О реформѣ орѳографiи

«Сказку о царе Салтане» Пушкина знают все. И читали, и слушали, и в театр ходили, и мультики смотрели. Почти в самом начале этой сказки, после свадьбы царя Салтана и младшей из сестёр, имеется такой пассаж:

В кухне злится повариха,

Плачет у станка ткачиха,

И завидуют оне

Государевой жене.

Под финал, при прибытии царя Салтана на остров Буян, имеется такой пассаж:

С ним ткачиха с поварихой,

С сватьей бабой Бабарихой;

Удивляются оне

Незнакомой стороне.

А что это за «оне» такие? Все же знают, что надо писать «они»! Что, Пушкин не справлялся и коверкал слова в угоду рифмам?!

Открываем стихотворение Тютчева «Два голоса», читаем:

Над вами светила молчат в вышине,

Под вами — могилы; молчат и оне.

Опять эти «оне»; что это такое?!

Берём Случевского, неозаглавленное стихотворение «Ты не гонись...», читаем:

Ты не гонись за рифмой своенравной

И за поэзией; нелепости оне.

Я их сравню с княгиней Ярославной,

С зарёй рыдающей на каменной стене.

И тут - «оне». Что — все поэты были безграмотны?! Возможно ли такое?!

Никакого секрета нет, если взять исходные тексты перечисленных произведений:

У Пушкина:

Въ кухнѣ злится повариха,

Плачетъ у станка ткачиха

И завидуютъ онѣ

Государевой женѣ.

<...>

Съ нимъ ткачиха съ поварихой,

Съ сватьей бабой Бабарихой;

Удивляются онѣ

Незнакомой сторонѣ.

У Тютчева:

Надъ вами свѣтила молчатъ въ вышинѣ,

Подъ вами могилы; молчатъ и онѣ.

У Случевского:

Ты не гонись за рѵѳмой своенравной

И за поэзiей; нелѣпости онѣ.

Я ихъ сравню съ княгиней Ярославной,

Съ зарей рыдающей на каменной стѣнѣ.

Разгадка проста: в старой, дореформенной орфографии, существовало разделение множественного числа местоимения третьего лица по родам. Они — о мужчинах; онѣ — о женщинах и/или детях. Причём мужской род считался как бы доминирующим: если речь шла совокупно о мужчинах, женщинах и детях, следовало писать «они» (из последнего обстоятельства выводится то, что в сказке Пушкина «удивляются незнакомой стороне» только две сестры и сваха, но не Царь Салтан — иначе было бы не «онѣ», а «они»).

В пореформенной орфографии такого разделения не стало. Одновременно букву «ѣ» отменили, заменив на «е», так что рифмы благополучно «поплыли», и вот ради их сохранения пришлось писать грамматически неверные формы местоимений - «оне». Анекдот? Как есть анекдот.

По итогу реформы возникло ещё много чего удивительного.

Так, из-за слияния «ѣ» с «е» стали визуально похожи слова с исторически различавшимися корнями. Приведу только наиболее явные примеры таких пар: бѣгъ — бегонiя; вѣщать — вещь; вѣче - вечеръ; Вѣна - вена; желѣзо - железа́; зѣница - зенитъ; лѣзть - лезвіе; лѣсъ — ле́ска, лесть; лѣпота - лепетать; плѣсень — плести; мѣлъ — мелочь, мелкiй; мѣра - смерть; мѣсто — месть, межа; мѣтить, замѣчать, — метать, предметъ; пѣстовать — пестикъ; прѣсный - Пресня; рѣдька — редиска; рѣзать - результатъ, прѣнiе (гниение) — пренiе (спор); сѣдло — село́ (селенiе); сѣверъ - севрюга; сѣмя - семья; сѣрый - серебро; стѣна — стенать; тѣло — теленокъ; тѣсто — тесть; тѣсный — тесать; хлѣбъ — хлебать.

Это породило просто прору лютого, бешеного лингвофричества. Буквально на уровне "Пресня названа так, потому что там много пресной воды", "город Вена назван так, потому что там протекала жизнь, как кровь по вене", "севрюга названа так, потому что она на нерест ходит с севера на юг", "смерть - это когда отмеренный срок жизни вышел", "похлёбка - это суп с кусочками хлеба", и т.д. и т.п.

И это только самые яркие примеры смешений, возникших на письме с отменой буквы «ѣ». Путаница эта возникла на совершенно ровном месте.

«Но ведь выучить слова с ятем так сложно! — тут же воскликнет кто-нибудь, - Это же целый список одних сплошных исключений! Школьники в Российской Империи так мучались, заучивая их!»

А я отвѣчу: можетъ, не надо подавать эти слова какъ отдѣльный списокъ? Какъ насчетъ такой мысли? Если имѣется 130 корней (только корней!) съ буквой «ѣ» - то, можетъ, не стоитъ подавать ихъ какъ «исключенiя»? Ѣ — вполнѣ самостоятельная буква алфавита и нечего выдѣлять ее какъ нѣчто особенное и исключительное. Нечего создавать проблему на ровномъ мѣстѣ.

***

Поглядите для сравнения на греческий язык, письменная традиция которого несоизмеримо древнее письменной традиции русского языка. Как обстоят дела там? Не наблюдается ли в греческом "лишних" букв, обозначающих один и тот же звук?

А наблюдаются!

Скажем, звук «о» передаётся двумя буквами: «ο» и «ω». Но пары омофонов на письме различают: «ακριβος» (дорогой) и «ακριβως» (точно); «καλο» (хорошее) и «καλω» (приглашаю), «κλημα» (лоза) и «κλιμα» (климат); «μισο» (половина) и «μισω» (ненавижу). Да, в далёкой-далёкой древности буква «ο» передавала звук «о», тогда как буква «ω» - звук «о долгое» (т.н. двуморное). Собственно, потому эти буквы и назывались «омикрон» (о малая) и «омега» (о большая). Но за прошедшие века различия в долготе гласных пропали, теперь две эти буквы передают один и тот же звук. И что, отказались греки от «лишней» буквы? Нет.

Со звуком «и» ещё интереснее, поскольку передают его сразу три буквы: «ι», «η», «υ». Но пары омофонов на письме различают и тут: «παλη» (борьба) и «παλι» (опять); «φιλαω» (целую) и «φυλαω» (охраняю). Да, в далёкой-далёкой древности буква «ι» передавала звук «и», буква «η» - звук «е долгое» (т.н. двуморное), а буква «υ» - звук «и огублённое» (как во французском слове «lune», Луна). Это вообще было три разных звука - различных не по долготе-краткости, а прямо качественно разных. Но за прошедшие века много чего изменилось, теперь все три эти буквы передают один и тот же звук. И что, отказались греки от «лишних» букв? Нет.

Чем это отличается от ситуации с дореформенной орфографией русского языка, где на письме различались одинаково звучавшие слова «есть» (быть) и «ѣсть» (кушать); «лечу» (летаю) и «лѣчу» (врачую)? Если применить логику реформаторов русского языка на язык греческий, из греческого алфавита можно выкинуть сразу три буквы - сократив их количество с 24 до 21 - но почему-то греки так не поступают... Не потому ли, что пытаются во избежание путаницы хотя бы на письме различать слова, произносимые одинаково?

Вышеупомянутое же наличие в русском языке омофонов, одновременно являющихся омографами - типа «есть» и «есть», «лечу» и «лечу» - вовсе не пример занятных каламбуров, а натуральная путаница. Каламбур - это про речь, а не про письмо. Ничего подобного во французском языке - этом «короле каламбуров» - нет ни в каком виде.

К примеру, во французском слова «градоначальник», «мать» и «море» звучат одинаково - «мэр». Но вот на письме они отличаются: «maire», «mère» и «mer» соответственно. На французском легко можно скаламбурить по типу «мать мэра поехала на море» - получится нечто вроде «ла мэр дю а мэр эст аллээ а ла мэр». Но на письме всё будет предельно чётко: «la mère du maire est allée à la mer».

Другой пример: слова «ver» (червяк), «verre» (стеклянный стакан), «vert» (зелёный) и «vers» (предлог со значением «на, при, к, около») звучат одинаково, «вэр». Фраза «зелёный червяк ползёт к стеклянному стакану» будет звучать как «ун вэр вэр рамп вэр ун вэр». Но на письме всё будет предельно чётко: «un ver vert rampe vers un verre».

Желающие могут поискать подобных примеров самостоятельно. Французский язык не зря считается «королём каламбуров», подобного там хватает. Только вот слова, звучащие одинаково, могут быть различены (и различаются) на письме. Именно поэтому тот же французский сохраняет свою непростою письменность - без неё он скатился бы в путаницу, а то и в откровенный хаос.

Конечно, это уже не про буквы как таковые, а про дифтонги, каковых в русском языке просто нет - но принцип-то тот же самый. Если в ходе развития языка какие-то слова стали звучать одинаково, имеет смысл сохранять письменные различия. И раз уж речь зашла про дифтонги - то как не вспомнить английский, с его-то великолепием не дифтонгов уже, но трифтонгов? Типа «bear» (медведь) и «bare» (голый), «deer» (олень) и «dear» (дорогой), «for» (для) и «four» (четыре), «hear» (слышать) и «here» (здесь), «meat» (мясо) и «meet» (встречать), «their» (их) и «there» (там)? В этом смысле, конечно, английский чуть победнее, чем французский - совпадают по звучанию два слова, а не три-четыре - но принцип тот же самый. И да, на английском разговаривает куда больше народа, чем на греческом и французском вместе взятых - но радикального упрощения письменности что-то нигде не производят.

Подобное разграничение наблюдается в письменности любого, абсолютно любого языка: омофоны по возможности не должны оказываться омографами. Если в ходе развития языка какие-то слова совпали по звучанию, их продолжают различать на письме. Потому что это - удобно и полезно, иначе начитается путаница или откровенный хаос.

До реформы тот же принцип соблюдался и в русском: «есть» (быть, находиться) отличалось от «ѣсть» (кушать); «лечу» (летаю) отличалось от «лѣчу» (врачую). Каламбурить можно было сколько душе угодно, на письме разница оставалась очевидной: «у меня есть что ѣсть»; «я лечу и лѣчу», «архивовѣдѣнiе и архивоведенiе»; «левъ не лѣвъ, а правъ». После реформы началась самая банальная путаница - каковая невообразима ни в греческом, ни во французском, ни в английском, ни в каком языке. Не удержусь от классических перлов:

Имѣется фраза: «Некий грешник не выдержал пост и до первой звезды отведал грешника». Какъ понять: грѣшникъ съѣлъ грешневый хлебецъ или же предался людоѣдству?

Имѣется фраза: «все ели да ели, вот всё и вышло». Преобладанiе хвойныхъ деревьевъ привело ко всѣобщему уходу?

Если задуматься хоть ненадолго, то становится очевидным, что путаница творится преизрядная. Но вот выросли поколения, искренне считающие эту путаницу величайшим достижением!

***

Интереса ради я взял несколько текстов в старой орфографии: Херсакова, Державина, Вяземского, Пушкина, Жуковского, Крылова, Петрова, Лескова, Достоевского, Ахматовой, Цветаевой, Ильина, Набокова. Прогнал через автопоиск: сколько раз встречается там та или иная буква? Свёл результаты в таблицу (см. приложения).

Оказывается, что в этих текстах «Ѣ» по частотности - 18-я буква из 35-и. Ровнёшенько посередине! А среди гласных - 7-я из 10-и. Так, буква «Ы» в указанных текстах встречается немного реже (1,718% против 2,010%), буква «Ю» встречается втрое реже (0,613% против 2,010%), а буква «Э» - вшестеро реже (0,300% против 2,010%). И если жители XXI века могут быть не в курсе частотности употребления «ѣ», то хроноаборигены не знать не могли никак.

При этом ни у кого не вызывает сомнения, что «Ѣ» - некая особая, исключительная буква; что вычеркнуть её было необходимо просто позарез. По-моему, с тем же - если с не меньшим! - успехом можно было требовать исключения буквы «Щ» и замены её на диграф «ШЬ» - ведь частотность «Щ» составляла 0,297%. Это втрое ниже, чем у «Ш» и всемеро ниже, чем у «Ѣ».

***

Обратим теперь внимание на вводимую реформой букву «ё».

Согласно базам Национального Корпуса Русского Языка (НКРЯ), частотность этой буквы составляет... 0,013%. Это втрое реже, чем частотность пореформенного "твёрдого знака" - у того она достигает аж 0,037% (по тем же базам НКРЯ). Буква «ё» - самая редкая, просто наиредчайшая буква алфавита. А если сравнивать пореформенный алфавит с дореформенным - то оказывается, что «ё» встречается почти вдвое реже, чем отменённые буквы «Ѳ» (0,013% против 0,028%) и в 154 раза реже, чем «Ѣ» (0,013% против 2,010%). Только почему-то фита и ять - это дикая архаика, от которой нужно было отказываться просто позарез, а вот ё - очень важная и нужная буква.

При этом стоит помнить, что буква «ё» никогда не имеет твёрдой позиции, она вечно беглая: в корне слова её пишут только под ударением и только если можно подобрать проверочное слово с «е»; иначе пишется «о». Жёлтый - желтеть, мёд - медведь, рёв - реветь, тёлка - телец, чёрный - черника, шёпот - шептать. Но: цоколь, чопорный, шорох. Сравните это написание с написанием отменяемого «ѣ», который не особо-то и чередовался.

При этом смыслоразделительную роль буква «ё» играет в считанных парах слов типа «небо - нёбо». Сравниваем это с отменяемым «ѣ»... И какая буква при таком сравнении окажется избыточной?

Как не задаться вопросом: зачем было вводить эдакую новую букву, если в это же самое время ряд старых удаляли под предлогом уменьшения общего их количества? Тем более что буква эта очевидно должна была получиться очень редкой?

Да нужна ли подобная буква вообще?

***

Не будем торопиться обвинять реформаторов в чём-либо. Попытаемся встать на их позицию и восстановить ход мысли: букв в алфавите было очень много, их количество надо было сократить. Быстро, решительно!

Для начала решим вопрос - зачем тогда было вводить новую?

Допустим, буквы «е» для отображения некоего звука на письме было недостаточно; отобразить этот звук хоть как-то, да надо; при этом количество букв в ходе реформы планируется сокращать. Что же можно было сделать при таких вводных?

Функционально «ё» выступает как «о, смягчающая предыдущую согласную». Тот же самый эффект можно было бы отобразить на письме через сочетания «ьо» или «йо», а правила употребления их были бы как у современной «ё». Ну, если так уж необходимо было подчеркнуть именно этот аспект.

В корне слова под ударением писали бы «ьо», а без ударения - «е»: жьо́лтый - желте́ть, мьо́д - медве́дь, рьо́в - реве́ть, тьо́лка - теле́ц, чьо́рный - черни́ка, шьо́пот - шепта́ть. В окончаниях писали бы «йо» после мягких знаков (бьйот, льйот, пьйот) и гласных (дайот, пойот; мойо, ейо). В какой-то мере это даже отражало бы структуру слова, делало бы написание более понятным: би-ть -> [би-йот] -> бь-йот; ли-ть -> [ли-йот] -> льйот, пи-ть -> [пи-йот] -> пь-йот; да-ть -> да-йот; мой ->мой-о, и т.д. т т.п..

И новой буквы придумывать бы не пришлось; сделали бы из 36 букв не 33, а 32 - ведь одной из целей реформы было сокращение алфавита.

Но можно ведь не останавливать полёт мысли, можно развить реформаторский порыв и дальше!

Если так остро стояла необходимость ликвидации «избыточных букв» - почему бы не избавились от, скажем, буквы «ы»? Которая генеалогически является лигатурой «ъi», буквально «ъи», а функционально выступает как «и, не смягчающая предыдущую согласную».

Можно было бы писать так: быль -> бъиль, мыло -> мъило, пыль -> пъиль, рыло -> ръило. Множественное число существительных образовывали бы однотипно: мъишь -> мъиши, столъ -> столъи.

И букв из 36 стало бы уже не 32, а 31. Ведь хотели же убрать «избыточные»?

Развивая эту же логику, зададимся вопросом: почему было бы не избавиться от буквы «ю»? Которая генеалогически является лигатурой «іꙋ» - «ук йотованный», буквально «йу», а функционально выступает как «у, смягчающий предыдущую согласную».

Ровно под вышеприведённым обоснованием могли бы продолжить ряд и писать «мой» - «мой-о» - «мой-у»; «свой» - «свой-о» - «свой-у». Я - «пойу», мы - «пойом», он/она - «пойот», они - «пойут». Мясник забил «свинь-йу» - вся семья наелась досыта «свинь-йой». Подобный шаг делал бы изучение склонений-спряжений более понятным, реально упростил бы школьникам понимание правил.

Да и букв из 36 стало бы не 31, а 30.

Можно было даже «я» отменить под занавес - она функционально выступает как «а, смягчающая предыдущую согласную». А что генеалогически в этой букве слились лигатура «ꙗ» - «аз йотованный» и буква «ѧ» - дело десятое; для современного человека разница уже не видна.

И стали бы писать «бьака», «дьадьа», «мьасо», «пьать», «рьаса», «тьажесть», а так же «йаблоко», «йад», «йазва». Пишут же «йод» - почему бы не писать и «йад»? Склоняли бы в этом случае вообще по полной схеме: «мой» - «мой-а» - «мой-о» - «мой-у» - «[мойи] -> мои». Мне сказали «стой и пой» - и вот я «стойу и пойу», мы «[стойим] -> стоим и пойом». Всё было бы максимально наглядно и понятно. Хотели же упрощать?

И букв стало бы из 36 уже не 30, а 29.

Если кому-то из читателей кажется, что я, фантазируя об отмене лигатур, перегибаю палку и скатываюсь в кривляние, спешу заметить: во всех европейских языках происходил тот же самый процесс. В латинице, на которой основана письменность всех европейских языков, числится 26 букв - однако всего пару веков назад этот набор дополнялся целым рядом лигатур.

Так, лигатурами писали сочетания «fi», «ff», «ft», «st», «fs»... А сегодня их нет даже в юникоде. Потому что когда изобрели печатный станок, для всех этих лигатур требовались отдельные литеры, то есть дополнительные траты. И на них решили сэкономить, печатая каждую букву по отдельности. Были они - и не стало; вот во всех языках, использующих для письма латиницу.

В некоторых германских языках довольно долго сохранялась лигатура «ß» - получившаяся из слияния «ss» и называвшаяся «эсцет», буквально «с острое». Найти её можно, скажем, в оригинале Конституции США - через эсцет там написан Конгресс, выглядит как «Congreß». Конечно, вскоре буква в английском пала, но до 3-й четверти XVIII века вс же дотянула. Дольше всего держался эсцет в немецком языке - например, в словах типа «Straße» или «Floß». Но со временем выходил из употребления и там.

Во французском долго сохранялись лигатуры «Æ» и «Œ» - фактически «AE» и «OE». И если первая использовалась только в заимствованных словах типа Æniade, Cæser, то вторая использовалась как в заимствованных (типа Œdipe или Phœnix), так и в своих родных, французских (типа bœuf - быки, sœur - сестра) словах. Причём во французском-то лигатура «Œ» до сих пор ещё в ходу, т.е. падение её не завершено в полной мере. В ряде скандинавских языков - типа датского - указанные лигатуры сохранились как есть, но это всё же довольно малоизвестные языки по сравнению с английским и даже французским. Если уж отстаивать позицию «меньше букв - проще и понятнее», то отчего бы не сказать, что английский потому и проще датского, что букв там меньше? Да, я понимаю, что это не так работает, но при отыгрыше логики реформаторов это просто напрашивается! Можно было бы сказать, что лигатура «æ» используется и сегодня для передачи специфического звука в английском языке - но это только в транскрипции, а на письме-то её нет.

Получается, что вся эта прорва лигатур в массе своей исчезла.

Только две лигатуры латиницы пережили своё время, став самостоятельными знаками. Первая - «et», предлог «и» - сегодня понимается как самостоятельный знак «&», т.н. «апмерсанд». Вторая - «at», предлог «по» - сегодня понимается как самостоятельный знак «@», т.н. «собака».

Если помнить о таком передовом европейском опыте - то почему было бы не отказаться от «ы», «ю», «я» как от лигатур и не начать писать «ъи», «йу»/«ьу», «йа»/«ьа»?

И правила реформаторы радикально упростили бы, и количество букв радикально же сократили бы. Ведь ради этого формально всё и затевалось, почему же так не сделали?.. Имеется у меня ответ, но дам я его в конце.

***

Вернёмся от фантазий к реально отменённым буквам.

Вот, говорили реформаторы, есть буква «I» - т.н. «и десятеричная», отображающая тот же звук, что и буква «и». Пишут её только перед гласными, а так же перед «й» (как бы полугласной): бiологiя, влiянiе, грацiя, дiалогъ, зiять, iонъ, Кiото, Лiонъ, мiокардъ, Нiагара, пiявка, сiонизмъ, тiофенъ, фiолетовый, цiанидъ; Арсенiй, Бiйскъ, Вiй, кiй, и т.д. и т.п.. При этом исключениями являются случаи, когда буква стоит на стыке морфем, тогда следует писать «и»: приодеться, семиаршинный, т.д. и т.п..

И - всё. Всё, других правил употребления этой буквы нет. Сравните это с правилам употребления буквы «ё».

Частотность буквы «i» в обработанных мною текстах составляет 0,513%. Это практически совпадает с частотностью буквы «ю» - 0,613%. Сравниваем это с частотностью новой буквы «ё» - 0,013%; получается почти в 40 раз чаще.

Подумайте, какая же буква при таких вводных избыточна?

Стоит так же помнить, что буква «i» занимает на письме значительно меньше места, чем «и». Это очевидно и без проверок - одна вертикальная черта против двух, соединённых наискось - но для точности измерения всё же проверим. Открываем текстовый редактор и пишем две строчки - из соответствующих букв. У меня 12-м шрифтом в одну строку помещается 75 «и» против 140 «i» (попробуйте, читатели, проверьте сами). Неплохая же экономия! Если что, после отмены «ъ» на конце слов сторонники реформы указывали, что тексты стали значительно короче. Зачем же одновременно было отменять «i» и удлинять строку?

Строго следуя логике цели сокращения числа букв и длины строки, следовало бы поступать ровно наоборот! Отменять не букву «i», а букву «и» - она же отображает ровно тот же самый звук, а места на письме занимает почти вдвое больше. Ну или не букву «и» отменять, а букву «й»: тогда писали бы моi, твоi, своi; доiка, плоiка, соiка и т.д. и т.п.. Кстати, буква «й» тоже редкая - частотность её составляет 0,988% - и вполне сопоставима с частотностью «i». Нет особой разницы, какую из них сократить (кроме того, что «i» занимает меньше места в строке). Да и на названии буквы - «и краткая» - сыграть можно было бы. Мол, она и звук краткий передаёт - и пишется коротко! А если сочетать это с ранее предполагаемыми «сокращениями лишних букв» типа «ы», «ю», «я» - вышел бы двойной эффект.

Писали бы по типу: «iодъ», «iадъ», «iазь», «iаблоко», «iазва», «iугъ»; «бъиль», «пъиль», «мъило», «ръило». Склоняли бы по типу: «дъимъ» - «дъимъи», «мъишь» - «мъиши», «столъ» - «столъи», «съичь» - «съичи». Местоимения изменялись бы по родам по типу: «моi» - «моiа» - «моiо» - «моiи». Глаголы спрягали бы по типу: «поiу» - «поiомъ» - «поiошь» - «поiоте» - «поiотъ» - «поiутъ». И букв стало бы - радикально меньше. И словообразование прозрачнее стало бы. Всё в одном флаконе! Раззудись, плечо! Размахнись, рука!

Если целью было именно это, как и заявлялось - отчего не сделали именно так?

***

С буквой Ѳ аргументация реформаторов была такова: мол, используется эта буква так редко и в таких специфичных случаях (заимствованиях из греческого), что проще её вовсе забыть и писать везде букву Ф, передававшую тот же самый звук.

И стали Ѳедоръ — Федоромъ, Ѳекла — Феклой, Парѳiя — Парфiей, а каѳедра — кафедрой. Звук был — один, а букв было — две; вот и упростили. Вроде, логично?

В такие моменты я киваю на Европу. Где использующие латиницу почему-то передают звук [ф] тоже двумя способами: как буквой «f» так и диграфом «ph». Есть имена Freddy или Freada – и есть имена Stephan или Sophy. Есть песня «fear of the dark» - и есть мюзикл «phantom of the opera». Звук вроде как один, а способов его передачи на письме - два. И никому там это не зазорно. А как так?

Строго говоря, буква «f» в латинице — своя, родная. Она фигурирует с самых ранних римских текстов. А вот «ph» возникает в латинице для отображения… греческих заимствований, содержащих букву «φ». Stephan – это Στεφανος, Sophy – это Σοφια, phantom – это φαντασμα. Попробуйте определить самостоятельно, как выглядят при написании латиницей следующие заимствованные из греческого слова: σφαιρα, φοτογραφια, φιλια.

Внедрение диграфа «ph» произошло на самой заре контактов древних римлян с древними греками — когда в ещё молодом Риме греческий считался языком науки и образованности. На том этапе развития древнегреческого языка, когда буква «φ» передавала звук [пх], буквально «п с придыханием». Это было почти 2500 лет назад. Уже потом, века спустя, звук изменился в [ф] и оба варианта написания стали передавать один общий звук.

Потом латиница стала основой письменности множества европейских языков - зачастую ни к римлянам, и к Италии отношения не имеющим. Но написание «ph» сохранилось во всех этих языках до сих пор!

Вот как так-то?

Конечно, есть тут слабое место: в русском-то языке никакого «своего» звука [ф] не было никогда! Все — вот вообще все — слова с этим звуком в русском языке являются заимствованиями! Однако этот процесс заимствования происходил на тысячу лет позднее, чем с латинью; никакого «п придыхательного» к тому моменту в греческом уже не было и буква «φ» передавала звук [ф] точно так же, как передавала его буква «θ». Строго говоря, с самого начала один и тот же звук передавался двумя буквами.

А теперь опять глядим на латиницу...

И да, там имеется диграф «th» - введённый для отображения греческих заимствований, содержащих букву «θ». Заимствование это происходило, опять же, на заре контактов древних римлян с древними греками; тогда буква «θ» передавала звук [тх], буквально «т с придыханием». Так сформировалось написание слов типа arithmetic, cathedra, myth, pathos, Theodorus и многие другие.

Потом латиница стала основой письменности для множества европейских языков, зачастую ни к римлянам, ни к Италии отношения не имеющим. И в современных европейских языках всё это держится до сих пор!

Арифметика в английском — arithmetic, в немецком — arithmetik, во французском - arithmétique. «Кафедральный» пишется во французском – cathédrale, а в немецком — Kathedrale. Миф во французском будет — mythe, в английском — myth, в немецком — mythos. Пафос и в итальянском, и в английском, и в немецком пишется как pathos, а во французском — pathétique. Имя Теодор — оно и в английском, и немецком Theodor, а во французском Théodore.

Примеры накиданы из трёх довольно разных языков. Везде диграф сохраняется. А чем же так трудно или плохо написание ариѳметика, каѳедра, миѳъ, паѳосъ и Ѳедоръ для русского языка?

Англичане, немцы и французы хранят письменные традиции, зародившиеся не просто без них, а задолго до них. И ничего, не стыдятся, не надрываются — а для русских это какая-то непосильная задача, причём на куда более коротком временном отрезке? Да неужели?

Особенно интересно всё это смотрится, если помнить о частотности фиты: 0,028%. Это, извините, вдвое выше, чем у нововведённой «ё» (0,013%) и лишь немногим ниже, чем у пореформенного твёрдого знака (0,037%). Всё познаётся в сравнении.

Насколько же произошедшее упразднение буквы было логично?..

Если уж отменяли букву на основании того, что она встречается только в заимствованных словах - то почему бы по той же логике было не отменить букву «э»? Она тоже встречается только в заимствованных словах, а частотность её ещё выше - 0,300%. Получается, заучивать её употребление ещё сложнее, верно же?

Все эти «эра», «эхо», «эвкалипт», «экзамен», «экономика», «электричество», «этаж», «этанол», «этнос», «поэт», «мэр», «пэр», «сэр» - они же заимствованные поголовно! При этом различение внутри пары «е/э» по формальному правилу «как слышится, так и пишется» почему-то не работает, если буква оказывается в середине слова: «гротеск», «орхидея», «проект», «реестр».

Заимствования вообще редко когда бывают точны, звуки в разных языках хоть немного, да различаются. Многие люди до сих пор спорят, как точнее писать: «секс» или «сэкс»? «Бренд» или «брэнд»? «Сленг» или «слэнг»? «Фейспалм» или «фэйспалм»? Люди до сих пор путаются! Отменили бы вслед за фитой по той же логике букву «э» - и дело с концом.

Кстати, функционально «э» выступает как «е, не смягчающая предыдущую согласную» - а способ отображения подобных функций уже обкатан на йотованных гласных. Так что можно было бы заменить «э» на «ъе» во всех случаях.

Писали бы «гротъеск», «орхидъеiа», «проъект», «реъестр». А написание составных слов - типа фамилии «Шварценъегер» - отображало бы происхождение («чёрный егерь»). Правило «как слышится, так и пишется» исполнялось бы буквально. Ну да, появились бы слова, формально начинающиеся с твёрдого знака - типа «ъехо» или «ъетаж» - но и что с того? Главное ведь, что цель реформы - сокращение количества букв - была бы выполнена в ещё большем объёме! Из 36 осталось бы уже не 29, а 28 букв!

Может, читающие эти строки исполняли бы «фъеiспалм», а то и бились бы «фъеiсом об тъеiбл» - но и что с того? Цель-то, цель поставленная была бы достигнута! Вот что важно!

Если же появление слов, начинающихся с твёрдого знака, кажется чем-то совершенно недопустимым, можно обыграть отмену буквы в паре «е/э» наоборот: пусть вместо «е» пишется «йе» или «ье», а вместо «э» - «е». Будут «ера», «ехо», «етаж» - и «йель», «йересь». Будут «мер», «пер», «сер» - и «зьемля», «льето», «ньебо».

Не мытьём, так катаньем можно оставить в пореформенном алфавите 28 букв.

Если цель реформы - сокращать количество букв, то почему нет? Особенно, если эти буквы встречаются только в заимствованных словах и, по этой причине, уяснение употребления этих букв считается необычайно сложным? Придерживаясь такой логики, к иным итогам прийти просто невозможно.

***

Букву «ъ» реформаторы не то чтобы отменили - а, скажем так, сократили её употребление. Предписывалось прекратить писать её в абсолютном конце слов, если перед «ъ» стоял согласный. Был «бакъ» - стал «бак», был «домъ» - стал «дом», был «тортъ» - стал «торт». Мотивировка была в том, что раз буква всё равно не читается - то и не нужна она, только место зря занимает.

Допустим. Не будем спорить. В этих словах есть логика. Но попробуем довести эту мысль до логического завершения.

Как насчёт буквы «ь» в аналогичных случаях? Зачем писать её на концах слов, ведь она там точно так же не читается? Зачем писать «ветошь», «дочь», «жечь», «лечь», «мышь», «ночь», «печь», «речь», «сечь», «течь»? Там же, на конце, никакого звука нет. Значит, «ь» по той же самой логике не нужен, только место зря занимает.

В вышеприведённых примерах произношение букв «к», «м», «т» никак не меняется, если после них перестать писать «ъ». И точно так же в вышеприведённых примерах произношение букв «ч» и «ш» никак не меняется, если после них перестать писать «ь». Если отменять написание «ъ» в абсолютном конце слов после согласной на основании того, что он там никакого специфического звука не передаёт и «место зря занимает» - то почему бы не отменить написание «ь» в абсолютном конце слов, поскольку он там точно так же никакого специфического звука не передаёт и «место зря занимает»?

Это абсолютно логично и внутренне непротиворечиво. Это просто неоспоримо. Почему не сделать так? Почему не проводить реформу последовательно?

Нет ответа.

Теперь поглядим на последствия описанной отмены.

Вообще в дореформенной орфографии «ъ» на конце слов выполнял свою роль.

Так, в существительных он был окончанием для 2-го склонения м.р. в И.П., В.П.: дом-ъ (И.П.) - дом-а (Р.П.) - дом-у (Д.П.) - дом-ъ (В.П.) - дом-омъ (Т.П.) - дом-е (П.П.). Точно так же, как «ь» является окончанием для 3-го склонения женского рода в И.П., В.П.: «мыш-ь» (И.П.) - мыш-и (Р.П.) - мыш-ь (В.П.) - мыш-ью (Т.П.) - мыш-и (П.П.). Это была стройная система, понятная любому школьнику. После реформы окончание И.П., В.П. у сущ. м.р. 2-го склонения м.р. вдруг пропало. Или, как деликатно говорят, стало «нулевым». На ровном месте возникло какое-то исключение из общего правила. Стройность системы оказалась нарушены.

Аналогичная история произошла и с иными частями речи.

До реформы местоимения менялись по родам по типу «он-ъ (-а, -о)», «сам-ъ (-а, -о)». После реформы для м.р. образовались формы, строго говоря, без окончаний - или, деликатно говоря, «с нулевым окончанием». На ровном месте возникло какое-то исключение из правила. Стройность системы оказалась нарушена.

До реформы краткая форма прилагательного в зависимости от рода имела окончания «-ъ», «-а», «-о». От кратких форм образовывались полные формы на «-ый/-iй», «-ая», «-ое» соответственно. После реформы парадигма кратких форм приобрела вид: «с нулевым окончанием», «-а», «-о»; полные формы остались неизменны. Н.р., до реформы было: «красив-ъ (-а, -о) -> красив-ый (-ая, -ое)», «хорош-ъ (-а, -о) -> хорош-iй (-ая, -ее)». После реформы формы м.р. внезапно оказались «с нулевым окончанием»: «красив», «хорош» - при сохранении всех остальных форм! На ровном месте возникло какое-то исключение из правила. Стройность системы оказалась нарушена.

Ведь на ровном же месте эти исключения возникли! Наверное, это очень упростило жизнь школьникам?

На концах предлогов «ъ» тоже был не просто так.

В пореформенной орфографии принято писать: «к обеду» - но «ко двору»; «из озера» - но «изо всех сил». Письменность передает плавность речи: слово, начинающееся с согласной, требует предлога, оканчивающегося на гласный. Как в парах «под огнём» - «подо льдом», «над облаками» - «надо мною». Никто не говорит «к двору» или «над мною». В дореформенной орфографии те же пары выглядели бы так: «къ обѣду» - «ко двору»; «изъ озера» - «изо всѣхъ силъ», «подъ огнемъ» - «подо льдом», «надъ облаками» - «надо мною». Потому что предлоги «къ» и «ко» - не просто так похожие, они парные в самом прямом смысле; потому что буква «ъ» некогда обозначала сверхкраткий «о», и именно в этот сверхкраткий звук стягивалось завершающее предлог «о» в случае, если следом шло слово, начинающееся на гласный.

Через дореформенную письменность можно было увидеть некоторые аспекты истории языка. После это стало, мягко говоря, несколько труднее.

Что же получилось? Реформаторы ради сокращения длины строки порушили систему склонений и затуманили понимание истории языка. Обучение в школе проще явно не стало. И стоило ли такую реформу затевать?!

***

Въ новой орѳографiи нѣтъ ничего новаго, это орѳографiя заднихъ партъ. Это замѣтилъ еще Иванъ Шмелевъ, и по здравому разсуденiю съ нимъ нельзя не согласиться.

Да, проекты реформы разрабатывались еще съ 1904-го года. Да, съ 1911 года печатались отдѣльныя изданiя текстовъ въ новой орѳографiи. Однако вводить эту самую новую орѳографiю въ масштабахъ всѣй станы въ обязательномъ порядкѣ никто не планировалъ. Не было такого, чтобы лингвисты и филологи дружно требовали реформы - и для науки это норма, единственно вернаго мнѣнiя тамъ нѣтъ и быть не можетъ. Потому что наука не открываетъ ИСТИНУ, она используетъ тѣ или иныя описательныя и аналѵтическiя сѵстемы.

Условному ученому принципiально неважно, измѣрять разстоянiе въ метрахъ и сантимертахъ - или въ футахъ и дюймахъ; измѣрять вѣсъ фунтами и унцiями - или килограммами и граммами; измѣрять объемъ кубометрами или галлонами. Не бываетъ такого, чтобы ученые требовали введенiя единой системы мѣръ и вѣсовъ. Подобныя заявленiя были бы уже не научными, а политическими.

Собственно, когда 11 (24) мая 1917 самозванное Временное Правительство своимъ "Постановленiемъ объ упрощенiи русскаго правописанiя" объявило о переходѣ на новую орѳографiю, это было политическимъ дѣйствiемъ. Только вотъ собственно научной базы подъ это дѣло не было. Постановленiе было въ разы короче, чѣмъ этотъ разсказъ.

А послѣ октябрьскаго переворота большевики уже не могли отмѣнить то постановленiе - вѣдь это было бы уступкой капиталистамъ, а потому контрреволюцiонно. Большевики являлись квазирелигiозной сектой, а потому и дѣйствовали какъ сектанты. И стало такъ, какъ стало.

Рефрматорскiй зудъ революцiонеровъ - единственная причина реформы. "Новая орѳографiя" была введена Постановленiемъ Временнаго Правительства произвольно въ самомъ прямомъ смыслѣ этого слова. Всѣ научныя обоснованiя реформы были попросту подогнаны подъ желаемый результатъ. Да и само Временное Правительство никто не избиралъ ни на какихъ выборахъ: оно возникло какъ результатъ договорняка между Временнымъ Комитетомъ Государственной Думы и Петросовѣтомъ. Собственно В.К.Г.Д. - это участники февральскаго государственнаго переворота изъ числа депутатовъ Государственной Думы, а Петросовѣтъ - ультралѣвые политики, которые даже въ Думу не прошли.

И вотъ эти вотъ чудесные люди реформу и провели. Однимъ днемъ, однимъ засѣданiемъ.

Никто изъ нихъ былъ знатокомъ предмета - лингвистомъ и филологомъ. Въ этом вопросѣ они были профанами - такъ же, какъ и я (а то и хуже). Никто изъ нихъ не имѣлъ ни права, ни достаточной квалификацiи для осуществленiя реформы. Да, даже Министръ просвѣщенiя Мануйловъ - вѣдь по спецiальности онъ былъ... экономистомъ. Причем спецiализировался товарищъ Мануйловъ на изученiи аграрной политики Англiи и Ирландiи, въ своихъ работахъ пользовался марксистской трудовой теорiей стоимости, а главным трудомъ своей жизни считалъ переводъ на русскiй языкъ книги Карла Маркса "Къ критикѣ политической экономiи".

Извините, другихъ реформаторовъ у насъ для васъ нѣтъ.

Квалификацiи у нихъ не было. Полномочiй - тоже. Зато возможность - была. Зря, что ли, государственный переворотъ устраивали? И сдѣлать нѣчто эдакое, вотъ прямъ революцiонное, имъ очень хотелось. Ну вотъ захотели - и сдѣлали! Облагодѣтельствовали народъ въ мѣру своего пониманiя. Счастья - всѣмъ, и чтобъ никто не ушелъ обиженнымъ! Даешь простоту, долой костныя правила!

И какая разница, что третiй годъ идетъ Мировая Война? Разве это препятствiе для реформы правописанiя? Для настоящихъ революцiонеровъ это, наоборотъ, возможность воплотить всѣ свои фантазiи. Потому что въ мирное время - кто жъ имъ это дѣлать-то позволитъ?

Всѣ эти пламенные революцiонеры прекрасно умѣли произносить рѣчи - а больше ничего не умѣли. Собственно, потому они и пошли въ революцiю: а что они могли дѣлать еще? Наукой заниматься - сложно. Въ армiи служить - тяжело, да и опасно. На заводѣ работать - непрестижно. А вотъ ревмассами руководить - это самое оно. Чего бы революцiонеръ ни сдѣлалъ - это было сдѣлано для благой цѣли; если чего у революцiонера не получилось - ему помѣшали реакцiонеры. Если народныя массы чѣмъ недовольны - то это потому, что они своего счастья еще не поняли. Сектанство въ чистомъ видѣ - только что квазирелигiозное. И, дорвавшись до власти, означенные революцiонеры начали воплощать всѣ свои сектантскiя фантазiи.

Вот и навоплощали: тамъ погнули, тутъ поломали, зато какъ революцiонно это все было! Ажъ духъ захватвало! И въ отчетѣ написали - молъ, побороли костную систему (тм), сократили количество буквъ на столько-то штук и текстъ на столько-то процентовъ, вотъ какiе молодцы! Что значитъ - ущербъ нанесли, когда облагодѣтельствовали?! Вы просто своего счастья не понимаете! Эхъ, раззудись, плечо, размахнись, рука!

Какъ по мнѣ, если сѵстема дала сбой - умѣстно откатить ее на послѣднюю рабочую версiю. А ужъ если сбой организовали сектанты - и подавно. Это хотя бы логично и разумно.