Одеон

МаксВ

ОДЕОН

повесть

Глава 1

Длинноволосый молодой человек, в цветном пиджаке и расклешённых брюках, обутый в ботинки на высокой «платформе», двигался по проезжей части, рассматривая дорогу под ногами. Асфальт, иссечённый трещинами, а в некоторых местах и вообще вылетевший кусками, обнажил плешины, зияющие крупным гравием. Тротуар оставался слева, с правой же стороны от него возвышались толстые стволы многолетних тополей. Человек спокойно двигался ровно посередине проезда – машин на дороге не было. И его движение не было ходьбой, – он не переставлял ноги, это скорее осознавалось по ощущениям, – парень просто перемещался вперёд, и понимал умом, что движется, а не стоит на месте.

Внезапно он заметил боковым зрением – пейзаж вокруг начал меняться, а деревья парка сдвинулись назад. Окружающее пространство было ему известным – он оказался в знакомом парке, и точно знал, что видел всё это раньше, но никак не мог вспомнить, где сейчас находится. Внезапно он почувствовал странное, резкое движение в стороне, но никак не мог сфокусироваться на нём. То, что там быстро перемещалось, походило на тёмную кляксу, и она двигалась в его сторону. Ему стоило лишь на миг подумать о том, что нужно побыстрее пересечь опасную зону, как всё вокруг в тот же момент замерло, и он остановился на месте. Человек не мог сдвинуться ни на миллиметр, никакие усилия ему не помогали – ноги просто не слушались. Зато та самая клякса, изменяясь на ходу, отделилась от белёной бежевым стены дома, и звонко царапая длинными когтями по асфальту, стремительно приближалась к нему, быстро передвигая коряжистые лапы. Не оборачиваясь, он ощутил накатывающую на сознание волну ужаса и понял, что ничего не может изменить. Тварь приближалась. И это была не уличная собака, которых он панически боялся с раннего детства, а нечто похуже – огромный, с раздувшимися боками, извивающийся при движении варан. Так отреагировало сознание на вихляющуюся из стороны в сторону тушу, неумолимо приближавшуюся к его ногам. Внезапно здание, в начале пути стоявшее далеко впереди, стремительно приблизилось, и он увидел прямо перед собой белые колонны, а между ними – замызганную временем входную дверь, когда-то давно покрытую тёмно-бордовым колером. Тварь с болтающейся на бородавчатой морде тягучей слюной уже задевала его своим раздвоенным языком, и он, прилагая огромные усилия, смог наконец протянуть руку к дверной скобе. В следующий миг пасть мерзкого чудища с чавканьем сомкнулась на его бедре, дурная паника заполнила сознание до краёв, он громко закричал, и – подскочил на кровати с бешено тукающим сердцем, весь покрытый струйками пота, с вытаращенными от ужаса глазами.

Человек наконец проснулся, выскользнув в самый последний момент из кошмарного сна. Знакомая обстановка комнаты моментально успокоила: «Вот ведь жуть, ну какое же облегчение, что сон!», – и тут же появилась уверенность, – «Я бы эту мерзость пинком пришиб, не успел только, повезло ей!»

Проснувшегося от кошмарного сна человека звали Родион. Поправив ладонью взлохмаченную причёску, он сделал несколько гимнастических махов руками, и в темноте осмотрел себя в зеркало – в предрассветном полутемье увидел ещё не совсем пришедшего в себя, сероглазого молодого мужчину с широкими плечами, и развитыми мышцами. Высунув язык, сам себе скорчил смешную гримасу, подошёл к кровати, и тщательно расправил смятую за ночь постель. Затем присел на корточки, пошарил рукой по широкой тумбе, стоявшей у стены, и включил настольную лампу, стоявшую на ней. Мягкий зелёный свет заполнил пространство. Родион взял со с тумбочки книжного формата блокнот, раскрыл его на вложенном карандаше, и начал подробно записывать только что пережитое. Прочитав то, что написал, хмыкнул, и дополнил описание, включив в него ярко-белые колонны у входа, и контрастирующую с ними грязно-бурую облупленную дверь, подумав при этом: «Записывать надо всё, что помниться, даже мелкие подробности. Как говорится – «каждое лыко в строку»? Может, когда и сработает». Закончив с потусторонним творчеством, глянул на ярко-жёлтые цифры часов, – три сорок пять, – и откинулся на латексный валик, заменявший подушку: «Ещё можно поспать спокойно, чуть-чуть». Сдвинув валик под шею, сосредоточился на расслаблении, и тотчас отправился в объятия Морфея.

Очнувшись в половине восьмого, за мгновение до сигнала будильника, Родион поднялся, пошатываясь, заправил кровать и двинулся в сторону настоящего пробуждения – принимать душ. После прохладных струй воды пришёл в себя окончательно, переместился на кухню, и поставил на плиту кофеварку – утром предпочитал только этот ароматный напиток. Одеваясь, бросил взгляд на часы – ровно восемь. Время было предостаточно: «Так, поем в кафе – успею завтрак заказать, договорились на десять».

Встреча была назначена в кафе «Чай и булки», и пешком от его дома у него уходило что-то около двадцати минут. Пройтись пешком Родион любил – спортом никогда не занимался, а вот ходить всегда нравилось. По этой же причине никогда не задумывался о приобретении машины, а на все вопросы окружающих на эту тему отвечал: «Ну зачем мне она? Честное слово, не вижу никакого смысла. Крещёвск город не такой большой, всегда можно на маршрутке добраться, или трамвае, а ещё лучше я пешком пройдусь. Маршрут заранее рассчитаю, и всё! Ну право слово, только лишние хлопоты на себя вешать – обслужка, стоянка, гараж. Ремонт, если что. И ради чего? Нет, не хочу». На какое-то время вопрошающие успокаивались, но при следующей встрече начинали одолевать снова. Несмотря на агрессивную реакцию любопытных знакомых по поводу «непохожести на всех», машина у него так и не появилась.

Встреча в «Булках», – а именно так горожане называли это заведение, – была назначена по его работе. Родион занимался оказанием юридических услуг частного характера – помогал людям оформлять сделки, связанные с различными вопросами по оформлению прав на недвижимость. Своего офиса он не заводил, встречаясь с людьми в разных местах – у них дома, в кафе, как сегодня, или вполне можно было обсудить дела на лавочке в парке, если позволяла погода. За свои консультации просил вполне разумную цену, и поток клиентов не иссякал. Богатым с этого дохода Родион не стал, но на жизнь ему вполне хватало. Проживал он последнее время один – супруга скончалась два года тому назад, не справившись с последствиями урона, нанесённого организму от внезапно появившегося в мире вируса ковида.

Закончив с кофе и сигаретой, обул кроссовки, накинул на плечи зелёную ветровку, подхватил в коридоре портфель, и вышел из квартиры. Спустившись на один пролёт, Родион услышал звук открываемой двери этажом ниже, догадался сразу: «Так, понятно – дядь Юра Шутко поздороваться решил». Так и было, на площадку вышел пожилой человек в разноцветном «Адидасе», с пачкой сигарет в руке:

– О-о! Родя, привет! А я услышал, как ты проснулся, да на кухню пошёл, решил – понятно, скоро выходить будет. Думаю, выйду поздороваюсь. Поглянь, обновку вчера на «Юбилейном» приобрёл, погляди – модно, молодёжно!

С этими словами сосед похлопал себя по вышитому трилистнику на груди, и заулыбался:

– Ну что, найдёшь минутку на «потрещать с соседом», или побежал?

Родион, остановившись перед ним, протянул руку:

– Здравствуйте, конечно, поболтаем. Как живы-здоровы на сегодня? – Дядь Юра совсем недавно вышел в отставку, а проработал до этого тридцать с лишним лет следователем в райотделе полиции, хотя всю жизнь называл себя «милиционером», и очень гордился этим, подчёркивая: «Милиция людям служит, а полицай он и в Зимбабве полицай!» Несмотря на почтенный возраст, и основательно побелевшую голову, держал выправку, на власть не жаловался, водку с мужиками в парке не распивал. Вот и сегодня, было видно, что рад видеть соседа Родю, и явно хотел похвастаться новым спортивным костюмом. Улыбнувшись на вопрос Родиона, кивнул:

– Да всё в порядке, пойдём на лавочку присядем, покурим по одной.

– Давайте.

Выйдя из подъезда, Родион огляделся, – день обещался быть замечательным, – воздух уже прогрелся, солнце ярко светило, а уличные пичуги беззаботно шныряли под лавку, понемногу склёвывая размышления ночных посетителей, оставшиеся на асфальте в виде рябых посыпей семечной шелухи.

– Ну что, как жизнь? – спросил сосед, вытаскивая из пачки сигарету.

– Чего курите? – вопросом ответил Родион.

– Сегодня, – и вглядевшись в минздравовскую пугалку на пачке, Юрий Михайлович, замедлив немного, прочитал, – Инфаркт миокарда, а вчера пачку импотенции закончил. Вот такая жизнь сейчас. А у тебя что?

– Да я как-то этих жутиков не замечаю, у меня Кэмел, – с улыбкой отреагировал собеседник, – А жизнь ничего, нормально. Вы чего на рынок то ходили, искали что? Или так вот, за «адидасом» специально?

– Да нет, костюм по ходу приобрели, Галине моей расцветка понравилась. А ходили Сенеку велик глядеть. Пора уж кататься, ноги развивать, – и сменив неожиданно тему, спросил, – Ну, ты как один-то, справляешься? Нормально всё?

– Да в порядке я, дядь Юр. Спасибо, что беспокоишься. Сейчас на встречу собрался. По работе.

– Это хорошо. А у тебя на дверях, как – задвижка есть? На ночь надёжно запираешься?

Родион пожал плечами:

– Да, там защёлка есть, то есть, крутушка такая на замке сверху, чтоб ключом не ковыряться – внутрь зашёл, повернул несколько раз. А что?

– Надо, Родя, чтобы засов был нормальный, и от замка независимый. Объясняю – ты же знаешь, что я мент в отставке? Тридцать с лишком следователем отработал.

– Ну конечно, знаю.

– Ну так вот, я с ребятами-то встречаюсь постоянно. Наш клуб ветеранов недавно здание получил, напротив парка у Дворца. Знаешь где?

– Знаю, ага. Надпись на фасаде видел.

– Ну вот, мы там частенько собираемся, чайком побаловаться, да поболтать о том, о сём. Дома-то скучно сидеть. Вот я вчера после рынка ходил на эти посиделки. Они и рассказали – в городе странные убийства происходят. Проникает злодей в дом, и убивает человека.

Родион затянулся, раздумывая, выдохнул дым, и уточнил:

– Юрий Михайлович, убийства, это конечно ужасно, но что в них странного?

– А то, Родя, что проникают в квартиру ночью, когда жертва в доме одна находится, убивают во сне, и ничего ценного при этом не берут! А это странно. Очень даже. Вот поэтому я у тебя про засов на двери и спрашиваю.

– Так что, убийство не одно было?

– Разговор был, что это гнилое дело длится очень давно. Про него не говорили, чтоб панику не наводить, и убийств таких несколько произошло.

– А сколько?

– Родя, я не знаю. Ты про засов подумай.

– Да он есть в принципе, только не совсем засов – нужно защёлку провернуть на три оборота, а она выхода на ту строну не имеет, ключом с той стороны не откроешь. Надо только не забывать.

Шутко как раз затушил окурок подошвой, и бросил его в урну, кивнув при этом:

– О, попал. В самую серединку. Значит, не старый ещё! – и обратившись к собеседнику, подчёркнутым тоном закончил, – Так ты и не забывай про эти обороты. А лучше бумажечку клеевую приделай на дверь с напоминалкой, а то привычки-то нет пока. И крути! Ну что, по делам?

– Да, дядь Юр, поспешу, время уже. Спасибо, что упредили.

– Сосед соседу – больше, чем родня, Родя! Не благодари. Заходи, если что.

Родион пожал ему руку, и зашагал в «Булки».

Путь от дома до кафе занимал примерно двадцать минут, выбор маршрута предполагал два варианта: г-образный верхний, большей частью идущий вдоль магистральной улицы Григорьевской, пересекающей весь район на две части, – а значит пришлось бы дышать выхлопом машин, проезжающих в это время плотной массой, – или второй путь, нижний, огибающий весь квартал, бывший существенно длиннее первого, но предлагавший прогулку по ровному тротуару, шедшему мимо стадиона, и далее вдоль парка со скамейками и вездесущими голубями. Конечно же, Родион предпочёл выбрать второе. Выйдя из своего квартала, свернул вправо, и с первых же шагов обратил внимание, что в это утро людей на улице совсем мало, а точнее, практически никого, кроме попавшегося по пути инвалида на коляске, который, внимательно посмотрел ему в глаза, размышляя, видимо о том же. Не смотря на утро, воздух уже достаточно прогрелся, и последний отрезок пути Родион прошёл по тенистому парку.

Зайдя в «Булки», занял столик в глубине зала, решив, что разговаривать с клиентами тут будет комфортнее, и сделал заказ подошедшей к нему официантке. Блины с тёртым сыром, и горячий чай показались лучшим выбором в это пустынное утро, тем более что позавтракать ещё не пришлось. Ожидая заказ, осмотрелся, как вдруг услышал громкое приветствие, произнесённое знакомым голосом. Вспоминая, кто же это такой, обернулся, и увидел бывшего одноклассника, Борю Карнаухова, которого в школе все называли не иначе, как Окурок. Прозвали его так за маленький рост, – ниже всех в классе оказался, – и ещё за неискоренимую привычку собирать с земли брошенные окурки. Когда, будучи подростками, все начинали пробовать дымить, Борька не мог купить сигареты в магазине, так как продавцы, завидев по ту сторону прилавка торчащую ушастую голову, сразу давали отказ: «Кишки заверни назад, сопляк! Беломор ему подай! Молод ещё курить, двигай отсюда!» По этой причине своего курева у него никогда не водилось, и он подбирал с земли «бычки», которые носил в пустой пачке, также найденной возле урны. Парень он был не вредный, всегда отзывался на просьбы о помощи, хотя иной раз раздражал шумным говором и плоскими шутками. С возрастом Боря не особенно изменился, так и оставшись человеком маленького роста, с круглым, веснушчатым лицом. Не менялся со временем и его характер. Вот и в эту встречу, увидев издалека знакомого, на всё кафе заорал:

– Здравствуй, Чика! Как я рад тебя видеть, Родя Чекарлеев!

Всё дело в том, что у Родиона кроме прозвища Чика, была именно такая фамилия – Чекарлеев, которую он немного стеснялся, но деваться было некуда, и обернувшись, он вполголоса ответил:

– А-а, Борис Петрович, здравствуй дорогой, как живёшь-можешь?

Боря тут же расположился за его столиком напротив, но вежливость, тем не менее, проявил:

– Присяду с тобой, не против? Ждёшь кого?

– Да нет Боренька, позавтракать решил. Садись, рассказывай, как твои будни оперативные? – Борис всю свою сознательную жизнь проработал в городском отделе полиции «Приречное» рядовым опером, не проявляя желания делать карьеру дальше. Своим статусом всегда был доволен: «А что, больше мне и не нужно! Генералом мне всё равно не стать – дедушка у меня не маршал».

– Нормальные будни, справляюсь, – ответил он, и подозвав официантку, сделал заказ, – Дорогуша, мне пельмешек порцию, и сока томатного.

Родион пошутил:

– Ты уж прямо с утра печень-то так не надсажай.

На что Окурок бодро отпарировал:

– Ничего страшного, я как собака поем – без водки, – и громко рассмеялся. Вытерев салфеткой выступившие слёзы, начал беседу:

– Вот недавно вроде пацанами были, по стройкам бегали, помнишь? Весело было, скажи?

Но у собеседника никак не выходил из головы разговор с соседом дядь Юрой:

– Послушай, Боря, правда или нет, что в Крещёвске ночной убийца завёлся?

С Карнаухова в тот же момент слетела наигранная весёлость, и он строго спросил:

– А ты почему спрашиваешь, откуда взял?

Родион объяснил:

– Да у меня в соседях дядь Юра Шутко живёт, он бывший следак, недавно на пенсию вышел, ты его должен знать, вот сегодня утром разговор от него и был. Предупредил, чтобы я дверь на ночь не забывал запирать. Так правда, или как?

Борис кивнул:

– Ну раз Михалыч сказал, тогда понятно. Да, есть такое происшествие. Но ты это при себе держи, а то сам знаешь, что в городе начнётся.

– Да я уже понял. Не беспокойся, дядь Юра мне доверяет, иначе бы ничего не сказал. А что, серьёзно всё? Как он это делает? Не секрет?

За разговором подошла официантка, расставила на столе заказанное обоими, и вежливо пожелала, – Приятного аппетита, кушайте на здоровье!

Карнаухов, подождав, когда девушка отошла подальше, вполголоса ответил:

– Вполне серьёзно. В последнем деле злодей пробрался ночью в квартиру, – дверь вскрыл отмычкой, – нашёл у хозяина в кладовке кувалду восьмикилограммовую, и голову ему расплющил. Причём спящему. Ничего не стащил, хотя печатка золотая на тумбочке рядом лежала, и деньги в шкафу мог найти. Но не искал.

Родион округлил глаза:

– Ну ни фига себе! Прямо кувалдой?

Окурок, смачно чавкая пельменями, кивнул:

– Ей самой, череп в лепёшку.

– Боря, а ты почему сказал «в последнем деле»? Что, были ещё?

У Карнаухова на лице отобразилось сожаление, – лишнего болтнул, но деваться некуда, пришлось ответить, – Да, и не одно. Но только, Родя, язык держи поглубже.

Родион замахал рукой:

– Да ты что, Борис, конечно же, можешь не говорить. И что, тоже кувалдой?

Собеседник с хлюпаньем допил томатный сок, и ответил:

– Ещё было четыре случая, но там из пистолета. Похоже, что с глушителем – никто ничего не слышал. И тоже ночью, во сне, – и покачав головой, добавил, – Душегуб проклятый.

Чекарлеев сокрушённо покачал головой:

– Какой кошмар. И что у людей в голове происходит? Даже не верится.

Вытерев губы салфеткой, Окурок сыто рыгнул, и поднялся:

– Пойду Чика, пока. Удачи в делах. И не забывай, – я тебе по старой дружбе секрет доверил, но ты смотри – никому!

Родион слегка приподнялся:

– Понял, само собой. Давай Боря, удачи, не переживай.

Попрощавшись, Карнаухов вышел. Как только за ним закрылась входная дверь, из-за соседнего столика поднялись двое пожилых людей, семенящей походкой направившихся к оставшемуся на месте Родиону. Подойдя ближе, поинтересовались:

– Вы Родион Сергеевич?

Родион кивнул:

– Это я с вами по телефону разговаривал?

Старик закивал головой:

– Да-да, это мы. Котовы наша фамилия. Я – Сергей Константинович, а это Елена Николаевна. Мы пенсионеры, – и извиняющимся тоном добавил, – да вы уже это поняли, наверное.

Чекарлеев приподнялся, и приглашающим жестом указал на противоположный диванчик:

– Здравствуйте, присаживайтесь. Может, чаю заказать?

Клиенты замахали руками:

– Нет-нет, что вы, что вы, спасибо, дома покушали. Давайте уж по делу общаться.

Родион согласился:

– Ну да, конечно, – и улыбнувшись, добавил, – А я уж было решил, что молодые люди подойдут, голос такой бодрый. Ну, рассказывайте, что у вас за вопрос?

Пенсионеры разулыбались такой оценке своего здоровья, а объяснять начала Елена Николаевна:

– Родион Сергеевич, нам нужно домик оформить. Ну, чтоб право было, по закону чтобы всё. Он у нас во дворе давно уже стоит, но мы этим не занимались. А тут решили бумаги сделать по уму, ну чтобы наш он стал, как положено. Да ещё небольшой ремонтик там затеяли. А оформить хотели до холодов. Вот, думаем, ремонт не помешает? И ещё – как ему год стройки-то указывать? Этим временем, или давнишним?

Её муж пояснил:

– Если по уму, то строили давненько, уже почти тридцать лет прошло.

Поглядев на их радушные лица, поседевшие волосы, Родион как-то проникся к их чепуховой проблеме, и решил объяснить подробнее, чтоб старики лишних денег не потратили, и принялся уточнять:

– Скажите, а какие-то документы у вас сохранились? Я имею в виду по строительству этой избушки. Ну, проект, может быть, пусть хоть вручную составленный, или смета на стройку, чеки на материалы тоже подойдут.

Старики переглянулись, и Сергей Константинович закивал:

– А пойдёмте до машины выйдем, мы тут недалеко, на «пятаке» припарковались. Всё там лежит, в портфеле, вы уж сами посмотрите. Вам понятнее будет.

Родион согласился, и они вышли из кафе, отправившись к уличной стоянке. Пробираясь между поставленных в ряд автомобилей, парочка пенсионеров совершенно неожиданно для Родиона подвела его к сверкающему на солнце, чисто вымытому мерседесу. Ярко красная машина с откидным верхом производила впечатление. Чекарлеев не удержался, и отметил:

– Какой роскошный у вас экипаж! Приятно поглядеть.

Довольные такой оценкой, старики разулыбались, и женщина распахнула заднюю дверцу с правой стороны:

– А вы присаживайтесь. Давайте мы вас прокатим до построюшки своей, и обратно тоже доставим. Сами посмо́трите.

Её муж присоединился:

– Да и правда, садитесь. Тут недалеко, мы вас честное слово обратно отвезём, куда скажете. И документы сразу глянете, может что толковое и найдёте, а то мы совсем в этих бумажках ничего не понимаем.

Родион пожал плечами:

– Давайте, почему бы и нет. Тем более, в шикарных объятиях немецкого автопрома. Говорите, недалеко?

Старики закивали:

– Да тут совсем рядом, десять минут спокойной езды, залезайте.

Чекарлеев с удовольствием устроился в уютной кожаной ладошке заднего сиденья, за руль села Елена Николаевна, и машина почти бесшумно тронулась.