14 декабря. 23:42
Декабрь всегда подкрадывался незаметно, словно опытный хищник, выжидающий момент для броска. Еще вчера город утопал в осенней слякоти и серости, а сегодня календарь безжалостно указывал на четырнадцатое число, запуская обратный отсчет. Время сжалось. Дни превратились в сумасшедшую гонку за дедлайнами, подарками и ускользающим ощущением праздника.
Для Лены Волковой начало зимы ознаменовалось не запахом мандаринов, а мерцанием курсора в пустой ячейке Excel-таблицы.
Двадцать третий этаж бизнес-центра «Авангард» погрузился в сонную тишину, нарушаемую лишь гудением вентиляции да редкими щелчками мыши. Огромный оупен-спейс, обычно напоминающий растревоженный улей, сейчас выглядел кладбищем офисных надежд. Мониторы зияли черными провалами, на спинках кресел висели забытые пиджаки, а мишура, которую особо инициативная секретарша развесила еще утром, в полумраке казалась не праздничным украшением, а удавкой.
Лена помассировала виски, пытаясь отогнать пульсирующую боль. Цифры годового отчета плясали перед глазами, сплетаясь в бессмысленные узоры.
— Еще полчаса, — прошептала она своему отражению в темном стекле окна. — Сведешь дебет с кредитом, и поедешь домой.
За окном, далеко внизу, расстилалась Москва — сверкающее море огней. Там, внизу, жизнь била ключом: люди стояли в пробках, ругались, смеялись, выбирали елки. Здесь же, в стерильном вакууме офиса, время застыло, как муха в янтаре.
Организм настойчиво потребовал кофеина. Лена с трудом отлепилась от кресла, чувствуя, как хрустят затекшие суставы. Путь до кофе-поинта лежал через длинный коридор, ведущий к лифтовому холлу и посту охраны.
Она шла, кутаясь в уютный кардиган, и шаги ее гулко отдавались в пустоте. Стеклянные перегородки переговорных комнат отражали ее силуэт — маленькая, уставшая фигурка, затерянная в лабиринте корпоративного бетона.
В холле горел приглушенный дежурный свет. За стойкой ресепшена, уронив голову на грудь, дремал дядя Витя — ночной охранник, добродушный пенсионер с пышными усами, который обычно коротал смены за разгадыванием судоку. Сейчас его мерное сопение казалось единственным звуком, подтверждающим, что в этом здании еще теплится жизнь.
Лена уже собиралась свернуть к кофемашине, когда двери грузового лифта с мягким звоном разъехались в стороны.
Она замерла за колонной, не желая попадаться на глаза случайным курьерам. В такое время доставки случались редко, но перед Новым годом логистика сходила с ума, работая круглосуточно.
Из кабины никто не вышел. Вместо человека на пороге лифта стояла коробка.
Довольно крупная, безупречно квадратная, обернутая в матовую черную бумагу. Ни логотипов, ни адресных наклеек, ни штрих-кодов. Лишь странная, едва уловимая вибрация исходила от нее, заставляя воздух вокруг слегка дрожать, словно над раскаленным асфальтом. Кто-то просто оставил ее в лифте и нажал кнопку этажа. Ошибка? Чья-то глупая шутка?
Дядя Витя, потревоженный звуком лифта, встрепенулся. Он протер глаза, зевнул, поправил сбившуюся форменную рубашку и, кряхтя, выбрался из-за стойки.
— Эй! — крикнул он в гулкую пустоту холла. — Есть кто? Доставка?
Тишина в ответ показалась Лене плотной, почти осязаемой. Она хотела окликнуть охранника, сказать, что это наверняка ошибка, но слова застряли в горле. Инстинкт, древний и иррациональный, приказал ей не двигаться. Вжаться в тень колонны. Не дышать.
Дядя Витя подошел к коробке. Он выглядел комично маленьким рядом с черным кубом.
— И что тут у нас? — проворчал он, наклоняясь. — Опять манагеры свои подарки забыли...
Он протянул руку. Его пальцы коснулись матовой поверхности.
В этот момент реальность словно моргнула.
Черная бумага растеклась. Материал потерял форму, превращаясь в густую, маслянистую субстанцию, напоминающую ожившую нефть. Это не подчинялось законам физики: субстанция не потекла вниз, на ковролин. Она рванулась вверх.
Лена зажала рот ладонью, подавляя крик.
Тьма двигалась с пугающей скоростью и грацией атакующей кобры. Она обвила руку охранника, мгновенно добравшись до плеча. Дядя Витя дернулся, открыл рот, чтобы закричать, но из его горла не вырвалось ни звука. Черная жижа уже залепила его лицо пульсирующей маской.
Сцена разворачивалась в абсолютной, звенящей тишине. Ни звука борьбы, ни хрипа, ни стука падающего тела.
Субстанция расширялась, поглощая человека целиком. Охранник пытался сорвать с себя эту дрянь, его ноги молотили по полу, но движения становились все слабее, словно он погружался в болото. Тьма впитывалась в его одежду, в кожу, в саму его суть.
Свет в холле замигал. Лампы начали издавать тонкий писк, меняя спектр с теплого желтого на мертвенно-фиолетовый. Тени от колонн удлинились, изломались, потянулись к центру зала, словно приветствуя то, что вырвалось из коробки.
Лена смотрела, не в силах отвести взгляд, как тело дяди Вити начинает... таять. Его очертания теряли человеческую форму. Рука, тянущаяся к кобуре с шокером, вдруг изогнулась под немыслимым углом и втянулась внутрь черного кокона. Ноги оторвались от пола. Существо — или вещество — сжалось, уплотнилось, а затем с влажным хлюпаньем всосало остатки охранника в себя.
Секунда — и на полу не осталось ничего. Ни тела. Ни крови. Ни форменной фуражки. Только идеально чистый ковролин и небольшое пятно той самой матовой черноты, которое медленно испарялось, превращаясь в сизый дым.
Дядя Витя исчез, будто его никогда не существовало. Словно кто-то просто стер его ластиком с рисунка реальности.
Оцепенение спало так же внезапно, как и накрыло. Адреналин ударил в кровь горячей волной. Бежать.
Лена отшатнулась от колонны, и каблук предательски цокнул по плитке. Звук прозвучал подобно выстрелу.
Оставшаяся на полу черная клякса замерла. Затем, медленно, словно прислушиваясь, она начала менять форму, вытягиваясь острым шипом в сторону, где пряталась Лена. Оно ее заметило.
Не помня себя от ужаса, Лена развернулась и бросилась назад, в глубь офиса. Она бежала так быстро, как никогда в жизни, не чувствуя ног, не чувствуя дыхания. Мимо пустых столов, мимо улыбающихся лиц коллег на фотографиях, мимо мерцающей елки. Ей казалось, что за спиной она слышит странный звук — сухой шелест, будто тысячи насекомых скребут лапками по паркету.
Дверь ее кабинета — единственного со стеклянными стенами, но с надежным замком — была в конце зала. Лена влетела внутрь, с грохотом захлопнула дверь и дрожащими руками повернула защелку. Потом, спохватившись, опустила жалюзи, отрезая себя от внешнего мира.
Сердце колотилось где-то в горле, грозя сломать ребра. Лена сползла по стене на пол, под стол, обхватив колени руками.
Тишина вернулась. Но теперь это была другая тишина. Не сонная и пустая, а выжидающая. Плотная. Злая.
За тонкой перегородкой двери, там, в оупен-спейсе, что-то изменилось. Воздух стал тяжелым, пахнущим озоном и холодом, как перед грозой. Лена зажмурилась, молясь всем известным богам, чтобы это оказалось галлюцинацией, переутомлением, сном.
Но тут по низу двери, в узкой щели между полотном и полом, скользнула тень. Тень, у которой не было хозяина. Она задержалась на мгновение, будто принюхиваясь, и двинулась дальше.
Лена зажала рот рукой, чувствуя, как по щекам текут горячие слезы. Ей предстояло сидеть здесь, под столом, сжимая в руке бесполезный канцелярский нож, до самого рассвета. И надеяться, что эта жидкая тьма не умеет просачиваться сквозь замочные скважины.
Декабрь не так давно начался. И он обещал быть бесконечным.