Пепел кружился в воздухе, оседал на потрескавшийся асфальт, на обломки домов, на ржавые крыши машин, перекошенные от ударной волны несколько недель назад. Над всем этим нависала сероватая дымка, скрывая остатки солнечного света.
Где-то вдалеке выл ветер, толкал пустые банки по мостовой и трепал оборванные провода, болтавшиеся над улицей.
Посреди разрушенной площади стояла металлическая колонка. Когда-то из неё играла музыка по праздникам, а теперь — только редкие трески и глухие объявления.
Двое стариков сидели рядом на бетонной плите, оставшейся от фундамента. Муж поправил на плечах жены старый плащ, встряхнул пепел, который тонким слоем ложился на ткань.
Голос из динамика хрипел:
— Граждане… остаётся один… последний сокрушительный удар… приготовьтесь…
Жена тихо вдохнула.
— Значит, скоро.
— Да, — сказал муж.
Он взял её за руку. Пальцы у обоих были холодные, чуть дрожащие. Но они держались крепко.
Некоторое время никто не говорил ничего. Лишь пепел сыпался и касался их кожи, будто чьи-то мягкие, медленные прикосновения.
Жена первой нарушила тишину:
— Ты рядом?
— Рядом.
Она кивнула. Взгляд её был усталым, но спокойным.
— Хочу поговорить, — произнесла она тихо. — Пока можно.
— Я здесь, — сказал он.
Пауза.
— Помнишь наш первый дом? — спросила она.
— Помню.
— Я тогда боялась туда въезжать. Такой пустой казался…
— А мне он наоборот нравился. Простор был.
Жена усмехнулась одними уголками губ.
— Ты всегда любил простор. А я — маленькие комнаты. Чтобы было тесно, тепло. Чтобы рядом кто-то ходил, шумел.
— А я шумел достаточно, — сказал он.
Она посмотрела на него и чуть качнула головой.
— Ты просто жил. Не шумел.
Снова короткая пауза.
Где-то за городом раздался далёкий глухой взрыв — будто упал огромный камень. Земля едва ощутимо дрогнула. Старики не пошевелились.
Жена сказала:
— Ты тогда опоздал на ужин. Помнишь?
— Я часто опаздывал.
— Но тот вечер… был тяжёлый. Я тогда думала, что ты, может, не придёшь.
— Я бы пришёл.
— Знаю. Но тогда мне казалось иначе.
Она выдохнула и посмотрела перед собой, на пустые улицы, где не осталось ни птиц, ни собак, ни кошек, ни людей.
— Иногда мы думали не то, что есть, — тихо сказал муж.
— Иногда, — согласилась она.
Динамик снова ожил:
— Повторяем… мировой удар… неизбежен… время… на исходе…
Жена закрыла глаза на секунду.
— У нас ещё есть время?
— Есть. Немного.
Она снова взяла его руку. Их пальцы медленно переплелись.
— Я тебе тогда не сказала… — начала она, но запнулась.
— Что? — мягко спросил он.
— Ты был прав в том разговоре. В том… о котором мы потом молчали полгода.
Он чуть вздохнул.
— Не важно.
— Важно, — возразила она. — Я тогда хотела признаться, но… гордость. Глупая была.
— Ты не была глупой.
— Была. Иногда мы оба были.
Муж улыбнулся едва заметно.
— Мы были людьми.
Жена опустила голову ему на плечо.
Некоторое время они сидели так, слушая, как ветер шуршит по пустой площади.
Она первая нарушила тишину:
— Ты боишься?
Он посмотрел вперёд, на серый горизонт.
— За тебя.
Она выдохнула, будто что-то тяжёлое ушло из неё.
— А я за тебя, — сказала она.
Динамик захрипел, искры пробежали по металлическому корпусу.
— До удара… остаётся…
— …пять минут…
Жена крепче сжала его руку.
— А если бы всё заново… — прошептала она. — Ты бы выбрал меня?
— Я тебя выбирал каждый день, — ответил он.
После этих слов они оба долго молчали. Ветер угомонился, пепел стал падать медленнее, будто устал.
Потом она сказала:
— Знаешь… наверное, мы прожили неплохо.
— Думаю, да.
— Спасибо тебе.
Он кивнул.
— И тебе.
Голос из динамика стал громче, резче:
— Внимание! Последний мировой удар будет нанесён через… минуту! Повторяем: через минуту!
Жена дрогнула.
— Давай просто посидим, — попросила она.
— Посидим.
Он обнял её за плечи, притянул ближе. Она положила голову ему на грудь. Её дыхание было ровным, спокойным, как будто всё это — просто долгий день, который подходит к концу.
— Тридцать секунд…
Свет на далёком горизонте стал ярче, белее.
— Двадцать…
Воздух загудел низко, будто сама земля собиралась что-то сказать.
Жена прошептала:
— Я люблю тебя.
— И я тебя.
— Десять…
Он погладил её щёку. Она прикрыла глаза.
— Пять…
Он прижал её к себе.
Она обняла его в ответ.
— Три…
— Два…
— Один…
Где-то очень далеко вспыхнул свет.
Он рос быстро, беззвучно.
Становился всё ярче.
Ярче.
Ярче.