Однажды, двадцать лет назад

– Слышь, Хохол, может, в пузо шмальнуть, да и в снег! Нафига тащить его тут по сугробам. Я мокрый уже по яйца… Гля, гуччи все насквозь.

– Шеф сказал привязать в лесу, значит, привязать в лесу. – Из середины цепочки южнорусским говорком с мягким «г» отозвался Хохол. – Ғучи у него… все твои Ғучи на малой Арнаутской в Одессе клепали… Ғучи-скрипучи…

Трое быков заржали, четвёртый, что шёл последним, высоко задирая ноги, стараясь наступать в уже протоптанные следы, криво улыбнулся тупой шутке подельника и с досады толкнул идущего впереди, связанного, одетого в чёрный махровый халат с драконами на спине:

– Давай, шевели ногами, скажи спасибо, что тебе их не переехали, как Герычу.

Пленник не сопротивлялся. Реальность он ощущал, как продолжение наркотического трипа. Взяли его тёпленьким, прямо из рук БДСМ-подружки, которая предварительно накачала клиента для храбрости и расслабления.

– Слыш, Хохол, а чо за история с Герычем? – оглянулся Малой. Он шёл по глубокому снегу первым, прокладывая путь к густому ельничку на пригорке.

– Да, ғрят, бабу не поделили. Этот упырь Ғерычу бумер подоғнал за бабу. Ғерыч тачилу взял, а бабу не отдал. Этот завёз его со своими вайнахами в лес, тем же бумером переехал и тут ғде-то под Калугой прикопал. Ғерыч, помню, как нажрётся, всё просил отпустить его в Оптину пустынь. Ғрехи отмаливать. Так шо почти рядом. Прошлой зимой це було. Всё зло от баб.

Последние двести метров на взгорок дались с трудом. Снегу и впрямь навалило по богатому. «Знать бы такое дело, хоть валенки у деда взять, – думал Малой, жалея тоненькие лаковые туфли. Хоть и не Gucci, а всё ж мокрой курицей к Лёле ехать не хотелось. – Родаки, поди, ждут свататься принца на белом BMW». Золотое колечко в бархатном футлярчике согревало сердечко через фланельку внутреннего кармашка. Всё как у людей. Лёля будет рада.

– Ну всё, братва, харэ. А то залезем в штабеля, к выступлению Президента не успеем. Вон ёлочка вроде норм. Давай, руби, Волына, пристроим Настеньку на свиданье к дедушке Морозко.

Волына – немногословный медлительный тяжеловес, деловито достал из-за пояса топорик, оттяпал нижние ветки, сложил ковром у комля. Отступил на шаг – полюбовался работой. Уютный получился шалашик!

– Брателло, ты задрал возиться, – прикрикнул нервно притаптывающий площадку Гучи.

Волына оскалился и пошёл на торопыгу с топором. Тот попятился, сел в сугроб. Здоровяк обошёл Гучи, выбрал за его спиной невысокую пушистую ёлочку и принялся рубить под корешок.

Хохол затащил пленника в нишу, прислонил спиной к дереву, перестегнул наручники позади ствола. Малой взял верёвку, примотал тело от плеч до коленей к пахнувшему смоляным духом еловому боку. Закончил, как на флоте учили – булинем.

– Шарик снять с него? – спросил, собираясь отстегнуть круглый красный кляп на гламурном ремешке.

– Да нехай останется. Ничо так смотрится. Сексапильно.

Теперь уже заржали все четверо.

– Ну что, родной, хеппи нью йе тебе пришёл. – За волосы приподняв голову пленника, прокричал Хохол. – Повезёт, если сдохнешь по бессознанке. Давай, Ғерычу привет передавай.

И они ушли. Так же – цепочкой. Какое-то время задержались у дороги – обили снег с ботинок, Малой соскрёб с капота ледок, Волына приладил в багажник свежесрубленную ёлочку… Уехали…

Пленнику не везло. Трип в Зазеркалье стремительно шёл к финальной фазе. Холод вместе с мочой выгнал остатки дури наружу. На её место заползал ужас, карабкался снизу, от леденеющих подошв. Лез, цепляясь за каждый вздыбленный от холода волосок – вверх к яичкам, едва прикрытым стрингами с дурацким слоновьим хоботком…

– Оба-на! Какие люди в Голливуде! А кто это у нас такой холосенький? Я тут с трассы себе иду, а у нас Вадим Степаныч в сказку "Морозко" попал! ­Давненько мы вас ждали! – Сначала раздался хриплый, как будто пропитой, женский голос, а потом материализовалась и его обладательница – вполне ещё привлекательная плечевая с огромным ртом, накрашенным сверх всякой меры.

Неверный ночной свет делал всё вокруг чёрно-белым, и тёмно-красная помада, смазанная с губ на щеку, давала мертвенно-синий, почти кобальтовый оттенок. Этот пугающий недостаток компенсировался изящной фигурой, запакованной в коротенькую, аккурат по первый волосок, изрядно потёртую шубку, и стройными ножками в лаковых сапожках, натянутых на рваные сетчатые чулки. Голову с растрёпанной пергидролевой косой венчала покосившаяся корона в русском стиле, расшитая бутафорским жемчугом.

– А чего это мы молчим, Вадик? Старых друзей не признаём? Загордился? Не высоко ли взлетел? Гляди, больно падать будет!

Деваха отступила на шаг, задумчиво оглядела пленника, подперев щёку указательным пальцем.

– Угостите даму сигареткой? – Подошла, по-хозяйски обшарила карманы халата, запустила руку в стринги, пошурудила меж ледяных бубенцов. – Так… Нет сигареток… Ну ничо.

Достала из лифчика свои и закурила.

– Что ж нам делать-то? Тут, кажись, Дед Мороз нужен. Давайте, ребята, все вместе позовём Дедушку Мороза! Раз, два, три…

Откуда ни возьмись, с неба, с веток, из лесу, насыпалось без счёта чокнутых зайцев, тут же заметались и заорали вразнобой:

– Дедушка Мороз! Дедушка Мороз!

– Плохо, мои зайчики! – Топнула ногой Снегурка. – Так никто нас не услышит! Давайте ещё раз!

– Де-душ-ка Мо-роз!

– Ещё раз!

– Де-душ-ка Мо-роз!

– Слышу, слышу! – Раздался из лесу хрипловатый басок и на опушку вышел заросший сивой бородой нестарый ещё мужик в светлой итальянской дублёнке и норковой шапке. Суковатый посох он нёс на плече, на манер клюшки для гольфа.

Пленник с трудом разлепил стекленеющие глаза: «Это ж Герыч! Только с бородой. И дублёнка та самая. Нормальный такой приход. Он же мёртвый?!».

– Э не-е-ет, какой я тебе Герыч?! – Мужик как будто услышал чужие мысли. – Я Дед Мороз! Сейчас будем разбираться. Кто хорошо себя вёл – получит подарок. А кто плохо! Йо-хо-хо!

Дед коснулся посохом одного из зайцев. Тот мгновенно превратился в прозрачную ледяную фигурку. Дед расставил ноги, и с размаху треснул по зайцу посохом как клюшкой. Искристые ледяные брызги разлетелись по притоптанному снегу. Крикливая орава примолкла, сжалась в кучку и затрепетала ушами.

– Испугались?! То-то же! Бойтесь меня! Этот заяц не выучил урок, поэтому я его заморозил. Но если вы соберёте из ледяных кусочков слово «Перестройка», я, так и быть, верну ему жизнь.

Зайцы стремглав кинулись собирать осколки. Носились так, что рябило в глазах, натыкались друг на друга, роняли льдинки, сталкивались лбами. От бестолковости у них получалась то "перестрелка", то "укатайка".

– Дедушка, – сказала Снегурка, – как же они соберут? Они же неграмотные, ни читать, ни писать не умеют!

– Это я не подумал… Ладно, прощаю на первый раз!

Дед пристукнул посохом, из разрозненных ледяных осколков сам по себе собрался заяц, наполнился жизнью и со всех ног стреканул в ельник.

– Ну что, теперь ты, Вадик! – Повернулся Дед Мороз к пленнику. – Как ты себя вёл сей год?

– Плохо он себя вёл, дедушка, – ответила за страдальца Снегурка, достала из сапога склеенный скотчем пульт и нажала на кнопку, – вот из последнего!

Прямо в морозном воздухе развернулась живая картина. По трассе летит шестисотый мерин, за ним Геленваген с охраной. В салоне мерседеса на заднем сиденье хряком развалился Вадим. Красотка из группы «Поющие трусы» делает ему приятно. На всём ходу мерс окатывает ледяной шугой стоя́щую на трассе женскую фигурку в короткой шубке.

– Стой! Назад! – Скомандовал Дед Мороз. Снегурка остановила видео и откатила картинку. – Ну-ка укрупни! Кто это?

– Светка. Подружка евоная бывшая. Он её трахнул в девятом классе на спортивных сборах. Она забеременела. А он в отказ. А её из школы отчислили. А она аборт. Теперь бездетная. И безработная. Образования-то никакого. Плечевой подрабатывает. – Отводя глаза, пояснила Снегурка.

– Тоись, ты, Вадик, два раза девушку обидел? Какой плохой мальчик. Придётся тебя наказать.

Дед Мороз опять взялся за посох, как за клюшку, приладился, замахнулся и со всего маху треснул по правой коленной чашечке пленника как по мячу. Вадим взвыл. В темное небо салютом взвились разбуженные воем снегири. Нога ниже удара мгновенно оледенела, пошла трещинами и осыпалась.

– Xоул-ин-уан! – От восторга запрыгала Снегурка и захлопала в ладоши.

– Ну что там ещё за ним числится? – Приосанился Дед Мороз, и как заправский гольфист опять закинул посох на плечо.

Снегурка нажала на кнопку пульта. Картина нарисовалась совсем неприятная. Вайнахи заливали бетоном полуживого человека.

– Это он, дедушка, конкурента укатал. Зато новый микрорайон здесь на трассе М3 построил, семейные квартирки-студии продаёт – двадцать квадратов, туалет и кухня совмещённые.

– М-м-м-да. А на чём поднялся?

– Это долгая история. Вадик умный у нас. Начал мал-помал с фальшивых авизо. Там и с вайнахами своими задружился. Потом рынки крышевал, потом казино, наркопритоны, потом подряды строительные… У меня на него целый сериальчик. «Три гада» называется. Бум смореть?

– Не сёдни… Та-а-ак… – Дед Мороз, сдвинув шапку вперёд, почесал в затылке. – Что ж мне с тобой делать, милок? Прибить бы тебя, да жалко нажитого – подельники растащат всё как тараканы по щелям… А давай-ка, знашь чо, побудешь Дедом Морозом вместо меня. Даю тебе сроку, как в сказке, – до последнего удара кремлёвских курантов. Успеешь всё до копейки раздать на благие дела – останешься жить! Нет – не обессудь – придётся тебя посохом приголубить. Ну что? Идёт?

Вадим закивал.

– Дайте обратный отсчёт! – Дед Мороз взмахнул рукой. Прямо в звёздном небе зажглись неоновые цифры внушительного банковского счёта, о существовании которого никто, кроме Вадима, знать не мог. – Смари мне, Вадя, тока попробуешь спрыгнуть или хоть копейку зажать – будешь леденеть и разваливаться по частям! Усёк?

Вадим усёк.

– Крибле, крабле, бумс!

И Вадим оказался в будуаре мадам Бурлеск, среди БДСМ станков и эротических игрушек, в том самом чёрном халате с драконами.

– С вас две тысячи в рублях по курсу, дрянной мальчишка, и залезайте вот сюда, ягодицами кверху. Я собираюсь вас хорошенько отшлёпать. – Бурлеск удалилась за бархатную штору – переодеться в кожаные трусы и намешать дозу.

Вадим Степаныч достал свою навороченную NOKIA, вздохнул и вместо перевода ПБОЮЛ Кузыкиной А. П. «За консалтинговые услуги», ввёл в мобильный банкинг реквизиты приюта для бродячих животных «Возьми друга домой». Две девчонки третий год собирали с миру по нитке, чтобы прокормить, вылечить и пристроить в добрые руки облезлых, блохастых четырёхлапых обитателей подвалов и помоек. Шестидесяти тысяч рублей, которые они просили, хватало, чтобы закрыть аренду за полгода.

Вадим Степаныч скривился, но почувствовав резкую фантомную боль в правом колене, заторопился нажать на кнопку. Бздынь… Из длинного ряда цифр, висящих над его головой, исчезла двойка с тремя нулями. В тот же миг у Вадима Степаныча пропала потенция. Захотелось киселя и домой. Он снял халат, дурацкие трусы, оделся и вышел.

– Чёта быстро сегодня, Вадим Степаныч, – Нурик проснулся и завёл мотор мерседеса. – Куда едем?

– Домой.

Звонок по спутнику застал Вадима у съезда на Рублёвку.

– Салам алейкум, брат!

– И тебе шалом!

– С наступающим, Вадим! – Рассмеялся Вахит. – Я провёл переговоры. Вопрос с участком под застройку в Новом году решился. Клиент согласился на двести единиц. Сейчас сброшу инвойс.

Вадим вздохнул, скопировал прилетевшие реквизиты, ввёл двести тысяч и собрался было нажать кнопку «Отправить», но почувствовал леденящие иголочки на концах пальцев. Как зачарованный вытащил из программы другую заявку. Хоспис для ветеранов чеченской просил на обновление оборудования сумму, эквивалентную тем самым двумстам тысячам долларов, что чуть было не улетели клиенту Вахита. Вадим изменил получателя платежа… Бздынь…

«Этак я до двенадцати не успею, – с тоской подумал Вадим, глядя на длинный ряд неоновых цифр, растянувшийся поверху затонированного лобового стекла, – надо как-то ускоряться».

– Счас ускоримся, Степаныч, успеем, – отозвался из-за руля самый первый водитель Вадима – Тимофеич и нажал на газ.

ГАЗ-31-02 «Волга» мчалась в роддом к Наташе. Когда это было? Лет пятнадцать назад… Вадим вспомнил, как после развода оставил Наташу с дочерью без копейки. Где сейчас бывшая жена? Там же, в своём Задрищенске?.. Оксана уже, наверное, в девятом… Недавно СМС присылала. Вадим откинул крышку MOTOROLA, поискал среди не отвеченных сообщений. Нашёл… Дочка писала, что увлекается французской классической литературой, учит язык, собирается на Новый год в Париж… Бздынь… Предоплата за обучение в Сорбонне, проживание в кампусе вперёд за пять лет…

– Эй, молодой человек, проснитесь, конечная! – Усталая кондукторша растолкала Вадима. – Бегите домой, ещё успеете встретить Новый год в семейном кругу!

Вадим вышел из троллейбуса, с удивлением обнаружил себя, молодого и поджарого на окраине Москвы, в Текстильщиках, за пять остановок от родительского дома. Посмотрел на часы – без двадцати двенадцать. «Успею, – решил Вадим, – даром, что ли, столько лет тренировался!». И припустил что было сил. Мчался по бесконечной улице Юных ленинцев, а над головой шёл обратный отсчёт:

– Перевод Тимофеичу на новую инвалидную коляску… Бздынь…

– На исследования распознавания опухолевых клеток химерным рецептором… Бздынь…

– В Фонд борьбы с лейкемией… Бздынь…

– На операцию матери… Бздынь…

Бздынь… Бздынь… Бздынь…

Вот и помолодевшая панельная пятиэтажка, последняя в ряду таких же, окнами на колхозные поля ещё живой деревни Кузьминки… Чем выше по лестнице поднимался Вадим, тем круче казались ступеньки. С каждым этажом замечал, что становится ниже и моложе. Вот ему уже десять… девять… восемь лет…

– Мама, я дома! – Ворвался, на ходу сбрасывая валенки и рукавицы в снежных катышках.

– Отлично! Как раз к столу! – Обрадовалась мама.

Достал из-за пазухи малюсенький пробник любимых маминых духов «Красная Москва», купленный на последние, сэкономленные на школьных завтраках, деньги.

– Это тебе, мама! С Новым годом!

Мама улыбнулась, надела на своего сладкого малыша заячий костюмчик, что шила всю ночь, и внесла Вадюшу в комнату. А там!..

Огромная, под потолок, вся в электрических лампочках ёлка! За накрытым столом с оливье и селёдкой под шубой, с «Советским шампанским» и примороженными мандаринами, с конфетами «Мишка на севере» и «Каракум» собрались все, все, все… И отец в смешном галстуке лопатой, и бабушка в кофточке с отложным воротничком, и дед, и дядя Олег с Байконура, и двоюродный Антоха с Нижнего Тагила и ещё много-много людей, которых Вадик знал и помнил, но немножечко забыл.

Мама поставила сына на табурет, поправила сползающие заячьи уши, и сказала:

– Ну-ка, тишина! Мы с Вадиком разучили для вас стишок. Давай, Вадюша!

И трёхлетний Вадик начал:

– В этот славный вечер новогодний

Я плохим не буду больше мальчиком.

Под зелёной ёлкою сегодня

Буду прыгать милым белым зайчиком!

Все захлопали в ладоши, начали тискать и целовать Вадю, передавать его вдоль длинного стола, и, наконец, он оказался в руках какого-то весёлого дядьки с сивой бородой.

– Молодчина, Вадим Степаныч! – Приподняв, тормошил Вадика дядька. – Пойдёшь ко мне в команду главным зайцем?

Вадюша заплакал.

– Ладно тебе, Герыч, видишь, испугался мальчонка. Первый раз Деда Мороза видит! – Сказал папа и забрал Вадика из чужих рук. – Сними ты эту бороду, не пугай детей! Лучше открывай шампанское! Пора!