Оазис

– Смотри, смотри! Ведь, правда, красиво?

– Красиво, – покорно согласилась Ёна.

Четыре минуты раскалённый уголь заходящего солнца просвечивал сквозь мельчайшую пыль, размывавшую линию горизонта. Солнце расплющилось, уходя за окоём, краски заката начали стремительно гаснуть.

– Пойдём? – тихо произнесла Ёна.

Васт взял Ёну под руку, и они пошли к дому. В небольшом домике была расположена автоматическая станция и лаборатория, в которой Васт проводил свои эксперименты. Там же Васт и Ёна жили, спасаясь от вездесущей пыли.

– Не понравилось? – спросил Васт.

– Почему же? Это красиво. Только он какой-то неживой. Здесь замечательные закаты, но они сделаны, словно под копирку. На равнине – одно, в горах – немножко по другому, но, в целом, всегда одинаково. Пыль и есть пыль, как её ни расцвечивай.

– Тебе очень плохо здесь?

– Нет, что ты. Я же тебя люблю. Только здесь ужасно тоскливо. Ничего не происходит, кроме пыльных закатов. Ещё, иногда пыльные бури, но это ещё хуже. Твои животные… их без микроскопа не разглядишь. Тебе с ними интересно, а я – лишняя.

– Что ты, Ёнчик, это я тебя люблю. Ты самое главное, что есть на свете.

Ёна прижалась к груди мужа и чуть слышно прошептала:

– Давай, уедем отсюда. Два человека на целую планету – слишком мало. Найдём другую планету с неизученными букашками, чтобы тебе было интересно с ними возиться, но такую, чтобы я тоже была при деле. Здешняя станция автоматическая, за весь год ей ни разу не потребовалось человеческое вмешательство. Я не могу больше без конца рисовать автопортреты и пыльные закаты. Здесь ничего не происходит, а значит, нет и меня.

– Успокойся, Ёнчик. Хочешь – уедем, только я прошу: потерпи ещё два дня. Это ты можешь?

– Конечно! – глаза у Ёны просияли. – А что будет через два дня?

– Сюрприз, – ответил Васт и поцеловал жену.

Два дня прошли в радостном ожидании, хотя, по совести, Ёна не столько ожидала обещанного сюрприза, сколько ждала, когда можно будет переезжать, покинув аридную планету. Кстати, планета так и называлась Арида, поскольку пустынный климат на ней царил от полюса до полюса. Здесь не было морей и океанов, не текли реки, никогда не шли дожди. Редчайшие озерца были перенасыщены солью. Только въедливый Васт мог найти там какие-то микроорганизмы. Лёгкие перистые облака, порой набегавшие на небо, не несли ничего, кроме пыли.

Одно время Васт носился с идеей, отбуксировать с границ системы, где вода встречалась, кусок льда в десяток кубических километров и аккуратно, без шума и катаклизмов опустить его на экваторе. Интересно было посмотреть, как отреагирует местная жизнь, когда ледыха начнёт таять. В условиях жесточайшего дефицита воды этакий подарок мог стать как благодеянием, так и катастрофой. Увы, человечество, добравшееся до звёзд, недалеко ушло со времён каменного века, когда можно было рассчитывать только на силу рук. Слабенькая техника, бывшая в распоряжении Васта, оказалась неспособной доставить с границ системы жалкий миллион тонн льда.

Васт пытался обходиться той водой, что имелась в наличии, но это было, как говорят пословицы, что мёртвому припарка или слону дробина. В специальном боксе Васт заливал водой пробу грунта, нашпигованную спорами микроорганизмов. Что-то при этом происходило, но что? Как говорится, получалась мазь-перемазь. Поставил дождевальную установку и опрыскивал выбранный кусочек пустыни. Но что может дождевальная установка?: То есть, она может многое, но воды у Васта было – сотня-другая литров в день. Уж лучше, как посмеивалась Ёна, с леечкой ходить. Что-то наблюдалось и в этом случае, а Васт хотел получить чёткий, повторяющийся результат, а не слизистые образования, которые высыхали под первыми же лучами солнца.

Согласившись уехать «куда-нибудь», Васт вовсе не собирался навсегда бросать начатые исследования. Получить в своё распоряжение грузовой корабль, способный добывать и привозить воду миллионами тонн, он не надеялся, но увеличить водопотребление в несколько раз – почему бы и нет? А сейчас он обещал показать Ёне нечто небывалое, чтобы ей тоже захотелось, пусть ненадолго, вернуться на Ариду.

Ёна честно не выспрашивала, какой сюрприз готовит ей Васт. Муж оба дня улетал довольно далеко от станции, забирая кучу оборудования, которое потом придётся собирать и консервировать, потому что на новом месте оно вряд ли понадобится. Но в любом случае, оставлять замусоренную техникой планету не полагается. Не можешь увезти, прибери так, чтобы техника не валялась, где попало. Ёна не торопилась, понимая, что некоторое время предстоит провести на постылой планете, пока Васт соблаговолит собраться. Она проводила время за каталогами звёздных систем, выбирая место, куда они могли бы переехать. Планеты полностью освоенные, не годились, потому что Васту там было нечем заняться, а отшельничеством на дикой планете, где кроме них никого не было, Ёна была сыта по горло.

На третий день с утра Васт подогнал ко входу станции стреколёт, Ёна вышла готовая заранее восхищаться, тем, что ей покажут, но, в основном предвкушая грядущий переезд.

Лететь пришлось долго, больше сотни километров, но выбранное место ничем не отличалось от любого другого. Если бы не заранее поставленные маяки, его вряд ли удалось бы найти.

Ёна оглядывалась с нетерпением, но до поры ни о чём не спрашивала.

– Знаешь, куда мы приехали? – торжественно спросил Васт.

– Ну… Говори, не мучай. Гадать я не умею.

– Это оазис. Единственный, что я пока сумел найти.

– Как оазис? А где… всё, что в оазисе должно быть? Источник какой-нибудь, растения…

– Сейчас всё будет. Два-три, смотри!

Пустынный хрящ – мелкий щебень, чуть скреплённый глиной, что от ветра так легко превращается в пыль, потемнел, напитываясь неведомо откуда взявшейся влагой. Ещё минута, и по земле заструились ручейки, и светлые фонтанчики с палец высотой ударили тут и там.

– Васт, откуда столько воды? С внешних планет нам столько не навозить.

– Я же сказал: здесь оазис. Внизу, под нами полно воды, причём она неглубоко. Я обнаружил там здоровенный пузырь, который вытягивает воду из, казалось бы, совершенно сухой почвы. Как и зачем он это делает, я пока не выяснил. Что-то связанное с полупроницаемыми мембранами. Но, как видишь, я заставил его воду отдать. А почва здесь буквально нашпигована спорами. Развиваются они очень быстро, это я проверял, хотя и не в таких масштабах. Столько воды мне взять негде. С внешних планет не навозишься, а солёные озерца, что в округе, я уже высушил досуха. А запасы пузыря я боюсь даже оценивать. Думаю, сейчас увидим, что произойдёт…

– Да смотри же! ­ – закричала Ёна, прервав монолог мужа.

Между тонких фонтанчиков воды пробился бледно-лиловый росток. Он вытягивался прямо на глазах, закручиваясь причудливой спиралью, а рядом из бесплодной земли лезли другие стебли, хрупкие, полупрозрачные, светло-голубые, розовые, изумрудно-зелёные, почти как земная трава. С лёгким чмоканьем отпадали чешуйки на вздувшихся бутонах, и в раскрывшихся чашечках, словно стрелы в колчанах топорщились тычинки, густо покрытые палевой пыльцой.

– Васт, ты только погляди, у него глаза!

Полуметровый пузырь, весь в фиолетовых разводах, полупрозрачный, как и все эфемерные обитатели оазиса, старательно молотил своими отростками, не то, собираясь взлететь, не то просто ползти куда-то. Голубые глазки изумлённо таращились на людей.

– Реснички… – прошептала Ёна. – Какая прелесть!..

– А ты что хотела? Тут же полно пыли. Без ресничек ему нельзя.

Буйство красок усиливалось, сочные стебли, среди которых всё больше становилось алых и малиновых, достигали людям до пояса.

– Можно сорвать одну? – спросила Ёна, осторожно протянув руку.

– Знаешь, я бы остерёгся. Это явно не трава, и неизвестно, как она отреагирует, когда начнёшь её рвать. Хорошо, если это что-то вроде грибов. А вдруг это животное, и оно начнёт защищаться? Глазастый пузырь на растение не похож.

– У нас в Рязани грибы с глазами! – пропела Ёна, повернувшись к фиолетовому пузырю, который раздувался всё больше, хотя его лапки по-прежнему оставались немощными.

– Да, это, скорей всего, здешнее зверьё, хотя, что мы о них знаем? Их лучше не трогать, зато их можно рисовать. Ты ведь нарисуешь весну на Ариде?

– Всенепременно! Думаю, надо будет сюда несколько раз на пленер выехать. Тебе всё равно, на сборы пара дней понадобится, а я, тем временем, сюда съезжу и глазастику портрет напишу…

– Боюсь, это не получится. Конечно, воды здесь много, у меня в десятую долю столько не было, но и она уже заканчивается. Скорее всего, завтра здесь уже ничего не будет. Хранилище воды я распотрошил, как следует, теперь там не скоро наберётся новый запас. Но мы будем знать: Ариде очень нужна вода. Везти ей сюда надо не тоннами, как прежде, а миллионами тонн.

– Тебе волю дай, ты всю планету переустроишь. Давай, поливай свой огород. А картину я напишу по памяти.

Ёна протянула ладонь к глазастому пузырю. Тот испуганно отпрянул.

– Не бойся, дутик, я тебя не обижу, – Ёна взяла мужа под руку. – Пойдём, не надо им мешать. А картину я начну писать прямо сегодня, пока в памяти всё ярко и живо.

Васт прижал Ёну к себе, и они пошли к стреколёту, предусмотрительно оставленному в стороне от цветущего оазиса. Через пару минут цветное пятно затерялось в грязно-жёлтом колере пустыни, которому, словно в насмешку, дано поэтическое название Изабеллин цвет. – Устроимся на новом месте, – предусмотрительно сказала Ёна, – и обязательно ещё приедем сюда. Такая красота не должна бесцельно пропадать. Ведь наверняка в пустыне есть ещё такие оазисы.

– Конечно, – согласился Васт. – Я постараюсь заставить их расцвести для тебя.

* * *

Большой Пузырь умирал. Век за веком он копил воду, по каплям вытягивая её из окружающего безводья. Как и зачем он это делает, пузырь не знал, подобно тому, как другие не знают, как и зачем они дышат. Прошло бы ещё сколько-то дней, лет или веков, Пузырь бы раздулся в достаточной степени и начал бы отдавать влагу семенам, что ждут наверху. После этого буйная весна ненадолго охватит весь оазис, разноцветные гифы покроют землю, облака созревших спор полетят по ветру на поиски тех мест, где можно прорасти и дать начало новой жизни. И, конечно, из собственных семян зародились бы несколько малых Пузырей. Они напитаются соком и отправятся на поиск тех мест, где можно укорениться. Там они зароются в землю и, если очень повезёт, дадут начало новым оазисам. Может случиться, что все малые Пузыри погибнут, но этот печальный факт никак не повлияет на Большой Пузырь. Также неторопливо, век за веком, он будет копить влагу для следующей весны.

Но на этот раз случилось небывалое. Если бы Пузырь умел чувствовать, он бы осознал, как что-то пронзило всё его существо, заставив судорожно сжаться и отдать воду, которой было ещё слишком мало. Пузырь пытался сопротивляться, но внешняя сила была безжалостна и бесконечно мощнее. Она выжимала Пузырь досуха, не считаясь ни с чем, не оставляя даже того малого количества влаги, что нужна для жизни самому Пузырю.

Наверху поднимались гифы, и даже зародился один малый Пузырь. Всё это делалось, не считаясь с тем, что споры не успеют созреть, и даже, если ветер разнесёт их по окрестностям, ничего из них не произрастёт. Малый пузырь тоже обречён погибнуть, не набрав достаточно сил. Главное, что сам Большой Пузырь не сможет начать новый круг жизни, внешняя сила нарушила проницаемость мембран, они больше не могли накапливать воду, а только отдавать её. И Пузырь отдавал последние капли себя гибнущей наверху жизни.

Розовые и лиловые стебли потеряли упругость и опали на землю. Метёлки, на которых должны были вызреть споры, слиплись и поникли. Малый Пузырь сморщился и уже не молотил конечностями, лишь глаза, опушённые ресницами, продолжали слезиться. Глаза, нужные лишь в первые дни жизни, пока новорожденный Пузырь не зароется в землю.

Возможно, через день на месте бывшего оазиса можно будет найти что-то вроде того, что Васт называл мазью-перемазью, но через неделю здесь будет самое мёртвое место на всей Ариде.

* * *

Стреколёт приближался к станции, которой в скором времени предстояло стать полностью автоматической.

– Спасибо тебе, – сказала Ёна. – Это был настоящий праздник.

– Я старался – ответил Васт. – Мне очень хотелось порадовать тебя, и у меня обязательно должно было получиться, ведь там, куда приходит человек, непременно расцветает весна, радость, жизнь.