О1

Глава 1. Пинг за гранью

Меня зовут не так, как написано на двери кабинета. Но дверь открывается от моего толчка, и мир принимает эту ложь как очевидность.

— Лифт, — напоминает Галина, заглядывая снова. — И чайник у нас умер. Я из дома своей притащу, но это минут двадцать.

Двадцать минут — это вечность для чата. В голове щёлкает сухой голос: «Сначала безопасность. Потом коммуникация. Потом комфорт». Это он. Председатель, в чьё тело я попала. Его чек-листы ходят по мозгам, как по ступеням.

— Ключи от электрощитовой? — спрашиваю. Мой голос звучит ниже и увереннее, чем я привыкла.

— Вот, — Галина протягивает брелок. — И радиостанция, если что. Я пока консьержей предупредить.

Мы выходим в холл. Там уже человек десять, и у каждого — своя история, но пока — одна эмоция: «Сделайте что-нибудь прямо сейчас». Я знаю этот взгляд. Я сама так смотрела.

На табло у лифта мигает «6». Двери сомкнуты. Рядом плачет мальчик в красной шапке. Мама обнимает его, шепчет: «Всё хорошо, всё уже хорошо». Я подхожу. Мой внутренний подросток тянется руку и говорит: «Привет. Ты герой». Вслух выходит:

— Спасибо, что держались от дверей. Мы сейчас всё разрулим.

«Мимо пафоса. Факты и план», — шепчет второй голос.

— Сервисная уже едет, — добавляю. — Но чтобы никому не захотелось сесть на ступеньки и ждать апокалипсиса, мы сделаем чай. Галине — кипяток, кому-то — печеньки, кому-то — стул. И вот эта табличка, — я беру маркер, пишу на листе «ЛИФТ №2 ВНЕ РАБОТЫ. НЕ ЖМИТЕ. ЛИФТ №1 — СПРАВА». — Ставим на дверь. Можем?

Люди слегка улыбаются. Тьма внутри рассасывается на пару процентов.

Телефон в руке вибрирует — чат. Я вывожу его на экран:

Чат «Областная 1»

— Подъезд А, лифт опять стоит. Что с ТСЖ?
— Кому писать по курьерскому доступу?
— Где протоколы последнего ОСС?
— У кого чайник?
— У кого печеньки?

Я отвечаю из «офака» председателя. Очень аккуратно:

— Лифт №2 остановлен. Вызвали сервис. Не жмите кнопку, не паникуйте. Курьеров на сегодня пропустим по списку. Горячий чай будет через 10 минут. Протоколы выложу вечером в канал. Спасибо за терпение.

Галина кивает: «Хорошо пишете». Я улыбаюсь неуверенно: это не я, это он так умеет. Но ладно, пусть.

Внутри — щёлк: [Очки доверия: Родители +5].

— Саша! — кричит кто-то позади. — Саша, это же ты «айтишный»? Помоги.

К нам стремительно идёт худой парень с ноутбуком под мышкой. С таким типом я сидела на олимпиаде по информатике, только он был взрослым. Он машет.

— Я здесь. Пред, добрый день. У меня есть логи по домофону и камеры, если нужно.

Он «пред», а я шестьнадцать. Я сглатываю.

— Отлично, — говорю. — Сейчас — лифт. Потом — посмотрим логи, чтобы понять, было ли что-то до остановки. И… мне нужен чайник.

— У меня кипятильник походный, — отзывается женщина с пакетами. — Он шумный, но кипятит быстро.

— А у меня печенье «юбилейное». — Это мужчина в куртке таксопарка. — И свободные полчаса.

«Распредели, не геройствуй», — шепчет внутри старший голос.

— Супер. Галина, кипятильник — на пост и термосы. Таксист — стулья к лифту, чтобы мамы не стояли. Саша, со мной в щитовую.

Мы вдвоём заходим в узкий коридор. Пахнет проводами и запретом прикасаться. Щитовая — как сердце, только без романтики. Саша ковыряется глазами в маркировке, я — в воспоминаниях не своих. Под пальцами — знакомые для тела автоматические жесты: открыть, проверить индикатор, не лезть куда не надо.

— Не похоже на скачок, — говорит Саша. — Скорее, механика. Но я видел вчера странный трафик на домофон — короткий шум, будто кто-то порт-скан делал.

— Порт-что?

— Жучили. Проверяли, скажем так.

«Не обещай выводов. Зафиксируй», — шепчет голос.

— Занесу в журнал, — отвечаю. — Сервис приедет — спросим, могли ли тронуть плату.

Я закрываю щитовую, набираю службу лифтов. Голос в трубке бодрый, как будто рутина — это спорт.

— Да-да, адрес, номер лифта, диспетчер у вас на связи? Будем через сорок минут.

— Мы здесь уже организовали людей, — говорю. — В холле не погибает никто. Приезжайте.

— Хорошо, — мужик улыбается, кажется. — Держитесь.

Я возвращаюсь в холл. Там уже вырос мини-лагерь: стол со стаканчиками, термос, печеньки, табличка на лифте, кресло из комнаты охраны. Мама мальчика улыбается — впервые.

— Спасибо. Вы быстро.

Я киваю. Комплименты — опасно, можно зазнаться чужим успехом. Но приятен не сам комплимент, а то, как у людей выпрямляются плечи.

Телефон «динь». Чат.

— Соседи, лифт чинят? А то я с коляской.
— Пред, отвечайте за шлагбаум. Мой курьер стоял десять минут.
— Сервис через 40 минут, — пишу. — Кто с колясками — подходите к Галине, поможем по пандусу.
— Шлагбаум — пропущу курьеров по списку. Напишите фамилии в личку консьержу. После починим домофон — сделаем нормальный доступ.

[Очки доверия: Родители +3, Курьеры +2]

Галина подносит мне пластиковый стакан с чаем. Смотрит так, словно знает меня лет десять. Может быть, она знает его — и это почти то же самое.

— Ты сегодня другой, — говорит тихо. — В хорошем смысле.

— Я сегодня с утра… — умерла и переродилась, — …встал с другой ноги, наверное, — заканчиваю.

Мы смеёмся. Настоящий смех, без тревоги.

Скоро приходит Маша. Я читал(а) её сотни сообщений. Активистка. В чате у неё всегда два тона: «почему никто не сделал» и «я пошла и сделала». Живьём — светлая куртка, коса, быстрый взгляд.

— Пред, привет. — Она смотрит на табличку, на термос, на людей. Отмечает галочки в голове. — Службу вызвали?

— Да. Сорок минут.

— Табличка — хорошо. Но ещё бы ленту «не входить». У нас дома мужики из соседнего подъезда любят «проверить самим». — Она кивает на дверь лифта.

— Лента есть? — спрашиваю у Галины.

— Есть, от новогодней ёлки, — отвечает та и уходит на склад.

— И ещё, — продолжает Маша. — В чате пошли сообщения с левого канала «ТСЖ Областная». Ссылка почти как наш канал, только без кавычек. Там уже пишут, что «все деньги разворованы», «пред уволен», «голосование будет срочно вечером».

Я показательно выдыхаю через нос. «Не реагируй эмоцией. Сначала факт-чекинг», — отзывается мой внутренний взрослый.

— Скинь ссылку, — говорю. — Сейчас же верифицируем. Саша?

— Я тут, — Саша уже рядом, как будто телепортировался. — Дай посмотрю.

Мы втроём склоняемся над телефоном. Ссылка действительно похожа, буква перепутана местами. Посты расписаны грамотно: удар по репутации, смесь правды и додумываний. Аватар каналa — наш дом, фото из открытых источников.

— Классика, — говорит Саша. — Создали клон-канал, пытаются собрать охват. Я могу отметить его как фейковый у платформы, но быстро не снимут.

— Придётся «перебить» своим, — выдыхаю. — С предупреждением и ссылкой на реальный канал. Без паники.

— Я помогу через свои чаты, — Маша уже пишет текст. — И повесим в каждый подъезд бумажку «настоящие каналы такие-то». Да?

— Да, — говорю. — И добавим QR-код, чтобы не копипастили левое. Саша?

— Сделаю.

[Очки доверия: Айти-ядро +5, Активисты +4]

Лифтовики приезжают не через сорок минут, а через тридцать пять. Это маленькая удача; мы благодарим их как больших героев. Они разносят инструмент, вскрывают шахту, говорят своим тёплым матерком на профессиональном — без зла, как музыканты, подстраивающие виолончель.

— Спускали аварийно? — спрашивает один.

— Нет, — отвечаю. — Мы только вывесили табличку.

Он кивает: молодцы. Я ловлю этот взгляд и вешаю на внутреннюю стену: «Запомнить: люди любят, когда их труд уважают».

— Что сошлось? — спрашиваю потом, когда кабина уже на первом, пустая, а дверь закреплена.

— Ролик закусило, — отвечает мастер. — Но почему — вопрос. Либо грязь, либо кто-то баловался.

Мы переглядываемся с Сашей. «Баловался» — слово, которое тянет ниточку из щитовой и из фейкового канала. Я не строю версий вслух, но внутри линиями тянется карта.

— Мы поставим временную сигнальную ленту. И повесим «не бегать по ступенькам», — говорит Маша.

— А я пробегусь по камерам, — добавляет Саша. — Если кто-то вчера лез к шахте, мы увидим.

— Отчёт по лифту составлю и выложу, — отвечаю. — И… спасибо.

Лифтовики улыбнулись. Они привыкли к «спасибо» так же, как к болтам: нужно, но редко подходит по резьбе.

К обеду холл пустеет. У термоса остаётся полчашки непонятного чая. Мама мальчика в красной шапке снова подходит — без дрожи. Даёт мне маленький рисунок: кабина лифта с глазами и смешными ручками, которые говорят «ПРОСТИ». Я кладу в папку «важные бумаги». Внутри поднимается тепло — не моё, «его». Кажется, у нас теперь общая папка.

Чат продолжает жить: кто-то хвалит, кто-то спрашивает про платежи, кто-то спорит про камеру у детской площадки. Я хочу лечь под стол и притвориться ковром. Но второй голос говорит: «Пятнадцать минут — на воздух. Затем — протоколы на канал. Затем — шлагбаум».

— Галя, — говорю. — Я на улицу на пять минут.

— Идите, — она машет рукой. — Я пока оформлю объявление по фейковому каналу.

На улице пахнет чем-то простым: мокрым асфальтом, корками хлеба у голубей. Дети гоняют самокаты так, как будто никогда не узнают, что такое кворум. И слава богу.

Скамейка зябкая. Сажусь, закрываю глаза и считаю: «раз-два-три». Открываю — Маша рядом, как будто выросла из асфальта.

— Ты хорошо держался, — говорит она. — Правда.

— Я… старался, — отвечаю. И тут хочется честности, хотя честность — опасная привычка. — Маша, если тебе вдруг покажется, что я какой-то другой, это потому что… ну… я решил делать иначе.

Она смотрит внимательно. Глаза-детекторы лжи. Но я не лгу, просто как-то выживаю между правдой и невозможностью объяснить реальность.

— Делай, как делаешь, — кивает она. — Если начнёшь «как всегда», я первая скажу. И ещё… — Она достаёт из кармана бумажку. — Я нашла утром на доске объявлений вот это. Без подписи.

На листке напечатано: «Лифт №2 будет ломаться чаще, пока в доме не сменят схему управления. Думайте о детях». Внизу — QR-код. Я навожу камеру — ссылка ведёт на тот самый фейковый канал.

— Это уже не просто троллинг, — говорит Маша. — Это попытка давить.

«Не обещай войну. Обещай порядок», — гудит голос изнутри.

— Мы не будем играть на их поле, — говорю. — Мы сделаем своё: отчёты, открытые цифры, человеческие решения. Плюс — заявление в полицию по факту угроз.

— Громко? — приподнимает бровь Маша.

— Законно, — отвечаю. — Пусть знают, что двор — это не место для игр в «кто громче кричит».

Она хмыкает:

— Люблю, когда ты такой.

Мы молчим, слушая, как скрипят качели. Я в этот момент вдруг отчётливо понимаю: мне нравится быть «таким» — не потому, что это власть, а потому что это работа, в которой цифры складываются в тепло в подъезде, в работающий лифт, в чай в холле. Это математика, которую уважает даже моя шестнадцатилетняя голова.

Телефон «динь». На этот раз — личка.

— Пред, тут в доме слышали, что вы собираетесь менять подрядчика по уборке. Вася_подряд пишет, что он ваш человек. Это правда?*

Я потираю лоб. «Всегда будут ваши и не ваши. Факты решают».

— У нас открытая закупка и критерии. Никаких «моих». Выложу условия завтра, приглашу всех желающих, — отвечаю. — Спасибо за сигнал.

[Очки доверия: Пенсионеры +2, Дворники/персонал +1]

— Возвращаемся, — говорю. — Надо залить в канал отчёт по лифту и опубликовать «настоящие каналы». И шлагбаум. И домофон. И… — Я вздыхаю.

— И поесть, — добавляет Маша. — Иначе ты будешь злым и забудешь слова.

— Я не злюсь, — протестую.

— Пока не злишься. Пойдём, я принесла пирожки в диспетчерскую.

Пирожки — это валюта, которой управляется половина мира. Галина разливает чай по стаканам, как будто это ритуал. Мы едим с Маша и Саша, просматриваем ленты камер. На одном из кадров вчерашней ночью мелькает чья-то спина у лифтовой двери — человек в капюшоне. Лицо — нет, шаг — быстрый, осмотрительный.

— Капюшончик, — говорит Саша. — Посмотрю, не светился ли он ещё где-нибудь.

— И картридж в принтере есть? — спрашиваю. — Будем печатать «настоящие каналы» с QR-кодами.

— Есть, — Галина уже вытаскивает бумагу.

Через полчаса по подъездам расходятся листы формата А4: «Официальные каналы ТСЖ» — два QR-кода, логотип, подпись. В чате — закреп. В холле — новая табличка: «Спасибо, что не жмёте кнопку».

Вечереет. Лифт работает. Дети разошлись. Фейковый канал продолжает постить, но охваты у него падают: люди пересылали наш закреп. Я пишу короткий отчёт:

— Итоги дня: Лифт №2 — в работе (заменили ролик, проверили узлы). Сервис дал рекомендации: не бегать по ступенькам и не прижимать двери. Фейковый канал — не наш, ссылки на наши — в закрепе и на стендах. Завтра до 12:00 выложим график уборки и условия закупки. Спасибо всем, кто помог сегодня.

Ставлю телефон на стол. Тишина. Даже уведомления как будто решили дать мне полчаса поспать.

Я поднимаюсь в кабинет. На столе — рисунок мальчика, папка «ОСС/Протоколы», кружка с отпечатками пальцев, которые не мои. Я сажусь. Глаза закрываются сами.

«Завтра будет обычный день. А это самое необычное, что может быть», — думает мой внутренний голос. И второй голос вообще молчит, будто разрешает мне быть собой.

За стеной тихо гудит дом. И это — лучший звук, который я слышала за последние сутки.