Обнаженная в шляпе

Далия Трускиновская

Обнаженная в шляпе

Глава первая. ЗАВЯЗКА

В отделе коммунистического воспита­ния городской газеты на стене висел строитель коммунизма. Он свято находился там еще с шестидесятых годов и вид имел стандартный — красная спецовка, синие глаза, светлый чуб, к все это на фоне голубого неба со всякими новостройками. Лозунг же этого почтенного пла­ката был вдоль и поперек заклеен газетными заголовками, сколоченными в замысловатые и часто двусмысленные композиции. Сотрудники отдела задумчиво смотрели на дверь.

Виктор Зуев при этом меланхолически разги­бал скрепки, Наташа Меншикова подпиливала сломанный ноготь, а главный отдельский заво­дила Игорь Кошкин одновременно сопел от нетерпения, ковырял пальцем землю в цветочном горшке и ерзал по всему подоконнику, потому что подоконник заменял ему и стол, и стул, и даже диван.

Тут дверь открылась и на пороге предстал человек, изумительно похожий на того плечис­того строителя коммунизма. Это был лейтенант местного УВД Олег Соломин.

— Олежка? Чтоб ты сдох! — экстравагантно приветствовал его Кошкин.

— Добрый день, - сказал Зуев.

— Привет, — завершила церемонию Меншикова.

— Привет,— улыбнувшись всем сразу, отве­тил Соломин, но улыбка вышла какая-то слу­жебная, и журналисты насторожились.

— Ты Костяя ищешь? — спросил Кошкин. — Тогда садись и жди вместе с нами. Мы его уже полчаса ждем. Наш завотделом сгинул в неиз­вестном направлении.

— На планерку не пришел, представляешь? — добавила Меншикова. — У нас в понедельник в десять планерка, это свято!

— Никому не позвонил, никому ни слова, — пожаловался нудным голосом Зуев, весьма со­лидный, чтоб не сказать пузатый, мужчина двад­цати восьми лет от роду.

— А домой ему вчера никто не звонил? — спросил Соломин.

— Зачем же звонить ему вчера, если он пропал сегодня? — резонно поинтересовался Кошкин и вдруг сообразил, что этот вопросов, — с подклад­кой. — Ты что-то знаешь? Да? А ну, колись!

И он, спорхнув с подоконника, незримым для глаз образом преодолел плоскость письменного стола и встал перед богатырем Соломиным во весь свой невеликий рост, выпрямившись и вы­тянувшись в струнку.

За эту вот шустрость, за этот вот малый рост Кошкина в редакции прозвали Игрушкой, и прозвище прилипло намертво.

Соломин обвел взглядом подчиненных своего приятеля. Подчиненные, как один, смотрели на него выжидающе.

— Ну, в реанимации Костяй, — мрачно сказал Соломин.

Меншикова ахнула. Зуев сломал скрепку.

— Ни фига себе! — изумился Игрушка. — За каким лешим он туда попал?..

— Вот это я и должен выяснить. В общем, я тут сейчас лицо официальное, — строго заметил Олег. — Дело, ребята, было так. Сегодня рано утром Костяй протек к соседям. Они поскакали наверх ломиться в дверь. Дверь, вообразите, не заперта. В ванной потоп, а в комнате лежит Костяй без сознания. Голова разбита, чем-то тяжелым тяпнули. Ну, соседи вызвали скорую помощь, милицию. А утром это дело ко мне попало.

— Скажи... — разволновалась Меншикова. — Послушай, скажи, пожалуйста... он — как? Со­стояние, то есть?..

— Врачи говорят — постараются вытащить. Но еще несколько дней проваляется без чувств, это уж точно. И потом с ним не сразу можно будет говорить. А теперь перейдем к делу. Вре­мени у меня мало. Так вот, недели полторы назад Костяй приходил ко мне. Он собрал материал про какой-то вороватый кооператив и рэкетиров. Поговорили... Он изложил дело в общих чертах, я ему кое-какие советы дал. Потом он звонил — оказывается, вышел на еще один кооператив, который шантажируют, И вот похоже, что не только наш Костяй вышел на рэкетиров, но и они — на него. Мне нужны все его блокноты, записи, черновики. Дома их нет. Я сейчас при вас открою его стол и возьму оттуда бумаги.

Соломин действительно открыл стол, и пер­вое, что он извлек оттуда, был толстый и потре­панный том.

— Это мое! — потянулся за книгой Зуев.— Это я ему полгода назад давал! Если бы я знал, что это у него в столе!..

— Получай.

Зуев торопливо сунул книгу в потрепанный кейс.

— Это уже прошло на прошлой неделе! — узнал Игрушка в кипе жеваных блокнотных лист­ков черновик опубликованного материала. — Вы­брасываем. Он еще спасибо за уборку скажет

— А это?

— Мой фельетон, — сказала Меншикова. — Решили дать ему вылежаться. Какой-то он не того...

— А это?

Игрушка и Меншикова переглянулись и по­жали плечами.

— Значит, забираю.

Перешерстив таким образом весь стол, Соло­мин обрел здоровенную кучу макулатуры. Мен­шикова любезно выделила ему старую картонную папку, и с тем Соломин ушел, не вдаваясь в объяснения насчет хода следствия и лишь по­обещав вызвать всех троих на допрос, когда это ему понадобится. Все попытки неуемного Иг­рушки выудить информацию позорно провали­лись.

Когда Соломин отбыл, трое подчиненных Костяя Каблукова некоторое время задумчиво молчали.

— Хорошо иметь знакомого следователя! — с чувством произнес Зуев. — Не успели тебя по башке ухнуть, а он уже в твоих бумагах роется. Никакой волокиты.

— Постыдился бы! — одернула его Меншикова.— Раз в кои-то веки мы своими глазами видели оперативность нашей милиции, а ты и тут недоволен. Кстати, что это была за книга?

— Просто книга, — буркнул Зуев. — Ну, если вы не возражаете, я пошел. Мне в библиотеке надо поработать.

И, подхватив кейс, он двинулся к двери.

— Наташка, у него там фантастика! — вос­кликнул Игрушка.

Зуев не обладал молниеносной реакцией Иг­рушки. Он двигался с достоинством, даже когда речь шла о спасении книги из домашней биб­лиотеки. Поэтому Игрушка и Меншикова запро­сто перехватили его и прижали к стенке.

Игрушку он бы запросто отбросил. Но посту­пить так с Меншиковой, которая в пылу побоища крепко к нему прижалась, он никак не мог. Зуеву отчаянно нравилась Меншикова.

Видимо, есть закон природы, гласящий, что крупным мужчинам должны нравиться маленькие пикантные блондинки с наивными при любом возрасте мордочками. Зуев закону соответствовал.

— Гони книгу! — приказал Игрушка.

— Книгу гони! — рявкнула Меншикова.

— Фантастика и детектив — совместное иму­щество! — и Игрушка указал на сей девиз, замысловато выполненный фломастерами прямо по обоям. А Меншикова без всяких цитат отняла у Зуева кейс, и дальнейший бой за книгу шел уже между нею и Игрушкой.

Собственно, они скорее обнимались, чем вое­вали, но книга при этом оказалась на полу и из нес вылетела фотография.

Игрушка нагнулся, поднял ее и восхищенно сказал: «Ого!»

А Меншикова заглянула ему через плечо и сказала: «ОЙ..."

Глава вторая. БРАСЛЕТ

На фотографии была женщина. Но какая!.. Она сидела на диване, покрытом пушистым клетчатым пледом. Над диваном висели бра в виде колокольчика и глиняная тарелка с женской фигурой, стилизованной до нелепости. Нечело­веческая анатомия позволяла фигуре сидеть одно­временно спиной и бюстом к публике,

Женщина пыталась, насколько могла, скопи­ровать эту позу. И природная гибкость позволила ей максимально приблизиться к замыслу спятив­шего керамиста.

Одежды на женщине было – шляпа и браслет. Причем широкополая шляпа была надета так, что полностью скрывала лицо, а браслет — на щиколотку.

Было в этой стройной и привлекательной фигурке еще кое-что необычное — то, что вся­чески подчеркивалось и позой, и искусным осве­щением. Девица в шляпе так хитро расположи­лась на диване, что зрительское внимание оття­гивала на себя большая круглая родинка пониже спины,

Снимок был достаточно художественным. Ав­торство сомнений не вызывало — Костяй давно баловался такими штучками. И в то же время понять, кто там, под шляпой, не было ни ма­лейшей возможности.

— Это у него дома, — сказала Меншикова. — Гля, тарелка! Помните, мы ему эту мерзость в прошлом году на день рождения подарили? Эро­тика на грани фола!

— Тарелка — это да, — согласился Зуев, — но кто бы это мог быть?..

— Не мог, а могла! — хихикнула Игрушка. — Да кто угодно! Коллекция у него богатая.

— По-моему, это Светка, — заметила Мен­шикова, — точно, Светка. У нее угловатые плечи.

— А по-моему, Корытникова, — задумчиво и без энтузиазма произнес Игрушка. — Светка за­дастая, а тут... м-м-м...

— С Корытниковой у него ничего не было, — уверенно отпарировала Меншикова,— а Светка за него замуж собиралась!

— Замуж за него собиралась Клавка Голубева, — хмуро поправил Зуев. — Это было еще до вас. Вся редакция галдела.

— Да ну тебя! — вдруг возопил Игрушка. — Какая, к черту, Голубева? Тарелка, братцы! Та­релке-то меньше года! Наташка, мы ее когда ему дарили? В ноябре?

— Ну?..

— А в редакцию мы с тобой пришли три года назад и уже ничего не слышали про Костяя и Голубеву! Не проходит!

— Верно, — согласилась Наташа. — Снимку меньше года. Это еще может быть Кошелева. Или Шварц.

— Да, Кошелева здорово длинноногая...— мечтательно вздохнул Игрушка, предпочитавший высоких женщин.

— Значит, и Кошелева тоже... — загадочно сказала Наташа.

Зуев крутил носом и дулся.

Будучи подчиненным, он не встревал в об­суждение личной жизни начальства, но не одоб­рял ее с отчаянием обреченного. Да и было что не одобрять! Похождения Костяя давно стали редакционной притчей во языцех. А женить его можно было, вероятно, лишь постановлением Верховного Совета, и то со скандалом.

— А в этом что-то есть, — заметил Игрушка, тыча пальцем в браслет.

— Да, я тоже так баловалась когда-то, — без­мятежно сообщила Меншикова.

Зуев остолбенел.

Он, конечно же, знал, что под всеми блузоч­ками и юбочками у Наташи имеются и грудь, и талия, и все прочее. Но мысль о том, что она позволяла кому-то любоваться собой, раздражала чрезвычайно.

— Так??? — без голоса прошептал он, не смея прикоснуться устремленным перстом к обнажен­ному телу на фотографии.

— Не-е, браслет на ногу надевала. У меня такой есть. На резиночках. Это плавленый янтарь. Их двадцать лет назад активно носили.

— Браслет на резиночках? — заинтересовался Игрушка.

— Ага, иначе бы она его на ногу не на­тянула. Знаешь, это все-таки не Кошелева. У Кошелевой лыжи тридцать девятого размера и щиколотка, как у гренадера. Она же чуть не до июня сапоги носит и в сентябре опять в сапоги влезает, чтоб поменьше позориться. А тут, видишь, подчеркивается — ишь, какая у меня ножка маленькая и щиколотка тонкая!

Они опять склонились над фотографией — щека к щеке, причем рука Игрушки ненавязчиво легла на бедро Меншиковой.

Это очень не понравилось Зуеву. Он выпучил глаза в поисках чего-нибудь этакого, способного отвлечь Игрушку от Наташиного бедра.

— Чушь какая-то, а действует! — говорил между тем Игрушка. — Браслет на ноге — это ж надо, а смотришь — и того, на душе приятно...

— Потому что игра, — объяснила Наташа. — Мы к сексу как относимся? С нечеловеческой серьезностью. На чем и горим. А туг — игра, легкость, улыбка, кокетство... Да что я тебе объясняю! Сам не дурак,

Тут Зуев увидел нечто, действительно его ошарашившее.

Это была картонная папка на его собственном столе.

Папка принадлежала Костяю, и как она по­пала на стол к Зуеву — было совершенно непо­нятно. Видно, тем же путем, что в свое время Наташина расческа — в ящик Игрушкиного стола, бутыль с клеем — в Наташину сумочку, а сигареты Игрушки — в задний карман штанов некурящего Костяя.

— Чтоб ты сдох! — поняв, в чем дело, наки­нулся Игрушка на Зуева. — Теперь Соломина придется искать! Все перевернули, а про эту папку забыли!

— Чем вопить, ты бы сбегал, догнал его,— посоветовала Меншикова. — Далеко он уйти не мог.

Если в голове у Игрушки возникал позыв к немедленному действию, то Игрушка срывался с места и исчезал со сверхзвуковой скоростью. Куда-то нестись, сметая на лету прохожих, пры­гать в движущийся транспорт и выпрыгивать из него, налетать на мирных граждан с требованием молниеносной деятельности — все это было бла­женством для Игрушки, блаженством, недоступ­ным прочим смертным. Поэтому он схватил папку и смылся, оставив за собой след в виде полосы разреженного воздуха, как от пушечного ядра.

Судьба в тот день побаловала Игрушку. Он издали увидел, как Соломин стоит на остановке и как подходит трамвай. Соломин сел в первый вагон. Игрушка в отчаянном рывке настиг второй. На остановке он перескочил в первый, но толпа не дала ему пробиться к Соломину. Когда же на второй остановке Соломин вышел, та же толпа задержала Игрушку и он поехал дальше. Пулей вылетев уже на третьей остановке, он понесся назад и увидел» как Соломин входит в здание УВД. Пришлось и Игрушке последовать туда же.

Они встретились у дверей кабинета.

Объясняя, что произошло, и размахивая пап­кой, Игрушка вошел вслед за Соломиным в кабинет, дошел до стола и замолчал.

Перед ним поверх разложенных бумаг лежал янтарный браслет на резиночках.

Глава третья. ПОДРОБНОСТИ

Не успел Соломин и слова молвить, как Игрушка схватил со стола янтарный браслет.

— Где ты это взял???

Соломин нахмурился, молча отнял у Игрушки браслет и положил в стол.

— Нельзя трогать посторонними руками ве­щественные доказательства, — пояснил он.

— Вещдок? — блеснул словцом Игрушка. — Ты хочешь сказать...

— Ну да, эту штуку нашли в комнате у Костяя, на ковре.

— С пальчиками?..— без голоса, на вдохе, восторженно спросил Игрушка.

— Отпечатки есть, но смазанные.

— А другие?

— Никаких.

Соломин уселся за стол, а Игрушка, пылая желанием помочь, устроился напротив.

— Так не бывает, — сказал он, — Ты можешь мне рассказать, как это все случилось? Я же не пойду трепаться!

— Я все утро опрашивал жильцов, — ответил Соломин, — и оказалось, что никто ничего не видел и не слышал. То есть те, кто маялся бессонницей, слышали спор, два мужских голоса и один женский, слова неразборчивы. Потом выстрелы. А потом тигры зарычали. Или львы,

— Чушь какая! В него же не стреляли! Кто, львы?!.

— Этажом выше всю ночь видики смотрели. Эти выстрелы со львиным ревом чуть не весь дом слышал. А остальное проворонили.

— Ясно...

— Если бы ясно! Во-первых, у Костяя было целое сборище. Шесть человек, если не больше. В том числе и женщина. Она чуть ковер каблу­ками не продырявила. Шпильки! Затем — какой-то колхозник. Чернозему на подошвах приво­лок — целый огород. Старик еще среди них затесался. Или просто больной человек. Таблетку пытался выпить, она у него выскользнула и закатилась. Полиартрит у человека, надо пола­гать, а это болезнь не молодежная.

— А колхозник ~ он не старик?

— Нет, старик, похоже, был в простых туфлях, а вот колхозник — в кроссовках. Еще следы других кроссовок... Впрочем, это уже наши слу­жебные проблемы — считать гостей Костяя.

— Странная вечеринка...— пробормотал Иг­рушка. — Неужели ни одного пальчика на стакане?

— Женщина оказалась хозяйственной и по­мыла стаканы,

— Ни одного слюнявого окурка?

— Ты же знаешь, что Костяй разрешает ку­рить только на балконе. Если окурки и были, то они разлетелись по всему микрорайону. Вот единственное, что можно потрогать руками, — браслет. Но трогать его ты не будешь.

— Какой-то он доисторический, — заметил Игрушка. — А как Костяй? Давай позвоним в больницу!

Соломин набрал номер, представился и задал краткие вопросы насчет здоровья Константина Телегина. Ответы он слушал довольно долго, и по выражению его лица Игрушка понимал, что врач на том конце провода злоупотребляет не­понятной терминологией.

— Чего и следовало ожидать, — сказал Соло­мин, положив трубку. — Оперировали, отсосали гематому. Теперь еще не скоро к нему пустят. Но жить будет, это гарантируют.

— Интересно, долго ли он провалялся, пока. соседи вломились. Это можно как-то сообразить?

— Думаю, можно. Хотя и этот эпизод совер­шенно непонятен. Ты у Костяя в ванной бывал?

— Ну?

— Помнишь, у него там висят фотопленки?

— Ну?

— Так кто-то аккуратно поснимал половину пленок с крюков и уложил в ванну.

— Пальчики!..— прямо затрепетал Игрушка.

— Специалист попался, знает, как фотоплен­ку правильно держать. Но это еще не главное. Кран переключен на душ, а душ у Костяя на гибком шланге. Так вот, головка душа лежала на полу и из нее во всю мощь била вода.

— Не слабо!

— Дверь оставлена открытой. Странные дела в ванной. Чернозем — настоящий, с удобрения­ми. Органическими. Мы проверяли. Словом — черт знает что!

— И браслет, — напомнил Игрушка.

— И браслет на ковре под диваном. Видимо, упал незаметно, не стукнув,

— И на дверной ручке нет следов?

— Дверь открывается на лестницу, ее можно захлопнуть и ногой. Сам Костяй так захлопывает.

-- Что же ты будешь делать?

— Пошлю сотрудника опрашивать соседей. Кто в последнее время бывал у Костяя. В смысле женщин.

Невзирая на мрачность ситуации. Игрушка расхохотался,

— Ну, тут тебе наговорят1.. Этого добра у него в хозяйстве хватало! Всех проверять — жизни не хватит.

— Говорил я Костяю, что личная жизнь его погубит, — вздохнул правильный человек Соло­мин.

— Но хитрые черти эти рэкетиры! Сообрази­ли, где у Костяя ахиллесова пята, — фыркнул Игрушка.

— Это не пята, это совсем другая часть тела, — поправил его Соломин, — и вообще неизвестно, какую роль тут играла женщина. Совсем не обязательно, что ее подсунули как приманку.

— Все равно оно ахиллесово. Вот, значит, какие дела... Да... Как читаешь детектив — так с первой страницы ты уже умнее следователя. А как на самом деле... Это могли быть только рэкетиры?

— Воры? — недоверчиво спросил Соломин.

— Какие, к черту, воры! — взвился Игрушка. — Что можно украсть у советского журналиста?!

— Ну вот, сам видишь, не воры, Я на девя­носто девять процентов уверен, что рэкетиры. Они же звонили ему. Кооператоры предоставили ему такую информацию, что дело запахло жаре­ным. А балда Костяй решил забежать вперед перестройки. Вообразил наверно, что он на Диком Западе, где можно сперва опубликовать разоблачительный репортаж, а потом передавать улики в руки полиция. А тут у нас совсем даже не Дикий Запад. Тут разоблачение можно давать в газетах, когда герои торжества уже за решеткой. Я говорил ему — дай ты эту информацию сперва нам! Он не послушал.

— Ты хороший человек, Олег, — печально сказал Игрушка.— Ты замечательный человек. Но ваша организация работает некачественно. И это знают все. Даже рэкетиры. Ну, я пошел. Если чего, звони. Мы всегда готовы помочь.

— Кроме шуток — поможешь разобраться в Костяевых блокнотах? Там у него и сокращения какие-то жуткие, и вообще...

— Аск! Всем отделом поможем!

"Аск!" — любимое словечко Игрушки. Неиз­вестно, сам ли он догадался перевести на анг­лийский русское "Спрашиваешь!", или у кого позаимствовал, но словечко ему шло. Как, впро­чем, и все, что он использовал на работе и в быту.

Джинсы в дудочку, которые другого человека такого же сложения сделали бы тощим до уродст­ва, ему шли. Только в таких джинсах его походка, то разболтанная, то резкая, казалась еще и при­влекательной. Свитер с шестью дырками на груди в виде автоматной очереди, заштопанными пря­жей другого цвета весьма художественно, ему шел. По летнему времени он носил майку, приобретен­ную в «Детском мире», — и в этом был какой-то неожиданный, юмористический шарм. Прошло­годнее воронье гнездо вместо прически тоже его не портило. Опытный женский глаз сразу видел, что взъерошенность объясняется густотой упругих и непослушных волос.

Глаза у Игрушки были такие, что никто не мог вспомнить их цвета. В память западало одно — что они ясные.

У него было два недостатка — малый рост и щуплое сложение. Но и эти недостатки в иных обстоятельствах оборачивались достоинствами...

Глава четвертая. УЛИКА

Разумеется, вернувшись в редакцию, Игрушка немедленно все рассказал коллегам.

— Тот редкий случай, когда наша милиция искренне готова сделать все, чтобы поймать пре­ступников, — завершил он. — Олег собирается перелопатить всех знакомых Костяя, даже тех, кто с ним общался три года назад.

— Надо бы дать ему наш телефонный тал­муд, — додумалась Наташа, — Перебьемся пару дней и без него.

Отдел коммунистического воспитания держал один здоровенный, изготовленный из конторской книги, телефонный блокнот на четверых. Номе­ров там было немногим меньше, чем в городской телефонной книге.

Игрушка немедленно цапнул талмуд и ринулся к дверям.

— Постой! — схватил его за рукав Виктор Зуев. — Возьми еще эту мерзость. Может, при­годится.

И он ткнул пальцем в сторону фотографии. Фотография лежала на подоконнике, и Зуев ста­рался держаться от нее подальше.

— А на кой она Олежке? — резонно спросила Меншикова. — На стенку разве повесить? Так у них там, наверно, тоже одних строителей ком­мунизма вешать разрешают. Это же не вещест­венное доказательство. Лица не разглядеть, одеж­ды никакой, один браслет.

— И тот уже у Костяя в кабинете... — отре­шенно, уже соображая, произнес Игрушка.

— Разве что пятно на заднице, — подвела итог Наташа.

И тут Игрушку прорвало.

— Ребята! — воскликнул он, грохнув кулаком по снимку. — Я кретин! Ведь эта женщина была ночью у Костяя! Поняли? Это же она! Она привела рэкетиров... или они ее подсунули?.. Или они через нее на него вышли?.. Это же она забыла у Костяя браслет!

Туг все трое ринулись к подоконнику и, толкаясь, стали разглядывать преступницу. Но, как они ни таращились, лицо оставалось в тени шляпы и было неопознаваемо.

— Ну, отнесу я эту девицу Олегу! — в отчая­нии воскликнул Игрушка. — Ну и что? Что он по такой фотографии определит?!

— Шляпа, — весомо сказал Зуев. — Можно начать со шляпы.

— Сам ты шляпа! — перебила его Наташа. — Сразу видно старого холостяка. Шляпа у жен­щины — это... ну, мобильный, что ли, предмет туалета. Каракулевая шуба — она стационарный предмет, а шляпа — мобильный. Ее можно купить сдуру, надеть один раз и навеки сунуть в шкаф. Или выменять на другую. Или одолжить для большого выхода в свет. Или вообще подарить. Может, эта шляпа, — тут она ткнула пальцем в фотографию, — уже вообще на Камчатке! Может, ее и брали-то напрокат только для того, чтобы попозировать?

— Наташка права, — согласился Игрушка, — шляпа не улика.

— И браслет уже не улика, — добавила Мен­шикова, — потому что у нее его больше нет.

— Вы хотите сказать!. — возмущенно начал Зуев.

— Вот именно'. — хладнокровно перебил его Игрушка. — Вот единственная улика. Един­ственная ниточка. Других у следствия пока нет.

-- Да-а... — протянула Наташа. — Эта ниточка нашей милиции не подходит. По такой примете она вовеки никого не найдет. Она же у нас шибко целомудренная... когда не надо.

— И все же я отвезу фотографию Олегу,— решил Игрушка. — Чтобы знал...

-- Даже если бы Олег вздумал искать жен­щину по такой примете, как ты себе это пред­ставляешь практически? — ехидно поинтересо­валась Наташа. — Вызывать женщин в кабинет и при понятых предлагать им раздеться, что ли? Или опрашивать свидетелей — мол, не замечали ли вы у своей коллеги по работе, вариант — соседки, большой родинки на мягком месте? В этой ситуации он попросту бессилен.

— Он бессилен... — и тут лицо Игрушки озарилось и просветлело, — но мы-то не бес­сильны!

— Совсем рехнулся! — констатировал Зуев.

— Мы — частные лица и можем раздевать кого хотим, – продолжал Игрушка.— Все трое. Мы составим список наиболее возможных кан­дидатур и завтра же приступим...

— Двое, — поправила Меншикова. — Я лично раздевать женщин не собираюсь. Меня непра­вильно поймут.

— Старуха, будь выше этого! — отмахнулся Игрушка. — Итак, начнем со списка. Бумагу, бумагу мне!

— Ну тебя к черту, — проворчал Зуев. — Тоже нашел себе забаву! Патер Браун! Я вот сейчас поеду с талмудом к Соломину и расскажу ему, чем вы тут занимаетесь.

Игрушка открыл было рот, чтобы свирепо возразить, но Меншикова ткнула его локтем в бок.

— Езжай, Витек, езжай, родненький, -- с по­дозрительной нежностью пропела она, — но толь­ко запомни, лапушка... Никому, кроме Соломина, об этом снимке — ни слова! Понял, старый башмак?

— Почему так? — насторожился Зуев.

-- А потому, что у Костяя было несколько романов в редакции. Возможно, на картинке — кто-то из наших коллег. Или бывших коллег. Теперь уразумел?

— Уразумел! — ошарашенно отрапортовал Зуев.

— Тогда езжай, Витек, езжай, голубушка, рас­скажи Олегу все подробно, а лучше всего — привези его сюда.

И Наташа сунула Зуеву под мышку талмуд.

Когда Зуев отбыл, Меншикова показала ему вслед длинный язык и обратилась к самоуглу­бившемуся Игрушке:

— Ну вот, зануду сплавили, теперь можно и поработать. Садись-ка ты. Игрушка, за машинку и вставляй три... нет, четыре экземпляра. Чтобы и Соломину хватило.

— Ты молодец, Наташка, — похлопал ее по плечу Игрушка.— Ты просто молодец.

— А что мне еще остается? — сердито спро­сила она,— Ждать, пока нас всех рэкетиры или еще какая сволочь в больницы уложат, пользуясь расцветом общественного целомудрия? Я, Иг­рушка, просто женщина, понимаешь, и я не люблю, когда моих друзей стукают всякой дрянью по голове. Я как женщина имею право жить в тишине и спокойствии. И если общество не может защитить меня, я сама себя вынуждена защищать — ну, и своих друзей тоже. Так что пиши... Номер первый...

— Алена Корытникова, — решительно про­изнес и тут же напечатал Игрушка. — А не боишься?

— Я ж тебе говорила, что у Костяя с Корытниковой ничего не было. Боюсь. Но ведь что-то делать надо!

— На всякий случай Корытникову надо про­верить. Я займусь этим лично! — И Игрушка против номера первого напечатал свои инициалы "И.К.". — Черт бы побрал этого Витьку! Ведь струсил, скотина! Струсил и прикрывается мо­ральными устоями, гад!

— Ну, если вопрос с Аленой стоит так... Номер второй. Светлана Тимофеева. Номер третий... ну, эта, которая дизайнер! Помнишь, он прошлым летом все время ее приводил!

— Виолетта! А фамилия? Ну, бог с ней, потом узнаем. Номер третий — просто Виолетта. Номер четвертый — знаешь кто? Сюзи!

— Сюзи-Сюзи-кис-кис-кис! — радостно про­пела на мотив «Чижика-пыжика» Наташа. — Зна­ешь, когда у него с Сюзи началось? Когда мы ездили в финскую баню, помнишь? А насчет Витьки не беспокойся. Зуева я беру на себя.

Глава пятая. ДЕЛЕЖ

Зуев действительно привез в редакцию Соло­мина, и некоторое время они стояли в коридоре у отдельских дверей, не решаясь открыть их, потому что слушали финал следующего Игрушкиного монолога:

— ...так же невозможно, как всемирный потоп! Мало того, что у нее короткие ноги и низкий зад, она еще и неряха! А Костяй не терпит нерях. Ты к ней когда-нибудь близко подходила? Она же не знает, что такое дезодо­рант! Нет, эта кандидатура отпадает!

— По другой причине! Просто ты уже знаешь, что у нее там нет никакой родинки!

— Как я мог это узнать?!

— Эмпирическим путем! Сплетница ты, Иг­рушка! И про дезодорант врешь. Прямо басня про лису и виноград. Зелен виноград! У тебя с ней какая-то ерунда получилась, а потом ее увел Костяй — вот ты и злишься...

Тут, во избежание дальнейших разоблачений, Зуев и Соломин принялись старательно топтаться и кашлять. Затем они открыли дверь. Игрушка и Наташа обернулись.

— Вот, — сказал Игрушка. — Восемнадцать штук. Судя по тому, как близко к сердцу приняла эту задачу Наталья, она и будет девятнадцатой. Возможно, есть другие женщины. Но о них мы ничего не знаем.

— Вы молодцы, ребята, — сказал Соломин, — но я вам тут ничем помочь не могу. Это не моя компетенция.

— Не в моей компетенции, — поправил Иг­рушка. — Но ты бы хотел, чтобы этим кто-то занялся и доложил тебе о результатах?

— Ты же сам все понимаешь, — вздохнул Соломин.

— Ох уж это мне целомудрие в государствен­ных масштабах, — в унисон вздохнула Наташа и покосилась на Зуева. Поймав его взгляд, она села на край стола и не стала поправлять всползшую довольно высоко юбочку.

— Ох, ну его к черту! — воскликнул Соломин.

— Кого? — хором спросили Игрушка и На­таша,

— Это... целомудрие! Вы ведь мне поможете, ребята?

— Аск! — сказал Игрушка.

— Аск! -- подтвердила Наташа.

— Я в этом вашем эротическом разложении не участвую, — проворчал Зуев.

— Ну и катись тогда к чертовой бабушке, — беззлобно послал его Игрушка.

-- Катись, катись! — яростно поддержала Меншикова, соскакивая со стола и подходя к Зуеву вплотную.— Друг в реанимации, а он тут половое воздержание проповедует! Ка­тись, катись, ангел божий! И дверь поплотнее закрой!

Она стремительно повернулась к Зуеву спи­ной, простучала каблучками к окну, неведомо как в руках у нее оказалась косметичка, запахло дорогими духами, а Наташа стала старательно выводить контур губ, уже и без того пронзительно-розовых.

— Вы понимаете, что эта женщина связана с рэкетирами и что вам предстоит определенный риск? — не обращая внимания на Зуева, начал деловой разговор Соломин.

— Нам грозит кое-что похуже, если эту шайку не поймают. Они ведь не отцепятся от Костяя, — ответил Игрушка.

— Вы понимаете, что я не во всякой ситуации смогу вам помочь, ребята?

— Я готов к этому, —- скромно сказал Иг­рушка,

— Есть ситуации, в которых Игрушка обхо­дится без посторонней помощи, — заметила Меншикова. — И сдается мне, что это такой случай.

Игрушка польщенно хмыкнул.

— Вы все с ума сошли! — вдруг заорал Зуев.

— Ты еще не упорхнул? — изумилась Ната­ша. — Порхай отсюда, бестелесный!

— Тогда договоримся так, — сказал Соло­мин. — На каждого из вас приходится по девять кандидатур. Отправляясь на задание, вы сооб­щаете мне время и место встречи с кандидатурой. Если будет возможность, я подстрахую...

— Давайте наконец делить баб! — воскликнул Игрушка. -- Я беру пока Корытникову, Тимо­фееву и Виолетту. Ты, Наташка, берешь Сюзи-Сюзи-кис-кис-кис.

— Ты прав, — заметил Соломин, — у Наташи в этой области меньше возможностей, она девять кандидатур не потянет.

-- А тебя не интересует, какими методами мы добудем информацию? — лукаво поинтере­совалась Наташа.

— М-да... — ответил Соломин. — Методы, ко­нечно, будут предосудительные. Да не смотрите на меня так! Я тоже человек, в конце концов, а не вот этот!..

Он мотнул головой в сторону строителя ком­мунизма.

— Ребята... Ребята!.. — вдруг заскулил Зуев.

— Ты еще здесь? — яростно повернулся к нему Игрушка.

— Ребята... я тоже подстраховать могу!..

— Ну и иди в госстрах! Агентом будешь! — рявкнула Наташа. — Иди, иди, они хорошо за­рабатывают!

— А я вот чем займусь! — вдруг додумался Соломин. — Я негатив этого снимка поищу. Вряд ли Костяй щелкнул только этот кадр. Там на­верняка целая пленка отснята. Может, и лицо найдется!

Игрушка заметно скис.

— Костяй как порядочный человек должен был подарить модели эту пленку, — догада­лась Наташа. — В таком разе найти ее будет сложно.

Игрушка ожил.

— Я буду это знать к вечеру,— заверил Со­ломин. — Когда вы приступите к поиску?

— Я — завтра. И пойду одновременно по трем направлениям,— пообещал Игрушка.

— Тебе легче, — вздохнула Меншикова. — А я пока даже не представляю, как к этой Сюзи подступиться. Разве что...

— Ребята, ребята!..— опять заныл Зуев.

— Сгинь! — хором ответили ему.

— Я тоже согласен!..

— Чего?! — Игрушка уставился на Зуева, как на приведение.

— Я тоже возьму шесть кандидатур,— гордо сказал Зуев и посмотрел на Наташу.

— Ни хрена! — отрубил Игрушка. — Ты спо­собен ходить вокруг женщины по полгода. А тут время дорого.

— Не потянешь, Вителюшечка, ой, не потя­нешь! — пропела Наташа и еще покрутила но­сиком.

— Потяну! — пасмурно буркнул Зуев.

— И окунешься в эротическое разложение? — недоверчиво полюбопытствовал Игрушка.

— И окунусь!

Игрушка, Наташа и Соломин переглянулись.

— Вот тебе на пробу одна кандидатура, — сказал Игрушка. — Людмила Ковыльчик. Препо­даватель английского языка в репетиторском ко­оперативе «Лингва». Вот адрес кооператива...

Зуеву вручили бумажку с фамилией и адресом, и пока он ее изучал, Наташа показала Игрушке два торчащих вверх пальца — победный знак "ВИКТОРИ".

— Ну, Витек, справишься — озолочу! — лу­каво сказала она, когда Зуев оторвался от бу­мажки.

Тот посмотрел на нее загадочно и не от­ветил.