Обряд

Не зови Тьму, ведь она может откликнуться…

Тусклый солнечный диск висит, как прибитый, в самом центре небосклона. Леденящий ветер свистит в верхушках деревьев, на голых ветвях которых расселась стая воронья. Птицы скорбно молчат, и, будто зрители, наблюдают за тем, что происходит там — внизу, за частоколом, в деревне из нескольких десятков кряжистых изб и добротных рубленных срубов с покатыми крышами.

— Руби!

Хриплый крик седовласого мужчины в чёрной рясе с лицом, словно выбитом из камня, разрывает могильную тишину, повисшую над обычно шумным торжищем, запруженным хмурыми и молчаливыми бабами и мужиками.

Толпа подаётся вперёд, жадно всматриваясь в огороженную воинами площадку. Людей с трудом сдерживают мечники и копейщики, сидящие верхом на здоровенных конях чёрной масти. Воины отгоняют людей ударами щитов и чувствительными тычками в грудь пятками копий.

— Назад! Назад, черти! — слышится окрик десятника. — Или давно плетей не видели?!

Толпа останавливается. Раздаётся частая барабанная дробь. Она заглушает отчаянный вопль беременной женщины. На вид ей не больше тридцати. У неё утончённое и красивое лицо. Зелёные глаза. Белая кожа. Длинные рыжие волосы раскиданы по плечам и спине.

Женщину держат под руки пара дюжих воинов, с ног до головы закованных в железные латы. У каждого на наплечнике выбит знак инквизиции — меч с распахнутыми ангельскими крыльями.

В воздухе раздаётся свист стали. Палач обрушивает топор на шею стоящего на коленях бородача. Его одежда изодрана на спине в клочья и запятнана кровью, а кожу исполосовывают багровые следы от ударов плетки.

Ширх!

Лезвие топора входит в плоть, перерубает позвонки и, с глухим стуком вонзается в чурбак. Голова бородача падает в раскисшую грязь и переворачивается лицом вверх. Мертвец пялится выколотыми глазами в небесную хмарь, по которой скользят распяленные хмурые тучи.

Рыжая надрывно кричит и, один из воинов затыкает ей рот пятернёй в латной перчатке.

— Замолчи, сука! — шипит он на женщину. — А не то…

— Оставь её! — властно приказывает седовласый, высоко подняв символ церкви — крест, в виде двух скрещенных рук с плотно сжатыми кулаками. — Дитя, — инквизитор обращается к рыжей, — теперь ты видишь, к чему привело твоё упрямство? — седовласый указывает пальцем на тело с отрубленной головой. — Подумай, стоило ли оно того, чтобы приносить в жертву близких тебе людей? Твой муж умолял тебя о пощаде! Ты его не послушала и, теперь, он мёртв. Кто станет следующим? Твой отец или твоя мать? — инквизитор переводит взгляд на старика и старуху. Они стоят на коленях возле огромной телеги, на которой возвышается железная клеть с шипами. — Или они? — инквизитор кивает в сторону двух зарёванных детей — мальца лет семи и огненноволосой девчушки не старше пяти лет. — Или, твой ещё нерождённый ребёнок? — седовласый повышает голос и кладёт руку на огромный живот женщины.

— Доченька! — взвывает старуха. — Покайся, пока не поздно! Повинись!

— В чём? — женщина исподлобья смотрит на мать. — В чём я должна покаяться? Скажи мне! Что я сделала не так?!

— Кейра! — кричит старик. — Как ты разговариваешь с матерью?! Что с тобой?

— А с тобой… — рыжая выдерживает паузу, испепеляя старика взглядом, — отец?

— Ах… ты… негодная!.. — старик вскакивает с места и подбегает к дочери. — Да ты… — старик брызжет слюной.

— Ну? — Кейра вскидывает голову. — Говори!

— Тварь! — старик плюёт в лицо дочери. — Тварь! Порождение Тьмы! Сапторово… — старик подбирает слово: — отродье!

— Шлюха ты хотел сказать? — рыжая с презрением смотрит на старика. — Так ты меня назвал, когда просил старосту написать на меня донос… им?

Зелёные глаза Кейры вспыхивают огнём ярости, когда она переводит взгляд на инквизитора.

— Заткнись! Заткнись! Тварь! — визжит старик.

Он бьёт ладонью по губам дочери. Сильно. Наотмашь. Раз, другой, третий. Голова рыжей дёргается из стороны в сторону. Кровь течёт по подбородку. Толпа гудит. Раздаются крики мужчин и женщин:

— Ведьма! Убейте её! Сожгите заживо! Разорвите на части!

В рыжую летят комья земли и навоза. Люди подаются вперёд. Воздух наполняется злобой и ненавистью. Воины тут же обнажают мечи и смыкают строй вокруг инквизитора. Копейщики ощетиниваются остриями копий, направленных в сторону толпы.

— Довольно!!! — кричит седовласый, набрав полную грудь воздуха. Он поднимает руку. — Все назад! Именем Создателя, здесь я наказываю за ересь! Или вы —грешники, сами хотите вершить суд вместо святых отцов, да?

Люди мгновенно затыкаются. Отец Кейры опускает голову, покорно отходит к телеге с клеткой и становится на колени рядом со старухой. Инквизитор склоняется над рыжей и громко говорит так, чтобы каждый в толпе его услышал:

— Вот видишь, к чему привело твоё ослушание? Ты пошла против церкви! Против меня, проводника воли небес на земле, а значит — и против нашего Создателя!

Кейра поднимает глаза. Сплёвывает в грязь кровь и, отвечает инквизитору, словно харкает:

— Ты это сам придумал или, кто-то подсказал?

Седовласый меняется в лице. Бледнеет, потом краснеет и кричит:

— Это говоришь не ты, а Он!!! Тот, кому ты присягнула. Тот, кто тебя совратил! Тот, кто сбивает с пути истинного чад нашего Создателя! Но я выкорчую из тебя эту гниль! Эту ересь! И дарую тебе шанс вернуться в лоно церкви праведной и доброй, всепрощающей!

— Как? — спрашивает Кейра.

— А вот как! — инквизитор выпрямляется и, со всей дури, бьёт кулаком в округлый живот женщины.

Рыжая охает. Задыхается от боли.

— Смотри! — инквизитор вдёргивает подбородок Кейры. — Задушить их? — указательный палец седовласого, по очереди, указывает на мальца и девчушку — детей рыжей.

— Нет! — крик матери уносится к хмурым небесам. — Убей меня, но не трогай их!

— Тогда, отрекись от него и признайся в своём грехе! — ярится инквизитор. — Отрекись! — на его губах выступает пена. — Отрекись от Саптора и скажи, что это он дал тебе тёмную силу! Эту погань, которую ты называешь даром свыше!

Кейра смотрит на детей. Они плачут. Кричат:

— Мама, мама! Спаси нас!

— Спасу, — эхом отзывается рыжая. — Обязательно спасу…

— Ну?! — настаивает инквизитор. — Время истекает! Говори!

Кейра вздрагивает. Обводит толпу взглядом. Она знает каждого. Всех по именам. Мужчины и женщины отводят глаза. Стараются не смотреть на рыжую, будто она больна проказой или может их проклясть.

Над деревней разносится печальный звон колокола местной церкви. Он звонит сам по себе. В церкви никого нет. Все до единого собрались на площади.

— Альга! — обращается Кейра к дородной бабе, стоящей в первом ряду. — Когда ты не могла забеременеть, что ты сделала?

— Молилась, — тихо отвечает Альга, — В церкви, Создателю нашему, да хранит он нас и наш мир во веки вечные и отведёт Тьму!

— И только? — спрашивает Кейра. — Или, кроме этого, ты ещё пришла ко мне в ночи и попросила сварить для тебя отвар из трав и кореньев, а ещё умоляла меня замолвить слово перед духами предков, чтобы они даровали тебе возможность родить первенца, а?

— Чтоб тебя! — баба отшатывается. — Ведьма! Не было такого! Слышите, не было! — Альга обводит безумным взглядом толпу, а потом бухается на колени, ползёт по земле к инквизитору и орёт в голос, умываясь слезами:

— Отче! Брешет она! Сука! Лжет! Тварь! Не ходила я к ней! На всё была воля нашей церкви, святых отцов и истинного Создателя нашего мира! Он мне даровал первенца! Верьте мне!!!

Баба обхватывает руками сапоги инквизитора и прижимается к ним щекой, размазывая по лицу грязь. Рыжая усмехается. Глаза седовласого наливаются кровью. Видно, что он в бешенстве, но усилием воли сдерживает себя.

— А ты, Варст? — Кейра обращается к здоровому, бородатому мужику, чьё лицо изуродовано шрамами. — К кому тебя притащили, когда на охоте тебя подрал медведь? Туда, — рыжая кивает в сторону церкви, — как записано в положении, чтобы небеса решили, жить тебе или нет, или ко мне, в избу, за спасением? Кто тебя излечил, когда все уже считали тебя мёртвым, отвечай!

Охотник бледнеет. Силится открыть рот, но быстро делает несколько шагов назад и теряется в толпе, как нашкодивший ребёнок.

— Разве то, что я делала, — Кейра обращается к инквизитору, — зло? В чём моя вина? В том, что я помогаю людям?

— Не ты! — взрывается инквизитор. — Нет в тебе силы! Она заёмная! Саптор дал тебе её, чтобы вводить во искушение чад нашего круга и настраивать их против святых отцов и веры истинной! В тебе говорит Тьма!

— А может быть… в ней и заключена истина? — спрашивает женщина. — Раз она, а не вы, помогают нам на самом деле?

Инквизитор отшатывается от женщины, будто она его ударила.

— Это — ересь!! — кричит седовласый, обращаясь к толпе. — Слышите меня — ересь! А ты… — инквизитор испепеляет Кейру взглядом, — кем ты себя возомнила? Ровней мне или ему?! — инквизитор поднимает руку, тыча указательным пальцем в низкие и хмурые тучи. — Я вижу, что ты, всецело находишься под властью Тьмы! И зря я надеялся, что ты образумишься! Начинай! — седовласый резко поворачивает голову. — С него!

Инквизитор кивает одному из воинов, указывая на сына Кейры. Латник хватает мальчишку за шею и поднимает его в воздух. Тот хрипит, пытается вырваться.

— Признайся, что ты в сговоре с Саптором, отрекись от него и ты спасёшь своего ребёнка! — кричит инквизитор. — Покайся!

Кейра молчит. Только часто дышит и смотрит, не мигая, в глаза седовласого, словно пытается отпечатать в памяти каждый миллиметр его лица. Если бы взгляд мог убивать, то инквизитора разорвало бы на куски или он бы провалился под землю.

— Ну? — обращается седовласый к Кейре. — Разве твоя верность Саптору стоит жизни твоего ребёнка?! И, какая ты после этого мать?!

— Зло творишь ты, а не он! — цедит женщина. — Прикрываясь именем Создателя!

— Ересь! — беснуется инквизитор. — Тьма в тебе, и я докажу тебе это! Ты сейчас решаешь — жить твоему ублюдку или сдохнуть! Скажи, что ты проклинаешь тот день, когда послушала Саптора, приняла от него силу и отрекаешься от него!

Кейра мотает головой. Медленно говорит:

— Сила во мне!

— Ложь!!! — взвывает инквизитор. — Ты лжешь нам! Придуши его на счёт три! — приказывает седовласый воину, который держит мальчишку, а потом смотрит на рыжую. — Отрекись от Саптора, и ты спасёшь своего сына! Раз!

Пальцы воина сильнее сжимаются на горле мальчишки. Он синеет, на губах выступает пена.

Кейра смотрит, как жизнь покидает тело её ребёнка. Губы рыжей беззвучно шепчут:

— Приди и спаси! Приди ко мне и спаси! Заклинаю тебя, приди ко мне и спаси его!

— Два! — инквизитор внимательно наблюдает за каждым движением Кейры. Он словно наслаждается её страданиями, жадно впитывая энергию боли.

Женщину трясёт, как в лихорадке. Она обводит взглядом толпу и, сквозь муть, застилающую глаза, видит на лицах селян только одержимость убийством её ребёнка.

Кейра не плачет, слёз нет, они будто испарились с её, пылающей огнём кожи. Женщина воет, как раненная волчица, где-то далеко внутри себя. Ненависть к людям выжигает душу Кейры калёным железом. Сердце разрывается на части, но рыжая заставляет себя смотреть на казнь сына, не проронив ни звука. На счёт три свет в глазах Кейры сменяется тьмой, а в голове зарождается безмолвный крик: «Убей! Убей! Убей!».

— Вот оно доказательство! — надрывается инквизитор, указывая пальцем на бездыханное тело мальчишки, лежащее в грязи. — Она, — теперь палец тычет в сторону рыжей, — променяла жизнь своего ребёнка на верность Саптору! Что ещё мы должны узнать, чтобы вынести приговор этой ведьме?

Толпа молчит.

— А я скажу! Ничего более! Всё уже сказано и доказано! А, чтобы не прослыть жестокосердечным, я, милостью дарованную мне свыше, освобождаю это невинное дитя из-под суда церкви! — инквизитор смотрит на дочь Кейры. — Уведите её отсюда! — к ребёнку бросается бабка и быстро уводит зарёванную внучку с судилища. — А тебя, — при взгляде на рыжую, губы инквизитора трогает лёгкая усмешка, — я, властью, дарованной мне Создателем, приговариваю к смерти, очищающей и бескровной — сожжению на костре!

Толпа взрывается криком радости.

— Сжечь! Сжечь! Сжечь! — орут в исступлении мужики и бабы.

— Дети мои! — инквизитор поднимает руки к небу. — Чада церкви истинной! Я даю вам возможность искупить все свои грехи! Смойте их огнём! Принесите сюда дрова и хворост! Мы вместе воздвигнем костёр и освободим эту тварь из-под власти Саптора! Очистим её бессмертную душу жаром пламени!

По грязи топают десятки пар ног. Мужчины и женщины бросаются выполнять приказ инквизитора. Каждый старается обогнать соседа и первым принести на площадь вязанку хвороста или необхватную стопку дров. Кроме дикого желания убить Кейру, людей подгоняет страх — безумный страх оказаться на её месте, если седовласому только покажется, что их вера недостаточно сильна.

Проходит совсем немного времени, как в центре площади появляется костёр, сложенный вокруг вертикально вкопанного в землю бревна, к которому цепью приковали Кейру. Руки женщины связаны за спиной и согнуты в локтях, а между спиной и предплечьями протянут железный прут, прибитый скобами к столбу, отчего тело женщины неестественно выгнуто дугой, а огромный живот выпячен вперёд.

Кейра стоит молча. Ни стона, ни звука. Она равнодушно наблюдает за приготовлениями к казни, суетой людей и грозными взглядами воинов инквизитора. Со смертью сына в ней, что-то умерло. Что будет дальше, ей уже всё равно.

За гвалтом и резкими криками людей, женщина не сразу осознаёт, что у неё в голове появляется тихий и давно знакомый голос, который позвал её по имени:

«Кейра! Кейра!»

«Саптор?» — мысленно откликается рыжая.

«Да».

«Почему ты не пришёл, когда я тебя звала?! — яростно кричит про себя Кейра. — Почему ты не спас моего сына?! Ведь ты мог это сделать! Я знаю!»

«Потому, что ты должна была пройти это испытание до конца!» — отвечает Саптор.

«Испытание?! — взрывается Кейра. — Мой сын мёртв, а меня теперь сожгут на костре вместе с ещё нерождённым ребёнком! И эту казнь ты называешь испытанием?!»

«Помнишь, — уклончиво отвечает Саптор, — когда ты, в первый раз обратилась ко мне за силой, попросив, даровать тебе способность к исцелению, я сказал тебе, что не ту силу ты просишь? А ещё я сказал, что те, кого ты спасёшь, первыми тебя предадут и первыми бросят в тебя камень! Теперь ты убедилась, что люди недостойны этого дара, так? А почему? Этот мир насквозь прогнил! Он смердит трупным запахом, а вместе с ним сгнили и все остальные! Поэтому он нуждается в очищении! Его нужно сжечь дотла, а тех, кто выживет, утопить в их собственной крови! А потом, из праха создать новый, где такие как ты будут ходить с гордо поднятой головой и больше никого и никогда не бояться! А за сына, не переживай. Его душа здесь, рядом со мной, в…»

«В Аду?» — шепчет Кейра.

«В Лусусе! — злится Саптор. — Ты же помнишь наш разговор, я говорил тебе, что для одних, Лусус это — Ад, а для других это — Дом. Пока, я придал твоему сыну временную трансформу. Когда он немного подрастёт, он сам выберет, как он будет выглядеть в моём мире.

«Почему… он… попал к тебе?» — шепотом спрашивает Кейра.

«Боль — это ключ от замка двери в мой мир, — отвечает Саптор, — а ещё запомни, что, иногда, чтобы уничтожить меньшее зло, нужно призвать зло большее».

«Ты хочешь предложить мне… сделку?» — спрашивает женщина.

«Да, — отвечает Саптор, — теперь я знаю, что тебе можно доверять. Ты не предала меня, не отреклась от меня и тот силы, которую я тебе дал! И, поэтому, у тебя есть выбор — с могу спасти или тебя, или твоего ребёнка во чреве. Решай, кого ты выберешь?»

«Если я выберу ребёнка, — начинает Кейра, — я увижу своего сына в Лусусе?»

«Ты хочешь спросить, — Саптор понижает голос до шепота, — попадешь ли ты в мир, который вы называете Ад?»

«Да», — тихо отвечает женщина.

«Обещаю, что вы встретитесь, а в Лусусе ты станешь той, о ком будут слагать легенды!» — отвечает Саптор.

«А мне будет очень больно?» — спрашивает Кейра, вздрогнув от струи масла, которую выплеснули на неё воины инквизитора. Липкая жидкость попала на лицо и волосы женщины и потекла по её одежде, пропитывая её насквозь.

«Безумно, — говорит Саптор, но это — единственный способ пройти через врата, ведущие в Лусус».

«Тогда я выбираю боль», — мысленно отвечает Кейра.

Рыжая опускает голову. Смотрит на свой живот и тихо-тихо говорит:

— Ты будешь жить и, я знаю, кто бы не родился, и, кем бы ты не стал, ты отомстишь за меня!

«Да будет так!» — эхом откликается Саптор.

Частая барабанная дробь возвращает Кейру в реальность. Она смотрит по сторонам и видит вокруг себя только искажённые злобой хари. Ледяной ветер треплет волосы женщины. Солнце почти скрылось за верхушками деревьев и на землю спустилась тьма.

Рассевшееся по ветвям вороньё по-прежнему молчит, не каркает, внимательно наблюдая за рыжей своим чёрными глазами-бусинами. Кажется, что воздух пропитан смрадом разложения, а сам мир застыл в ожидании, чего-то страшного.

— Ты хочешь нам, что-то сказать напоследок? — спрашивает инквизитор Кейру.

— Нет.

— Хочешь покаяться или отречься от Саптора? — настаивает инквизитор. — Только скажи, и я облегчу твою участь! Дарую тебе смерть лёгкую и быструю, без боли и страданий!

— И в этом заключается твоя справедливость? — кричит Кейра. — Убить меня и ребёнка?

Инквизитор пристально смотрит в глаза женщине. Затем быстро подходит к костру и, наступив ногой на связку дров, цедит сквозь зубы:

— Ещё неизвестно, кто отец твоего нерождённого ублюдка!

Инквизитор возвращается к толпе. Окидывает взглядом людей, а потом, повернувшись, смотрит на Кейру.

— Даю тебе последний шанс! Ты отрекаешься от Саптора?

Женщина мотает головой.

— Тогда, — кричит инквизитор, развернувшись к мужикам и бабам, — вы все свидетели! Я сделал всё, что мог! — седовласый поднимает над головой крест. — Она сама выбрала свою судьбу! Ты! — палец седовласого указывает на отца Кейры, стоящего у телеги. — Иди сюда! Живо!

Старик, опустив глаза, подходит к инквизитору.

— Возьми факел! — приказывает седовласый отцу Кейры, дав знак одному из воинов, отдать свой факел старику. — И запали костёр!

— Отче! — старик бухается на колени. — Не губи мою душу!

— Так спаси её! — кричит инквизитор. — Ты породил эту тварь! Воспитал её, тебе и ответ держать!

— Отче! — плачет старик. — Не могу я этого сделать! Не проси!

— А я тебя и не прошу! — взрывается инквизитор. — Приказываю! Не сделаешь, встанешь рядом с ней! Ну? Ты готов разделить с ней её судьбу?

Старик, кряхтя, поднимается с колен. У него дрожат руки. Лицо дёргается, а по щекам текут слёзы. Он берёт из рук воина факел. Поворачивается к костру и, замирает, глядя на дочь.

— Давай, пошевеливайся! — инквизитор хлопает ладонью по затылку старика. — Или и в тебе живёт Саптор?

На старика страшно смотреть. Он точно помешался. Из уголка его рта тянется нить слюны. Отец Кейры стоит, как истукан и тихо воет. Затем, он поднимает глаза к небу, что-то беззвучно шепчет и, с диким воплем бросает факел в костёр.

Пламя взметается вверх, разом обхватывая тело Кейры. Волосы женщины мгновенно вспыхивают. Одежда загорается. Кейра стоит и не шевелится, задрав голову и жадно хватая ртом воздуха, которого уже нет.

Вместо в него в лёгкие попадет раскалённый поток, выжигая их изнутри. Кожу жалит нестерпимая боль. Ощущение, что её сдирают с тебя заживо, а раны заливают кипящим маслом. Кричать невозможно, из горла женщины вырывается лишь протяжный хрип.

Огонь взметается всё выше и выше, пожирая тело Кейры. Её кожа чернеет и лопается, губы сгорают, обнажается белый ряд зубов, как оскал у мертвеца.

Женщина не кричит, не стонет. Из центра костра раздаётся только треск дров и рёв гудящего пламени.

Толпа, не выдерживая жар, пятится назад. Люди не сводят глаз с объятого пламенем тела Кейры. Над торжищем висит тошнотворный смрад сгоревшей плоти. Ветер раздувает огонь. Искры летят во все стороны. На землю спускается ночь. Необычная. На небе нет ни луны, ни звёзд. Тьма, хоть глаз выколи.

Черноту вспарывают лишь отблески пламени костра и факелов, которые держат в руках воины инквизитора. Люди, как заворожённые, глядят на костёр, будто, чего-то ждут. На их лицах играют тени. Это похоже на пляску призраков, восставших из потустороннего мира.

— Глядите! — крик мужика из толпы, пронзает небеса. — Что это?!

Все смотрят, куда показывает его рука. Люди видят, как из костра вылетает тёмный сгусток с щупальцами. Нечто словно купается в огне, медленно и неторопливо паря в воздухе. По сгустку проносятся синие всполохи. Щупальца сокращаются и распрямляются.

— Что… это?! — проносится по толпе.

— Это прорыв! — кричит инквизитор. — Прорыв Тьмы! Эта тварь сидела в этой суке!

Толпа отступает. Люди готовы ринуться наутёк, но их сковывает безумный страх перед неизвестной сущностью, которая, как им кажется, смотрит на них, пялится, хотя у неё нет глаз, и выбирает очередную жертву.

— Убейте её! — не унимается инквизитор.

Копейщики и мечники, неуверенно делают несколько шагов вперёд. Латники обнажают мечи, копейщики выставляют копья.

— Не упустите эту тварь! — надрывается инквизитор. — Именем Создателя, вы должны её уничтожить!

Сгусток висит в нескольких метрах над землёй. Он отлетает от костра и останавливается, будто, чего-то ждёт. Один из копейщиков уже готовится вогнать в него остриё, как в небесах громыхает и темноту ночи вспарывают молнии.

Костёр вспыхивает с новой силой. Тело Кейры судорожно дёргается, раздаётся треск, словно резко разорвать парусину. Живот женщины раскрывается, будто его вспороли изнутри острым ножом. Раздаётся чавкающий звук и из тела Кейры вываливается кокон, покрытый кровью, слизью и кишками.

Кокон, размером с большую тыкву, плюхается в угли. Раздаётся шипение. Внутренности запекаются от жара. От кокона исходит вонь дерьма и сгоревшего мяса. В то же мгновение, в него влетает парящий над костром сгусток.

— Смотрите! Смотрите! — визжит женщина в толпе. — Там, что-то есть!

Люди подаются вперёд. Один из воинов бросает факел и, в его пламени видно, как кокон, изнутри, выгибает нечто живое. Оболочка прорывается и, из прорехи появляется рука младенца.

По толпе разносится вопль ужаса. Бабы, мужики, воины и инквизитор замирают, теряют дар речи. Первым в себя приходит отец Кейры. Старик бросается вперёд. Он выхватывает кокон из догорающего костра.

Его волосы обгорают, одежда дымится. Старик, стиснув зубы, чтобы не заорать от боли из-за ожогов, прижимает кокон к себе и, быстро, отбегает от кострища. Он кладёт кокон на землю. Разрывает щель, из которой показалась рука младенца. Засовывает пятерню в оболочку и, через мгновение, достаёт из вместилища перемазанного запекшейся кровью плачущего ребёнка.

— Мальчик! — выдыхает старик, поднимая ребенка. — Смотрите все! Это — чудо! Создатель услышал мои молитвы и простил мой грех!

— Дай мне его! — инквизитор делает шаг вперёд. — Дай!

— Зачем? — старик, испуганно, прижимает младенца к себе.

— Это исчадие Лусуса! — вопит инквизитор. — В него вселилась та тварь, которая сидела в твоей дочери! Отдай мне его!

— Нет! — выкрикивает старик. — Эй, люди! — обращается он к толпе. — Разве вы не видите, что это — обычный ребёнок!

Бабы и мужики молчат. Ждут, что скажет инквизитор.

— Я приказываю тебе! Отдай мне ребёнка и церковь простит тебя!

— Не отдам! Он — мой! — старик отступает под спасительный покров ночи, как позади него вырастает тень.

В свете факелов мелькает сталь. Дюжий, широкоплечий воин вонзает меч в спину старика с такой силой, что лезвие выходит из груди человека.

Ширк!

Ратник, в одно движение, выдёргивает меч обратно и вкладывает его в ножны.

Старик хрипит. Харкает кровью. Руки старика слабеют. Он разжимает пальцы. Младенец выскальзывает и его сразу же подхватывает мечник.

— Держите, отче! — воин приносит младенца инквизитору.

Тот делает движение навстречу, будто собирается взять мальчика, но, в последний момент отдёргивает руку, как ошпаренный. Инквизитор смотрит на младенца. Кривит рот, будто он увидел чумного.

— Отруби ему голову и брось тело в костёр! — приказывает инквизитор воину.

— Но… — мечник явно не горит желанием исполнить этот приказ, — это же ребёнок!

— Убей! — визжит инквизитор. — Оно — не дитя Создателя! Это — посланник Тьмы! Сапторово отродье!

— Нет! — внезапно отвечает воин, чувствуя, как внутри него зарождается такая ненависть, что кажется, что она может испепелить душу.

Младенец перестаёт плакать. Смотрит своими глазёнками на воина, и, неожиданно для него, хватает его пальчиками за латную перчатку.

— Эта тварь влияет на тебя! — кричит инквизитор. — В нём сидит частица Саптора! Убей его, пока он не подчинил себе твою душу!

— Нет! — цедит воин. — Тот, кто его тронет, сдохнет!

Ратник обнажает меч. Смотрит из прорези шлема на остальных, и инквизитор замечает, как глаза воина загораются огнём одержимости.

Инквизитор яростно взвывает. Крутит головой по сторонам. Замечает рядом с собой копейщика и выхватывает у него оружие.

— Именем Создателя! — вопит инквизитор. — Изыди! — он, с размаху вонзает длинное остриё в младенца, пробивает его насквозь и вонзает копьё в нагрудник ратника. Затем, резко выдёргивает остриё из раны воина и поднимает младенца на древке вверх.

Младенец дёргается, не кричит и, перестаёт дышать. По древку сочится кровь. Инквизитор поворачивается к растерянной толпе и радостно кричит:

— Оно сдохло! Возрадуйтесь, люди! Я убил эту…

Инквизитор не успевает договорить, как на него обрушивается страшный по силе удар мечом, латника с дыркой в нагруднике.

Ширх!

Меч прорубает тело инквизитора со спины от плеча до середины туловища и разваливает его пополам. Инквизитор выпускает копьё из рук и падает в грязь. В небесах громыхает и на землю падают первые капли дождя, которые измазывают одежу и кожу сажей. Чёрный дождь. Небывалый. Колдовской. Стая воронья, каркая и галдя, взмывает вверх и улетает прочь от этого проклятого места и леса.

Инквизитор лежит на боку. Он слышит в голове тихий и вкрадчивый голос Саптора, который нашептывает:

«Я дам тебе досмотреть это до конца! А потом, ты познаешь всю боль и страдания и окажешься в Лусусе! Поверь мне, там многие ждут тебя!»

Инквизитор моргает. Под ним разливается лужа крови. Он видит, что в паре метров от него лежит пронзённый копьём младенец. Краем глаза инквизитор замечает, что люди, вымаранные в чёрном дожде, мечутся по площади взад и вперёд, словно не могут найти выход. Натыкаются друг на друга и начинают драться, чем попало под руку, выдавливают глаза, царапают кожу и рвут на себе волосы, будто они, разом, все обезумели. А потом, выжившие в этой бойне, бегут дальше, от избы к избе, от двора к двору, уничтожая всё, что видят у себя на пути. Над деревней стоит смертный крик, который заглушает отчаянный собачий вой и блеянье запертой в хлевах скотины.

Воина, который убил инквизитора, латники рубят мечами и колют копьями, но он, почему-то, не умирает, а, размахивая мечом, сносит головы и отрубает конечности мечникам и копейщикам. Площадь заполняет лязг стали. Но главное — над ней раздаётся смех — раскатистый женских смех, если так можно назвать звуки, похожие на скрип несмазанных петель и хрип одержимого.

Инквизитор чувствует, как его кружит по спирали. К горлу подступает тошнотворный ком, тупая боль в груди уходит на второй план и его выбрасывает из тела.

Душа инквизитора оглядывается по сторонам и, видит, что тело Кейры сотрясается от смеха. Изуродованное огнём человеческое тело смеётся. Труп разевает рот, превратившийся в бездонную рану с обугленными краями. Вместо глаз — выжженные глазницы. Обгоревшая и почерневшая плоть. И, всё это, живёт своей жизнью. Существует по ту сторону реальности.

В голове инквизитора раздаётся отчаянный женский крик:

«Увидимся в Лусусе, падаль! Там я сожру твою душу, если от неё, ещё, что-то останется в этом мире!»

Крик, эхом уносится вдаль и Кейра рассыпается пеплом. Душа инквизитора орёт от ужаса. Падает на колени, или, как ей кажется, что на колени, и ползёт к заколотому им младенцу.

Душа, воя и стеная, размазывая по щекам слёзы, дотрагивается до бездыханного тельца и, беззвучно для остальных, кричит:

«Прости меня! Прости! Ибо я не ведал, что творил!»

То, что происходит дальше, заставляет душу заткнуться. Воздух наполняется эманациями убитых — десятков истерзанных душ. Инквизитор чувствует их боль и страдания, и, чем больше павших, тем большая сила заполняет всё вокруг, насыщая пространство энергией, которая дарует новую жизнь тому, кто может зачерпнуть из этого бездонного океана Тьмы.

Откуда-то, издалека, доносится бой колокола.

Бум! Бум! Бум!

Он звучит, как удары набата, печально и зловеще.

Душа инквизитора озирается по сторонам, силится открыть рот, чтобы прочитать молитву, как…

Младенец, внезапно, открывает глаза. Пристально смотрит на душу, а затем протягивает к ней ручонки. Инквизитор отшатывается. Ползёт к своему телу и дико воет от страха. Внезапно, он чувствует железную хватку на ноге.

Инквизитор оборачивается и, отказывается верить своим глазам. Младенец, схватив его за лодыжку внезапно удлинившимися пальцами, насаживает себя на копьё ещё глубже и так, рывком за рывком, продвигается по древку.

Инквизитор вопит. Пытается пнуть младенца, но тот, лишь сильнее сжимает пальцы и вонзает быстро отросшие когти в плоть души. Инквизитор захлёбывается от боли. Он уже не может кричать, а только наблюдает за тем, как младенец превращается в невиданное доселе существо.

Его глаза расширяются и наполняются тьмой. Руки и ноги деформируются, становясь многосуставчатыми лапами. Рёбра раздаются в стороны, натягивая кожу так сильно, что сквозь неё просвечивают внутренности и видно, как размеренно бьётся сердце. Рот ребёнка раздаётся в стороны, нижняя челюсть, с треском, растягивается, а десны взрезают тонкие иглы острых зубов.

Существо разевает пасть ещё шире и заглатывает душу инквизитора, одновременно разрывая её на части. Слышится чавканье. Существо становится больше, поднимается на искривлённых ногах и, одним движением, ломает древко копья.

Рана на его груди быстро затягивается. Существо озирается по сторонам. Оно видит, что площадь усеяна трупами. Посреди побоища стоит воин с дырой в латном нагруднике. Доспех залит кровью. Её смывает чёрный дождь, окрашивая землю буро-алыми разводами. Мечник часто и тяжело дышит.

При виде существа, он втыкает меч в землю и, склонив голову, опускается на одно колено. Существо делает шаг вперёд. Смотрит на бездыханный труп инквизитора, в глазах которого застыл ужас.

Существо сжимает правую лапу в кулак, а левой сдирает с неё плоть, обнажая белую кость, покрытую зубьями, как у пилы. Существо поднимает костяной меч вверх, задирает морду и долго и протяжно рычит, а затем исторгает из себя растерзанную и вопящую от боли душу инквизитора. Собирает её воедино и, произнеся: «Тебя ждут в Лусусе!» швыряет её вверх, прямо в воронку, ведущую в искрящийся синими всполохами портал в небесах.

Существо втыкает костяной меч в тело инквизитора. Поднимает его перед собой, срывает с него рясу, вспарывает когтями плоть, делая надрезы вокруг туловища и, рывком, снимает с человека кожу.

Вывернув кожу мясом наружу, существо обвязывает её вокруг пояса, как килт. Подходит к кострищу, становится на колени и запускает лапу в пепел, зачерпнув горсть из того места, где стояла его мать. Посыпав голову пеплом, оставшимся от Кейры, существо замирает, что-то тихо шепча. Его бездонные, наполненные шевелящейся тьмой глаза, подозрительно блестят.

Внезапно, сверху, раздаётся голос:

— Встань и иди, сын мой!

Существо поднимает голову и видит, как на него, с черноты небес, глядит пара пылающих огнём демонических глаз. Саптор продолжает:

— Теперь это — твой Мир!

— Я знаю — отец! — раздаётся в ответ.

Существо поднимается. Идёт к выходу из деревни. Воин с дырой в груди, следует за ним и там, где земли касается нога сына Саптора, поднимаются мёртвые. Мечники, копейщики, мужики, бабы, старики и дети, даже убитые кони и животные, — все они идут за своим новым хозяином.

Вслед им, стоя на опушке леса, куда они убежали, смотрят старуха и рыжеволосая девочка. Старуха держит ребёнка за руку. Девочка дёргает её и спрашивает:

— Баб, а баб, а кто это?

Старуха, сама, не зная, почему, будто, кто-то ей подсказал, отвечает:

— Зови его Пожирателем Душ!

— Он ещё вернётся? — не унимается девчушка.

Бабка смотрит на внучку и глухо отвечает:

— Если увидишь его, то беги без оглядки, куда твои глаза глядят! Ибо нет в нём, милосердия к живым! Месть его — беспощадна и он утопит в крови любого, кто встанет у него на пути!

Старуха и девчушка провожают взглядом то, во что превратился ребёнок Кейры, пока он и мертвецы не скрываются за горизонтом.

Пожиратель Душ идёт по дороге, ведущей в город, откуда приехал инквизитор, и над которым занимается кровавый рассвет — скорбный вестник нового мира…

********************************************************************************************

Рассказ является вольным приквелом к роману «Повелитель теней. Хильдгор» — https://author.today/work/51967
Рассказ читается, как абсолютно самостоятельное произведение и расширяет вселенную дарк-фэнтези «Повелитель теней».