В поисках смысла жизни теряется сама жизнь.
NN
Старость - единственные грабли, на которые ты никогда не сможешь наступить.
NN
Матвеич стоял в тёмно-синем коридоре у стеночки и переживал. Думал о том, как его тут примут, в новом доме. Ещё когда ехал в машине, прижимая к себе небольшой узелок с самыми дорогими сердцу вещами, гадал, будет ли тут пахнуть больничкой. Нет, больничкой не пахло. Пахло чем-то знакомым из далёкого детства. Поискав в памяти, он вспомнил — так пахло в общественных столовых. Не тех, что готовили для взрослых. А именно в детских. Например, в пионерском лагере.
Воспоминания затуманили взор и унесли в далёкое прошлое. Однако, не надолго. Затекли ноги и пришлось устраиваться заново. Переставить ногу, слегка расправить плечи.
Матвеич довольно долго уже стоял в этом коридоре, и начинал нервничать. А вдруг про него забыли? Вдруг у тех, кто сейчас за дверью решает его дальнейшую судьбу, нашлись очень срочные дела? Внезапно у него начали подрагивать ноги и заломило в пояснице.
Тут наконец с лёгким скрипом приоткрылась старенькая обшарпанная дверь и громкий женский голос возвестил.
- Кокорин! Зайдите.
В небольшой, заставленной вещами, комнате, за письменным столом, уставленным множеством всяких мелких вещей, сидела ничем не примечательная женщина. Матвеич даже удивился. Ему казалось, что на должность заведующей гораздо больше подошёл осанистый и серьёзный доктор, ну или на худой конец какой-нибудь пройдоха, который всюду вхож. Конечно, второй вариант был менее желателен. Хотя, и в первом случае человека обычно мало что интересует, кроме себя. А во-втором непременно жди воровства. Жизнь научила Матвеича людям верить редко и выборочно.
На заведующей Домом ветеранов (так официально называлось данное учреждение), был надет белый халат. А сам кабинет при более тщательном осмотре, напомнил Матвеичу игровую комнату в детском саду. Повсюду взгляд натыкался на какие-то поделки, коврики и салфеточки. Наверное это пациенты наделали и надарили. Матвеич подумал и сам же поправился — не пациенты, а подопечные. Никак не хотелось ему оставшиеся годы прожить в больничке.
Жизнь Матвеича на старости лет не пощадила. По молодости мотался по стране, ездил на стройки. Заработал радикулит и еще целый список сопутствующих заболеваний. В поликлиннику уже давно не ходил. Надоело слушать одно и то же — старость не радость. Сам он знает, что это так.
Жизнь прошла, как сон. В памяти остались отрывочные воспоминания, которые уже давно не склеивались в общую картину. Матвеич всю жизнь что-то строил, строил... Рано ушла из жизни первая супруга, а вторая просто ушла - нашла мужа получше. Сын от первого брака уехал с семьёй в другой город, и остался Матвеич один-одинёшенек. Пока силы были, справлялся. А тут однажды пошёл в магазин, а когда вышел, понял — не знает он куда идти, где проживает не помнит. Даже собственное имя вспомнить не смог. Долго так стоял Матвеич посреди улицы и помнится даже заплакал. Подошла какая-то женщина. Что-то спрашивала, а он не понимал о чём. Приступ прошёл сам собой. Немного прояснилось и он сумел дойти до дома. Но с тех пор стал редко выходить на улицу, а в кармане носил записку с адресом и собственным именем. А в следующий приезд сына попросил определить его в дом престарелых.
Сын похлопотал. Довёз Матвеича до дверей, извинился и попрощался. И почувствовал Матвеич тогда, что навсегда.
- Ну что ж, Борис Матвеевич, - разведя руками и как бы извиняясь за что-то, подитожила заведующая. - Добро пожаловать.
Особого добра Матвеич в голосе этой неприметной женщины не расслышал.
Заведующая улыбнулась будто через силу, а затем положила маленькие пухлые ручки без маникюра перед собой на стол.
- Сейчас придет Лариса Михайловна, наша дежурная, и вас проводит в комнату.
Матвеич про себя отметил, что помещение, в котором ему предстоит жить, назвали комнатой, а не палатой. Это порадовало.
Лариса Михайловна пришла довольно скоро, и его как мужчину не впечатлила. Крашеная и одновременно какая-то неухоженная блондинка выглядела словно не на работу пришла, а только что со сна встала. Причёска с крупными беспорядочными локонами походила на сеновал — так помнится любили дразнить подобных девиц в его молодости. Как там? «Я упала с сеновала, тормозила головой». Поговорка вспомнилась полностью, и Матвеич сам себе кивнул - не всё ещё забыто, не всё.
«Вот ведь какие ёмкие поговорки были раньше, - хмыкал Матвеич себе под нос, шаркая за дежурной растоптанными кем-то до него шлёпанцами по тёмно-синему коридору, не забывая тайком любоваться на плавно покачивающиеся перед ним полные формы, обтянутые белым халатом - фигура у Ларисы Михайловны была очень даже не плоха.
От созерцания женской красоты его отвлёк чей-то тоненький старческий женский голос:
- Светочка, миленькая. Ты уж колечко-то поищи, а. То колечко - единственная память от мужа моего покойного.
Голос доносился из открытой двери, мимо которой они сейчас проходили. Матвеич заглянул в комнату - там было несколько неубранных кроватей. И тут он заволновался. Окинув коридор внимательным взглядом, отметил, что все двери открыты. Это что ж получалось, вся жизнь теперь будет на виду?
Однако, пройдя коридор до конца, Лариса Михайловна свернула влево и начала подниматься по лестнице на второй этаж. Здесь Матвеичу понравилось больше, однако тревога его не покидала. Почему на первом этаже двери открыты, а на втором нет? Почему там тёмно-синие стены, а здесь салатовые? И за какие-такие прегрешения люди живут на том первом этаже? И не выйдет ли так, что Матвеич провинится и его опустят туда, на первый?
За переживаниями Матвеич не заметил, как оказался в просторном и светлом холле, где несколько старушек довольно приятной наружности смотрели небольшой, но современный плазменный телевизор.
Его комната оказалась в самом конце коридора. Номера комнаты Матвеич запомнить не успел, но дал себе задание — прежде чем идти в столовую, которая располагалась на первом этаже, обязательно запомнить и даже записать номер.
Комната была небольшой. Порадовало, что обстановка не выглядит казённо. Мебели не богато. Две койки, пара стульев и небольшой стол возле окна, занавешенный серо-белым застиранным тюлем. Правда, был еще небольшой тамбур, но рассмотреть его Матвеич не успел. Но на стенах висело по ковру, а столик был застелен веселенькой скатёрочкой, что придавало общему виду некий уют. Одна кровать пустовала, а на другой сидел седой полноватый старик в больших линзовых очках.
- Ну вот, Сергей Леонидович, вам соседа подселяем. Теперь будет не так скучно, - Лариса Михайловна проверила кровать, проведя под матрасом рукой, и заглянула за занавеску. Видя такое, Матвеич испытал некоторое смущение. Что можно прятать под матрасом?
Сосед, которого только что потеснили, заметно напрягся. Хотя, по мнению Матвеича, чайник с незабудками, бокал и небольшой кулёк явно с чем-то к чаю на подоконнике, тоже ничем криминальным не пахли, выглядели очень даже обыденно и по-домашнему.
Над кроватью соседа, кроме ковра, висели какие-то картинки из старых журналов и вырезанные из белой бумаги снежинки. Снежинки Матвеича не удивили. Новый год был две недели назад.
Больше его обеспокоил сам сосед. Тучный мужик, наверняка сердечник и диабетик, дышал шумно. С таким звуком, будто в горло вставили свисток. Астматик? Может быть.
Но не это было главное. Матвеич его как будто уже видел когда-то. Словно они встречались, и даже были знакомы. И знакомство это, похоже, было не совсем приятным.
Лариса Михайловна со словами «Располагайтесь и будьте как дома» покинула комнату, прикрыв за собой дверь, не закрыв её полностью. Матвеичу захотелось дверь прикрыть, но он не решился. Окинул тоскливым взором своё новое жильё.
- Дбро пжалвать, - неразборчиво просипел сосед.
Руки он Матвеичу не протянул. Впрочем, обижаться тот не спешил. Мало ли, вон как дышит. Может нездоровится человеку?
Но сосед опроверг эту мысль, встал и довольно бодро пошаркал закрывать дверь.
- Вечно оставляют двери нараспашку, - проворчал он более внятно. И без перехода обратился к Матвеичу. - Куришь?
- Откурился, - мотнул Матвеич головой. - А ты?
- Балуюсь. Иногда.
- Прямо тут? - удивился Матвеич.
- Нет конечно. Во двор хожу. Гуляю, - сосед сделал паузу и спросил. - Мы раньше не встречались? Уж больно лицо мне твоё знакомо.
Матвеич напрягся, пытаясь вспомнить, откуда ему знаком новый сосед, но покачал головой.
- Мне тоже кажется, что мы где-то встречались. Но вспомнить не получается.
Сосед сипло рассмеялся.
- Склеротики, мать нашу.
Матвеич улыбнулся шутке и подумал, что сосед у него вроде мужик нормальный.
За разбором нехитрых пожитков, которые Матвеичу разрешили взять из дома, время бежало быстро, и вскоре подошло время обеда.
Сергей Леонидович предложил пойти в столовую вместе. Матвеич порадовался, покряхтывая встал с койки, которая скрипела, словно не смазанная телега. И тут краем глаза подметил, что сосед смотрит на него как-то странно.
«А ведь он меня вспомнил», - подумал Матвеич.
Сосед словно слышал его мысли. Сверлил взглядом сквозь очки, и взгляд этот Матвеичу не нравился.
- Что, не можешь вспомнить? - сосед по блатному цыкнул золотым зубом, взгляд у старика сейчас был словно у старого матёрого волка — пристальный и злой.
Матвеич в который раз посетовал на склероз. Он ещё раз придирчиво осмотрел черты лица соседа, и тут его словно током дёрнуло!
Сосед как-то печально усмехнулся.
- Вспомнил, Кокоркин? - и бывший одноклассник Матвеича, Серёга Матюхин, сипло рассмеялся, а потом зашёлся в кашле. - Воды, - просипел он, протягивая к окну дрожащие узловатые пальцы.
Матвеич кинулся к чайнику, воды там оказалось на донышке. Но он вспомнил, что брал с собой в дорогу бутылку с минералкой «без газа». Нашёл. А потом отпаивал бывшего одноклассника и закадычного другана водой.
Когда приступ закончился, Серёга, тяжело дыша и щербато улыбаясь, похлопал Матвеича по плечу.
- Всё я, всё. Не помер. Не дождутся.
И вдруг тихонько засмеялся. Этот смех Матвеич помнил отлично. Когда-то он был звонок и заливист, теперь же напоминал больше голубиный клёкот. Зато теперь Матвеич точно был уверен - перед ним Матюха — такая кликуха была у Серёги в те далёкие школьные годы. Принято было тогда всем клички давать.
Матвеич выдохнул и пошёл к окну. Следовало прибрать беспорядок. И пока ставил чайник на окно, вспомнилось ему кое-что ещё. И от этого вдруг стало вокруг будто холоднее.
- Постой-ка, а мы ведь с тобой встречались в девяностых. Помнишь?
Матюха помрачнел.
- Склеротик- склеротик, а гляди-кось, помнит.
- Как же не помнить. Ты же тогда знаменитым был. Деньги лопатой грёб. И где они?
- Кто?
- Кто-кто, деньги, которые ты огребал в девяностых. Экстрасенс, мать твою. Я помню, как ты мне после выступления в гримёрке мозги промывал.
Серёга молчал. Только желваки ходили ходуном.
- Ты мне тогда что-то про смысл жизни говорил, помнишь? Погоди-ка... Что-то про то, что живу я не правильно... А ты, значит, жил правильно? Ну и как, как оно тебе показалось?
Матвеич задумался, припоминая подробности давно произошедших событий. Как же давно это было. Четверть века назад.
Что его тогда потащило на то представление, он не помнил. Но перед глазами, словно кадры из фильма, всплывали картинки из прошлого, воскрешая давние события.
У Матвеича тогда был сложный жизненный период. Работы нет, жену только что схоронил. Чем жить не представлял. И тут случайно наткнулся на афишу: «Знаменитый экстрасенс Сергей Мотюх расскажет, как научиться правильно думать и стать успешным в жизни».
С афиши на него тогда смотрел совершенно незнакомый человек. Но, стоило Серёге появиться на сцене, как Матвеич понял — сейчас будет развод.
Серёгу он узнал сразу. Выглядел как новый русский. В добротном красноватом клетчатом пиджаке, с золотой печаткой на среднем пальце, холёный такой, благополучный.
Целый зал собрал новоявленный гуру. Яблоку упасть было негде. Народ помнится, даже на корточках в проходах сидел.
Примерно час рассказывал Серёга народу, как надо жить. Чтобы здоровье было и денег чтобы куча. Убедительно так говорил. Матвеич аж сам заслушался и решил, что пойдёт после концерта за кулисы, спросит бывшего друга, как ему дальше быть и свою жизнь строить.
Матвеич потом лишь вспомнил, как дружок его подличал втихаря, ссорил друзей, наушничал. Странно, что они не раздружились тогда. Сложно сказать, почему. Может быть, потому что умел Серёга просить прощения. Так просил, что все грехи ему хотелось отпустить и никогда про них не поминать. А может потому что было что-то в Серёге помимо него самого, что-то тёмное и светлое одновременно. Словно в нём боролись вечно две силы. Как ангел и бес.
В этот раз со сцены вещал бес. Но Матвеичу очень нужны были ответы, и он того беса не заметил. И пошёл Матвеич за кулисы звезду искать.
Встреча начиналась приятно. Матюха друга признал и коньяка выпить предложил. А потом начались расспросы. После, помнится, Матвеич всё понять не мог, как так случилось, что выложил он Серёге про себя всё подчистую. А как выложил, так и разговоры кончились. Матюха тогда помнится в лице переменился, вот прямо как совсем недавно. Взгляд стал злой, волчий.
- Ты, Боря, извини, - глядя из-под насупленных бровей, произнёс бывший друган и одноклассник, - но дальше нам не по пути. Время сам видишь какое. Мне имидж нужен сильный. Так что... Прости и... прощай.
Матвеич как это услышал, сразу протрезвел.
- Погоди-ка, а как же твои слова, которые ты только что говорил со сцены? Про честь, про жизнь по правилам, про справедливость, про смысл жизни...
Серёга криво рассмеялся, а потом подобрел взглядом и обнял Матвеича за плечи.
- Послушай. Законы кармы действительно одинаковы для всех. И в этом заключена высшая справедливость. Но у каждого карма своя. Накопленное в прошлых воплощениях не изменить. Хотя, почистить карму можно и даже нужно...
Матюха тогда ещё долго что-то объяснял Матвеичу, и тот не заметил, как оказался у раздевалки с номерком в руке. А когда оглянулся, то рядом оказался не Матюха, а незнакомый мужик с косой саженью в плечах. Взгляд того мужика Матвеичу объяснил чётко - возвращаться в гримёрку не стоит.
Матвеич долго помнил эту встречу, и даже какое-то время пытался следовать советам бывшего друга. Книжки умные читать пытался. Но потом жизнь закружила. Работа — дом — работа. Попытался сойтись с женщиной, но та, взглянув на более чем скромное жилище жениха, как-то горько усмехнулась, и больше не пришла. После этого жизнь снова понеслась по наклонной. Пришлось продать квартиру. Купил комнатку с одним соседом. Пили вместе. Потом сосед умер, и Матвеич завязал. Много чего было...
И вот теперь сидит рядом с ним Серёга, Матюха, Сергей Мотюх, а теперь Сергей Леонидович Матюхин, бывший экстрасенс и такой же как и он одинокий старик.
Серёга Матвеичу на его вопрос о прошлом не ответил, поднялся с койки и пошаркал стоптанными тапочками к двери. Кажется, они опаздывали на обед.
Матвеич поспешил вслед. Побоялся заблудиться без провожатого, но всё равно замешкался. По недавно приобретённой привычке тщательно запомнил, как выглядит дверь. Несколько раз про себя повторил номер комнаты - двадцать три. Посетовал, что не записал.
На первом этаже было многолюдно. Матвеич старался особо по сторонам не глазеть, но всё равно, взгляд то и дело встречался с любопытством обитателей Дома, с которыми ему предстояло провести остаток жизни. Те, кто спускался со второго этажа, выглядели вполне прилично.
По коридору первого этажа к столовой потихоньку стекался совершенно иной контингент. Были тут и инвалиды на колясках, и совсем древние старики, с трудом передвигающиеся при помощи перил, специально прикрученных к стене.
В столовой, в «красном» углу, уже обосновалась некая компания, состоящая из трёх мужчин и одной женщины. Матвеич подумал, что она по виду похожа на бывшего парторга. Были в советское время такие парторги, которых приставляли к начальникам, чтобы присматривали за ними во время праздников. Чтобы те не облажались к примеру на демонстрациях. В советское время пили все, ну или почти все. Может потому что делать народу было больше нечего. Вот и пили. А может это была специальная политика такая. Не всё тогда народу говорили, далеко не всё. Так вот, чтобы начальство было в порядке, парторгами ставили трезво мыслящих и малопьющих шустрых баб, которые и водки могли добыть при надобности с чёрного хода магазина, и домой вовремя доставить упившегося мужика.
Присмотревшись повнимательнее к яркой женщине, Матвеич понял, что если та и бывший парторг, то скорее всего спившийся. Синие мешки под глазами, обвислые щёки сероватого цвета и мутные глаза — явные признаки алкоголизма. Рядом с ней сидел тот самый начальник - крупный мужик с пышной седой шевелюрой, уверенный и спокойный, с умными усталыми глазами. Третьим был ничем не примечательный старик. «Странная компания, - подумал Матвеич. - Надо будет у Серёги расспросить про них».
Серёга уже сидел за столом в противоположной стороне зала. А Матвеича окликнула раздавальщица в белом застиранном халате, такой же косынке и сероватом переднике с бурыми пятнами.
- Новенький? Садись здесь, - и указала Матвеичу на стол, где уже сидели две старушки.
Обе в платочках и вязаных кофтах, из-под которых виднелись белые ночные сорочки в невзрачный цветочек. Та, что слева, была совсем старенькая, её слегка потряхивало и долго смотреть на это Матвеич не смог - его самого начинало трясти. А вторая старушка показалась какой-то злой что ли. Всё время хмурилась и губы поджимала.
- Садись, садись, новенький, - сердито прошамкала она беззубым ртом. - На них не смотри, - кивнула она в сторону Серёги. - Там особый стол полагается. Диабетики они.
Обед был вполне съедобен. Суп с фрикадельками на первое. Пюре под мясным соусом на второе. И компот из сухофруктов с пышной сдобой на десерт. Матвеич съел всё. В последнее время едой жизнь его не баловала. И голодать порой приходилось. Когда в холод не мог выйти на улицу. Или когда пенсия запаздывала. Жил скромно, не жировал. Привык. А тут мясо в супе!
На ужин дали кашу. Но Матвеич был рад. Потому что хлеба было вволю. Ешь, сколько хочешь.
В комнату после ужина Матвеич вернулся позднее Серёги, однако тот словно поджидал его.
- Ну и что скажешь?
Матвеич растерялся.
- Ты про что это?
- Да про всё. Про нас, про Дом этот. Я тут знаешь уже сколько? Пять лет. Как сын с семьёй в Израиль уехал, так меня сюда и упихали. В психушку хотели сдать, но я отбрыкался. Знаешь как в психушке? Не знаешь. А я навидался.
Матвеич слушал молча. Понимал, что Серёге надо выговориться. Когда тот замолчал, не удержался, и голосом Джигарханяна в образе волка спросил.
- Значит, ты теперь как я, да?
Матюха словно поперхнулся. Взгляд его снова стал звериным.
- Да ты... да кто ты такой, чтобы судить?! Я столько видел. Тебе и не приснится такое.
Матвеич не испугался.
- Такой же как и ты, старый пердун я, - съёрничал он. - И не сужу я вовсе, с чего ты взял? Ты жизнь прожил, я тоже. Ты многое повидал? Допускаю. Меня тоже судьба не баловала, знаешь ведь. Рассказывал. Хватит нудеть, давай что ли чаю попьём. Я вроде в столовой не напился.
- Есть и покрепче чая, - тихо сказал Матюха, залезая куда-то в угол за койку.
На столике появилась бутылка грамм на триста из-под минералки с прозрачным содержимым.
- Водка что ли? - спросил Матвеич. - Я не буду. У меня потом глюки начинаются.
- Белочка что ли? - понимающе усмехнулся Матюха.
- Сам ты белочка. Склероз у меня.
- Склероз не белочка, это точно. Давай, поддержи компанию.
Матвеич понял, что спорить бесполезно. Достал свой домашний бокал. Взять с собой вещей ему разрешили немного. Сын сказал, что остальное потом привезёт. Только Матвеич по интонации сразу понял, что ничего ему больше не привезут.
Выпили по чуть-чуть. И быстро захмелели. Оба. Закусывать было нечем. В заначке у Матюхи был ещё только хлеб. Разламывая горбушку пополам, Матюха пояснил, что тех кто таскает еду из столовой дежурные санитарки ругают. Нельзя, чтобы тараканы не водились.
После выпивки оба расслабились. Матюха сказал, что жить тут не так плохо на самом деле. Но скукота. Телик смотреть можно, но бабы вечно свои сериалы включают. Футбол не любят, ругаются. Есть радио. Можно слушать трансляции спортивных состязаний. На первом этаже живёт инвалид. Молодой парень. Не ходячий, без ног. У него есть интернет. За выпивкой можно спокойно смотаться в магазин. Но на бутылку накопить с тех денег, что дают, сложно. И если заметят, вообще денег не дадут. Санитарки присматривают за всеми и заведующей докладывают.
- Марья Васильевна женщина не строгая, но принципиальная, - вещал Серёга, жуя хлеб и добро щурясь сквозь линзы. - Если уличит, мало не покажется. На первый раз отругает и отчислением пригрозит. А на второй раз бланк заполненный показывает. Видел в столовке компашку? Два мужика и баба за одним столом сидят? Так вот, они часто попадаются. Конечно, воспитательная работа ведётся, но никого пока не выгнали. Так что убыль населения тут естественная. Видел на первом этаже какие живут? Это не ходячие. Ползают конечно помаленьку, но им в основном еду в палаты носят. На первом этаже процент смертности выше. Гораздо выше...
Обсуждать смертность Матвеичу совсем не хотелось. А вот спросить хотелось. Не давала покоя ему та давняя тема. Про смысл жизни. И случай спросить подходящий.
- Серёг, а помнишь как ты тогда со сцены народу вещал о смысле жизни? И мне за кулисами ещё рассказывал.
Матюха глубоко вздохнул.
- Да помню я, всё помню.
- Ну и как? Изменилось твоё мнение на этот счёт? Про карму там, и всё такое. Смотрю, с Золотым тельцом отношения у тебя не заладились, как и у меня.
Матюха помрачнел и отвечать отказался. Они даже поссорились и несколько дней не разговаривали вовсе.
Прошла неделя, затем другая. А потом как-то незаметно и весна наступила. Солнышко пригрело и свежая травка уже радовала глаз. Матвеич начал потихоньку привыкать к новой жизни. Кормили тут сытно. А то, что было скучновато, так не беда. Когда становилось совсем грустно, Матвеич ходил гулять во двор. Двор был небольшим, с парой неухоженных клумб, на которых росли какие-то цветы вперемешку с сорняками. Зато с фасада Дом выглядел более цивильно. Там старались «блаженные», как их тут называли за глаза. Эти женщины приходили в Дом с завидным постоянством. Рассказывали всем о Боге, о молитвах... Матвеич их сторонился.
Он ещё пару раз пытался с Матюхой поговорить за жизнь. Не давала покоя ему эта тема, как не пытался выкинуть из головы. Но каждый раз натыкался на ледяной взгляд Серёги и в конце концов отстал.
Они иногда ссорились по пустякам. Ворчали друг на друга будто старые старики... Впрочем, старики и есть. Кто же они ещё?
Как-то после ужина, разбирая постель на ночь, Матвеич услышал за спиной протяжный стон. А когда оглянулся, сердце ухнуло куда-то вниз и там затихло. Серёга лежал весь синий и кажется не дышал.
Опомнившись, Матвеич кинулся искать помощь. Дежурную медсестру искали долго, но нашли, и Серёге сделали укол. Сказали — жить будет.
Глядя на враз осунувшийся профиль друга, Матвеич подумал и кажется вслух.
- Вот помрёт, так и не поговорим.
Серёга услышал.
- Понял я, в чём смысл, - чуть слышно просипел Матюха. - Он в самой жизни, смысл-то. Понял?
Сказал и закряхтел. То ли смеялся, то ли плакал. Потом затих...
Матвеич опустился на кровать и прошептал.
- Значит мы зря жизнь-то потратили на поиски.
- Не зря. Не искали бы, не нашли. В этом и есть смысл, Борь. Смысл жизни в самой жизни. Жаль только, понял я это слишком поздно.
- А я вот не понял. Так и жил...
- Ну и правильно. Не виновен, кто не ведает.
- Значит, ты виновен?
- Кто осознал, тому да простится... надеюсь...
Оба глубокомысленно замолчали.