Я никогда не верила в магию. По крайней мере, не в ту, о которой пишут в сказках — с заклинаниями, превращениями и прочей ерундой. Настоящее волшебство, в которое я верила, живет в другом. Магия возникает в объективе фотоаппарата, когда свет, тень и случайность складываются в идеальный кадр. Я ловила эти моменты годами, но ни один из них не подготовил меня к тому, что случилось в тот дождливый четверг, когда я взяла этого хромого пса.

Тогда я ещё не знала, что этот момент станет тем самым «идеальным кадром», который перевернёт всё. Что моя жизнь превратится в сюрреалистичный снимок, где граница между реальностью и волшебством сотрётся навсегда.

Моя подруга Катя — человек, в котором слишком много сердца и слишком мало рациональности. Вечный активист, спасатель бездомных животных, организатор благотворительных маршей и сборов. Она могла бы жить спокойно, работать в уютном офисе, но вместо этого таскала по улицам коробки с котятами, дневала и ночевала в приютах и тратила последние деньги на лекарства для старых, никому не нужных собак.

Именно она уговорила меня поработать фотографом на выставке «Дай им шанс».

— Лиза, тебе же нравится снимать эмоции! — убеждала она, размахивая руками.

— А тут их будет море! Люди, которые впервые понимают, что хотят собаку. Собаки, которые впервые за долгое время верят, что их могут полюбить. Это же идеальный материал!

Я согласилась. Не потому, что мне было так уж интересно (я снимала в основном моделей для каталогов и портфолио), а потому, что Катю невозможно было переубедить. Она бы всё равно притащила меня туда, даже если бы я отказалась.

Выставка проходила в большом выставочном зале, переоборудованном под временный приют. Вольеры стояли рядами, в каждом — собака с табличкой: имя, возраст, история. Люди ходили между ними, разглядывали, гладили, выбирали.

Я снимала: детей, прижимающихся к лохматым бокам; стариков, задумчиво чешущих за ухом какого-нибудь пса; пары, которые спорили, кого взять — того щенка или вот этого.

И вдруг — он.

В самом дальнем углу, в вольере без таблички, сидел хаски. Не просто хаски — а слишком красивый, слишком... грустный. Густая шерсть, голубые глаза, но не холодные, а «тёплые», как будто в них горел огонь.

Он не вилял хвостом. Не лаял. Не бросался к решётке, как другие. Он просто смотрел на меня. И в этом взгляде было столько понимания, что у меня внутри что-то ёкнуло.

Катя, заметив, что я застыла перед этим вольером, подошла и вздохнула.

— Да, он особенный.

— Что с ним? — спросила я, не отрывая глаз от собаки.

— Нашли у дороги в Тверской области. Сбила машина. Сломана передняя лапа, контузия. Мужик, который его подобрал, вез в Москву — думал, оставит у себя. Но не смог — у жены аллергия.

Я молчала.

— Он не агрессивный, — продолжала Катя.

— Но и не пытается понравиться. Как будто... ждёт кого-то конкретного.

Я присела на корточки, протянула руку к решётке. Хаски не двинулся с места. Только его взгляд стал ещё «глубже».

— Ты... меня ждёшь? — глупо прошептала я.

И он «кивнул».

Нет, конечно, это могло быть случайностью. Собаки иногда делают похожие движения. Но в тот момент я решила — он понял меня.

Я не планировала заводить собаку. У меня была съёмная квартира, ненормированный график, выезды в другие города. Я не была готова к ответственности.

Но его взгляд... Будто он знал, что я приду. Будто всё это время ждал именно меня.

— Кать, — сказала я, не отрываясь от него.

— Я его беру.

Катя замерла.

— Ты серьёзно?

— Абсолютно.

— Лиза, ты же даже не гладила его!

— Мне не надо.

Я достала телефон, начала искать, где купить миски, поводок, корм. А хаски... нет, он просто смотрел на меня и «улыбался».

Так началась наша история.

Позже, когда я уже везла его домой в такси (а он сидел на заднем сиденье с невозмутимым видом, будто так и было задумано), я спросила:

— Как тебя зовут?

Он не ответил. Но я и не ожидала.

— Ладно, — сказала я.

— Будешь Борей.

Он вздохнул — так глубоко, как будто хотел сказать: «Ну вот, опять эти люди с их глупыми кличками».


***

Когда я назвала его Борей, мне казалось, что это просто милая кличка для большой пушистой собаки. Коротко, без затей — идеально для хаски. Но уже через пару недель я начала подозревать, что совершила ошибку. Потому что Боря... Боря явно был не просто собакой.

Первым тревожным звоночком стала его реакция на миску. Я купила обычную керамическую миску с надписью «Always hungry. Good boy.», ну знаете, такую милую, с большими буквами и собачьей косточкой в уголке.

Боря подошёл, обнюхал её, потом медленно поднял голову и посмотрел на меня. В его голубых глазах читалось такое откровенное «Ты серьёзно?», что я невольно засмеялась.

— Ну давай, ешь, — сказала я, поставив миску с кормом.

Он вздохнул (да, именно так, как будто устал от моей глупости), развернулся и ушёл в другую комнату. Я подумала, что он просто не голоден. Но на следующий день история повторилась. Я удивилась и пересыпала корм в обычную тарелку. Он поел. В конце концов я купила ему простую чёрную миску без надписей. И о чудо — Боря начал есть регулярно.

Я люблю вечерами смотреть сериалы. И вскоре заметила, что Боря тоже их смотрит. Причём не просто лежал рядом, пока я включала что-то фоном. Нет. Он выбирал.

Я помню, как впервые это поняла. Как-то раз я включила «Шерлока» с Камбербэтчем. Боря устроился перед телевизором, положил морду на лапы и сосредоточенно следил за сюжетом. Когда началась сцена с разгадкой преступления, его уши даже подёргивались, будто он пытался уловить каждое слово., будто он действительно пытался разгадать загадку вместе с Холмсом. Когда началась кульминационная сцена, где Шерлок распутывал преступление, Боря даже слегка наклонился вперёд, словно боялся пропустить ключевую подсказку.

Но самое забавное случилось, когда я решила посмотреть «Четыре свадьбы и одни похороны». Боря, уже занявший своё почётное место перед телевизором, при первых же кадрах насторожился. Камера показала героев в смокингах и пышных платьях, закадровый смех, поцелуй под дождём... Боря медленно повернул голову ко мне. Его взгляд был красноречивее любых слов: «Ты серьёзно? После «Шерлока» — это?» Я попыталась сохранить невозмутимость, но он поднялся, развернулся с королевским достоинством и направился к балконной двери. Перед тем как выйти, он специально задержался, давая мне время осознать глубину своего разочарования... А затем — «хлоп». Дверь закрылась с таким выразительным звуком, будто он сказал: «Я не намерен тратить свой интеллект на эту чепуху».

Я чуть не поперхнулась чаем, пытаясь сдержать смех.

После этого у нас выработалось негласное правило: если он видит, что я выбираю что-то недостойное его внимания, он либо демонстративно уходит, либо ложится спиной к экрану, всем видом показывая: «Я здесь, но морально — уже на балконе». И знаете что? Иногда я специально включала глупые мелодрамы, просто чтобы посмотреть, как он вздыхает и смотрит на меня с немым укором.

А потом он начал «красть» мой телефон. Сначала я думала, что это просто случайность. Ну, знаете, как бывает — собака схватила что-то со стола, потому что пахнет интересно, или просто хочется погрызть. Но Боря вел себя слишком осознанно.

Он никогда не хватал телефон зубами резко, не тряс его, не грыз, как обычные псы грызут тапки или игрушки. Нет. Он действовал методично.

Сначала он подходил к тумбочке, где я оставляла телефон, осторожно обнюхивал его, будто проверял, не разрядился ли. Потом аккуратно брал в зубы — не сжимая, а скорее поддевая снизу, как будто боялся поцарапать. И тихо-тихо уносил в коридор. Там он клал его на пол, садился перед ним, как перед книгой, и… начинал работать лапой.

Не просто тыкал случайно, а именно водил по экрану — медленно, с паузами, будто пытался нащупать что-то важное. Иногда он даже прижимал подушечку к кнопкам, словно печатал.

Однажды я застала его за этим.

Я вышла из комнаты и увидела: Боря сидит, склонившись над телефоном, весь сосредоточенный. Его уши были прижаты, хвост неподвижен, а лапа двигалась по экрану с такой серьезностью, будто он решал сложное уравнение.

— Боря… — осторожно сказала я.

Он вздрогнул, не так, как пугаются собаки, а именно смущенно, будто пойманный на месте преступления человек. Но не убежал. Вместо этого он медленно поднял голову и посмотрел на меня. Это было не просто «ой, меня застукали». Это был взгляд, полный какого-то странного, почти человеческого осознания. Будто он понимал, что делает что-то необычное, и теперь ему нужно как-то это объяснить.

Я присела рядом.

— Ты… — прошептала я, чувствуя, как глупо это звучит, — случайно не человек?

Боря замер. Потом он глубоко вздохнул, его бока поднялись, а шерсть на загривке взъерошилась. И… кивнул. Не «покачал головой», как собаки иногда делают случайно. А именно осознанно опустил морду вниз и снова поднял.

Я, конечно, рассмеялась. Потому что это же невозможно, правда? Но потом я вспомнила, как он отказывался есть из «глупой» миски. Как разбирался в кино. И мне показалось, что где-то в глубине этих голубых глаз прячется кто-то совсем другой... Просто моя фантазия. Правда?

Загрузка...