Однажды в дождябре

Скрипнула, открывшись, дверь.

— Надо смазать, — сказал он вслух, самому себе. А кого стесняться? Тут уже давно никто не жил.

Тишина дома была обволакивающей, как вата. Он поставил два баула у порога и, с облегчением, скинул огромный рюкзак.

— Здравствуй, дом. Теперь я буду тут жить.

Его слова проглотили высокие потолки и пустые комнаты. Только пыль, танцующая в луче света из окна.

Он осмотрелся. Бюро, лестница на второй этаж, дверь в столовую под ней. Особняком стояли два кресла и глобус-шахматы между ними. Верхняя сфера была покрыта толстым слоем пыли. Он стёр пыль ладонью, оставив на серо-голубой поверхности океана резкую полосу чистой фактуры, и откинул крышку, с интересом посмотрел на позицию.

— Белые ставят мат в два хода, — констатировал он после нескольких минут молчаливого размышления.

Он поднялся и прошёл на кухню. Воздух здесь пах старым деревом, холодной золой и временем.

— О, турка! Весьма кстати. А кофе найдём?

Кофе, к его удивлению, нашёлся в наглухо закрученной стеклянной банке в шкафу. Зёрна внутри выглядели вполне сносно. Но свежей воды не было — во всех ёмкостях вода отдавала затхлостью. Он вспомнил, что фотографировал колодец, когда приезжал сюда первый раз «на разведку», и пошёл искать.

Колодец нашёлся во дворе. Тёмный от времени бревенчатый сруб с навесом над ним. Ворот вращался со скрипом. Весёлый плеск воды в глубине отозвался эхом в пустом ведре. Он зачерпнул воду ладонями, сложенными лодочкой, попробовал на вкус. Холодная, с лёгким привкусом чего-то природного.

— Вкуснее водопроводной. Но бактериологический анализ бы не помешал.

Он осмотрелся в поисках подходящей ёмкости и увидел только старый железный ковш. В ковше была засохшая земля и зола. Он плеснул в него немного воды из ведра и тщательно сполоснул, вылил грязную жижу под куст. С ковшом, наполненным чистой, колодезной водой, вернулся на кухню. Нашёл старую кофемельницу, разобрался с устройством, намолол зерна, даже больше, чем было необходимо. Стоп. А что с огнём?

Он увидел печь в углу. Ну и как её топить? Как городской житель, он никогда не пользовался ни печью, ни камином. После дюжины нецензурных слов и десятка истраченных спичек он смог-таки развести огонь в горсти щепок и бумаги. Разгоревшаяся печь наполнила дымом комнату. Дым, вместо того чтобы уходить в трубу повалил густыми клубами в комнату через закрытую дверку топки.

— Чёрт! — Он открыл настежь дверь и стал осматривать печь, кашляя. Что мешает дыму? Дым идёт в трубу. А что у нас на трубе? Металлическая ручка… Он дёрнул её. Ничего. Дёрнул сильнее. С трудом, со скрежетом, он смог выдвинуть заслонку. Дыма в комнате сразу стало меньше.

Он подбросил в огонь пару поленьев, поставил турку на верх печи и стал ждать. В кухне пахло дымом, сыростью и… возможностями. Кофе варился долго. Минут тридцать, наверное. Он успел два раза покурить, окурки выбросил в топку.

Где-то наверху проскрипела половица, будто дом перевернулся во сне. Артём насторожился, прислушался. Тишина. Только потрескивание огня и гул дыма в трубе.

— Привыкай, теперь я буду топить каждый день, — тихо сказал он дому. — И я буду привыкать варить кофе по полчаса. Надо купить плитку, электрическую, — подумал он вслух.

Кофе ему показался гораздо вкуснее, чем из кофемашины. Грубый, почти землистый вкус, с дымной ноткой от печки и едва уловимой кислинкой. В нём не было стерильного совершенства аппарата за тысячу евро. В нём была правда.

Кофемашина осталась дома. Теперь уже не у него, а у жены. При разводе он оставил ей всё — и квартиру с ремонтом под ключ, и мебель, и технику. Уговор был простой и циничный: он просто переоформляет на неё всё имущество, а она не затрагивает раздел имущества, чтобы не затягивать развод. Это была удобная для всех версия. Для неё — потому что новый роман кипел и требовал скорейшего освобождения. Для него — потому что он не хотел светить свои счета, банковские и инвестиционные.

«Ты получаешь нашу прошлую жизнь. Я — свою свободу», — сказал он тогда, подписывая бумаги. Она смотрела на него с облегчением, не пытаясь копнуть глубже.

Этих денег, невидимых и неслыханных, ему хватит лет на тридцать скромной, без излишеств, жизни здесь. Если даже на этой гостинице не зарабатывать совсем ничего.

Он сделал ещё один глоток кофе, обжигающий и горький. Глядя на пляшущее пламя в печи, он произнёс вслух, обращаясь к самому себе, к тишине, к призракам прошлого:

— Ну что ж, Артём. Ты же всегда с завистью смотрел блоги дауншифтеров? Ну, вот, поздравляю. Теперь ты — один из них. Полностью и безоговорочно. Топи печь, вари кофе в турке, читай книги. Лови кайф от простых вещей.

Он обернулся, окинул взглядом полумрак кухни, запылённые шкаф, грубо сделанный стол из досок. Уголки рта сами собой потянулись вверх в едва уловимой, горьковатой улыбке.

— А знаешь что? — тихо добавил он. — А ведь это и вправду кайф.

Где-то снаружи зашумел внезапно налетевший ветер, застучал по крыше начинающийся дождь. Но здесь, у печки, было тепло и почти уютно. Он прислушался к тишине. Она была уже не чужой. Она была его.

Он допил кофе, поставил кружку в раковину и прислушался. По крыше уже отчётливо стучали редкие, но тяжёлые капли. «Ну вот, начинается», — без особой тревоги подумал он.

Он тщательно осмотрел все шкафы, проводя ревизию имеющегося. Кроме кофе из еды не было почти ничего. Он нашёл тушёнку, но срок годности вышел полгода назад. Кофе, греча, рис, соль — вот и все его запасы. Надо ехать в магазин. Он вспомнил, что километров пять назад проехал посёлок.

Он вернулся в холл и прошёлся по этажу. Двери комнат были закрыты. Ключи нашлись в ящике бюро. Он открыл дверь с цифрой 1.

В комнате была кровать. И окно. И всё. Ни шкафа, ни стола, ни душа, ни унитаза. Только раковина с рукомойником.

— Ладно, с этим потом будем разбираться.

Он принёс в комнату один из баулов и выгрузил его содержимое на кровать. Баул скомкал и пошёл к машине.

На улице обернулся, подумал и закрыл дверь на навесной замок.

Сельпо в посёлке он нашёл сразу. Выбор был небольшой, поэтому он просто попросил разных консервов по три банки, бутылку растительного масле и пачку сливочного и батон хлеба.

— А вы не из приюта?

— Что, простите?

— Ну из «Приюта усталого путника», гостиницу мы тут так называем. Вы же новый хозяин?

— А как вы… — он опешил.

— Это посёлок на триста человек — тут все про всех всё знают. А у вас машина приметная. И продуктов набираете про запас, не на один день.

— Ну да, я только сегодня заехал. Вот надо пообедать будет и поужинать, — объяснил он.

— Тогда советую все продукты умножать на пять, потому что дождь уже начался.

— Не уловил логики…

— У нас тут метеорологическая аномалия такая, — продавщица понизила голос, будто сообщая государственную тайну. — Если дождь начался, то он, как магнит, тучи со всей округи притянет и будет лить неделю… Дорогу развезёт, и вы оттуда не выедете, даже на таком танке, — она кивнула на его мощный джип за окном, — как у вас. Так что запасайтесь продуктами и поспешите домой, пока распутица не началась. Да и магазин мне уже закрывать пора.

Артём задумался на секунду. В её словах была пугающая, железная логика.

— Тогда соберите мне на своё усмотрение, самого сытного и вкусного. И сигарет пачки три.

— Каких?

— Давайте самых лучших из крепких.

— Денег-то хватит?

Он показал пару крупных купюр. Продавщица кивнула и начала суетливо выставлять продукты на прилавок. Сдачи получилось все го рублей на сто с мелочью. Артём сгрёб продукты в сумку и пошёл на выход.

— Сдачу забыли!

Он обернулся в дверях.

— А это вам, на чай, за помощь и за потраченное время.

— Ой! Спасибо! А я Маша! А хотите я буду к вам по воскресеньям приходить, по дому помогать? По воскресеньям магазин не работает. Но только после дождя.

— Я пока осмотрюсь, обживусь, а как дождь закончится — обязательно заеду за продуктами, и мы это обсудим.

Он остановился.

— А плитки у вас в продаже нет?

— Кафельной? Нет.

— Электрической, чтобы еду готовить.

— Нет, плитки нет. Да и не поможет она вам — в «приюте» электричества нет. Вы вот что… Поедете направо, там в конце улицы будет гараж с синими воротами. Ну да он один там. Это наш местный автосервис. Посоветуетесь с Михалычем, он вам подскажет. А хотите я с вами поеду? Только магазин закрою.

— Ну если вам удобно…

— Удобно! — Она скинула рабочий и бросила на прилавок, оказавшись молодой девушкой, с хорошей фигурой, в коротком платье с глубоким декольте. — Я даже переобуваться не буду! Идём?

Пока Артём грузил баул в багажник своего джипа, Маша уже устроилась на переднем пассажирском сидении, ловко встряхнула волосами и, кажется, ещё намереннее подобрала подол платья, чтобы оголить колени. Она поймала его взгляд и улыбнулась смущённой, но довольной улыбкой.

— На дорогу смотри, — она поймала его взгляд и улыбнулась смущённой, но довольной улыбкой. — И колени не лапай, когда будешь скорости переключать!

— У меня автомат…

— Автомат у него… — разочарованно сказала она — и тормоз. Нам направо, до конца улицы.

Гараж с синими воротами оказался настоящей сокровищницей старого железа. Когда Маша, не стесняясь, распахнула дверь и крикнула: «Здрасьте, дядь Саш! Спасите хорошего человека!», откуда-то из-под капота древнего «Москвича» появился жилистый мужик за пятьдесят, с умными, хитроватыми глазами, вытирая руки о промасленную ветошь.

— Тебя? От кого спасти? От него? — хрипло поинтересовался он, кивнув на Артёма.

— Не, это он — хороший человек, новый владелец приюта. Газовой плитой интересуется. И баллонами, — быстро объяснила Маша, беря инициативу в свои руки.

Артём вышел из машины и с недоверием осматривался — гараж был набит всяким.

Дядя Саша оценивающе посмотрел на него, подошёл и протянул руку:

— Александр. Или просто Михалыч.

— Артём. Или просто Артём, — пожимая натруженную ладонь.

Дядя Саша явно остался доволен крепким, уверенным рукопожатием Артёма и продолжил:

— Плит у меня в гараже отродясь не было, хотя… Соседи недавно купили новую плиту, если старую не выкинули, то отдадут по цене металлолома. А газовые баллоны у меня есть.

— Доедем за плитой?

— Давай сразу баллоны захватим. Тебе сколько?

— А какой объём и насколько хватает?

— Есть по двенадцать литров и по двадцать семь. Хватает примерно на пару недель и на месяц соответственно. Хотя зависит от того, на какой конфорке и как долго готовить.

— Беру два по двадцать семь. Сколько?

Михалыч назвал цену. Артём на мгновение сдвинул брови — сумма была не копеечной, но он тут же прикинул стоимость доставки из города и сроки и согласился.

— Идёт, — кивнул он, доставая кошелёк. — Грузим в багажник и едем за плитой.

Михалыч взял деньги, сунул их в карман комбинезона, не глядя, и молча направился в дальний угол гаража вернулся, неся по внушительному баллону в каждой руке, как будто это были две пакета с покупками.

— Держи, — он протянул один из баллонов Артёму.

Тот едва удержал тяжёлый, холодный цилиндр. Вес был неожиданным и серьёзным. Он сделал неловкий шаг, пытаясь перехватить скользкий металл, и баллон чуть не вырвался из его рук.

— Э-э-э, аккуратнее там! — резко крикнул Михалыч, его спокойное выражение лица мгновенно сменилось на строгое. — Лучше уж об землю ногой споткнись, чем эту штуку на асфальт роняй. Особенно на камни. Искра, — коротко и мрачно объяснил механик, поставив свой баллон на землю с аккуратным металлическим стуком. — От стали по камню. И может быть очень громкий «бум». Так что неси, нежно, как девушку из ЗАГСА, ты же женат? — вопросительно посмотрел он.

— Был женат.

— Ох, молодёжь, не держитесь вы за семью… И клади на что-нибудь мягкое. Брезент там у тебя есть?

Артём, вдруг осознавший, что он держит в руках не просто металлическую бочку, а потенциальную бомбу, кивнул и с новым, осторожным почтением переложил баллон, обхватив его обеими руками. Он аккуратно положил его в багажник и перекатил на свою старую куртку, лежавшую в багажнике. Второй баллон Михалыч погрузил сам.

Маша, наблюдая за этой сценой из окна машины, сдержанно хихикнула.

— Теперь ты у нас почти местный, правила техники безопасности усвоил! А почему уже не женат? — не унималась она, сверля его взглядом.

— Потому что брак должны ценить оба супруга. — буркнул Артём, с силой захлопывая багажник, будто хотел запереть там и этот неудобный вопрос.

— Садитесь, — он кивнул Михалычу, открывая дверь.

— Я на своей, к тебе плита всё равно не поместится.

Михалыч отошёл к Ниве с прицепом, которая стояла в стороне. Маша уже юркнула на пассажирское сиденье машины Артёма, как будто так и было заведено.

— А гараж он закрывать не будет? — удивился Артём глядя, как Михалыч, не поворачиваясь, садится в Ниву и заводит мотор.

— От кого?— фыркнула Маша. — Тут чужие не ходят, ну кроме тебя, —— она игриво ткнула его пальцем в плечо. — А ты статный, красивый, машина хорошая… но слабоват супротив наших мужиков, — с притворным сожалением покачала она головой. — Или у тебя только руки слабые, а всё остальное огого? — она подмигнула ему с вызывающей ухмылкой.

Артём завёл двигатель, вздохнул и посмотрел на неё с наигранной скорбью.

— Всё у меня слабое и руки, и ноги, и остальные части тела. Я городской изнеженный мужчинка, куда мне против ваших мужиков.

Маша расхохоталась, его самоирония явно пришлась ей по душе.

— Ладно, ладно, «мужчинка», поехали за дядей Сашей! — скомандовала она, указывая пальцем на удаляющиеся огни Нивы.

Джип тронулся, и Артём подумал, что его уединение не просто закончилось не начавшись — оно было растоптано гусеницами местного гостеприимства, женского любопытства и потенциально взрывоопасных газовых баллонов. И ему стало странно.

Плита оказалась советской, чугунной, трёхконфорочной, видавшей виды, но на удивление целой. Михалыч назвал цену — половина стоимости новой современной. Артём лишь вздохнул. Других вариантов всё равно не было. Он молча отсчитал купюры.

Плиту вдвоём погрузили на прицеп к Ниве. Михалыч тщательно закрепил её бечёвкой и укрыл от дождя брезентом.

— Поехали, — бросил механик, отряхивая руки. — Помогу поставить и подключить. С газом шутки плохи.

Он уселся за руль своей Нивы и чиркнул зажиганием.

Артём стоял в лёгком ступоре, осмысливая цепочку событий, которая привела к тому, что он теперь владелец двух баллонов с пропаном и раритетной плиты. Артём сел в машину и уже потянулся за пачкой сигает, но…

— Ну, поехали, чо задумался? Зелёного сигнала на светофоре ждёшь? — прощебетала Маша, уже сидевшая в его машине и выглядывавшая в окно.

— А ты с нами зачем? — спросил Артём, садясь за руль. — Мы вдвоём с Михалычем справимся.

— Проверять плиту буду, борщ попробую сварить, — отшутилась она, делая вид, что проверяет маникюр. — Да кури ты, я привыкшая. В посёлке все смолят, и всё больше крепкие, но дешёвые.

— Это у вас тут так заведено? — сказал Артём, закуривая и смотря на огоньки удаляющейся машины Михалыча. — Всех новоприбывших мужиков сразу в оборот брать?

Маша повернулась к нему, и её глаза сверкнули озорными огоньками.

— У нас хорошие мужики на вес золота! Молодёжь уходит в армию и остаются, сюда не возвращаются. А ты, хоть и хилый, но симпатичный. Да и машина у тебя ничего, и сигареты не вонючие, — она хлопнула ладонью по пластику торпедо. — Да расслабься ты, «мужчинка»! Мне надо фронт работ осмотреть, давно в твоей обители не была. Хозяйские глаза нужны, а то ты там с голоду помрёшь на своих консервах.

Артём фыркнул, но тронулся за уезжающей Нивой Михалыча. Он посмотрел в зеркало заднего вида на удаляющийся посёлок, на тёмный силуэт сельпо, и поймал себя на мысли, что его «побег от цивилизации» превратился в какой-то странный, но очень живой квест с неожиданными спутниками. И почему-то это было уже не страшно, а даже интересно.

— Ладно, — сдался он. — Борщ, так борщ. Только с пампушками.

— О, а ты у нас мужчина с требованиями? — рассмеялась Маша. — Это мне нравится. Люблю, когда мужик с характером!

Весь путь до гостиницы она беззастенчиво разглядывала Артёма: как он ловко крутит руль, как двигается его адамово яблоко, когда он сглатывает, щетину на скулах. Артём старался не обращать внимания, но чувствовал на себе этот изучающий, заинтересованный взгляд каждой клеточкой кожи.

Когда машина остановилась у крыльца, Маша не стала дожидаться, пока он выйдет. Она повернулась к нему легко дотронулась до его кадыка пальцем.

— Острый, — восторженно выдохнула она, как будто делала важное открытие. И прежде чем он успел среагировать, она стремительно наклонилась и чмокнула его в щёку, покрытую двухдневной щетиной.

Отпрянув, она весело рассмеялась его ошарашенному выражению лица, распахнула дверь и выпорхнула из машины.

— Ну что, веди в свои владения, мужик с характером и острым кадыком! Показывай, где у тебя тут кухня-то спрятана!

Артём, всё ещё чувствуя на щеке влажное пятно от её поцелуя, а на шее — призрачное прикосновение её пальца, молча вышел из машины. Он посмотрел на Машу, уже болтающую с дядей Сашей, на свою новую плиту, которую Михалыч уже отвязывал. Его уединение было не просто окончено. Оно было захвачено, оккупировано и переименовано с невероятной скоростью. И странное дело — ему это начало нравиться. Он потёр щёку, смахнул с лица налёт растерянности и твёрдо направился к своим «захватчикам».

Пока они подключали плиту, Маша ходила с видом хозяйки и заглядывая во все укромные места.

— Когда баллон закончится откручиваешь здесь, — инструктировал Михалыч, — пустые баллоны привози ко мне, поменяю на заправленные, будет дешевле. Ну, вроде всё. Пользуйся на здоровье.

— Сколько с меня? — поинтересовался Артём.

— Не всё деньгами меряется, — отмахнулся Михалыч. — Ты вот её, — он кивнул в сторону двери, за которую вышла Маша, — не обижай. Если с серьёзными намерениями — то на здоровье, а если из похоти, то не разбивай сердце девушке.

— Это ещё кто кому разобьёт, дядь Саш! — весело перебила его вернувшаяся Маша, подхватывая последние слова. — Я сама как-нибудь разберусь. Ну не пугайте вы кавалера, а то он ещё убежит от нас обратно в город! — Она подмигнула Артёму.

Михалыч лишь тяжело вздохнул, махнул рукой — мол, сами разбирайтесь со своими глупостями — и направился к выходу.

— Ты едешь, разбивательница сердец? — бросил он через плечо, уже на крыльце.

— Я попозже сама дойду, дядь Саш! — крикнула ему в ответ Маша.

Михалыч остановился и обернулся. Дождь лил как из ведра.

— Куда ты дойдёшь? В таком-то платьице, в ливень? А магазин неделю закрыт будет?! Поехали, говорю!

Маша на мгновение заколебалась, посмотрела на Артёма, потом на хмурое лицо Михалыча. Её боевой настрой вдруг иссяк.

— Ладно, ладно, еду… — с неохотой пробормотала она. — А то ославишь меня перед всей деревней.

Она повернулась к Артёму.

— Ну, счастливо оставаться, хозяин приюта. Плиту тебе поставили. А борщ сварим после дождября. Не скучай тут. — Она чмокнула его в щёку уже почти привычным движением и побежала к Ниве.

Артём молча стоял на крыльце, наблюдая, как Маша садится в машину, наклоняясь так, что платье задирается и показывает бельё в красный горошек, как Михалыч что-то говорит ей, грозит пальцем, а она лишь смеётся в ответ. Нива рыкнула мотором и медленно тронулась, её красные огни постепенно растворились в серой пелене дождя.

Тишина, наступившая после их отъезда, показалась вдруг оглушительной. Артём обернулся и зашёл в дом, закрыв за собой тяжелую дверь. Щелчок замка прозвучал неожиданно громко.

Он прошёл на кухню. Новая старая плита стояла на своём месте, как будто всегда тут и была. Он провёл рукой по шершавой эмали, повертел ручку — слабо зашипел газ. Всё работало.

Он подошёл к окну. Дождь стучал по стеклу ещё яростнее. Он остался совсем один. Но теперь его одиночество было другим. Его нарушили, в него ворвались без спроса, но почему-то это не вызывало раздражения. Напротив, в доме теперь остался след чужого присутствия — и след этот был тёплым и живым.

«Не всё деньгами меряется», — вспомнил он слова Михалыча.

Артём вздохнул разобрал продукты и поставил вариться гречку. Пока крупа варилась, он нарезал лук найденным в шкафу старым зазубренным ножом и открыл банку тушёнки.

Гречки получилось гораздо больше, чем он рассчитывал. Когда она разбухла, кастрюля оказалась полна почти до краёв. Он матюгнулся и открыл вторую банку тушёнки.

— Это же мне за неделю не съесть… — вздохнул он.

Получилась огромная, дымящаяся гора еды, пахнущая детством, походами и какой-то простой, незамысловатой сытостью.

Он наложил себе полную тарелку, сел за грубый кухонный стол и стал есть, глядя в окно, где вовсю бушевал ливень. Вкус был до неприличия простым и гениальным. Он ел молча, и в тишине дома его одинокое чавканье и стук дождя по крыше были единственными звуками.

Доев, он посмотрел на оставшуюся в кастрюле массу. Её действительно хватило бы дней на пять.

— Ладно, — сказал он вслух пустому дому. — Завтра буду есть то же самое. И послезавтра. Но я скоро научусь готовить на одного.

А потом он разбирался с рукомойником и учился мыть тарелку от успевшей засохнуть гречки, пока он таскал воду для рукомойника.Вечер только начинался, а делать было нечего. Он подошёл к глобусу-шахматам. Фигуры всё так же стояли в позиции, где белые давали мат в два хода.

— Ну, что, — произнёс Артём, — сыграем сам с собой?

Он сел за белых и сделал заявленный матовый ход. Потом встал, перешёл на другую сторону стола, сел за чёрных и попытался найти защиту. Не нашёл. Вернулся к белым и поставил мат.

Получилось глупо и одиноко. Но это было лучше, чем просто смотреть в стену. Он перемешал фигуры и начал новую партию, уже против самого себя. Шум дождя за окном был ему единственным соперником и зрителем.

Перед сном он прошёлся по всем номерам, выбирая, где лечь спать. В итоге лёг в самом первом номере, потому что он был ближе всего к входной двери — на случай, если кто-то будет стучать ночью. Спал он тревожно и часто просыпался — кровать была жёсткой и в номере было холодно.