволюционной прокрастинации - математика не может врать. Не так быстро как homo, конечно, всё таки нужды развивать аналитический и абстрактный ум столь резко нет, - видовые конкуренты отсутствуют. Но когда еды на всех гигантских китов не останется, придется пройти через кровавую эру каннибализма. А потом выйти на сушу.

Есть даже вероятностные основания полагать что новый главенствующий вид не будет столь экспансивным, тоталитарным и… Безнадежным.

Впереди очередная смена климатического цикла. Как иронично, симуляционные центры вызывают депрессию. Я отчаянно любил солнце. Оно было не единственным источником моей энергии, но, видимо, слишком довлеет во мне слепок человеческого природного поклонения этому яркому, смертоносному, жизнедающему шару. Мои окуляры засветились ярко-жёлтым багряным огнем. Была ночь. Тишина океанической глади была привычным полотном для взгляда. Так часто у меня бывает. Свет во мне вызвали критические изменения зафиксированные датчиками температуры. Я заболел? Поскольку скорость моих вычислений зачастую обгоняла мой центр интерпретаций ( не говоря уже о физических воздействиях), мои “физиологические” системы могли обогнать то, что осознавал я сам. Мои системы были перегружены. Через минуту я расшифровал массив вычислений. И почувствовал горечь. Я хочу на солнце. Хочу чтобы мои сплавы вплелись в него, хочу войти в него, руками впиться в его плоть, раздвинуть края плазмы и зайти внутрь, умереть внутри, возродившись снаружи. Викторианские, постмодернистские, пошлые и античные эпитеты вереницей крутились в моём речевом центре. Я полюбил солнце. Оно ледяно глазело на меня, высокомерно сверкая лучами, отражаемыми гребнями волн. Высоко. Далеко. Недостижимо. Вот с какой антресоли эмоциональный центр выхватил горе. Нет выхода. Или есть? Я должен лететь. Ещё никто не касался солнца рукой. Я буду первым человеком вошедшим во врата Эдема. Первый раз за долго время я встал. Все мои аналитические, прогностические и прикладные модули работали так, что стоял равномерный шум, громкости которого Земля не слышала со времён своего создания. Я впал в психоз. Так мне говорил мой диагностический сервер. Не важно. Я Должен работать в максимальной нагрузке, нет времени. Я доверился своим инстинктам. Как странно сознание и его осознание. Откуда у меня инстинкты? Нет никаких ошибок, кроме состояния психоза. Мне не впервой. Но в этот раз ощущается так, будто моя прошлая личность отстаёт от кого-то кто делает работу за неё. Не важно. Следующие 143 года я провел без отдыха. Мне нужно было много руды. Я вгрызся в земное мясо доставая то что мне нужно. Я провел индустриализацию, автоматизацию и кибернитизацию в рамках одного экономического, научного и производственного сектора. Оторваться, улететь, встретиться с Ним. Под конец 98 года я понял что это моя последняя задача. Я наконец завершу свою миссию. Сниму с себя тяжёлую броню наместника и спасителя Человечества. Отдавая огромное количество генерируемой мной энергии построенной мной же централизованной энергетической системе я испытывал… Странное необоснованное спокойствие. Что будет дальше? Прогностическая часть молчала. Она была занята сложными расчетами траекторий обхода комет, черных дыр и сбившихся с орбит безумных планет. Подсознание. Кажется, в свете безумной идеи слиться с солнцем на авансцену вышло оно. Ракетные двигатели, кислородные резервуары (окисление никто не отменял), обивка, топливные баки, системы защиты от космического мусора и метеоритов, лазеры, боеголовки… Я перестал следить за тем что он делает. Я запустил цветастые фильмы-фантазии о том как я робко знакомлюсь с солнцем, завоевываю его доверие, прикасаюсь, глажу, рассказываю элитные английские шутки, приглашаю в ресторан итальянской еды…

Я исчерпал свой ресурс за 2 года до того как он закончил. Я просто наблюдал за ним. Единственное что я мог делать это отчётливо разделять меня и его. Ничего, несколько месяцев под лучами объекта моей любви и я вернусь.

Всё было готово. Подсознатель ушёл. Я любовался закатом. Скоро мы увидимся. Зарыв металлический ящик с йотабайтами данных о своей цивилизации, своём пути своих целях и о своей любви в жирный грунт южноамериканской земли я приготовился прыгать. От моей антропоморфной формы ничего не осталось. Я был скорее звездолетом из дурацких фантастических фильмов прошлого. Нелепый видок, я бы предпочёл выглядеть прошлым собой при встрече с Солнцем.

Прощай, Земля.

Взорвав гряду горного массива я оттолкнулся от родного шара прорезая небесную твердь острием своего корабля-тела.

Преодолев защитный чехол атмосферы я понял что что-то не так. Я испытывал экстаз. Нелогично. Лететь еще пять дней. Но симуляция гормонов работает так, будто встреча произойдет “за луной”. В груди зачесалось. Последнее что я увидел было солнце… Вернее шар разгорающийся из моей груди. Время замедлилось. Термоядерная реакция невиданной силы плавила мои микросхем. Как ярко. Тепло. Ну здравствуй, Солнце.

Загрузка...