Tony Anderson - Particles


Я хотел бы рассказать вам про один день из нашей с Алексом, жизни. Моему сыну, этому маленькому человечку четыре года и два месяца. Живем мы одни, без мамы: она нас бросила два года назад. У нее появился любимый человек… У меня, кроме сына, и до последнего времени – жены, не было никого ближе и родней… Пожалуй, мне больше не хочется говорить об этой женщине! Бог ей судья!


Каждый день – это маленькая вселенная, где любовь отца и сына становится её солнцем…


Утро начинается с тишины. За окном ещё сонно шелестят ветви старого парка, пахнет влажной землёй и прошлогодними листьями. Я склоняюсь над сыном и легко провожу пальцем по щеке. Потом – над его бровями, по носу и снова по щеке. «Рисую» линии до тех пор, пока ресницы не дрогнут.

– Пора просыпаться, Алекс, а то опоздаем в садик.

Он вздыхает, переворачивается на другой бок. Я улыбаюсь: «Полежи, пока я подогрею молоко».

Мы завтракаем под тихий гул города, доносящийся сквозь окна, и под смех мультиков. Дорога в садик пролегает через парк: запах хвои, свежесть утреннего воздуха, звонкие голоса птиц. Алекс складывает в мою сумку листья, палочки и шишки – будущих человечков. Лужи тоже не пропускаем: палка в воде поднимает настроение лучше любого кофе.

В садике свет из окон падает на лица детей, и всё вокруг кажется живым. Его шкафчик с пингвином – наш маленький ориентир. На прощание мы трёмся носами и даём друг другу «пять».

День проходит в проектном институте. Женский коллектив давно перестал давать советы – они поняли, что я справляюсь. Но их взгляды всё равно полны сочувствия.

После работы я бегу к сыну. Он уже одет, ждёт меня рядом с Еленой Сергеевной.

– Он у вас такой самостоятельный! – её голос мягкий, как вечерний свет. Она улыбается, проводит рукой по его русым волосам. Я замечаю маленькую родинку возле её губы – и вдруг понимаю, что смотрю дольше, чем нужно. В её улыбке есть что-то, что обещает продолжение. Может быть, скоро мы пригласим её в кино…

По дороге домой Алекс рассказывает обо всём: песни, рисунки, игры. И, конечно, про Женьку Капустина, который снова не слушался. Мы смеёмся – чисто мужской разговор.

Дома раскладываем покупки, читаем сказку.

– Пап, а почему Василиса такая премудрая выходит замуж за Ивана-дурака?

– Потому что… Сын, давай закрывай глазки, уже поздно.

– Пап, порисуй…

Я снова провожу пальцем по его лицу: щёка, брови, нос, щёка. Те же линии, что утром. Рамка дня замыкается…

Поздно ночью я долго не могу заснуть – мысли, как назойливые птицы, кружат над головой. Лодка, перевозящая людей в царство Морфея, опять прибудет ко мне с опозданием. За окном город стих, лишь редкие машины оставляют в тишине следы своих фар. «Половина второго!» – показывают часы.

Я осторожно открываю дверь в детскую. В комнате пахнет теплом и молоком, а в полумраке ночника я вижу: возле Алекса сидит Ангел. Он склонился к сыну и что-то шепчет ему на ухо. Алекс, лежа с закрытыми глазами, улыбается – так, будто слышит самую добрую сказку на свете.

Я замер, не решаясь нарушить этот тайный разговор. «Что же, не буду им мешать», – подумал я и тихо прикрыл дверь.

Что принесёт завтра – не знаю. Но уверен: у нас с Алексом всё будет хорошо.

И в этот момент с ночного неба сорвалась звезда, оставляя яркий след – чьё-то желание уже летело к земле.


Каждый день Алекса касается папина рука и… крыло Ангела.

Каждый день...

Каждый день...

Каждый день...


Загрузка...