Охота на императора

В рассветной туманной дымке через лес двигался небольшой конный отряд французских драгун, сопровождающих офицера с важным донесением.
Уходящая октябрьская ночь отдавала сыростью и холодом, покрывая мелким серебристым инеем тёмно-зелёные сюртуки гвардейцев. На походных чемоданах всадников, прикреплённых к сёдлам их лошадей, поблёскивала металлическая цифра «пять», выдающая воинов одной из рот пятого драгунского полка.
Восемь драгун и сонный рыжеусый офицер в двууголке выехали на опушку леса, когда едущий впереди отряда солдат начал внезапно заваливаться на спину, орошая струйками крови белоснежный круп его лошади. В его шее торчала рукоять казачьего метательного ножа. Через пару мгновений та же участь постигла двоих замыкающих драгун. С грохотом перед французами рухнуло подрубленное большое дерево, окончательно перегородив узенькую тропу захватчикам.

Пятеро уцелевших солдат второпях спешились, окружили прижавшегося к дереву офицера и прицелились заиндевевшими ружейными стволами в сумрачную глубину леса. Но их противник оставался невидимым и больше никак не выдавал себя. Затем вокруг кучки иностранцев захрустело сразу с нескольких сторон. Запаниковавшие драгуны в спешке принялись палить в разнобой по ближайшим кустам, пытаясь зацепить таинственных нападавших. Ответный пистолетный залп с совсем неожиданной стороны неумолимо уложил на землю неудачливых стрелков.
Офицер с кремнёвым пистолетом в одной руке и обнаженной шпагой в другой выругался на бесчестного противника и принял единственно правильное решение: бросился бежать вглубь колючего кустарника, пытаясь скрыться. Нужно было это делать раньше, поскольку далеко сбежать ему не удалось. Просвистела веревка, разрезая воздух и стягивая его ноги. Француз, выронив оружие, рухнул к ногам вышедшего из леса высокого человека в верхней казачьей одежде, из-под которой выглядывал новенький мундир штабс-капитана. Он приказал двум появившимся из леса казакам связать руки упирающегося курьера.

— Что он бормочет, ваше благородие? — не разобрав возмущенный клёкот француза, поинтересовался коренастый казак.
— Ругается он безбожно, Митрий. Говорит, что мы воюем не по-рыцарски, — кратко перевёл слова курьера офицер.
— Зато восьмерых втроём положили и этого фрукта взяли, — отвесил увесистый подзатыльник пленному казак. — А если не по-рыцарски, так мы их сюда в гости не звали.
— А разве в деле под Миром казаки не в лобовую вас разбили? Разгромили пять полков улан, — на ломаном французском бросил в лицо курьеру третий, высокий худой казак, которого товарищи называли Араксиным.

Пленный покраснел и опустил взгляд. Тем временем штабс-капитан отстегнул у него с пояса почтовый кожаный чехол-трубку и, прищурившись, бегло прочитал послание. Потом с недовольным видом швырнул его в кусты.
— Опять ерунда, Архип Палыч? — спросил высокий казак у офицера, оценив его угрюмое лицо.
— Опять, поручик. Второе письмо уже о недостатке провианта и фуража. И зачем нас Платов отправил сюда. Наполеона уже неделю как от Москвы гонят, а мы тут почтовых курьеров отлавливаем, — разразился сердитой тирадой штабс-капитан.
— Ну, если атаман нас отправил на это дело, значит оно стоящее, — вмешался в разговор коренастый казак. — Видать, ловим важную птицу.

Так, слегка препираясь, они добрались до бивака, разбитого ещё с вечера. Там же их ожидали стреноженные лошади. Митрий подсадил продрогшего француза ко вновь разожжённому костру и вдруг заметил, что пленный странно прижимает голову к эполету на правом плече.
— Он там прячет что-то! — воскликнул поручик Араксин и, снова обыскав запаниковавшего курьера, достал из-под зашитого отворота воротника мундира сложенную в несколько раз записку с вензелем «Н». — Глядите, господин штабс-капитан.

Архип Павлович второпях развернул секретное письмо и погрузился в чтение. Прочитав послание, он нахмурился. На его обветренном лице отобразилась нарастающая тревога. Митрий, не теряя времени, снял с трепыхающегося француза причудливого вида золотое кольцо в виде змеи, кусающей себя за хвост, и надел себе на палец.
— Тащи-ка этого субчика к Платову, Митрий! Друг мой, Араксин! Теперь у нас с тобой особое дело государственной важности! В наших руках судьба всей кампании, а может и Родины! – штабс-капитан был взволнован, и, как только они сели на лошадей и отъехали от бивака, донёс Араксину содержание письма, которое бережно убрал за пазуху.

В письме содержалось послание от старшего брата Бонапарта, Жозефа Наполеона, к его именитому младшему родственнику, завоевателю Европы. В нём он сожалел о провале русской кампании и предлагал помощь своих «особенных слуг» для ликвидации императора Александра, а потом и главнокомандующего. Хаос был его целью.
«Лишим российского орла его двух голов, мой дорогой брат. Испанские и австрийские корпуса выдвинутся на помощь, как только «слуги Сэта», которые в двух днях от цели, исполнят возложенную на них миссию» - писал родственник Бонапарта.

— Ваше благородие, так они в двух днях от Петербурга? — побледнел поручик.
— Император под охраной лейб-гвардии послезавтра прибывает в ставку Кутузова, — отрицательно помотал головой Архип. — Платов оказался прав, ожидая пакости от французов.
— Получается, эти убийцы прибудут в одно время с нашим государем. Главнокомандующий там же будет. Две цели одним ударом! — не находил себе места Араксин. — Кто-то при дворе предатель, но кто?
— Предателя при дворе рано или поздно выявят и без нас. Наше дело, поручик, перехватить убийц! В галоп!

***************************************************************

Трое всадников в кожаных дорожных плащах скакали по присыпанной первым снегом Смоленской дороге. Неумолимое выражение их лиц, укутанных по самые глаза, и необычный вид, не вызывали никакого удивления у французских пикетов. Печать испанского короля обеспечивала им проезд повсюду без досмотра.

Всадники в восточной экипировке во французской армии после удачной египетской кампании были не в диковинку. Мамелюки считались бесконечно преданными Наполеону, храбрыми воинами. У этой троицы за спинами покачивались завернутые в несколько слоёв ткани и кожи длинноствольные ружья архаичного вида, но в то время, когда каждый солдат мог обзавестись необычными трофеями, удивления они не вызывали.
Сменив лошадей на вяземском посту, всадники покинули территорию, контролируемую завоевателями, и двинулись в сторону Тарутино, куда ожидался приезд императора Александра в ставку главнокомандующего.
Русские офицеры, переодетые казаками, нагоняли их, расспрашивая местных в деревнях о новых «чудного вида» людях, не мародерствующих, ни с кем не разговаривающих. Так ничего и не узнав, Араксин предложил ехать по самой короткой дороге к Тарутино, которое располагалось в половине дня пути от места, где ими был перехвачен курьер с донесением.

В одной из разоренных деревень, по счастливому стечению событий, Архип выловил отставшего от своих собратьев пьяного мародера, который неразборчиво бормотал о троих иноверцах чудного вида, скакавших на вороных лошадях в направлении сожженной мельницы.
— Туда час ходу, не больше, — уверял радостный мародер, убедившись, что казакам сейчас не до него.
— Это они, нутром чую! — Араксин волновался, боясь совершить ошибку. — Они будут останавливаться перед последним рывком на отдых.
— А если ты ошибаешься, то они уйдут до ночи, — вздохнул штабс-капитан. — Тогда нам их будет не догнать.

На ходу решая, что делать, они выехали на заросшую бурьяном дорогу, которая вела к мельнице, и, поднявшись на холм, заметили несколько чужих осёдланных лошадей, бродящих среди трупов гусар. Некоторые из них даже не успели достать сабли из ножен.
— Гусарский разъезд! Восемь, и все наши! — грустно сообщил осмотревший место нападения Араксин и сразу добавил. — Не прошло часу ещё. Пятеро зарублены, другие застрелены.
— Плохие дела, если они так быстро гусар уложили. Стреляют они тоже отменно, не только сталью орудуют, – задумался Архип, что-то прикидывая в голове из рассказа мародера. — Ну, делать уже нечего. Жалко, Митрий с пленным отбыл; его метальные ножи пришлись бы кстати.
— Не лыком шиты. Справимся, ваше благородие, — подбодрил Архипа поручик, хотя по нему было видно, что он под немалым впечатлением от кровавой бойни, устроенной гусарам.

Осенний вечер быстро напускал темноту. Расположившись на пологой возвышенности недалеко от двора мельницы, Архип и Араксин скрытно наблюдали из мрака за пляшущим светом от костра в проломе плетня. Три неподвижные фигуры расселись возле пламени истуканами. Они не двигались, не разговаривали, не размахивали руками. До казаков доносилось фырканье лошадей, запертых в хлеву, но ни одного звука от врагов, сидящих у костра.

— Двинули, поручик! Надо взять хоть одного живьем! Стреляй по рукам и ногам! — отдал приказ штабс-капитан, достав из ножен саблю и взведя пистолеты. — Я слева захожу, а ты справа.

Араксин безмолвно кивнул и растворился в кромешной темноте. Его не оставляло напряженное предчувствие, такое же как в бою под Смоленском, когда он переступил через показавшегося мёртвым улана, придавленного лошадью, а тот поднялся и выстрелил ему вслед. Пуля отрикошетила от висевшей на ремне фляги и не причинила вреда. В тот раз смерть простила храброго бойца.

К костру преследователи добрались незаметно и быстро. Сырая почва, покрытая небольшим слоем выпавшего снега, устелившего отжившую густую траву, заглушила их шаги. Только луна, поднявшись над окрестными лесами и холмами, освещала округу таинственным светом.

Поручик на несколько секунд раньше Архипа добрался до врага и выпрыгнул из темноты, по очереди выстрелив с обеих рук и за мгновение оказавшись с занесенной саблей возле фигур у костра.
Однако свинцовые пули только вырвали клочки из ткани и развеяли прелую солому из «тел» врагов, а сабля Араксина неожиданно легко пронзила противника насквозь. Растерявшийся поручик застыл на месте.
Предупреждающий крик Архипа опоздал на секунду, и дамасская сталь прятавшегося в засаде мамелюка ударила в спину Араксина.
Оставив саблю в спине агонизирующего поручика, убийца налетел на подскочившего Архипа вихрем длинных кинжалов, размахивая ими с невероятной быстротой. Он ловко увернулся от пистолетного выстрела и теперь наседал, тесня офицера к полуразрушенному сараю.

Архип изо всех сил оборонялся; ему впервые за долгие годы военной службы встретился такой искусный противник в фехтовании. Двух оставшихся ассасинов возле мельницы не было. Очевидно, они оставили в засаде этого фехтовальщика, заметив погоню, а остальные отправились выполнять главное задание. Время теперь работало против Архипа, каждая секунда схватки с мамелюком приближала момент покушения на высокопоставленных особ. Ведь было неизвестно, насколько далеко уехали остальные убийцы.

Там, где Архипу не хватило мастерства сабельного боя, исход решил сильный тычок кулаком в гортань мамелюка, когда он, скрестив кинжалы, защищался ими от сильного рубящего удара штабс-капитана, упустив на мгновение из виду левую руку соперника. Убийца жутко захрипел сломанной гортанью и повалился на землю, а Архип мысленно поблагодарил беглого монаха Никиту – его наставника по казачьему рукопашному бою. Мамелюк умер, не спуская с Архипа взора, полного ненависти, и, как показалось, напоследок сверкнув в застывающих зрачках красными магическими искрами. Впрочем, победитель списал это на отблеск от костра.

Офицер подскочил к умирающему Араксину и сдёрнул с него чекмень. Расстегнув мундир, он сразу понял, что рана смертельна, и товарищу уже ничем не помочь. Поручик что-то пытался сказать, захлебываясь кровью, но не смог. Взгляд его карих глаз остановился и уставился в пустоту. Архип тяжело вздохнул и закрыл глаза погибшему. Потом, пошатываясь от усталости, побрёл к вороной лошади мамелюка.

Однако он не прошел и трёх шагов, как его схватили за плечи, потащили назад, опрокидывая и заваливаясь вместе с ним. Офицер в падении вывернулся, оттолкнул врага и отскочил. Затем схватил с холодной земли дамасский кинжал и рванулся к новому врагу. Прыгнул на него и занёс руку с жалящей сталью над головой противника.

Но увидев его лицо, Архип похолодел от страха и чуть не выронил кинжал. Это был тот же мамелюк, которого он только что убил. В этом не было никакого сомнения: безжизненный взгляд и сломанное горло принадлежали мертвецу. Однако труп ёрзал под насевшим на него штабс-капитаном, пытался вырваться и вцепиться ему в лицо.

Размашистый удар клинка отделил голову монстра от тела, и тот застыл. Теперь окончательно. Офицер вскочил с мертвеца, пнул отрубленную голову мамелюка подальше и размашисто перекрестился. Ему многое пришлось повидать, но чтобы труп в бой бросался – такого ещё не бывало!
Размышлять, добил или не добил он врага в первый раз, времени не было. К сожалению, на похороны друга тоже. Нельзя было терять ни минуты. Он вскочил на лошадь ассасина с пристёгнутым к седлу ружьем и помчался по покрытой первым снегом степи.

Всю ночь Архип двигался по следам пары лошадей, которые были хорошо видны на снегу, освещенные полной луной. По пути ему встретилась крупная стая волков, однако разжиревшие на мертвой плоти хищники не стали нападать на вооруженного всадника. Звери лениво проводили кавалериста светящимися в темноте желтыми глазами и потрусили в сторону разорённых деревень.

Архип корил себя за гибель Араксина. С ним они побывали во многих переделках и выжили на самых опасных заданиях. По следам на снегу было видно, что лошади убийц замедлились и вскоре должны были стать на отдых.
Штабс-капитан даже обрадовался, увидев в полусотне саженей походный бивак с догорающим костром и двумя силуэтами, неподвижно темнеющими в рассветной дымке. Один-в-один предыдущая засада.

«Э нет, второй раз не проведёте!» — усмехнулся Архип и принял решение скорее добираться в Тарутино. Вдруг он не осилит странных воинов. Если ему не примерещилось с тем живым трупом, то лучше не рисковать.
Он сделал крюк в четыре версты и через полчаса нагнал обоз на подуставшей лошади рядом с большой крепкой избой, в которой устроили штаб гусарского полка.

Военный лагерь кипел жизнью – тысячи казаков, солдат, много маркитантов, торгующих продовольствием и трофеями.
Архип сообразил, что затеряться в таком количестве народа и устранить командующего и императора будет совсем несложно. Он остановил офицера лейб-гвардии, сунул ему в руки бумагу с печатью. От него же узнал, что ставка Кутузова находится на другом конце деревни, ставшей военным городком, и отлично охраняется. Издалека увидел донских казаков из сотни императорской охраны.

Архип велел первому же встретившемуся казаку отвести его к сотнику охранной части. Молодой, но уже покрытый шрамами подполковник внимательно внимал ему и, не теряя времени на дополнительные вопросы, помчался раздавать приказы. Об ожившем трупе Архип благоразумно предпочёл промолчать. Через несколько минут ставку оцепили два эскадрона гусар, а усиленная рота гренадер вытеснила всех поблизости, кому тут быть не положено, за сотню шагов. В ста саженях от периметра лагеря были выставлены двойные стрелковые посты, каждый в видимости друг друга. Прицельная стрельба с более дальней дистанции не имела смысла, что не раз было проверено лучшими стрелками.

Штабс-капитан ожидал приёма у высших чинов. Его напряжение немного спало, Архип расслабился и постарался привести в порядок свой мундир. Переданное им послание курьера вызвало ажиотаж у штабных офицеров, однако ни Кутузов, ни монарх ничем не выдавали своего беспокойства. Оба смеялись и шутили, бравируя перед подчиненными в окружении свиты на открытой веранде, где должны были принять Архипа, чтобы лично взглянуть на храбреца, предупредившего о серьёзной опасности.

Но ближе к приёму к Архипу вернулось нарастающее чувство тревоги. Оно зудело о том, что он законченным дело считает рано. Успокаивая нервы, он подошел к привязанной трофейной лошади и потрепал её жёсткую гриву. Взгляд его упал на пристёгнутое к седлу длинноствольное ружье. Его странный вид и размеры заставили офицера взять в руки и развернуть оружие. Штабс-капитан, повидавший на своём веку множество всяких ружей и пистолетов, заинтересовался применением круглой трубки со стеклами в металлической оправе, прикрученной поверх черного ствола и похожей на небольшую подзорную трубу. Наведя ствол на лес, и взглянув в трубку, он поразился, рассмотрев на поваленной сосне в двухстах саженях от ставки даже иголки, как будто бы он стоял рядом с хвойным деревом.

Архип быстро соображал. Осознав опасность и припомнив рассказ мародёра о трех всадниках, вооруженных странными ружьями (а значит такое было у каждого), он вскочил на лошадь и пролетел вихрем мимо вышедших с веранды командующего и императора, едва не задев сопровождающих штабных офицеров. Погоняя лошадь, он прикинул, откуда бы он сам стрелял из дальнобойного оружия, и решительно направил лошадь к холму, прикрытому лесочком на полторы сотни шагов дальше, чем стоял казачий охранный разъезд. С этого холма, кое-где поросшего хилыми деревцами, отлично просматривался весь лагерь. Он миновал разъезд, не отреагировав на приказ остановиться, и за ним поскакали двое казаков, сочтя за предателя и беглеца.

До холма было совсем недалеко, когда грянули два выстрела, сбившие почти догнавших его казаков с лошадей. Следующими целями должны были стать главные цели, их нельзя было допустить. Архип влетел на холм и возле группки чахлых берёзок затоптал лошадью не успевшего перезарядить ружьё стрелка, поднявшего руки в попытке защититься. Копыта лошади безжалостно раскололи череп врага. Боковым зрением штабс-капитан увидел, что второй ассасин уже целится. Но не в него, а мимо, в деревню.
Выстрелы из пистолета Архипа и ружья убийцы слились в один звук. Мамелюк с простреленной головой бессильно уткнулся в седло, подложенное для удобства прицеливания, а к месту стычки уже скакали лейб-гусары. Но Архип, не ожидая их прибытия, спрыгнул с лошади и отрубил голову врага саблей. Как он позже говорил — на всякий случай…


Не прошло и получаса, как перед императором Александром и Кутузовым предстал невероятно гордый собой Архип, которому были пожалованы погоны полковника и шпага с золотым тиснением.

Один из генералов, который был в курсе случившегося, предложил отплатить Наполеону тем же способом. Однако монарх побагровел и почти выкрикнул, сдерживая гнев:
— Никогда российский государь не опустится до подобного преступления! Я запрещаю. А записку передайте в мой архив – мы её подарим Наполеону, когда разгромим и возьмём в плен.

Кутузов задумчиво кивнул и подозвал к себе нового полковника.
— Вы проявили смекалку и храбрость, голубчик! Предлагаю вам службу при мне, личным адъютантом с перспективой дальнейшего повышения, — щедро предложил он офицеру.
— Ваше превосходительство… Я служу у Платова, в команде особых поручений, и штабная волокита для меня хуже смерти, — таким был ответ Архипа. После чего он откланялся и вскочил на трофейную лошадь, к седлу которой было приторочено уникальное дальнобойное ружье. Его ждало ещё много славных дел…