Охана - мой остров

Я живу на этом острове уже много лет. Как такое могло случиться? Всему виной моя невосприимчивость к чуме. Когда на нашей бригантине случилась вспышка, мы, как порядочные моряки, подняли «Жёлтого Джека», чтобы никто не пробрался к нам на палубу. Матросы умирали один за другим, а мы топили их в море, привязав ядро к ногам.

– Хью, мальчик мой, – обратился ко мне капитан. – Если сдохну, брось меня в море, а сам найди остров, на котором ты будешь жить десять лет. Если не заболеешь, то небо сжалилось над тобой, подарив бесценный дар. Тогда можешь плыть к людям, надеюсь, наша старушка ещё не сгниёт к тому времени.

Он умер через неделю, а я похоронил его в море, убрал паруса и напился, ожидая смерти. Дважды мимо проходили пиратские суда, но никто и не думал захватывать нашу посудину. Навигации я не знал, ну почти, уж понять, где должны располагаться острова, я в состоянии. Последняя воля капитана требовала исполнения, и я отправился на поиски подходящего острова.

Думаете легко управлять таким судном одному? Убрав все паруса, я поставил стаксели между мачтами, оставив на носу только стаксель и кливер. В этом был свой смысл, я мог теперь один управлять нашим судном. Представьте себе, стоять целыми сутками у штурвала. Я даже спал рядом с ним, забывшись на пару часов подобием сна.

От жажды меня спас ром, я добавил его во все запасы воды, и они не пропали, да и пополнял их после каждого дождя. Есть приходилось только сухари, готовить мне было некогда. Через месяц я достиг островов, где можно было остановиться. Худой, осунувшийся, находящийся на грани нервного и физического истощения, я двигался от острова к острову, в поисках подходящей суши. Наконец, я нашёл его, уже готовый бросить всё к чертям, кинуть якорь и закрыть глаза.

На острове ни души, но есть вода и фрукты, а что ещё нужно для жизни. Честно сказать, я едва не забыл бросить якорь, но, уже спустив шлюпку, вспомнил, что чумную посудину нельзя предоставить саму себе. Поставив бригантину на все якоря, верп оказался не лишним, я загрузил в шлюпку анкерок с водой, последние сухари и плотницкий инструмент, с чем и отбыл на остров.

Тогда я думал, что судно простоит на якорях достаточно, чтобы вся зараза исчезла. И вот я на острове, райское местечко, если быть честным. Он не слишком велик, но достаточен, чтобы прокормить не только меня, но и ещё сотню таких же. И я отъедался и отсыпался, повесив гамак между пальмами.

Беспечность моя длилась до первого дождя, такого холодного, что весь мой оптимизм улетучился в минуту. Замёрз я основательно, пока не догадался перевернуть шлюпку и уже под ней спасаться от дождя. Молодость моя и отсутствие жизненного опыта играли со мной странную игру. Приходилось постоянно чему-то учиться.

Тогда я подумал, что нужно сделать палатку, а для этого нужна ткань. Пришлось плыть к нашей бригантине. Там я долго думал, что же взять, а в итоге снял брамсель с рея и опустил вниз. Тогда он мне казался достаточно большим, но его едва хватило на полог над гамаком. Теперь я хоть от дождя прикрыт.

Всё-таки хорошо, что судно стоит далеко от берега. Сожрав всё, крысы попытались вплавь достичь берега, но рыбы не позволили им это сделать. Интересно, рыбы чумой болеют или нет? Довольный собой, я снова предавался безделью, пока новый дождь не научил меня тому, что нужно думать о будущем. Я не промок, но холод дал о себе знать. Как быстро холодает в дождь даже в этих тёплых краях.

Нужен дом, настоящий, в котором можно развести огонь и согреться в непогоду. Чёрт, как плохо об этом думается на солнышке, когда протяни руку и в ней окажется банан, или манго. Когда надоедают фрукты, можно и рыбу добыть гарпуном. Но дом, чёрт его побери, он всё равно нужен. Хижину я делал пару месяцев, ничего же не умел до этого, даже не представлял, какой она должна быть.

Треугольный шалаш, который я соорудил, отнял у меня уйму времени. Но теперь я могу сидеть внутри у небольшого костерка и радоваться жизни, когда снаружи льёт ливень. Счастье моё продолжалось полгода, пока над островом не разразился такой ураган, что снёс мой шалаш в море, заодно сорвав с якорей и нашу бригантину. Шлюпка осталась только потому, что я перевернул её, чтобы не набирала воды в дождь.

Промокший, замёрзший, я находился в каком-то ступоре, в один день лишившись дома и возможности покинуть остров. Хоть инструмент остался и то хорошо, пора приступать к постройке нового дома. И снова ума у меня хватило только на шалаш, но теперь я выкопал ямки в песке и всунул хлысты в них, закопав обратно. Будучи уверенным в новом доме, я снова предался некоторому безделью, ел, пил, да гулял по острову.

Хорошо здесь, тепло и тихо, только крики попугаев и ругань чаек по утрам, я зарос и теперь заплетаю косу, чтобы волосы не лезли в глаза. Борода, которой я не носил, заняла своё место на моей физиономии. Загорел я, как настоящий дикарь, которые живут на островах, став шоколадного цвета.

Одиночество, это когда разговариваешь с рыбами, которых добыл, с плодами, которые сорвал, даже с крабами, которые бегут мимо. Вот этого я назвал Джо, его невозможно не узнать.

– Привет Джо, сегодня у меня есть кое-что для тебя, – объедки для него вместо лакомства, а я чувствую себя важной особой.

Пока краб ест, я разговариваю с ним, как со старым приятелем. Но вот, он ушёл, а я остался один. Жаловаться не на что, под ногами белый песок, над головой пальмы, чуть в глубине острова, бананы, манго. Есть и небольшое озерцо, больше напоминающее болотце, но вода в нём хорошая.

После дождя я прикатываю туда мой бочонок и набираю его полным с помощью ковшика, сделанного из коксовой скорлупы. У меня и фляга из такой же, просто однажды понял, что можно выбрать всё содержимое в небольшое отверстие. Пробку сделать несложно, а инструмент у меня есть. Заплести флягу недолго, любой моряк умеет это делать.

Гарпун из ножа снабжает меня рыбой, которой хватает у здешних берегов. Когда борода отрастает настолько, что начинает мешаться, я режу её ножом. Волосы тоже пару раз обрезал, когда коса достигала поясницы. Я не жалуюсь, жить на острове легко и даже приятно, но одиночество убивает. Попугаи знают уже столько слов, что порой устраивают перебранку, напоминая базарную площадь.

Одежда превратилась в лохмотья, и я теперь хожу в повязке, как настоящий дикарь. На берегу можно и без неё, но я ношу её везде. От гамака осталось ещё много ткани, да и парус я свернул, когда судно унесло в море. Теперь я умею много чего, даже хижину могу построить настоящую, но мне хватает и этой. Жизнь сама научила думать и делать.

Зато какая красота бывает по вечерам, когда солнце садится за горизонт. Песок окрашивается розовым или красным, мир затихает на миг, а потом наступает темнота. И тут океан порой светится таким ярким свечением, как будто Луна утонула в воде. Рыбы и дельфины устраивают в нём такой хоровод, что душа замирает от красоты.

Прошло уже одиннадцать лет, а я никак теперь не могу уплыть с этого острова. Шлюпка пришла в негодность, на ней и плыть страшно. Она не пошла на дрова только потому, что напоминает мне о прежней жизни. Но один раз её пришлось спускать на воду, когда вдали показался жалкий плотик с потерпевшим кораблекрушение. Течение могло пронести его мимо острова, и я столкнул лодку и вставил вёсла в уключины.

Шлюпка травила воду, но я успел доплыть. Там оказалась женщина, молодая, но не совсем юная. Пришлось помогать ей перебраться в лодку и отвезти на берег. Шлюпка набрала примерно треть воды, но я успел вернуться и нос шлюпки ткнулся в песок. Едва вытащив её на берег, я отвёл женщину к хижине и предложил воду и фрукты. Она напилась и поела, а я пока рассматривал её.

Не европейка, но довольно красивая, хорошо сложена и хорошо выглядит, несмотря на перенесённые испытания. Он поблагодарила меня, но я не понял ни слова.

– Я англичанин, – говорить пришлось миролюбиво, впрочем, это и несложно. – Знаю только английский и немного французский.

Она говорила по-французски, но так мало, что с пониманием у нас получилось не очень. В итоге, привлекая себе в помощь жесты и восклицания, она сумела рассказать, что их джонка потонула в бурю. Она спаслась исключительно благодаря воле небес и своему умению плавать. Крови в ней намешано изрядно: мама полинезийка, бабушка филиппинка, а дедушка и вовсе француз. Судьба носила её изрядно по островам, но в итоге привела на джонку мужа, который родом из Сиама.

Первое же плавание оказалось роковым и их судно разметала молния и волны, а она спаслась на плотике, который и собрала из обломков. Одежда у неё не очень, замотана в какую-то ткань, правда, шёлковую. Немного порвалась, но пока ничего такого не видно. Я предложил свою парусину, и она не отказалась. Тоже обернула себя, подоткнув над грудью. Из пояса я мог предложить только верёвку, но она и не противилась.

Мне пора на рыбалку, и я отправился к морю, прихватив гарпун. Вернулся с хорошей рыбой, а женщина уже привела себя в порядок, уложив волосы, насколько это возможно. Меня ждали «тарелки» из пальмовых листьев с горкой фруктов. Рыбой она занялась сама, предоставив мне отдых, но огонь я развёл. Она кивнула и сделала рукой жест, что мне не место там, где женщина готовит.

Не беда, я сижу и смотрю за ней, как ловко всё получается. Что значит, женщина, рыба выпотрошена, а она натолкала в неё какой-то травы и принялась запекать. Получилось восхитительно, я такого не ел ни разу в жизни. Похвалил на двух языках, и ей это понравилось. Застенчиво улыбнувшись, она опустила глазки.

Спать мы улеглись у разных стен шалаша, но ночью она меня разбудила своими ласками. Надо ли говорить, что женщин у меня ещё не было, и она поняла это сразу. Но она и сама всё проделала в лучшем виде оседлав меня. Впрочем, закончилось всё быстро. Теперь она накормила меня манго, напоила косовым «молоком», а после отдыха ласки продолжились.

Проспали мы долго, отдыхая от бурной ночи. Я отправился на рыбалку, а она занялась хозяйством. Позже она рассказала мне, что просто решила, что небо подарило ей другого мужа, более молодого и заботливого. Спрашивать о прежнем я не стал, да и зачем это мне, но наши ночные «скачки» стали регулярными. Постепенно оба стали осваивать язык друг друга, надо же говорить о многом.

Шлюпку она мне отсоветовала переворачивать, пусть дождь набирается в неё, можно будет искупаться, или постирать нашу одежду, а заодно и лодка разбухнет, вернув себе герметичность. Так мы и делали потом не раз, блаженно валяясь в тёплой «ванне», нагретой солнцем. После таких процедур я выливал воду из лодки и снова оставлял на ровном киле.

А через год у на родился мальчик, славный карапуз, который радовал меня и мою жену. Охана радовалась именно мальчику, считая, что это очень нужно мужу. Вообще, я удивился, что её зовут так же, как и семью на их языке. Но ничего удивительного для неё не было. Просто кто-то из родни подошёл, когда родители спрашивали имя. Он поприветствовал всю семью и это сочли хорошим знаком. Семейное начало, объединяющее всех вместе, это прекрасное имя для девочки.

Наш малыш рисковал так остаться без имени, если бы попугай не прилетел с радостным криком –«рыбка»!

– Ну знаешь, назвать ребёнка Фиш, это слишком, а как на вашем зыке рыба? – поинтересовался я у жены.

– Ика, – улыбнулась моя женщина.

– Давай тогда так и назовём, – согласился я.

Знать бы мне тогда, к чему это приведёт. Через неделю, когда море было гладким, как стекло, я застал картину, что Охана стоит по пояс в воде, а рядом плавает наш сын.

– Он на самом деле, как рыба! – обрадовался я.

– Все дети умеют плавать, но у него это получается особенно хорошо, – ответила жена.

Теперь каждый день, если не было шторма, наш сын плавал в море, а к году он и нырять уже научился. Грудь бросил в два года, когда у него получалось нырнуть на пару метров. Мы рисковали застрять на этом острове, так надо научить нашего сына жить в море. Сама Охана плавала, как рыба, ныряла так, что я порой волновался за неё, а она улыбалась и кормила меня мидиями и гребешками, выловленными в море.

Когда сыну исполнилось пять, он уже плавал не хуже мамы, а у нас родилась славная девочка.

– Её мы точно не будем называть рыбой, – категорически заявил я.

И вот, когда мы решили назвать её, прибежал наш сын и замахал руками.

– Посмотрите, там что-то с парусом большое!

– Тауа? – мы оба рассмеялись, а что, неплохое имя для девочки.

Но пришлось идти на берег, а там шхуна шла под прусами к нашему острову, но никаких признаков жизни не видно на ней. А шхуна так и ткнулась в песок недалеко от берега.

– Что-то случилось, – сразу догадался я, – вы ступайте домой, а я проверю.

Кортик всегда при мне, и я поплыл к шхуне, это совсем рядом, метров тридцать. Канаты свисали безжизненно, и я поднялся на борт. Трупы валялись по палубе, но на эпидемию непохоже. В каюте я нашёл труп капитана, а в соседней труп женщины и двух детей. Уже подумав, что они умерли. Я услышал слабый стон.

– Пить… – тихо простонала девочка.

Я достал флягу, почему-то не снял её, зайдя в море, и напоил девочку. Она открыла глаза и удивлённо осмотрелась.

– Тоби, мама! – испуганно вскрикнула она.

Но мама не откликнулась, а вот брат тихо застонал. Напоив и его водой, я стал проверять всех, оставшихся на борту, но живых больше не было. Вероятно, женщина отдавала всю воду детям, чтобы они выжили. Идти они не могли, и я вынес по очереди детей на палубу.

– Посидите тут, я подгоню лодку, вам не доплыть до берега, – я прыгнул в воду.

Подогнав лодку, спустил штормтрап и перенёс детей по одному, напоив ещё оставшейся водой.

– Выжили только они, жажда погубила всех, – сообщил я своим, и мы перенесли детей к хижине.

Встали на ноги они нескоро, пришлось кормить понемногу, больше поить водой. Оказалось, шхуна надолго заштилела, и вода подошла к концу. Капитан сразу выделил пассажирам анкерок и велел закрыться в каюте, мало ли на что решатся люди от жажды. Он оказался прав, обследовав потом шхуну, я понял, что некоторые пили кровь обессилевших товарищей, но и это не спасло их от смерти. Ветер подул, когда управлять судном было некому, но небо решило привести её к нашему острову.

– Теперь вам нечего опасаться, здесь хватает воды и еды, – попытался я успокоить детей.

Они всё равно плакали по маме, но к тому времени я уже похоронил в море всех, перекладывая их в шлюпку и вывозя подальше. Обезвоженные тела тонули, а я читал над ними «Отче наш». С простых моряков довольно и этой молитвы, вот над телом женщины я пустил слезу. Слишком уж проникся её жертвой. Но она оказалась не бесполезной, хвала небесам, детей мы спасли.

– Придётся строить хижину побольше, – заметила Охана.

– Я умею только такие, – смущение получилось таким, что жена пожалела меня.

– Других и не надо, но только побольше, я подскажу.

Мне повезло с женщиной, такую умницу ещё поискать, она всё рассказала мне и научила. Оказывается, не надо закапывать бамбуковые хлысты. Сначала строится помост, чтобы столбики торчали выше него, потом это всё заплетается расколотым бамбуком. На помост большой шалаш, сколько хватит хлыстов. Получилось жилище в два этажа, в котором мы могла разместиться все без тесноты. В таких живут всей семьёй, а она у нас выросла.

Что делать со шхуной? Я пока проверил трюм и нашёл много интересного: шёлк, кофе и пряности. Порох мне без надобности, охотится тут не на кого. А вот фальконеты, по совету жены, я снял. Теперь у нас столько товаров, что пришлось забить всю старую хижину. Паруса я снял, собрал и сложил в каюте пассажиров, и теперь она похожа на склад материи. На всякий случай опустил и якоря, сам не понимая, зачем и вытравив немного канат.

Будущее показало, что всё не зря в жизни, однажды разразился такой страшный ураган, который сорвал с якорей нашу бригантину. Но шхуну он только снял с мели, а якоря удержали её, основательно присыпанные песком. Теперь она располагалась наплаву, хотя и не сильно отодвинулась от берега. Канаты вытравились сами и хорошо держали судно.

Вид его постоянно наталкивал меня на мысль покинуть остров. Но тут моя семья, а захотят ли они этого? Между тем, дети передружились и носятся по острову вместе, сын учит их нырять и плавать, а дочка уже сама плавает, как рыба. Всё-таки я, счастливый человек, всё, о чём можно мечтать, у нас есть.

– Ты о чём задумался? – Охана прижалась ко мне.

– Понимаешь, я обещал своему капитану, что отгоню наше судно на остров и проживу там десять лет, но я живу уже больше. Нашу бригантину унесло в море, а теперь вот подвернулась эта шхуна. Должен ли я возвращаться на ней, или нужно остаться на острове?

– Спроси своё сердце, – очень серьёзно посмотрела она на меня, – что для тебя значит охана.

Да не хочу я никуда уходить от семьи, просто торчит эта шхуна и искушает меня. Я весь извёлся, даже аппетит пропал, хорошо детям, у них всё просто и понятно, вон, плавают вместе. За них я спокоен, наш сын справится с любыми проблемами. Эх, капитан, задал ты мне задачу со своей последней волей. Хоть бы какой ураган унёс эту шхуну в море, что ли. Повседневные дела отвлекали от этих мыслей, но вечерами, когда солнце садилось в море между мачтами шхуны, сомнения снова и снова одолевали меня. Всё решилось опять по воле небес, как будто кто-то там смотрит и направляет меня.

– Хьюго, там плот с людьми, – прибежал однажды Том.

– Пошли, посмотрим, – это серьёзно, мало ли что может случиться.

Плот ещё далеко, но людей видно, они лежат на плоту, непонятно, живые ли они. Пришлось спускать лодку и плыть к ним. Шестеро человек едва живые, они здорово измучились на этом плоту.

– Эй, на плоту! Вы живы? – пришлось кричать.

Голова матроса приподнялась и человек посмотрел на меня, не веря своему счастью.

– Держи конец, отбуксирую вас к берегу, – я взял фал и кинул на плот.

С трудом поймав его, человек ничего другого не придумал, как намотать его на руку. Ладно, буксировать осторожно пойдёт, и я повернул к острову. Судьба снова решила поиграть в игру со мной. А вдруг это пираты? Но сначала, это люди, а долг человека, помогать тем, кто попал в беду. До острова шли почти полчаса, из плота хороший плавучий якорь, а вот обтекаемости никакой.

– Несите воду и бананы! – крикнул я своим, подойдя поближе.

Лодка ткнулась в песок, и я подтянул плот к берегу. Пришлось поить и кормить их прямо на плоту. Вскоре они могли связно рассказать, что произошло. Их бригантину потопили англичане, обстреляв в открытом море. Пираты, это сразу понятно, но сейчас просто люди, попавшие в беду. Долг человеческий велит помогать всем.

Наконец они пришли в себя, осмотрелись и стали совещаться. О чём там говорили эти люди, я не знаю, только настроение у них самое решительное.

– Парень, я понимаю всё, ты нас выручил, но нам без судна никак нельзя, сам пойми, – начал тот, кто больше всех похож на капитана. – А чего ты улыбаешься?

Вот она, судьба, я могу наконец-то избавиться от искушения.

– Это не моя шхуна, её сюда ветер пригнал, – улыбаюсь я так искренне. – Берите её, паруса там, в каюте. Воду можете набрать у нас, я покажу. Вот из еды только фрукты, рыбу сами наловите, тут хорошее место.

Сухари и солонину я не трогал, на острове есть такое просто глупо, а вот про трюм ничего не сказал, да им и не нужно. Наоборот, отвёз на шхуну, показал всё, даже обещал отдать два фальконета.

– Я их снял от греха, дома лежат. Спускайте шлюпку и грузите бочки, наберём немного воды на дорогу.

Капитан посмотрел на меня, оценивающе.

– Не пойму я тебя, парень, другой бы уплыл к чертям отсюда и ещё рад был, что спасся с острова.

– А я сроднился с ним, мы теперь одна семья. Знаешь, у меня была бригантина, но её унёс ураган. Вот тогда я переживал, а теперь, через столько лет, нет, с меня хватит, хочу тут прожить всю жизнь. Вы меня выручите, забирая эту шхуну, надеюсь, вам повезёт с ней, прежний экипаж умер от жажды.

Вот теперь капитан понял всё, а потому в шлюпку закинули четыре бочки, и мы поплыли к берегу. Два фальконета я им отдал, пусть плывут себе с богом. Воду они сами набрали и прикатили на берег. Получилось так, что фальконеты им уже не увезти и их положили в мою шлюпку. Так и добрались до шхуны. Там я помог им поставить паруса, и даже откопать якоря, занесённые песком по самые канаты.

В душе что-то защемило, когда шхуна, подняв якоря, развернулась и ушла в открытое море. А я сел за вёсла и вернулся на берег.

– Ты вернулся? – жена улыбнулась облегчённо.

– Мы же семья, охана, – прошептал я на ушко, обнимая любимую.

– Постой, а почему ты отдал только две пушки? – строго посмотрела она.

– Пусть останутся, мало ли что, – подмигнул я.

Картечь у нас есть, есть и два небольших бочонка пороха, но лучше бы они так и остались лежать до скончания времён. Вечером ничто не мешало любоваться закатом.

– Знаешь, – шепнула мне на ушко любимая, – у нас будет ещё малыш.

Наша семья растёт, и скоро придётся строить ещё один дом. Том и Лиза тоже растут, но пройдёт ещё достаточно лет, пока они создадут свои семьи. А пока у меня есть всё, о чём можно только мечтать.