Агнесса проснулась в 5:47, как всегда — за три минуты до рассвета, чтобы не упустить момент, когда солнце впервые касается её коллекции золотых статуэток в форме её самой. Пентхауз на Беверли-Хиллз, конечно, был построен по проекту Заха Хадид, но с поправками от Илона Маска, чтобы он мог левитировать и поворачиваться к солнцу в случае скуки.

На шелковом подносе из вымершего тибетского шелкопряда ей подали латте с молоком единорога, вспененного дыханием тибетского монаха, и два миндальных зерна, выращенных на гидропонике в личной орбитальной теплице.

Зазвонил телефон. На экране — «Ротшильд». Агнесса вздохнула. Опять он. Наверняка хочет, чтобы она возглавила тайную миссию по спасению мировой экономики через перформанс в Венеции. Она ответила, не прерывая занятия йогой на антигравитационной платформе.

— Агнесса, дорогая, — проговорил голос, обволакивающий, как кашемир, — мы тут подумали, ты могла бы сыграть роль Бога в новом фильме Тарантино. Он согласен, если ты сама напишешь сценарий и снимешь его на своём телефоне.

— Только если саундтрек напишет Бьорк в дуэте с Папой Римским, — ответила она, поправляя диадему из платиновых ионов.

После звонка она вышла на балкон, где её ждал личный дирижабль, обтянутый кожей редкого вида крокодила, о которых обыватели знают лишь из сборников легенд, не догадываясь, что достойным и успешным доступен даже он. Экологичный дирижабль должен был доставить её на закрытую выставку в Лувре, где она представит свою новую инсталляцию: «Слёзы, собранные в кристаллы».

На прощание она бросила взгляд на свой сад, где слуги в костюмах лемуров читали Пруста вслух розам. Обычный день. Ничего особенного.

Загрузка...