Однажды в Москве

Анна Сергеевна Виленская, дама среднего телосложения и уже не очень средних лет, крутилась перед зеркалом, примеряя новый наряд.

— Капочка, платье просто чудо! Мне казалось, что нынешняя мода на заниженную талию — это скучно. А сейчас вижу, что очень миленько получилось. Ты — волшебница, дорогуша! Лучшая в Москве!

Капитолина Петровна, модистка и владелица небольшой швейной мастерской на Донской улице, улыбнулась в ответ на похвалу. С Анной Сергеевной они были добрыми приятельницами и знали друг друга лет двадцать.

Анна Сергеевна была дама в своём роде уникальная: она едва замечала грандиозные события, менявшие жизнь в России на рубеже веков и уже в новом, двадцатом веке. Суеверная, увлечённая мистикой и гаданиями, она боялась сглаза и призраков, тревожилась о тайнах Вселенной, ну а в презренной реальности всё текло как-то само собой.

Замуж она вышла за выбранного родителями жениха, чиновника средней руки. От него родила сына и прожила с супругом почти четверть века, пока тот не скончался от тифа. Покойный Иван Брониславович при жизни обладал кротким нравом и не мешал жене наслаждаться другим её увлечением — любовными драмами.

Нет, Анна Сергеевна не была коварной изменницей! Горячая поклонница любовных романов, она и в жизни мечтала видеть фейерверк страстей. Чтобы бросало в жар и в холод от одного взгляда, чтобы были интриги злодеев, лишения и преграды, а после — счастливое воссоединение влюблённых. Виленская с удовольствием участвовала в чужих сердечных делах и сама не упускала случая пококетничать. А то сотворить из обычной улыбки и светской беседы свою маленькую личную драму.

— Рада, что платье понравилось! - сказала Капитолина. - Силуэт простой, но вышивка… С ней пришлось помучаться, но без неё совсем не то. Кстати, Анюта, а ты слышала новость?

— Какую?

— Мориц вернулся.

Охнув, Анна Сергеевна пошатнулась и чуть не села мимо стула. Она пыталась что-то сказать, но только открывала-закрывала рот, как вытащенная из воды рыба. Капитолина налила воды из графина и протянула стакан подруге.

— Прости, я так спешила поделиться новостью, что совсем не подумала сделать это помягче. Ведь у вас была ТАКАЯ драма!..

Случившаяся три года назад история гражданки Виленской и некоего Морица и в самом деле была драмой с криминальным оттенком. Обаятельный юный негодяй, Мориц нагло пользовался симпатией дам. Попавшись на жульничестве и наделав карточных долгов, Мориц нашёл убежище у влюблённой в него Анны Сергеевны. Она прятала его от кредиторов, кормила-поила-одевала, а он клялся в любви, говорил пышные комплименты и намекал на свадьбу.

А потом внезапно исчез. Вместе с ним исчезли шкатулка с драгоценностями и серебряные вилки. В милицию Анна Сергеевна не пошла, отчасти из-за того, что супруг, а потом и она, утаили эти драгоценности от советской власти, отчасти из-за стыда (“люди скажут, поделом старухе, вздумала любовь с молодым крутить!”).

Однако здоровье её пошатнулось от переживаний. Сыну-инженеру пришлось срочно брать отпуск и везти мать в санаторий. Горный воздух Кавказа, минеральная вода и новые знакомства вернули Анне Сергеевне бодрость духа и помогли забыть о позорной истории с Морицем.

А тут на тебе — вернулся!

Виленская засыпала подругу вопросами:

— Где он пропадал?! Ты его видела? Он… всё такой же красивый?

— Ооо, возмужал, похорошел! Я видела его на свадьбе у Семёновых. Сперва не поверила, но подошла поближе, пригляделась — точно он! Надо же, думаю, не врут люди, вернулся. Говорят, он в тюрьме сидел, за шулерство. Если так, то поделом! Вроде бы он с какой-то барышней, с невестой своей приехал, но на той свадьбе был один. Представляешь, а наши молодожёны-то...

Капитолина дальше стала рассказывать подробности бракосочетания Семёновых, но это Анна Сергеевна слушала вполуха. Все мысли занимал внезапно объявившийся Мориц.

Конечно, ей вспомнилось, как обнаружилась пропажа шкатулки. Как она выслушивала фальшивые слова сочувствия от знакомых, внутренне сгорая от стыда. Как от обиды и ощущения полной своей ничтожности ей не хотелось вставать утром с кровати.

“Чтоб он провалился, этот Мориц! И думать о нём не буду, и встречи искать не стану!”

Но коварная память хранила и другие моменты: сладкие поцелуи Морица и как от его горячего шёпота кружилась голова. Как завистливые женские взгляды жгли спину, когда Анна под ручку с этим красавчиком шла по улице. И как его молодость, задор и страсть позволяли ей чувствовать себя молодой…

“Ну, поздороваюсь, если случайно встречу. Посмотрю в его бесстыжие глаза и спрошу, помогла ли моя шкатулочка”.

Капитолина, посмотрев на отрешённое лицо подруги, предложила:

— А давай чаю попьём? У меня клиентов сегодня больше нет. Сейчас мастерскую закрою и поболтаем. Со мной вчера ТАКОЕ было!..

***

В мастерской Капитолины была секретная комната, небольшая, но очень уютная. Здесь хозяйка чаёвничала с важными гостями, здесь ночевала, если заказ требовал работы допоздна. Здесь же иногда гадала на картах — многие клиентки считали, что у Капитолины счастливая рука, а её карты не врут.

На столе, накрытом белой скатертью, стояли свежие, испускающие умопомрачительный аромат булочки, пирожные и пиала с вареньем. Подруги пили чай, и Капитолина рассказывала о своих вчерашних приключениях.

— Представляешь, меня вчера чуть богдановцы не сцапали!

— Кто?

— Упыри из кровавой секты. Ты что, не слышала про них?

— Что-то слышала, но не обратила внимания.

— Помнишь бывший особняк купца Игумнова на Большой Якиманке? В русском стиле такой, из красного кирпича, и отделка богатая.

— Помню, на терем из сказки похож.

— Да, он самый! В нём в прошлом году открылся Институт переливания крови. Вот там они, упыри, и засели! Ой, что там творится... Говорят, они дохлых собак оживляют! Вольют кровь от живой псинки, а мёртвая и встанет.

Капитолина сделала страшное лицо и скрючила пальцы, изображая нечто зловещее.

— Нину из кондитерской на углу помнишь? У неё муж туда, - модистка ткнула пальцем вверх, - выходы имеет, многих знает. Он рассказывал, что большим партийным начальникам омолаживающие переливания делают! Придёт старик из большевиков, ему кровь юнца вольют, и он лет двадцать сразу скинет!

— Ого! Правда, так молодеют?!

— Ну, может, меньше, - смутилась Капитолина. - Но лет на десять точно! А ещё богдановцы людей на опыты похищают.

— Прямо с улиц хватают? - округлила глаза Анна.

— Да! Они ездят ночью на каретах скорой помощи и высматривают одиноких прохожих. Кто зазевался, хвать его, и в институт! А там всю кровь из бедолаги шприцами выкачают, разольют её по стаканам и пьют. Ритуал такой. А тело обескровленное сразу в печь, и всё — никаких следов. Секта, гнездо вампирское! А главный у них кто? Директор института Богданов! Вот поэтому их прозвали богдановцами.

Потрясённая до глубины души такими ужасами, Анна Сергеевна схватилась за сердце.

— И они тебя украсть хотели?! Как же ты спаслась?

— Иду я вчера, было уже поздно. Выхожу из переулка и натыкаюсь прямо на скорую помощь! Стоят у обочины, один в моторе ковыряется, а двое курят поодаль. Я сразу поняла — жертву поджидают! Тут верзила с усами докурил, и ко мне: “Гражданочка, что это вы одна по темноте гуляете? Мало ли чего. Вы где живёте, может, подвезти? Сейчас починимся и поедем”. Ну я каааак побежала! Он что-то в спину кричал, но я уже не слышала. Домой прибежала, от страха чуть жива!

— Какие ужасы творятся! Слава богу, что всё обошлось.

Дамы обнялись, посетовали на всеобщий бардак, выпили ещё чаю, и только потом Анна Сергеевна попросила Капитолину погадать.

— Тебе на какой колоде расклад делать? Карты Сведенборга, “Киевская ворожея” или “Русские пословицы и поговорки”?

— Ой, любую. Лишь бы вышло поточнее.

— Значит, профессор Сведенборг.

Анна Сергеевна завороженно смотрела, как гадалка расстилает чёрную скатерть и достаёт уже порядком потёртую колоду. Капитолина ловко перетасовала колоду и выложила карты в четыре ряда, по девять штук в каждом. Полюбовавшись на ровные ряды, она стала переворачивать карты, открывая рисунок.

Внимательно оглядев расклад, Капитолина надолго задумалась. Ожидавшая её слов подруга заёрзала на стуле от волнения.

— Не томи! Что-то страшное?!

— Нет, но интересный расклад вышел. Вот “тигр”: он угрожает коварством и неблагодарностью от человека, обязанного тебе чем-либо. Ещё он намекает на домашние неурядицы. Но он лежит далеко, значит, этих проблем можно избежать или хитростью обратить их себе на благо. О, а здесь “арфа” и “река”!

Улыбнувшись, Капитолина подмигнула подруге.

— Эти две карты обещают знакомство с необычным мужчиной и большую страсть. Если ты правильно себя поведёшь, то получится головокружительный роман или даже замужество! Но карта “цветник” предостерегает — будь осторожна, кругом полно опасностей.

— Столько всего… Не понимаю, Капочка, что же мне делать?

— Будь внимательна! И когда увидишь проблему, сперва подумай, как её решить не в лоб, а похитрее. И не прохлопай знакомство!

— После негодяя Морица моё сердце разбито. Не знаю, смогу ли полюбить снова. Наверное, это была моя последняя страсть!..

И подруги стали во всех деталях обсуждать появление Морица.

***

Темнело. Вечер был тёплым. Ликующее обновление природы ощущалось во всём — в гомоне птиц, в юных клейких почках на деревьях, в свежем ветерке. И люди улыбались как-то особенно радостно, ожидая, что двадцать седьмая весна двадцатого века принесёт хорошие новости.

Виленская шла по Октябрьской площади и вздыхала. Беседа с подругой и гадание несколько успокоили её нервы, но… Именно этим весенним вечером, глядя на прохожих, особенно на юные парочки, Анна Сергеевна как никогда остро почувствовала, что ей 53 года, и никак иначе.

И хоть мажься хитрыми кремами, хоть ложись под нож профессора Преображенского и вживляй себе яичники обезьяны ради омоложения, как три года назад… Хоть что делай, а ход времени не остановишь. И пусть ты выглядишь отлично, и мужчины жадно смотрят вслед. Но твоему сыну уже скоро тридцать, он вот-вот женится, и у него будут свои дети. А ты неизбежно состаришься. И это никак не изменить.

— Баааабушка! - какой-то мальчишка лет пяти радостно побежал через площадь к пожилой женщине в платке.

Анну Сергеевну всю передёрнуло. От слова “бабушка” веяло затхлостью и унынием. Модные платья и шляпки, комплименты мужчин и любовные драмы — с бабушками такого не бывает, это же просто неприлично!..

Время, подожди! Замедлись хоть немного!

Оставив площадь за спиной, Виленская вышла на Большую Якиманку. Какое-то время женщина стояла, кусая губы и теребя в волнении бахрому на шарфике.

А потом, решившись, быстро зашагала вниз, к Институту переливания крови.

Горожане, проходя мимо бывшего особняка купца Игумнова, замедляли шаг, осматривались, а самые любопытные даже заглядывали в окна. Ещё до революции про этот дом ходила дурная слава: будто бы купчина строил его, чтобы жить здесь со своей любовницей, но поймал её на измене и приказал заживо замуровать девушку в стене. С тех пор призрак несчастной в лунные ночи бродит по комнатам, а иногда можно услышать её горький плач и стоны...

При советской власти в особняке открылся Институт переливания крови, поползли слухи о кровопийцах и жутких ритуалах, и зевак сюда потянуло как магнитом.

Набравшись смелости, Анна Сергеевна подошла к зданию и, встав на цыпочки, заглянула в окно.

Она увидела кусочек парадных сеней: обитые медью двери с лиственным орнаментом, расписанные узорами стены и кресла с красной обивкой. На столике у кресел тускло светила настольная лампа.

Темно, тихо и безлюдно.

Толкнув тяжёлую дверь, Анна Сергеевна вошла внутрь и оказалась в тех самых сенях. Здесь начиналась парадная лестница наверх, а несколько дверей вели в разные части особняка.

Дойдя до первых ступенек лестницы, Виленская остановилась.

— Есть кто-нибудь?.. Я спросить хочу. Эээээй!

Из боковой двери выскочил сторож и напустился на Анну:

— Чего шумите?! Нет никого, все домой ушли! Рабочий день закончился. Никого не принимаем!

— Погодите, я только хотела узнать про омолаживающие переливания! Здесь такое делают?

Сторож тяжело вздохнул и посмотрел на Анну Сергеевну со злостью и почему-то — с жалостью.

— А мне почём знать? Это у докторов надо спрашивать, а они завтра придут. Всё, гражданка, идите, идите! Шастают тут всякие… А потом вазы с цветами пропадают.

— Подождите, но я же только...

Сторож скорчил недовольную гримасу и стал оттеснять женщину к выходу. Анна Сергеевна попятилась, споткнулась и едва не упала на спину, но чьи-то руки подхватили её.

— Осип, ну зачем ты так? Напугал даму, а она ничего плохого не делала, - прозвучал над ухом красивый мужской голос.

— Да я что, - виновато забормотал сторож, - просто ушли же все!

— Сударыня, не сердитесь на него, он не со зла. Вы не ушиблись?

Только тут Анна Сергеевна осознала, что почти лежит на руках незнакомого мужчины!

Поднявшись, она обернулась, чтобы рассмотреть своего спасителя. Но тусклый свет настольной лампы не достигал сюда, и Анна Сергеевна увидела только мужской силуэт, белозубую улыбку и ладони в светлых перчатках.

— Спасибо, я в порядке. Простите, я вам помешала… И впрямь очень поздно, зайду в другой раз.

— Да, лучше днём, когда все будут на работе. Позвольте, провожу вас.

— Вы уж это, не обижайтесь! Я ж ничего такого!.. - добавил сторож.

Мужчина из темноты двинулся к выходу. Открыв дверь и галантно пропуская даму вперёд, он вдруг взял Виленскую за руку и что-то вложил ей в ладонь.

— Не уходите! Ждите меня у хлебного магазина в следующем доме. Я сейчас приду и скажу кое-что важное, - прошептал ей на ухо таинственный мужчина. - Хорошо?

Заинтригованная Анна согласно кивнула. Дверь тут же закрылась за её спиной. Пару мгновений Виленская стояла, пытаясь сообразить, что вообще происходит, но потом всё же пошла к магазину. Делая вид, что разглядывает раскрашенные гипсовые кренделя в витрине, Анна Сергеевна разжала ладонь.

Таинственный мужчина дал ей визитку. На ней в дореволюционной манере, с ятями и вензелями, было написано: “Генрих Викторович Белозёрский. Учёный, физиолог, эксперт по переливанию крови”. На обороте визитки был номер телефона.

Взволнованная Анна Сергеевна зашагала туда-сюда перед магазином. Неужели омоложение — правда?! И почему этот Генрих не захотел поговорить в самом институте? Почему такая скрытность?

Вот из дверей бывшего особняка Игумнова вышел мужчина и направился прямо к хлебному магазину! На улице, в свете фонарей, Анна наконец могла его как следует разглядеть.

На вид ему было лет тридцать пять; высокого роста, жилистый. Приятные черты лица, незагорелая кожа, на которой выделяются тёмно-карие глаза, чувственные губы и аккуратные тонкие усы. Пальто, шляпа, костюм-тройка, перчатки, ботинки — всё сидело идеально и подходило друг к другу. Мужчина выглядел стильно и аристократично.

Он подошёл вплотную и улыбнулся:

— Здравствуйте! Спасибо, что дождались. Вижу, вы уже ознакомились с визиткой. Генрих Викторович — это я. А как ваше имя?

— Здравствуйте. Я — Анна Сергеевна Виленская.

— Очень приятно! Позволите ручку?..

Женщина с кокетливой улыбкой протянула ладонь, и новый знакомый, по всем правилам этикета, наклонился и поцеловал воздух над перчаткой.

— Анна Сергеевна, вы наверняка умираете от любопытства, но прошу потерпеть ещё немного. Давайте отойдём вон туда, на лавочку.

Виленская посмотрела на скверик поодаль и шутливо погрозила Генриху пальцем.

— Мы едва знакомы, а вы уже зовёте меня в укромный уголок!

— О, ничего такого!.. Просто у института много лишних глаз и ушей.

И вот уже новые знакомые присели на лавочку под деревом.

— Сначала расскажу о себе. - начал Генрих. - Как и сказано на визитке, я — учёный. Занимаюсь несколькими областями науки, в том числе медициной. Особенно интересуюсь кровью. О, это уникальная жидкость! Она несёт в себе память предков и информацию о потомках. От неё зависят наша жизнь, здоровье и молодость. И ведь наука только-только начинает разгадывать тайны крови!.. Институт переливания как раз этим и занимается.

— Оживляет мёртвых собак?.. - вырвалось у Анны Сергеевны.

Мужчина посмотрел на неё с недоумением, а потом захохотал. Он смеялся так громко и заразительно, что Виленская и сама начала хихикать. От смеха у Генриха даже выступили слёзы. Вытерев их безукоризненно белым платком, он сказал:

— Нет, ничего подобного. А ещё мы не похищаем людей на опыты и не устраиваем жутких ритуалов. Вы ведь слышали такое?

Женщина неловко кивнула.

— Понятно, что обывателю переливание крови кажется чёрной магией. Отсюда и слухи. Но это только медицинская процедура, как выдирание больных зубов или зашивание раны. Да, это сложно, рискованно, но это наука. Никакой магии и ритуалов! Хотя, конечно, истории про кровавых упырей-сектантов звучат весьма... впечатляюще.

Анна Сергеевна только вздохнула. Надо же было ляпнуть такую глупость!

— Однако слухи кое в чём они не врут. В институте действительно делают омолаживающие переливания крови, и результат просто отличный! Кажется, про них вы и спрашивали?

— Да. Но из любопытства, не более! - выпалила Виленская.

Ей вдруг показалось ужасно стыдным сказать, что не праздная любознательность, а суровая необходимость привела её в особняк на Якиманке. Но Генрих всё понял правильно.

— Удовлетворю ваше любопытство. Два человека, старый и молодой, обмениваются кровью. После этого у старшего весь организм молодеет лет на семь минимум. Улучшается внешность, уходят многие болезни. Молодому же такой обмен ничем не грозит, и он получает свои плюсы. Кстати, некоторым партийным начальникам и их родне делали переливания, и никто не жаловался. Хотите узнать больше?..

Виленская сглотнула внезапно подступивший к горлу ком и кивнула.

Посмотрев по сторонам, мужчина придвинулся вплотную и заговорил вполголоса.

— Анна Сергеевна, очень прошу, не рассказывайте никому то, что услышите дальше. НИКОМУ. Я могу на вас рассчитывать?

— Д-да, конечно!

— Я делаю омолаживающие переливания крови лично. Анонимно, быстро и без лишней волокиты. Но я делаю это тайно, в обход кассы института, понимаете?

— Да. А почему тайно?

Генрих вздохнул.

— У меня есть разногласия с руководством. Глава института Александр Богданов — человек очень талантливый. Революционер, писатель, философ, медик... Я его уважаю, но его идеи — сплошная утопия. Мне с ним не по пути. Он слишком носится со своей тектологией и физиологическим равенством людей. До добра это не доведёт.

— Текло… что, простите?

— Тектология. Это учение, которое основал Богданов. Будто все объекты в природе и в обществе объединены в системы и находятся в равновесии между собой. Ну, или их можно в это равновесие привести. А, интеллектуальные игры. Не берите в голову, дорогая Анна Сергеевна. Я не спорю открыто, у Богданова много сторонников, а мне сейчас важно оставаться в институте. Я могу омолодить человека с помощью крови, и я это делаю. Да, тайно и за большие деньги, но что может быть дороже красоты и молодости?

— Ничего… - прошептала Анна Сергеевна.

Мысленно она уже представляла себя помолодевшей так, что её не сразу узнает даже родной сын. Она ясно видела, как на каком-нибудь торжестве проходит мимо Морица, тот бежит знакомиться с новой красоткой и вдруг узнаёт в ней прежнюю обворованную любовницу. С рыданиями он падает на колени, просит прощения и…

— Но есть проблема. - голос Генриха вырвал Анну из грёз. - Нужно найти донора. Нужен человек, который согласится обменяться с вами кровью. Понимаете, все институтские доноры и все биоматериалы на строгом учёте. Нужен кто-то со стороны. Донор должен быть от семнадцати до двадцати лет, без свежих переломов, без половых или наследственных болезней, здоровый в целом. Пол не важен. Постарайтесь найти такого человека, Анна Сергеевна. Чем быстрее мы его найдём, тем быстрее сделаем переливание.

— Да где ж такого взять?! - расстроилась женщина.

Генрих только развёл руками.

— Я тоже буду искать, чтобы помочь вам. Такая красивая, утончённая женщина, как вы, заслуживает самого лучшего! Когда я услышал ваш голос в институте, то понял, что просто не могу пройти мимо.

Тёмно-карие глаза Генриха смотрели ласково, с искренней заботой. Им хотелось довериться, рассказать всё, что лежит на душе. Но где-то в глубине этих глаз прятались озорные искорки, обещая нечто куда большее, чем простая вежливость.

Сердце Анны Сергеевны забилось чаще, и ей вдруг стало жарко.

“Неужели ОН и есть та самая большая страсть?! Гадание уже сбывается? А что! Мужчина симпатичный, вкус имеет и хорошие манеры. Не упустить бы!” - вихрем пронеслось в голове у Анны Сергеевны, и она, мило улыбнувшись, как бы случайно дотронулась до его ладони.

— Спасибо огромное! Вы так добры!

Генрих встал и церемонно поклонился.

— Ерунда, Анна Сергеевна. Когда переливание состоится, тогда и поблагодарите. Хм... А время-то позднее. Позвольте, я провожу вас домой?

— С превеликим удовольствием!

— Берите меня под локоть, а то тротуары ещё скользкие.

Они шли, весело болтая обо всём на свете, много шутили, смеялись и были вполне счастливы.

… К своей квартире на третьем этаже Анна Сергеевна не поднялась — впорхнула по лестнице, напевая арию Кармен “У любви, как у пташки, крылья”.

***

Прошло две недели, и за это время Анна Сергеевна ни разу не вспомнила про Морица. Она была занята общением с Генрихом и поиском донора.

Найти подходящего человека оказалось сложной задачей. Анна Сергеевна приглядывалась к детям друзей, юным артистам, продавцам… Но всё мимо. Или возраст не подходил, или здоровье, или человек оказывался таким, с которым нельзя договориться о столь деликатном деле.

Всё это ввергло бы Виленскую в глубокое уныние, если бы не Генрих. Ему явно нравилась женщина: он часто звонил и интересовался её делами. Они даже дважды сходили в кино. Полутёмный зал, сиденья рядом… Генрих будто бы случайно обнимал Анну, а она, будто бы от усталости, клала голову на его плечо. А после поздних киносеансов они гуляли под ручку по ночной Москве, и город, казалось, принадлежал им только им двоим…

Они говорили обо всё на свете. Генрих рассказал о маме-немке и папе-русском дворянине, о том, как был на Великой войне и познакомился с Александром Богдановым на фронте. Анна поведала о покойном муже, о сыне, что тепло принял Октябрьскую революцию и теперь работает инженером на Кубани. В порыве откровенности она рассказала даже про историю с Морицем, и Генрих долго ругался в его адрес.

Словом, карты не соврали: у Анны Сергеевны и вправду состоялось интересное знакомство, явно перерастающее в нечто большее.

Сегодня Виленская вернулась из парикмахерской раньше, чем обычно. На всю квартиру гремела песня “Кирпичики” — домработница Глаша слушала пластинки. Дверь в её комнату была приоткрыта.

Повинуясь порыву внезапного озорства, Анна Сергеевна разулась, на цыпочках подошла к двери и тихонько заглянула в комнату.

Глаша укладывала в сумку вещи, кучей лежавшие на полу. Анна Сергеевна с удивлением узнала свою зелёную блузку и чёрную шляпку с пером! Там же были и кружевные салфетки, которые она давно считала пропавшими.

Вот Глаша раскрыла пакет. В нём была еда: кусок сыра, баранки и ещё какая-то снедь. Глаша завернула всё в чистую бумагу.

“Вот почему продукты так быстро кончаются!”

Все вещи перекочевали в сумку, а та — поглубже в шкаф.

Дверь распахнулась, и в комнату ворвалась разъярённая Анна Сергеевна.

— Ах ты дрянь! Подлая воровка!

Со всего маху влепив Глаше пощёчину, она вытряхнула всё из злосчастной сумки обратно на пол.

— Ну точно! Вот и полотенчики мои! А это что?! Синее платье?!

Анна Сергеевна хлестнула домработницу связкой полотенец.

— Дармоедка! Сволочь неблагодарная! Комнату целую ей выделили, за одним столом с ней едят… Иные прислуге угол дадут, и всё. А ты живёшь как барыня, да ещё и воруешь! Паразитка! Что молчишь?!

— Йй-аяя не для себя, я помочь хотела, - ответила всхлипывающая Глаша.

— Кому?!

Утирая слёзы, Глаша рассказала, что хотела поддержать племянницу, которая ещё осенью приехала из деревни, чтобы учиться в техникуме.

— Ей койку дали и паёк, но тяжело девке! Ей и приодеться хочется, и покушать хорошо. Анна Сергеевна, ну у вас вещей много! Вы эту блузку год не носили. Она вам не нужна, а девка молодая, хоть покрасуется.

— Молодая, говоришь… - непонятным тоном произнесла Виленская.

“Реши проблему не в лоб, а похитрее”, - вспомнились ей слова подруги, когда та гадала на картах.

— Ну и что с тобой теперь делать?..

Анна Сергеевна села на кровать и задумалась, а Глаша стояла, как истукан, опасаясь даже сходить на кухню за льдом, чтобы приложить его к ноющей щеке.

— Так, в милицию я не пойду и даже выгонять тебя не буду.

— Спасибо, спасибо, дорогая Анна Сергеевна! Простите меня, это больше никогда не… - затараторила Глаша.

— Да погоди ты! - поморщилась хозяйка. - Слушай внимательно. Приведёшь племянницу сюда и дашь ей какую-нибудь работу. Еду пусть готовит или помоет что-нибудь, тут сама разберёшься. Пусть эти вещи девочке достанутся не за просто так, а за труд. Нельзя молодёжь приучать к халяве! Сколько лет племяннице-то?

— Почти восемнадцать.

— Отлично! Как она, ничем после своей деревни не болеет?

— Что вы!.. Кровь с молоком, здоровая девка, красивая!

— Ну что ж, веди знакомиться. Если она мне понравится, буду давать ей поручения и платить немножко.

— Благодетельница вы наша!

Домработница встала на колени и попыталась поцеловать руку хозяйки, но Анна Сергеевна решительно это пресекла.

...Через пару дней Глаша привела племянницу Алёну, рослую крепкую девушку с длинной косой и ясными голубыми глазами. Сначала она очень стеснялась, но понемногу разговорилась. Оказалось, что она милая хохотушка, любит читать, а учиться ей очень нравится.

Прошло несколько дней, и аккуратными вопросами Анна Сергеевна выяснила, что здоровье у Алёны отменное. Даже переломы, частые спутники жизни в деревне, её миновали.

Виленская ликовала.

Вечером, гуляя с Генрихом по Чистопрудному бульвару, она сказала: "Кажется, я нашла отличного донора!".

***

Все нюансы предстоящего переливания были оговорены, и нужно было только привлечь Алёну.

Оставшись с девушкой наедине, Анна начала разговор. Сначала она долго жаловалась, что стареет, и силы уже не те. Потом рассказывала про неудачные попытки сохранить красоту и молодость, плакалась на одиночество, злую судьбу и намекала на помощь.

Когда Алёна спросила: “Что я могу сделать?”, Анна Сергеевна рассказала о своём плане, обещала щедрую плату за обмен кровью и намекнула, что в случае отказа пойдёт в милицию и всё расскажет. Воровала вещи тётка Глаша, но отдавала-то Алёне! Значит, обе — преступницы; привет, тюрьма.

Перепуганная Алёна на всё согласилась и поклялась на иконах, что никому ничего не расскажет.

Теперь оставалось только дождаться ТОГО САМОГО дня. Точнее, ночи — тайные дела обычно делаются в темноте и без свидетелей.

***

Часы пробили полночь. Пора было идти. Бросив взгляд на буфет, Виленская с тоской подумала, что было бы здорово выпить рюмочку коньяку для храбрости. Но нельзя — Генрих строго запретил.

Из комнаты вышла Алёна. В сотый раз перепроверив всё, Анна Сергеевна кивнула ей, и женщины, одевшись, вышли на улицу.

В ночном городе правила тишина. Только иногда где-то вдали пробегал запоздалый прохожий или слышался звук колёс. Пустынные улицы в свете фонарей выглядели таинственно и немного пугающе.

Женщины шли молча. Говорить не хотелось, да и о чём?..

От волнения и страха Виленскую трясло, как в лихорадке. В горле пересохло, а биение сердца гулко отдавалось в виски. Воображение рисовало Анне ужасные картины, как из неё шприцом выкачивают кровь, и всё тело корёжит от боли. Или как её кровь льют в стакан, а отвратительное чудище пьёт, аж причмокивая от удовольствия!

Анна Сергеевна потрясла головой, прогоняя мерзкие видения, и попыталась представить, как она помолодеет и похорошеет после переливания. Это немного её успокоило.

Генрих уже дожидался в месте встречи, на перекрёстке двух улиц.

— Доброй ночи! - он поклонился и поцеловал дамам ручки.

— Анна Сергеевна, как настроение? Готовы?

— Ох, мой дорогой… Честно сказать, я ужасно волнуюсь.

— О, понимаю! Это непросто, но всё-таки постарайтесь расслабиться. Бодрый настрой важен для процедуры. Идёмте, сюда.

Белозёрский повёл женщин через тёмные закоулки и задние дворы. Здесь пахло сыростью и мусором, а под ногами частенько попадались камни и осколки стекла. Виленская брезгливо подобрала подол платья.

Они вышли к институту, но не к парадному фасаду, а сзади, к неприметной калитке. Генрих стал её открывать, и калитка противно и зловеще заскрипела, заставив Анну Сергеевну и Алёну вздрогнуть.

Калитка вела в сад. Сейчас он был немного запущен, но по-прежнему очень красив.

— Нам сюда, - показал Генрих на выложенную плиткой дорожку.

Все трое прошли через сад и наконец оказались у самого дома. Ночью, в свете фонарей и луны, бывший особняк выглядел холодным и неуютным.

На парадный балкон прямо из сада вела лестница. Генрих поднялся первым, подождал женщин, а потом распахнул тяжёлые резные двери, пропуская дам вперёд.

Анна Сергеевна и Алёна оказались на небольшой площадке ровно в центре парадной лестницы. В былые времена купеческие гости, поднимаясь наверх, останавливались на этой площадке перевести дух и полюбоваться хрустальными люстрами и двумя витражами.

Сейчас горела только одна люстра. Её свет преломлялся в цветных стёклах витражей, бликами ложился на стены, немного разгоняя темноту и создавая нереальную, сказочную картину.

— Какая красота! - ахнула Алёна.

Широко раскрыв рот от удивления, она с восторгом рассматривала ступени из чёрного мрамора, фигурные перила и орнамент на стенах.

“Конечно, красота. Ты-то в своей деревне такого не видала”, - подумала Анна Сергеевна и усмехнулась с чувством внутреннего превосходства.

Наконец заперев капризные двери балкона, Генрих присоединился к дамам на площадке. Поднявшись на второй этаж, они оказались в небольшом аванзале с несколькими дверями. Генрих постучал в самую маленькую дверь с ручками-кольцами. При купце Игумнове она вела в комнаты слуг.

Тук. Тук. Тук-тук-тук. Тук-тук.

— Кто там? - отозвались изнутри.

— Это я. Всё в порядке.

Дверь открылась, и навстречу вышел симпатичный худой юноша, одетый в белый халат и медицинскую шапочку.

— Всё готово, Генрих Викторович. Дамы, здравствуйте!

— Отлично. Знакомьтесь, это Перов, мой ученик и ассистент. Он в курсе всего и абсолютно надёжен. Анна Сергеевна, не сочтите за мелочность, но можете расплатиться сейчас?

Виленская протянула шкатулку. В ней лежали золотые царские червонцы и несколько драгоценных колец. Чтобы оплатить омолаживающее переливание крови, женщине пришлось взять последние сбережения.

Генрих бегло пересчитал монеты, осмотрел кольца и остался доволен.

— Пора начинать. Анна Сергеевна, не волнуйтесь. Всё будет хорошо.

— Легко говорить - не волнуйтесь! А меня голова кружится.

— Ну что ж вы так!.. Дышите глубже, спокойнее. Идём.

Генрих завёл всех в самую дальнюю комнату. Переступив её порог, Анна Сергеевна зажмурилась.

Здесь горел электрический свет, такой яркий, что глаза заслезились после тёмных коридоров. Проморгавшись, Анна Сергеевна увидела, что в комнате стоят две кушетки с ремнями вверху и внизу, которыми можно надёжно привязать пациента.

Чуть дальше, у окна, ютился стол, на котором были разложены медицинские инструменты. Вдоль стен расположились стеллажи с пробирками, ватой, бинтами и книгами про лекарства.

Но особенно впечатлял стеллаж со стеклянными банками. В них, в желтоватой жидкости, плавали органы — почки, куски мозга, сетки кровеносных сосудов, похожие на красный коралл. Кое-где пучили слепые глаза жабы, змеи и мыши, а в самых больших банках плавали человеческие младенцы-уроды. Кто без рук, кто со сросшимися на манер рыбьего хвоста ногами, у кого из шеи росла вторая недоразвитая голова.

В воздухе витал резкий медицинский запах, вперемешку со сладковатым душком тления.

Алёна побледнела, а Анну Сергеевну затошнило. Женщине хотелось убежать куда угодно, лишь бы не видеть этих жутких банок. Она вдруг почувствовала себя полной дурой: пробраться ночью, тайно, в медицинский институт?..

Виленская мысленно обругала себя за трусость и снова попыталась представить себя помолодевшей. Ведь ради этого всё и затевалось!

Тут Генрих посмотрел на испуганных дам и заругался на помощника:

— Перов! Ты почему не набросил покрывало на стеллажи? Ведь нашим гостьям неприятно смотреть на это всё!

— Простите, не подумал. Нам-то уже примелькалось.

— Не подумал он… А надо было! Думать, это штука полезная.

— Генрих, дорогой, нельзя ли поскорее начать? - дрожащим голосом сказала Виленская. - Я готова.

— Да, начнём! Дамы, ложитесь на кушетки, и мы вас пристегнём ремнями. Не бойтесь, это страховка на случай, если вы вдруг дёрнетесь, чтобы игла не вылетела из вены. А дальше просто — кровь у одной забирается и сразу вливается столько же крови от другой.

— Ну, с богом!

И, размашисто перекрестившись, Анна Сергеевна сама легла на кушетку.

На её запястьях и лодыжках затянулись ремни. Виленская почувствовала себя маленькой и очень уязвимой, и это чувство было весьма неприятным.

Перов стоял у кушетки Алёны и протирал руки полотенцем, а Генрих стал рыться в шкафу. Анна Сергеевна видела его согнутую спину.

Вдруг Виленская поняла: что-то изменилось.

В комнате будто стало холоднее, и воздух сгустился, как перед грозой. Предчувствие чего-то недоброго закололо в висках.

Стало очень тихо, и Анна Сергеевна отчётливо услышала своё прерывистое, частое дыхание и биение сердца.

А потом в тишине раздался треск разрываемой ткани.

Генрих Белозёрский повернулся к Анне лицом. Его глаза налились кровью и испускали яркое алое свечение. Кожа стала мертвенно-серой, черты лица исказились, и оно стало похоже на картонную маску. Тело трансформировалось, и одежда трещала, не в силах вместить новые пропорции: по-обезьяньи длинные руки с когтями, мощное тело и полусогнутые, как у зверя, ноги.

Чудовище оскалилось, и в его пасти блестнули четыре длинных клыка.

С Перовым происходило то же самое.

— ААААААА!

От ужаса женщины завизжали так, что задрожали стёкла.

— Аааааа, упыри! Вампиры! Помогиииите!

— Они всегда так противно вопят. - поморщился Перов.

— Да уж. Но это добавляет пикантности. Согласись, без эманаций страха у крови вкус совсем не тот. Добыча должна как следует напугаться.

— Да, донорская кровь совсем безвкусная.

И вампиры бросились на своих жертв.

Анна Сергеевна забилась в ремнях, как муха в паутине, но бесполезно — ремни держали крепко. Тот, кто раньше был Генрихом, прижал её плечи и голову к кушетке. Она закричала ещё громче, но тяжёлая ладонь закрыла ей рот, и женщина захлебнулась своим криком.

Генрих метко прокусил артерию на шее. Виленская почувствовала жгучую боль от клыков, будто к коже приложили раскалённые угли.

В воздухе повис тяжёлый железистый запах.

Анна Сергеевна чувствовала, как тёплая кровь струйкой течёт по шее и по груди. И как она же толчками, очень быстро, из тела уходит в клыки вампира. А вместе с кровью вытекает и жизнь. Руки и ноги стали холодеть, ритм сердца сбился.

— Сволочь! Ты обманул меня! - собрав все силы, крикнула женщина.

— Увы, любезная Анна Сергеевна, да. И вы на обман попались. Все попадаются, потому что все хотят чуда.

“Вот и омолодилась”, - мелькнула ехидная мысль, и сознание Виленской милосердно отключилось.

Генрих подвинул обмякшее тело поудобнее и продолжил свою трапезу.

А вот у Перова с Алёной всё шло не так гладко. Неведомо как, но Алёна сумела освободить от ремней правую руку и встретила вампира хорошим ударом в скулу. Рука у неё была тяжёлая, ведь девушка с детства привыкла к сельскому труду, в том числе и усмирять строптивую скотину.

Перов завыл, отшатнулся и замотал головой. Алёна тем временем дотянулась до стола с инструментами и схватила хирургические ножницы. Когда Перов снова приблизился, она с размаху воткнула ножницы ему в левое плечо. Метилась в сердце, но не попала.

Из раны медленно потекла чёрная тягучая жидкость, похожая на смолу. Взбешённый вампир выдернул ножницы из тела и бросился на Алёну. Но у неё уже была свободна левая рука, и девушка обеими руками вцепилась в горло Перова.

Конечно, задушить его Алёна не могла — бесполезно лишать воздуха того, кто уже давно не дышит. Но так ей удавалось держать клыки вампира подальше от своей шеи. Разъярённый Перов хватанул Алёну когтями за ноги. Девушка закричала от боли, но шею вампира не выпустила.

— Генрих, помоги! - прохрипел Перов.

— Ты что, с бабой справиться не можешь? - недовольно ответил Белозёрский, но всё-таки пришёл на помощь ученику.

Против двух вампиров у Алёны уже не было шансов. Скрутив ей руки, они укусили девушку в шею с разных сторон и жадно пили кровь вдвоём.

Вдруг в коридоре раздался топот множества ног. Дверь содрогнулась от сильного удара, слетела с петель и упала.

— Стоять, не двигаться! Руки вверх!

Внутрь ворвались люди с оружием и в форме ОГПУ. Они быстро рассредоточились по комнате и взяли на прицел ошалевших вампиров.

Но странное дело: у командира чекистов глаза тоже горели красным огнём, а кожа была мертвенно-серой! Да и когти не уступали длиной генриховым.

— Вот и встретились, Белозёрский! Наконец-то мы тебя накрыли, ваше благородие, - усмехнулся командир.

— Не могу сказать, что рад тебя видеть, Лазарев. Смотрю, ты так и служишь холопской власти, даже в чинах растёшь.

— Я служу народной власти. - с металлом в голосе ответил чекист. - А вот ты… Когда ты просил советскую визу, тебе поверили и разрешили вернуться. Надеялись, что ты и вправду оставил врангелевское прошлое, будешь заниматься наукой, на пользу людям. А ты за старое: контрреволюционную агитацию ведёшь, убийствами с целью грабежа занимаешься. За кордон с награбленным слинять хотели? Вы оба арестованы!

— Да ладно! Думаешь, эти дуболомы с наганами нас остановят?

Лазарев крутанул зарядный барабан, вынул пулю и показал вампирам.

— Видал? Серебряная. И почти у всех такие. Здание оцеплено, сдавайтесь.

— И что будет, если сдадимся? - спросил Перов.

— Сбережём время и силы, - пожал плечами чекист. - И суд, возможно, учтёт, что вы не сопротивлялись при аресте.

— Ха! Ваш пролетарский суд — жалкая пародия. Как овцы могут судить волка?! А ты, Лазарев, предатель! Забыл, как мы втроём, ты, я и Богданов, делили одну палатку на фронте? Ладно Шурка, он — человек, что с него взять. Но ты-то!.. Ты — вампир, хищник, как и я. А защищаешь тех, кто по природе должен быть едой!

— Плохой ты учёный. Если уж говорить о природе, то вампиры не хищники, а паразиты. Мы не можем жить без человеческого общества, не можем размножаться без людей, не можем даже питаться без них. Это и есть паразитизм. А если вампир ещё и богатей-эксплуататор, как ты, Генрих, то он паразит вдвойне. Ладно, хорош болтать. Вяжите их, ребята!

Издав какой-то невообразимый звук, Генрих стремительно раздулся, утратил всякое подобие человека и теперь походил на клыкастую жабу.

Люди невольно попятились.

Грохнули выстрелы, комнату заволокло дымом. Жутко завыл раненый в бедро Перов. Собрав все силы, он бросился в окно с такой скоростью, что люди увидели только размытое пятно. Стоявшего у окна чекиста унесло наружу вместе с вампиром.

Снизу послышались звон стекла, звук удара тел об землю, выстрелы и крики. На месте маленького арочного окошка в стене теперь красовалась рваная дыра. Пол усыпало кирпичной крошкой.

Генрих бросился на Лазарева, сбил его с ног, и вампиры, вцепившись друг в друга, выкатились в коридор. Генрих рвался к лестнице, а Лазарев пытался его задержать. Но клыкастая жаба была массивнее и сильнее вампира-чекиста и волокла его за собой. Наган с серебряными пулями Лазарев выронил и теперь мог рассчитывать только на свои силы.

С лестницы они скатились кубарем. Лазарев хорошо приложился головой о ступеньку, а сверху его ещё и придавил Генрих. На долю секунды Лазарев ослабил руки, и враг не оплошал.

Клыкастая жаба вырвалась из командирской хватки и побежала в парадные сени. Но там Белозёрского ждали.

Снова выстрелы, крики, треск ломающегося дерева и топот ног.

Лазарев дотянулся до перил и, цепляясь за них, поднялся на ноги. К нему подбежал один из бойцов:

— У вас кровь! Вы ранены?

— Ерунда, - ответил тот, прислушиваясь к себе. - Когтями рванул, гад. Ничего, скоро всё затянется, как и положено кровососу.

Боец улыбнулся командирской иронии и доложил:

— Перов из окна выпрыгнул, а внизу его подстрелили. Насмерть.

— Тьфу ты! Лучше было б живым взять. Что Белозёрский?

— Удрал. Но он серьёзно ранен, далеко не уйдёт! Из него кровь хлещет, как из свиньи на бойне. Не бойтесь, возьмём гниду! И это, командир, там наверху две женщины укушенные…

— Сейчас посмотрю.

Хромая, Лазарев поднялся в злосчастную комнату. В воздухе висела едкая гарь. Стеллажи опрокинуты, банки разбились, а их содержимое разлетелось по полу.

На кушетках неподвижно лежали Анна Сергеевна и Алёна.

Стараясь не поскользнуться на формалине и не наступить на бывший экспонат, Лазарев подошёл к женщинам, пощупал пульс и прислушался к своему чутью. Как и всякий вампир, он точно улавливал эманации смерти.

Анна Сергеевна была мертва. А вот в Алёне теплились остатки жизни. Но именно что остатки: счёт шёл даже не на минуты — на мгновения.

Времени на раздумья и колебания не было.

Нужно было принимать решение, и быстро.

И командир чекистов решился.

Припав к ране на шее Алёны, он сделал несколько больших глотков. Потом схватил скальпель и порезал себе ладонь. Выступила тягучая чёрная жидкость. Лазарев сжимал и разжимал ладонь над открытым ртом девушки, и вампирская кровь по каплям лилась ей в горло.

...Говорят, что если вампир укусит человека, то укушенный сам станет вампиром. Это не так. Если вампир цапнет человека, но жертва останется жива, ничего особенного не случится. Если жертва умрёт на вампирских клыках, то не всегда, а в некоторых случаях она станет упырём. Тупой и злобной тварью, пустой оболочкой, которая не помнит ничего и знает только одно чувство — голод.

А вот если вампир и человек выпьют крови друг друга, причём человек балансирует на тонкой грани между жизнью и смертью… Тогда он переродится в иное существо — разумное, имеющее недоступные человеку способности и сохраняющее память, личность и характер. Так появляются на свет вампиры.

...Алёна зашевелилась и открыла глаза. Прежде голубые, они стали кроваво-красными, и от них шёл слабый алый свет.

Девушка села, удивлённо обвела взглядом разгромленную комнату и увидела бездыханное тело Анны Сергеевны. Она испуганно вскрикнула и только сейчас заметила Лазарева.

— Вы кто?! Что случилось?

— Тихо, тихо, всё хорошо. Не бойся. Сейчас развяжу тебе ноги. Вставай, только аккуратно — после метаморфоза голова кружится. Как тебя зовут?

— Алёна.

— А меня - Михаил Андреевич. Фамилия моя Лазарев, я из ОГПУ. Пойдём, Алёнка. Нам с тобой предстоит долгий разговор.

Историческая справка:

Богданов, Александр Александрович (1873-1928 гг.). Настоящая фамилия — Малиновский. Русский революционер, врач, общественный деятель, философ и писатель. Основатель и директор первого в мире Института переливания крови; автор фантастических романов “Красная звезда”(1908 г.) и “Инженер Мэнни” (1912 г); основатель дисциплины “тектология”. Пропагандировал обменные переливания крови и верил, что это ведёт к настоящему единству людей, потому что через “единую кровеносную систему людей” снимутся возрастные, половые и расовые и иные противоречия.

Великая война (Большая война) — так называли Первую мировую войну.

Институт переливания крови (сейчас — Национальный медицинский исследовательский центр гематологии) — первый в мире научно-практический институт такого рода. Был основан в Москве 26 февраля 1926 года, располагался в бывшем особняке купца Игумнова на улице Большая Якиманка. В 1938 году переехал в другое здание.

“Карты Сведенборга” — колода карт Таро. Впервые в Российской империи её издали в 1859 году под названием колода «Гадательные карты знаменитого профессора Сведенборга». Часто её ещё называли “испанец и амазонка”, по главным картам. Не факт, что знаменитый шведский теософ и мистик Эммануил Сведенборг (1688-1772 гг.) имеет прямое отношение к этой колоде; возможно, авторы колоды Петров, Зыков и Соколов использовали имя Сведенборга для солидности. Так или иначе, колода активно переиздавалась до конца XIX века и пользовались популярностью.

“Киевская ворожея” — карточная колода для гадания, приложенная к книге “Киевская ворожея: Таинство олимпийских гадания на картах”. Впервые книга и колода были изданы в 1879 году. Рисунки колоды были основаны на греческой мифологии.

“Русские пословицы и поговорки” — колода для гадательного пасьянса, проиллюстрированная художником Н.Ф. Петровым. Впервые вышла в 1908 году и была очень популярна, не в последнюю очередь благодаря качественным рисункам, изображающим сцены из русской жизни.

Тектология, она же всеобщая организационная наука — концепция, разработанная А.А. Богдановым. В переводе с греческого само слово означает что-то вроде “наука о строительстве, созидании”. Основная идея тектологии состоит в тождественности организации систем разных уровней — от микромира до биологических и социальных. Разнородные явления объединяются общими структурными связями на основании единства и объективности законов организации объектов. В своём трёхтомном труде про тектологию Богданов предвосхитил многие идеи кибернетики, теории систем, синергетики и других наук.