Охота на лисицу

Лучи утреннего солнца медленно скользили по склонам холмов, окутывая долину золотистым сиянием. Где-то вдали кричали птицы, а легкий ветерок шелестел листьями бамбука, но в забытом богом городишке царила гнетущая тишина. Воздух был наполнен ароматом цветущей сакуры и чем-то еще — терпким, металлическим запахом страха, который витал здесь уже много месяцев.

Юки приоткрыла глаза, чувствуя, как первые солнечные лучи ласкают ее кожу. Она потянулась, подобно кошке, и улыбнулась. Ее жилище, скрытое в глубине пещеры за водопадом, было убрано с изысканной простотой — шелковые покрывала, несколько свитков с каллиграфией и маленький алтарь предков. Но главное украшение комнаты скрывалось за простой ширмой — девять пушистых хвостов, которые медленно шевелились в полумраке, переливаясь серебром и рыжим золотом.

Она подошла к небольшому зеркалу из полированной бронзы и внимательно рассмотрела свое отражение. Лицо с правильными, утонченными чертами, кожа цвета слоновой кости, темные миндалевидные глаза, которые могли казаться то бездонно глубокими, то насмешливыми. И губы — алые, словно спелая хурма, способные складываться в улыбку, от которой замирало сердце. Сегодня она выбрала кимоно цвета утреннего неба с вышитыми серебряными лисицами, играющими среди облаков. Ее длинные черные волосы, пахнущие жасмином и ночной тайной, она уложила в сложную прическу, украсив шпильками из слоновой кости.

«Еще один день, еще одна игра», — подумала она, и в уголках ее губ заплясали веселые чертики. Люди были так забавны в своей самонадеянности, так слепы в своей уверенности, что они — венцы творения. Особенно самураи. Эти воины, гордящиеся своим кодексом чести, падали к ее ногам, стоило ей лишь бросить на них томный взгляд и позволить уловить аромат своей кожи.

Выйдя из пещеры, она на мгновение задержалась под радужной дымкой водопада, чувствуя, как прохладные брызги орошают ее лицо. Затем, скрыв свою истинную сущность, она легкой походкой направилась к городу. Ее никто не видел — лишь старая крестьянка, несшая вязанку хвороста, на мгновение почувствовала легкое головокружение и уловила странный, пьянящий аромат, а потом решила, что это просто усталость.

Город встретил ее привычной гнетущей атмосферой. На улицах было малолюдно. Лавки торговали вяло, ремесленники работали молча, поглядывая по сторонам. С тех пор как несколько месяцев назад начали пропадать самураи, по городу поползли тревожные слухи. Говорили о духах-оборотнях, о демонице, принимающей облик неземной красавицы, чтобы заманивать мужчин в ловушку. Поэтому, когда на улице появилась Юки, люди спешили отвернуться или перейти на другую сторону, шепча защитные молитвы. Она же лишь улыбалась, наслаждаясь их страхом.

Ее целью сегодня был новый отряд самураев, прибывших накануне из столицы по приказу даймё для расследования исчезновений. Они расположились в лучшей гостинице города, и их молодой командир, Такэши, уже успел прославиться своим бесстрашием и благородством.

Юки приблизилась к гостинице и устроилась под раскидистым деревом гинкго неподалеку, сделав вид, что любуется цветущей вишней. Она знала, что он выйдет. Ее чутье никогда ее не подводило.

Дверь действительно открылась, и на пороге появился он. Такэши.

Он был высок и строен, с широкими плечами и узкими бедрами воина. Его лицо с резкими, словно высеченными из камня чертами, еще хранило следы юношеской мягкости, но в карих глазах читалась уже взрослая, тяжелая мудрость. Он носил простое темно-синее кимоно без украшений, но даже оно не могло скрыть его природной грации и силы. За спиной у него был закинут длинный меч — катана, верный спутник и символ его статуса.

Юки почувствовала легкий трепет. Он был не похож на других. Его аура была чистой и сильной, словно горный поток. В ней не было жадности и похоти, которые она привыкла чувствовать в мужчинах. От него веяло спокойной силой и... одиночеством. Это её заинтересовало.

Такэши собирался пройти мимо, его взгляд был устремлен вдаль, мысли явно были заняты предстоящим расследованием. Но его взгляд скользнул по ней, задержался на секунду, а затем отвернулся, словно притянутый невидимой силой.

Их глаза встретились.

Мир вокруг словно замер. Шум рынка, шепот ветра, пение птиц — все растворилось, исчезло. В глазах Такэши вспыхнуло изумление, затем любопытство, а затем... что-то темное, теплое, непреодолимое. Он смотрел на нее, как человек, увидевший мираж в пустыне, — с недоверием и жаждой одновременно.

Юки почувствовала, как по ее спине пробежала волна жара. Его взгляд был физическим прикосновением. Он не скользил по ее фигуре с похотливым интересом, как у других. Он изучал ее лицо, словно пытаясь прочитать давно забытую надпись. В его глазах она увидела не просто желание, а узнавание. Как будто он искал ее всю свою жизнь и наконец нашел.

Она не опустила взгляд, как сделала бы скромная девушка. Она позволила ему смотреть, и сама смотрела в ответ. Она видела, как его зрачки расширились, как напряглись его мускулы. Он сделал шаг к ней совершенно неосознанно.

— Прошу прощения, — его голос был низким, немного хриплым, как шелест шелковой ткани. — Я... Кажется, я заблудился.

Это была глупая, ничего не значащая фраза, но произнесенная с такой искренностью, что Юки почувствовала неожиданный укол чего-то похожего на нежность.

— Все мы иногда заблуждаемся, господин самурай, — ее собственный голос прозвучал как музыка, тихая и завораживающая. — Особенно в таких прекрасных местах. Легко отвлечься на красоту и сбиться с пути.

Она медленно поднялась, и шелк ее кимоно зашелестел, подчеркивая изящный изгиб ее бедер. Она приблизилась к нему, и аромат жасмина и чего-то дикого, неуловимого окутал Такэши.

Он не отступил. Он вдыхал ее запах, и его разум затуманивался. Все предостережения, все рассказы о демонах-оборотнях померкли перед лицом этой ослепительной реальности. Он видел перед собой не монстра, а самую прекрасную женщину, которую когда-либо встречал.

— Меня зовут Такэши, — сказал он, и это прозвучало как клятва.

— Юки, — ответила она, и ее имя на ее устах показалось ему самым прекрасным словом на свете.

Она протянула руку, как будто чтобы поправить ветку над его головой, и ее пальцы едва коснулись его волос. От этого мимолетного прикосновения по его коже пробежали мурашки, а в животе заныло сладкое, тревожное беспокойство.

В этот момент до него донесся крик ястреба где-то высоко в небе, резкий и пронзительный. Это был звук из реального мира, звук предупреждения. Его инстинкты воина, его внутренний голос, который не раз спасал ему жизнь, закричал об опасности. Он почувствовал это — странную магию, что исходила от нее, дикую и древнюю силу, скрытую под маской беззащитной красоты.

Он должен был отступить. Должен был положить руку на рукоять меча и потребовать ответов. Должен был вспомнить, зачем он здесь, и о долге, который дал своему господину.

Но он посмотрел в ее глаза — бездонные, темные, полные тайн и обещаний неземного наслаждения. Он увидел в них отражение собственного одиночества, своей жажды чего-то большего, чем кодекс бусидо и верность сюзерену.

Опасность была реальной. Он чувствовал ее каждой клеткой своего тела. Но он также чувствовал неодолимое влечение, сильнее которого он ничего не знал в своей жизни.

И он не устоял.

Его рука, которая уже потянулась к мечу, опустилась. Напряжение в его плечах ушло. И вместо того чтобы отступить, он сделал шаг вперед, сократив и без того крошечное расстояние между ними.

— Юки, — повторил он ее имя, и на этот раз в его голосе прозвучала не только учтивость, но и теплота, и вопрос. — Я бы хотел... Могу я проводить тебя? Чтобы ты не заблудилась.

Она улыбнулась, и ее улыбка была подобна восходу солнца — ослепительной и несущей и тепло, и ожог.

— Я бы этого очень хотела, Такэши-сама, — прошептала она. — Но будь осторожен. Говорят, в этих местах легко сбиться с пути и потерять не только дорогу, но и самого себя.

Она повернулась и пошла прочь, ее шелковое кимоно шуршало по траве, а за ней тянулся шлейф пьянящего аромата. Она не оглядывалась, зная, что он смотрит ей вслед. Зная, что он уже пойман.

Такэши стоял как вкопанный, провожая ее взглядом. Разум твердил ему об опасности, сердце бешено колотилось в груди, предупреждая о буре. Но душа, его самурайская душа, которая всегда жаждала идеала, нашла его в этом опасном, прекрасном создании. Он чувствовал опасность, острую и сладкую, как лезвие меча, приложенное к горлу.

И он не мог устоять. Он уже сделал свой выбор.