Один

Мир поглотила ядерная война. Снаряды разрывали землю, в клочья разнося дома, в щепки разбрасывая осколки прошлого. Никто не знает сколько осталось на Земле живых, тех, кто не погиб после страшных атак, навсегда изменивших ход всемирной истории. Тех, кто не успел эвакуироваться, но выжил, прячась за завалами бывших школ, магазинов, жилых домов от ядерной атаки. Тех, кто смог преодолеть смерть, но вынужден скитаться по разрушенной Земле в поисках пропитания и оружия, мечтая о них, как о единственном спасении от всех бед. Тех, кто живет здесь и сейчас, стараясь не думать о завтра, ведь не исключено, что завтра для них не наступит никогда. Тех, кто видел все, но не кому про это все рассказать. Тех, кто уже не тот, кем был раньше...

«Один»

Никто не помнит сколько лет назад это случилось. Может год, может два, а может и тридцать. Да и некому уже – все, кто это знал, давно погибли. Это была очередная радиоактивная и смертоносная зима. Одна из тех, когда жизнь не кажется ягодой. Она не кажется ничем.

Когда-то много лет назад не успевших эвакуироваться поразила новая ядерная атака. Никто из отказавшихся покинуть свои дома тогда и не подозревали, что Третья Мировая не закончится никогда. Ее просто будет некому будет заканчивать. Когда все это только началось многие не восприняли это всерьез. Люди говорили, что невозможно разрушить всю Землю, да и люди не могут уничтожить свои дома — у них просто не поднимется на это рука. Такие люди не стали эвакуироваться, они остались жить в своих домах, надеясь на лучший исход событий, говоря: «Скоро все подойдет к концу, вы сами не заметите, как страны заключат перемирие, а мы будем твердить своим внукам, какие мы тогда были дураки, раз верили в ядерную войну!»

Много жизней унесла Третья Мировая, но больше всего унес последний день, тот самый, когда тысячи бомб взлетели в воздух и разнесли Землю в щепки. Сначала ударам подверглись крупнейшие города и столицы. Потом, ближе к вечеру, в клочья разносились остатки стран. Были государства, на разрушение которых хватало всего лишь несколько бомб, были те, которые уничтожались одной, но некоторые были настолько велики, что на их полное уничтожение не хватало и десяти смертоносных снарядов. Да и всех людей уничтожить было невозможно. Все равно жители небольших городков и деревень, находящихся далеко от крупных городов, в дремучих лесах не подвергались таким бомбардировкам, но тем не менее даже в таких глухих местах выжить было тяжело.

Ветрами придувало радиоактивные тучи, из которых шли опасные для жизни дожди. И даже если эти беды обходили города стороной, тот тут делал свое дело естественный отбор. Люди становились хищниками — дрались за последнюю кость, как голодные псы, убивали слабых, а потом поедали их мясо. Даже до такого приходилось опускаться благородному роду людей, чтобы элементарно выжить.

Выживали лишь единицы. И эти единицы в дальнейшем либо сходили с ума от одиночества, либо, поборов и съев все противников, умирали от голода.

Выживших было немного — может сто, десять, тысяча, а может быть и один. Связь была давно потеряна, считать было некому. Никто не знал, есть ли маленькие оазисы с людьми в огромной гиблой пустыне.

А что стало с теми, кого эвакуировали? Они тоже погибли?

А что если есть страны, не подвергшиеся бомбардировкам?

А есть ли вообще страны или вся Земля вернулась в каменных век, когда единственное территориальное разделение на планете было по материкам.

Значит, теперь и ссориться не из-за чего — наверное, с границами материков все более понятно, чем с границами стран.

Матвей был один из тех, кто надеялся на лучшее будущее. Он отказался сесть в ракету или уехать в Сибирь, где было много скрытых бункеров и никакая бомба не должна была достать людей, заточенных в них. Он отказался покидать свое родное гнездышко, куда он переехал из большого города, где погибли во время первых атак его родители и где появился его первый ребенок, которого в итоге съели одичавшие собаки.

Вот уже который год Матвей ходит по разрушенному городу, пытаясь найти еду. За это время ему встречалось всего несколько человек, но и они вскоре погибали.

На одной военной базе ему удалось отыскать пару ружей, из которых удобно было отбиваться от диких, а иногда и зараженных собак. Изредка он вел свой дневник, записывая туда самые важные известия, надеясь, что его когда-нибудь найдут. Или просто чтобы не разучиться писать. И не потерять человечность.

В последнее время дни шли слишком долго. Постоянно летел холодный снег, который Матвею был по колено. Он решил чего бы это не стоило написать свою книгу о Земле, той, которой она представлялась и той, которой она оказалась. Вечерами, сидя у совсем не греющего костра и на последней, мятой и желтой бумаге, он исписывал рваные и грязные страницы, рисуя на полях добрые картинки, надеясь не умереть до того, как он закончит свою работу. К дневнику он возвращался значительно реже — в нем нечего было записывать: все дни были серые и однообразные. Разве что далекие, практически заоблачные воспоминания, о прошлом, чтобы его если вдруг его записки найдут люди, они увидели как мучался обычный люд, что ему принесла эта бессмысленная война, чтобы его тетрадь заставила нашедшего ее путника подумать — а нужно ли было все это начинать?

«Смерть... Боль... Смерть...» постоянно мелькали на страницах дневника Матвея, аккуратно написанных огрызком простого карандаша. По ощущениям Матвея в силу возраста его зрение начинало потихоньку садиться, но это было пока что некритично, да и сравнивать было не с чем — он уже не помнил, как могли бы видеть его глаза, если бы он имел идеальное зрение. То же он мог сказать и про остальные части своего обветшавшего тела — зубы, ноги, спина. Все это происходило из-за отсутствия медицины, которая так помогала человеку в годы его существования на Земле. Матвею приходилось самостоятельно излечивать себя от постоянных нападков — то зуб заболит, но нога поранится. Но народные методы еще ни разу не подводили его, и он надеялся, что так будет и отныне.

В целом жизнь чудом выжившего человека проходила серо, одиноко и до смерти одинаково примерно до одного момента...

***

Идя по заметенной снегом дороге, кто-то нес в своем кармане невиданную для того времени вещь – телефон. Он удобно располагался в глубоком кармане достаточно новой по тем временам куртки, теплой, аккуратно заштопанной умелой рукой. Видно, этот человек был не из простых бродяг, коих на Земле осталось совсем немного. Конечно, содержать телефон было трудно – надо было искать энергию для его зарядки, и пока она не найдется ни в коем случае не разряжать его до конца. Но зато он знал точное время – 24 января 2134 год, 15:09. Уже день.

Было морозно, выпущенный аккурат перед концом света телефон показывал температуру, которую умел самостоятельно определять — было двадцать пять градусов. Конечно, это не много — были времена и похолоднее, особенно такое наблюдалось в первые годы после конца света, самые трудные для оставшихся в живых и для подавляющего большинства последние.

Но он был не из таких неудачников — он был на несколько голов выше их.

Раньше люди думали, что за сто лет технологии продвинутся на много шагов вперед. Машины взлетят вверх, Марс не станет недосягаемой точкой для мировой космонавтики, а роботы будут выполнять всю тяжелую работу за людей, чтобы люди могли меньше трудиться и работать головой, создавая все новые и новые облегчающие и так облегченную до максимума жизнь людей, технологии. Так и было примерно до 2060-х годов, пока не началась вражда между государствами. Идея объединить мир захватила всю планету, но как это сделать никто не знал. Никто не соглашался говорить на чужом языке, жить в чужой стране или хотя бы просто стать одним народом. Это было слишком трудно для всех. Так и началась война. Постепенно она увеличивалась, набирала масштабы и вскоре превратилась в Третью Мировую. Когда Часы Судного Дня пробили полночь, по всему миру полетели ядерные ракеты, разрушая города, страны, убивая врагов человечества и мирное население. Так и погибла Земля.

Он это знал. Он это записывал. Он это изучал. И каждый раз вспоминая это, в его сердце становилось тяжело. И в этот день он потерял источник связи в внешним миром.

***

Этот день начался вполне обычно для уже отчаявшегося Матвея. Он снова проснулся, раскопал закопанную в сугробе мертвую птицу и попытался раздуть уже давно потухший костер.

— Эх! — бранил он себя. — Это ж надо было уснуть и про огонь забыть. Спичек-то у меня не осталось, дурная башка! — Матвей несколько раз ударил себя по голове ладонью и принялся думать, что делать дальше.

«Помирать что-то не хочется, — думал он. — А вот кушать да. Да и холодно. Все-таки куртка моя уже давно прохудилась, а заштопать ее нечем. Эх, пустая я голова. Знал же, что если засну надолго, то костер и потеряю. А нет, засмотрелся снами, да и забыл про огонь. Проснулся поздно уже, эх, знал же, знал!»

Конечно, годы жизни в одиночестве научили его разведению огня. Когда-то, когда этот город кипел жизнью, несмотря на недавно случившеюся катастрофу, один старик, которого позже убили и съели людоеды, научил его разводить огонь из камней, из палок, так как знал, что ему, старику, жить осталось недолго, а вот молодежь может еще и поживет.

Матвей еще тогда долго благодарил старика, а сейчас его советы оказались практически бесценны.

Но тем не менее разводить костры «доисторическим» способом у Матвея получалось через раз, а то и реже, поэтому огонь он старался беречь.

И вот сейчас, идя искать где-то брошенные в прошлый раз камни, Матвей предвкушал, как интересно проедет сегодняшний вечер. А ведь еще нужно успеть поохотиться на мелкую живность, в основном это были птицы, которые не покидали на зиму родные края. Их было не так много, но больше есть было нечего.

И тут взор Матвея пал на землю, на которой в куче снега валялся какой-то миниатюрный, созданный еще до войны, приборчик.

– Эм… Что это? – произнес Матвей, вспоминая название прибора, который только что нашел. – Те… Теле… Телефон?... Кажется, да… Телефон!

Немного повертев его перед глазами, Матвей потихоньку вспоминал как им пользоваться. Наверняка он выключен, дабы сэкономить энергию. Нужно попробовать его включить, если он вообще работает.

Матвей нажал на кнопку включения, и в его глаза бросился неожиданно яркий свет экрана.

– Зарядка есть, — проговорил он. — Так, какая сейчас дата? 24.01.2134. Мне, получается, уже сорок пять лет. А война закончилась… Девятнадцать лет назад… Двадцать девятого мая… Две тысячи сто пятнадцатого года… Вроде бы так, если память не подводит… Это так много времени прошло? А как будто так недавно все было... Эх, какие мы тогда глупые были, раз допустили такие разрушения на родной планете! Что за идиоты!

Он положил находку в карман и пошел дальше. Впереди его ждал длинный и долгий путь, который он будет записывать в свою тетрадь, пока и не напишется книга…

«24.01.34.

Сегодня я нашел прибор под названием «телефон». С его помощью я узнал сегодняшнюю дату. 24 дня назад был Новый год. А 19 лет назад последняя бомба…

А еще я посмотрел на себя. Такой старый и бородатый. Хоть я и пытался бриться! Раньше я выглядел лучше. Ну, мне так казалось. Хотя я уже и не помню. Может, такой же старик. Эх, вернуть бы то время! Я бы все там остановил. Или эвакуировался. Интересно, а как им там? Наверно, хорошо. И мне могло быть бы также. Если бы не был бы таким дураком!»

А вообще жизнь его была не так уж и плоха. Недавно Матвей понял, что он прирожденный писатель, о чем даже не подозревал в мирное время, хороший охотник. Но плохой отец…

Жена ушла от него перед самой войной. Спасаться. И ребенка хотела взять, но Матвей не отдал. А зря. А еще звонила ему первое время, но после обстрелов связь прервалась. Так он ее больше и не видел. Лишь изредка смотрел их семейную фотографию, где они вместе улыбались и смеялись. А после начались бомбежки. И никто еще не знал до чего это все доведет.

А потом в последний день войны конфликт сам собой разрешился. Некому больше было воевать, разве что диким зверям и обезумившим выжившим...

Сидя у костра, Матвей часто вспоминал добрые песни про мир без войны, про светлое будущее. И сейчас он не удержался и тихонько запел:

– Пусть всегда будет солнце, пусть всегда будет небо, пусть всегда будет мама, пусть всегда буду я…

Слезы закапали по его щекам, а голова наполнилась воспоминаниями о прошлой жизни.

«И мы все развалили. Сломали, разбомбили, сожгли, убив все и всех! Неужели мы не могли додуматься, до чего это все доведет! Неужели мы были такими беспечными!»

А детская песня так и играла в его голове и строчки припева согревали его душу, наполняя счастьем и надеждой на спасение:

«Пусть всегда будет солнце, пусть всегда будет небо, пусть всегда будет мама, пусть всегда буду я…»

Он сидел у горы сухих веток и бил камень о камень, пытаясь извлечь хоть какую-то искру. Но огонь не желал появляться, и Матвей постоянно бросал камни в снег и, как подбитая хищником добыча, обреченно падал вслед за камнями.

— Да как мне развести этот чертов костер!

Наконец спустя час адских пыток огонь разгорелся и Матвей, вновь подумав о том, что он понял всю суть получения искр и что в следующий раз это дастся ему гораздо легче, вытянул руки к огню, чтобы согреть их и спасти от холода.

Наступал вечер. Солнце покидало небо, прощаясь с многочисленными облаками, приобретая красивый красноватый оттенок и занимая большую часть западного полушария.

Матвей любил длинными скучными вечерами ловить последние лучи уходящего дня и ждать приближение пугающей темноты. Он поужинал, черкнул пару записей в тетради и сидел на холодной земле в ожидании наступления тьмы.

Костер уже догорал. Пора бы закинуть в него пару дровишек. Матвей встал и пошел собирать сырые, засыпанные снегом ветки, чтобы хоть как-то «накормить» голодный костер свежей пищей и переждать эту ночь в тепле и хотя бы с небольшим количеством света, с которым ночь казалась не такой страшной и опасной, какой она была на самом деле.

Тишина. Не треснет ветка, не прощебечет птичка. Только огонь напоминал о существовании человека.

Певчих птиц вообще давно тут не было. Все погибли от радиоактивных морозов. Да и если бы были, все равно бы не пели. Было бы не о чем. Раньше птицы щебетали о хорошей погоде, о солнечном дне, о погоде за городом, а сейчас петь не о чем. Разве что о смерти нового сородича или пришедшей недавно одичавшей собаке.

Пока Матвей искал питание прожорливому костру, спасавшему его жизнь, кто-то вышел из кустов и присел у огня. Онемевшие от холода руки были рады этому теплу. Огонь обжигал их, щипал, но это было даже приятно. Мелкая дрожь разошлась по всему телу, освежая в памяти картины прошлой и беззаботной жизни, которую было уже не вернуть. Не вернуть…

***

«Регресс — эта учесть неизбежна,

Для тех, кто не согласен с высотой.

Не понимает лишь невежа,

Что эта грязь — величие и боль!

На что нам знания и приключенья?

Все, что должно быть, есть уже давно.

Единственный, бродящий по Вселенной, —

Отсталый, псих, один с самим собой»

Это стихотворение написал Матвей в своей тетради. Какой стих он уже пишет, но никак не получается у него что-то веселое, отвлеченное от темы смерти и войны. Конечно, он думал, что лирика получается у него не так, как проза — его стихи, как казалось Матвею, были довольно невнятны и не очень выразительны, свою прозу Матвей считал гораздо лучше, хотя из-за отсутствия читателей своего творчества он мог ошибаться и проза его могла быть такой же не выразительной, как и стихи.

Давно люди задумывались каким будет конец света – взрыв Солнца, зомби-апокалипсис, массовый голод и никто не хотел представлять закат человечества таким глупым и совсем не прозаичным и уж тем более не интересным.

Погибнуть – так со всеми, жить – так как все! Матвей никогда не хотел быть похожим на других и из-за этого и не поехал вместе со всеми нормальными людьми. И пожалел.

Вот сейчас он бредет по пустой дороге, а где-то люди живут, веселятся и не думают о них. Обо нем. Их уже не осталось.

Заряд телефона был сорок три процента. От холода он стал быстро разряжаться. Надо что-то придумать. И, желательно, побыстрее.

Для полной уверенности в том, что устройство не разрядится, Матвей выключил его. Правда, перед этим минуты три вспоминал как это делается и потерял еще два процента. Ну, это не так много. Все ничего, пока телефон не разрядится до двадцати...

Пока Матвей ходил и думал свои тяжелые думы, незаметно в его руках набралась уже приличная охапка дров. Можно идти обратно! Только куда? В ад?

***

Он сидел у костра и грел ледяные пальцы. «Где же этот хозяюшка? Телефон разряжает? Надеюсь, он не забыл, как им пользоваться, а то начнет еще дорожку им раскапывать. Хотя, если он двадцать лет прожил, то еще двадцать и проживет. По крайней мере должен.»

Снег закончился. Начался снегопад. Этого еще не хватало! Опять придется сквозь трехэтажные сугробы пробираться к старым развалившимся домам, где осталось хоть какое-то тепло. А иногда и еда…

Только сейчас он вспомнил, что не ел целый день.

«Надеюсь, хозяин позаботиться о дорогом госте, — думал он, держась за живот. — Хотя... Не так уж мне и нужна его червивая еда, еще живот заболит, а потом глисты, несварение желудка и прочие болезни!»

Странно, человек всю свою историю учился, совершенствовался, но вот победить обычную боль он не смог. Зубы, живот, голова, руки, ноги, спина — постоянно болели, болят и будут болеть. Почему? Потому что это природа. А ее, как известно, не победить. Сколько не пытайся…

Небо темнело, солнце садилось за деревья и то, что раньше было жилыми домами. Такие пейзажи были примерно во всех населенных пунктах, на который не упали бомбы и дома, как и все остальное, уцелели.

Снег засыпал деревья, заметал протоптанные дороги, и Матвей даже не знал, что он не один тут. Хоть ему и хотелось в это верить. Верить и знать. И видеть.

Главное, чтобы тот, кого он так желал увидеть, оказался нормальным человеком...

***

Он шел и думал откуда мог взяться на дороге почти новый телефон. Неужели, здесь кто-то есть. Если да то, как его зовут? Какой его рост, какая прическа? Какой цвет глаз, какой цвет кожи? Какой возраст, в конце концов? И какой пол?

Он шел по лесу и думал. Порой, в таких раздумьях Матвей проводил дни, а иногда и недели. Время текло быстро и одновременно долго. Долго, медленно и бесконечно.

Время – как река. Иногда ее течение быстрое, а порой и опасное, но бывают моменты, когда течение остановилось настолько медленным, что секунды казались часами, а часы целыми днями, но бывали моменты, когда сложно было определить: быстро ли ее течение или медленно. Вот такую жизнь Матвей и проживал. Когда по небу летали снаряды и взрывались бомбы он только улыбался и надеялся, что все пройдет. Он верил в лучшее и за это поплатился. Теперь холодный снег стекает с его щек, как слезы по ушедшему прошлому, которое он вместе с другими людьми так благополучно потерял.

Костер был уже близко. Метров двести, может быть чуть побольше. Вон, за деревьями, уже видно слабый дымок. Серый. И слабый. Как он сам...

***

«А вот и он! Интересно, прятаться или нет? – сидел в раздумьях человек, один из немногих выживших в ту страшную эпоху. – Он вроде бы не агрессивен. Хотя черт его знает! Вдруг зашибет? Не, лучше уйду» - решил он и встал.

Но Матвей уже приближался, а следы сапог не замести за минуту. Вариантов решения этой задач было не так много, и человек выбрал самый правильный из них.

«Ладно! Черт с ним! Останусь!»