Один

Его мир был ограничен только тем, что он видел. Не важно то, как больно ему было его никто не видел. Его никто не замечал. А было так больно. Бесконечно(хотя конечно измеримо в мерах, которые он не знал. Он вообще считал себя человеком глупым и незначащим. Бесконечно далеким от других). Он не мог найти ни в одном человеке друга. Он вырос, но остался малышом, который далек от других. Он опирался на семью, но найти понимание в ней он больше не мог. Он ненавидел фальшь. Ненавидел скуку. Он ненавидел одиночество. Он был неловким парнем, который не знал, как ему быть. Это было унизительно. Очень унизительно и успешно унижало его. Он не был хорош ни в хобби, ни в работе, ни в учебе, ни в семейных или дружеских взаимоотношениях, у него не было особых талантов. Он хотел, чтобы его увидели, но был ли он достоин этого?

Возможно нет. Он вечно будет один, так он думал. Он кричал о боли и его никто не слышал. Он вечно бился о стену молчания, игнорирования, равнодушия. Он был, но не ощущал себя. Он хотел играть, но не имел право. Он и должен был играть, и не мог это сделать. Он дышал. Он спал. Он жаловался. Он ненавидел, но продолжал. Так всё и было. Он был слабак. Так бы продолжалось бесконечно, если бы в один день его мечта не сбылась. Он стал свободен. Он обрел свободу. Но вдруг понял, что также слаб без цепей, как с ними. Он был слабым не снаружи, а внутри. Вся его сила была мечтой. Он смотрел на людей, впервые за жизнь правда вглядывался в них. Он пытался понять, что есть в них и чего нет в нем. Почему они достигли успеха? Почему они были счастливы? Почему они жили, а он нет? Почему они могли говорить? Почему они могли быть близки, а единственная его возможная близость была глупыми записками, которые он оставлял в своей тетради?

Он никогда особо не сознавал себя как человека. Как человек в том смысле, в котором человек считает себя частью сообщества. Он остро чувствовал эту стену, которая отделяла его от остальных, от ровесников, от взрослых, от людей вообщем. Когда-то он думал, что он и его семья просто «другие», но это значило, что он был не одинок и это утешало, давало ему опору. Повзрослев, он понял как ошибался. Он был другим. Просто другим. Его семья были такими же людьми. Когда он обрел свободу он упал. Не физически. Он упал морально и метафорически. Он отчаялся. Он понял. Он наконец таки признал. Признал кем был. Признал кем не мог быть. Это должно было быть освобождающе. Если бы… если бы он не был упрямым человеком. А ведь известно, что страдают как раз таки, так называемые «упрямые» люди, они не могут отпустить. Он не мог отпустить. Те мечты, фантазии идеалиста, которые возросли в его детстве, закрепились в нем слишком глубоко и сильно. Он был неотделим от них. Он не дышал без них. Не был собой без них. Он видел в своей упрямости силу. «Я предан себе»-говорил он себе.-«я стою на своем».

Он стоял на пути к своей могиле. Он стоял на своей погибели. Но смерть, погибель была ему роднее фальшивой(как ему казалось) жизни. Он был неспособен на что-то другое. Всё равно в последние свои часы он продолжал кричать, потому что ничего кроме этого не оставалось, потому что он привык. Потому что это было первое, что вспомнил его умирающий мозг. Но никто не пришел. Никого не было. Никто и не знал его. Также как и он не знал никого. Потому что он отказался. Потому что «он не был способен». Потому что, да, возможно это было «не его».