Общительный Призрак

Лес был владением Егора, а он — его хранителем. Пафосно? Еще бы! Но егерь полностью заслуженно носил этот титул. Он знал каждую тропу, каждое дерево-великан и каждую норку. Но в последние несколько недель в его владении завелся самый настоящий хулиган. Или попрошайка. Или то и другое вместе взятое. Вот ведь как.

Речь шла о сове. Не простой, а наглой до невозможности. Впервые Егор заметил ее на старом пожарище, где часто кормились кабаны. Старый секач, пыхтя, разрывал землю, а с нижней сухой ветки сосны за ним с невозмутимым видом наблюдала серая, ушастая сова. Кабан, наевшись, ушел. Сова же, словно заправская дворняга, спланировала вниз и принялась доедать оставшиеся после его пиршества мышиные тушки. Это было странно, но не критично.

Однако очень скоро странность переросла в наглость. Охотники стали жаловаться: сидят они у костра, греют чай, достают бутерброды с салом, а из тьмы, бесшумно, как призрак, выплывает серая птица, садится на пенек в паре метров и смотрит. Смотрит своими огромными, круглыми глазами, полными немого укора и ожидания. И пока не получит свой «налог» в виде куска хлеба или сала, не улетает. Один раз так и вовсе утащила прямо из рук у зазевавшегося рыбака кусок копченой рыбы. Вредно? Сова-то копчености уважает, это Егор знал по Филе - своему ручному филину. Так что может и вредно, но люди стали побаиваться - в лесу завелся наглый призрак - так прозвали сову.

Егор, как егерь, понимал: дикое животное, которое перестает бояться человека, рано или поздно кончает плохо. Либо кто-то, испугавшись, пристрелит, либо оно само, обнаглев, начнет нападать. Решено было сову поймать и отвезти подальше, в глухую чащу, где людей отродясь не бывало. Так орнитологи поступают, решил Егор.

Охота на охотника оказалась делом непростым. На тебе - призрак же. Сова была умна и осторожна, когда дело касалось ловушек. Егор попробовал поставить самолов на птицу, но приманку она игнорировала. Тогда он пошел на хитрость. Устроившись на вечерней заре с термосом и бутербродами на том самом пеньке, где сова съела рыбу, он стал ждать. Не прошло и получаса, как знакомая тень отделилась от ствола сосны и уселась напротив.

Егор притворился, что не замечает. Достал еще один бутерброд, развернул его, демонстративно откусил. Сова сидела неподвижно, лишь ее голова слегка наклонялась из стороны в сторону, оценивая ситуацию. Егор медленно, без резких движений, отломил кусок и бросил его на землю, в полуметре от себя. Сова, после минутного раздумья, спланировала, схватила добычу и снова взлетела на ветку. Повторив маневр несколько раз, Егор добился, чтобы птица начала есть прямо у его ног. Он замер, дыша ровно и глубоко. И в тот момент, когда сова, увлекшись, склевывала последнюю крошку, он накинул на нее заранее приготовленную плотную куртку. В тот момент он думал, не придется же жене штопать потом своими аккуратными пальчиками... Куртку? Да нет, его. Когти у совы что надо.

Птица билась в куртке, издавая хриплые, возмущенные звуки. Егор аккуратно, чтобы не повредить крылья, переложил ее в просторную транспортную клетку.

- Ну, все, красавица, твоему попрошайничеству конец, — пробормотал он. - Охотник за привидениями поймал призрака.

Сперва он отвез ее за тридцать километров, в самую глушь, где вековые ели стояли стеной, и выпустил. Сова, ошалело покрутив головой, метнулась в чащу и скрылась из виду.

Каково же было удивление Егора, когда через три дня он снова увидел ее на том самом пеньке. Призрак сидел и смотрел на него с таким видом, словно говорил: «Ну и где моя еда? Я тут, жду».

Егор повторил попытку. На этот раз отвез ее еще дальше, за реку. История повторилась. Сова возвращалась, как бумеранг. Она явно считала этот лес и, в частности, Егора своим личным источником пропитания.

В третий раз, поймав наглую птицу (что далось уже сложнее — она стала остерегаться), Егор отвез ее почти за пятьдесят километров.

- Лети теперь, найди новый дом, — сказал он, выпуская ее в незнакомом урочище.

Прошла неделя. Сова не возвращалась. Егор уже начал думать, что все позади, как однажды вечером раздался стук в окно гостиной. На улице уже темнело. Его жена, Анна, темноволосая женщина с большими, как у самой совы, голубыми глазами, встала, чтобы посмотреть. И ахнула.

— Егор, иди сюда, скорее!

На наружном подоконнике, за стеклом, сидела та самая сова. Она выглядела уставшей, перья были слегка взъерошены, но взгляд ее был твердым и хитрым. Она постучала клювом по стеклу снова, настойчиво.

Но самое удивительное происходило внутри комнаты. Их домашний филин, Филя, обычно представлявший собой эталон флегматичности, сидел на своей любимой жерди у стены и преобразился. Огромная птица, размером больше той самой совы, была вся напряжена. Он распушил перья, визуально удвоившись в размерах, и медленно, веером, расправил свои мощные крылья. Его круглые глаза, обычно полуприкрытые от скуки, были широко открыты и прикованы к незнакомке.

А та, в ответ, сделала то же самое. Она тоже распушилась и расправила крылья, упершись лапами в подоконник. Две величественные птицы стояли друг напротив друга, разделенные лишь тонким слоем стекла, как два монарха, встречающиеся на нейтральной территории.

— Господи, — прошептала Анна. — Они знакомятся.

Егор стоял в ступоре. Он видел в сове проблему, нарушителя спокойствия, а она… она, оказывается, проделала такой путь, чтобы найти… кого? Сородича? Или его - источник питания.

Анна, недолго думая, приняла решение. Она была той еще хозяйкой, собравшей под одной крышей лиса, зайца и филина.

— Прячь Степана и гусенка! — скомандовала она Егору. — Степан от зависти с ума сойдет, а гусенок начнет болтать. Быстро!

Пока Егор запирал в спальне озадаченного зайца и ворчащего гусенка, Анна осторожно приоткрыла окно. Сова, не испугавшись, шагнула внутрь, с легким шуршанием перьев. Она оказалась немного меньше Фили, изящнее, с длинными перьевыми «ушами».

Филя слез с жерди и, переваливаясь, подошел ближе. Они уставились друг на друга. Потом Филя издал тихое, гортанное угуканье. Сова в ответ щелкнула клювом и склонила голову набок. Лед был сломан.

Произошло невероятное. Филя, чей интерес к жизни обычно ограничивался миской с мясом и удобным местом для сна, вдруг ожил. Он начал медленно обходить сову, изучая ее. Та позволяла. Потом он подошел вплотную и начал аккуратно, клювом, поправлять перья у нее на загривке. Сова прикрыла глаза от удовольствия и ответила ему тем же.

Анна и Егор смотрели на эту сцену, боясь пошевелиться. Две ночные хищницы, две одинокие души, нашли друг друга. Они просидели так больше часа, перебирая перья и тихо «беседуя». Потом сова, словно вспомнив о делах, подошла к открытому окну, взглянула на Филю, и бесшумно растворилась в ночи.

Филя еще долго смотрел в темноту, а потом уселся на свою жердь. Но сон его был чуток, и в глазах, вместо привычной сонной апатии, горел какой-то новый, глубокий интерес.

Сова, как выяснилось, вернулась в свой лес. Но ее поведение изменилось. Она уже не так нагло клянчила еду, а скорее деловито принимала подношения. Слух о «ручной» сове-призраке дошел до орнитологов из частного заповедника. Они вышли на Егора, и он, посовещавшись с Анной, решил, что для птицы это будет лучшей долей. Ее поймали (уже в последний раз) и забрали в большой вольер, где о ней заботились профессионалы.

Но иногда, раз в несколько месяцев, Анна устраивала «совиные свидания». Она договаривалась, и орнитологи привозили сову в переноске в гости к Филе. Степана и говорящего гуся в эти дни надежно изолировали в другой комнате — не из-за страха, а из-за ревности зайца и болтливости гуся.

Филя в эти дни преображался. Он становился оживленным, важным, снова чистил своей подруге перья, а та нежно угукала ему в ответ. Они сидели рядом на жерди, два великолепных создания ночи, нашедших друг в друге тихое понимание. Егор смотрел на них, и понимал, что та наглая попрошайка была вовсе не проблемой. Она была одиноким странником, который инстинктивно искал себе пару. И нашел ее в самом неожиданном месте — в теплом доме у рыжего лиса, толстого зайца и флегматичного филина, который наконец-то дождался свою королеву ночи.