Тень от старой каменной арки ложилась на асфальт рваным пятном, и Миша, прячась от накрапывающего дождя, заскочил в первую попавшуюся лавчонку. Воздух внутри был густым и сладким, пах пылью, сушёными травами и чем-то ещё — металлом, может быть, или озоном перед грозой.
Полки были завалены хламом, в котором лишь искушённый глаз мог разглядеть антиквариат: потёртые подсвечники, груды пожелтевших книг, потускневшие столовые приборы. За прилавком, похожий на высохшую мумию, дремал старик в очках с толстыми линзами.
Миша бесцельно побрёл между стеллажами, перебирая пальцами всякий хлам. И вдруг рука сама наткнулась на холодный металл. Из груды старых пуговиц и битых часов выглядывал медальон на грубой цепочке. Он был невзрачным, потёртым, с одной стороны была выцарапана странная надпись — «Зуло».
— Интересная вещица, — проскрипел у него за спиной голос.
Миша вздрогнул и обернулся. Старик стоял совсем близко, его мутные глаза за стёклами очков казались огромными.
— Меняет всё, — медленно, внятно выговорил старик, глядя прямо сквозь Мишу. — Силу имеет немалую. На двенадцать часов можно побыть другим человеком , с кем разом до него дотронетесь. Через двенадцать часов, не раньше , дотронетесь еще раз и обратно вернётесь в свои тела. Чем дольше медальон с собой носишь, тем больше на другого похож будешь, себя прежнего забудешь. Тогда берегись — обратной дороги может не найтись. Обмен окончательный.
Миша сглотнул. Рука сама сжала медальон. Холодный металл будто прилип к коже.
— Сколько? — выдавил он, чувствуя, как что-то сжимается у него в груди — не страх, а предвкушение.
Старик махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху.
— Бери. Твоей судьбой станет. Или чужой. — Он горько усмехнулся, обнажив жёлтые зубы. — Всё едино.
Медальон лежал на ладони, безобидный и тусклый. Но Мише почудилось, что от него исходит лёгкая вибрация, будто внутри заточена крошечная молния. Он сунул его в карман, кивнул старику и выскочил на улицу, под холодный дождь.
В кармане медальон отдавал холодком в бедро, и Миша не мог отделаться от ощущения, что он только что заключил сделку, последствий которой не понимал. Но мысль о предстоящей пересдаче, о позоре перед родителями была сильнее. Он сжал в кулаке целлофановый пакетик, в который заботливо завернул свою находку.
«Обмен окончательный», — эхом отозвалось в голове.
Он тогда не придал этим словам значения. Ему нужна была удача, магия, чудо — что угодно. Он и не подозревал, что только что прикоснулся к тому самому чуду. Холодному, безжалостному и необратимому.