Один труп, два трупа

Один труп, два трупа, три трупа... Моей маме - семнадцать. Она идет по заснеженным улицам осажденного города на работу. Улицы пустынны, не так уж много людей встречаются ей навстречу в этот ранний предрассветный час. Не так много живых людей. Немцы осадили Ленинград еще осенью, а потом немецкая авиация разбомбила Бадаевские склады с основными запасами продовольствия города. Красное зарево в полнеба висело над городом, пока пламя поглощало продукты, заготовленные для жителей города. А потом настал Голод.

Зима 41-го - самая тяжелая. Дневная норма продовольствия по карточкам на взрослого работающего человека - кусочек хлеба размером со спичечный коробок. Конечно, есть еще толкучка, где можно выменять что-то на золото и драгоценности. Немного, но если есть на что менять, можно с трудом, но выжить. Именно туда и ушли фамильные драгоценности с графской короной, оставшиеся у бабушки еще с дореволюционных времен. А кому нечего обменять на хлеб, совсем тяжело. Люди падают от голода и истощения прямо на улице, и не могут подняться на ноги.

Днем еще могут помочь случайные прохожие. Помочь подняться, поддержать, может даже поделиться невесть как добытыми крохами еды. А ночью - конец. Люди падают и замерзают прямо на улице. Днем их подберут добровольцы и отвезут на братское кладбище, но рано утром они еще лежат. Холод пробирается под пальто, а голод сверлит желудок. Бороться с ним тяжело, но отвлечься можно. Например, считая трупы встречающиеся по дороге. Дорога недалека - примерно километр. Чуть по Загородному, направо на Социалистическую улицу, пересечь улицу Правды, направо на Боровую и к Обводному каналу до поликлинники, где моя мама работает медсестрой.

Иногда ей попадаются всего пять-семь покойников, иногда пятнандцать, а то и двадацать. За день их уберут и отвезут на кладбище, но завтра утром будут новые. И чтобы отвлечься от кошмара и голода, семнадцатилетная девочка считает их по дороге. Один труп, два трупа, три трупа...

~2005-2006