Одной душой

В Начале не было ничего, кроме великой Пра-матери Анарке — первозданной пустоты и безмолвия. Её вечное одиночество породило жажду познать себя через иное. Чтобы обрести форму, Анарке силой воли создала Формора — духа-созидателя, ставшего её Волей и Резцом.

Вместе они начали лепить мир Элиум. Анарке стала бесконечной глиной, а Формор принялся высекать из первоматерии очертания грядущего мира. Так родились твердь земная, хрустальные небеса и изумрудные моря. Но Анарке, создавшая мир как первое зеркало, в котором могла увидеть своё подобие, скоро поняла, что совершенное, но неподвижное отражение не может рассказать о ней всей правды. Ей захотелось увидеть не просто свой лик, застывший в совершенстве, а его многообразие — движение, противоборство и гармонию. Для этого она наполнила Элиум частицами своей сущности, которые стали первыми богами: непоколебимым Гранисом из камня, неукротимым Пиром из пламени, непостоянной Зефирой из ветра, текучей Аквойей из водных глубин и живой Флорой из проросших семян жизни.

Когда мир был готов, Формор вгляделся в Элиум, и его творение показалось ему слишком прекрасным, чтобы делиться им. Его охватила жажда не просто создавать, а править единолично. Он возжелал стать единственным властелином этого царства, чтобы всё в нём существовало лишь по его воле. Эта жажда абсолютной власти, пронзившая самое сердце мироздания, вырвала из сущности Анарке первую боль, обретшую форму — Аваритию, дух Жадности.

Узрев, что её собственный дух-созидатель исказился до неузнаваемости и вознамерился узурпировать мир, Анарке не стала его переубеждать. Силой, превосходящей саму мощь созидания, она разорвала свою связь с Формором и поглотила его обратно в свою сущность, стерев из бытия того, кто возомнил себя владыкой её царства. От него осталось лишь эхо былой одержимости, и их дочь, Аварития.

Боги, рождённые от разных аспектов Анарке, не могли существовать в гармонии. Пир, видя, как его пламя повелевает ночью, возгордился. «Я — основа всего сущего!», — провозгласил он. Искра этого самовозвеличивания, достигнув Праматери, заставила её содрогнуться и извергнуть вторую дочь — Супербию, дух Гордыни.

Чтобы дать стихиям точку равновесия, Анарке создала людей из чистой сущности Элиума, способных вбирать влияние всех богов. Она надеялась, что, неся в себе частицу каждой стихии, они сами выберут путь гармонии. Но Пир, движимый Гордыней, пожелал первым доказать своё превосходство.

Он явил людям не просто пламя, а огонь, что дарил тепло и превращал сырую пищу в сладостную плоть. Этот дар пробудил в них ненасытную жажду комфорта. Они возжелали не просто пользоваться огнём, а копить его, окружить себя всё большим теплом, пожирая всё новые и новые яства, приготовленные на нём, стремясь наполнить свою утробу до отвала. Эта всепоглощающая страсть, достигнув Анарке, отозвалась в ней рождением третьей дочери — Гулы, духа Чревоугодия.

Другие боги, видя, как Пир нарушает равновесие, пришли в ярость. Гранис начал ломать землю под ногами людей, а Аквойя — затоплять поселения. Даже её живительные воды несли теперь гибель. Их слепая ярость, всколыхнувшая основы мироздания, исторгла из Анарке четвёртую дочь — Иру, дух Гнева.

Волны гнева Аквойи ещё не утихли, когда Зефира, доносившая ураганы до людских поселений, заметила юношу и девушку, что в самом сердце бури искали защиты друг в друге. И тут её пронзило: ей, вечной скиталице, никогда не изведать такой близости. Бесплотная зависть сжала её сердце. Но следом родилось иное чувство — похотливая жажда самой испытать эту страсть, вырвать её у смертных, заставив их желать не друг друга, а её, богиню. Это смятение, достигнув Анарке, разорвало её сущность надвое, породив близнецов — Люксурию, дух Похоти, и Инвидию, дух Зависти.

Флора же, чья суть была в росте и гармонии, отчаянно пыталась противостоять хаосу. Её леса смыкались в защитные стены, а целительные травы тянулись к раненым. Но её усилия были каплей в море всеобщего гнева. Хуже того, её собственная природа обратилась против неё: деревья, что она взрастила для защиты, сгорали в пламени Пира, травы, что должны были исцелять, гибли от яда испорченной земли.

Осознав, что её дар созидания бессилен перед волей других богов, чьи страсти вышли из-под контроля, она погрузилась в оцепенение. Её охватила не ярость, а гнетущая апатия. К чему творить, если творение будет растоптано? К чему лечить, если раны будут наноситься вновь и вновь? Эта горечь бессилия, достигнув сердца Анарке, стала последней каплей, родив седьмую дочь — Ацедию, дух Уныния.

И когда рождение последней дочери ввергло Элиум в окончательный хаос, Анарке, до этого наблюдавшая за распрями в надежде увидеть естественное развитие творения, ощутила глубочайшее отчаяние. «Всё, что я создала, ведёт лишь к распрям и гибели. Быть может, всё это было ошибкой?»

Она сжала пустоту вокруг, готовая уничтожить Элиум. Но в последний миг её взор, способный видеть саму суть вещей, различил в клубке ненависти неистребимую искру бытия — ту самую, что горела в ней самой.

Семь её дочерей, столько же рождённых ею мук, витали в искажённой реальности Элиума. Силою, присущей лишь Праматери, Анарке призвала их к себе. Не по своей воле явились они перед ней — сама ткань мироздания принесла их к подножию её вечного трона.

Её голос был лишён материнской нежности, в нём звучала беспристрастная уверенность создателя, оценивающего последствия своего эксперимента.

И тогда возвестила Праматерь, и слова её легли в строй, подобный древнему заклятью:

«Вы — плоть от боли мирозданья,

Но в вас — мои черты и стать.

Несите вы своё призванье:

Чужие грехи в себе отражать.

Вы станете для душ, что пали,

Их тайной музой, их желаньем,

Пока в зеркальной хладной стали

Не прочтётся их призванье.

И в миг тот, в горьком прозренье,

Испив свою судьбу до дна,

Исчезнет тень, чтоб в возрожденье

Мир обрёл свою весну.

Отныне вам — мой завет и закон.

Когда дух устанет, рука задрожит —

Пусть слово моё непреклонно горит,

Чтобы в сердце решимость ровнялась щиту.»

Так Анарке, наделив их формой, целью и священным заветом, установила Великий Круг, где палачом становится собственное отражение, а лекарством — безжалостная правда.

С тех пор Семь Сестёр вечно бродят по дорогам Элиума. Их приход предвещает не просто чью-то смерть, а низвержение тирана — того незримого деспота, что восседает на троне порабощённой души.

Будь то король, чью гордыню уже не вмещают стены дворцов, или раб, чья зависть отравила всё вокруг, — каждый, кто добровольно склонил голову перед одним из грехов и позволил ему править от своего имени, однажды встретит своё Зеркало.

Так свершается вечное правосудие Элиума: жестокое, необходимое и не знающее сословий. И в этом бесконечном круге падения и очищения живёт мир, рождённый из великого одиночества Анарке.