Охотники: Коготь

Спокойствие минской ночи разбили грубо и бесцеремонно. Грохот, лязг уроненного бака, тихий мат и скрип когтей по асфальту.

Из переулка вылетел крепкий мужчина, прокатился по тротуару и судорожно затрепыхался на проезжей части, пытаясь подняться и собраться до того, как запутавшийся в сети грызень вновь пойдет в атаку. Темно-русые взъерошенные волосы неприятными сосульками слиплись от крови, она же блестела разводами на черной коже куртки.

— Мать, мать, мать, — повторял Коготь, собирая разлетевшиеся по асфальту запчасти своего арсенала. Пистолет, шарик светилки, ключи от машины, какого-то черта вылетевшие из кармана, и три заряда, которые он до того держал в руке, желая зарядить в магазин.

— Магазин?! Мать!

Коготь закрутился, выискивая недостающее. Воскликнул радостно и в то же время досадливо, заметив ее у самого забора, где бесновалась тварь. Бросился вперед, стараясь успеть.

Грызень, горбатая, уродливая тварь тьмы, медленно раздвигал кривые передние лапы, будто роющий землю крот, прорывая когтями крепкую ячейку сети. Узкая, по хищному вытянутая морда с торчащими зубами при этом словно пыталась просверлить в сети дыру. Та поддавалась. С каждой секундой все быстрее, с неприятным, протяжным скрипом расходилась на ленты.

В несколько шагов Коготь достиг забора, в одном плавном движении присел, схватил магазин и вновь встал, щелкая вставляемыми внутрь патронами.

— Мать, — шепнул, сглотнув, когда это движение завершилось у спокойной, словно даже улыбающейся твари под носом.

Грызень довольно заворчал, а после резко подался вперед, клацнув зубами у самого живота. Коготь, в свою очередь, отшатнулся, подавая магазин в приемник. Понял, что не успевает, попадет в пасть, и вцепился освободившейся левой рукой грызню в «гриву», идущий ото лба по хребту до самого хвоста волосяной гребень. Острые зубы сжали куртку, не позволяя отстраниться, а лапы с готовностью обхватили охотника за бока, впившись в тело даже сквозь толстую кожу одежды. Коготь взревел и в следующий миг, наконец, нажал на спуск, выпустив заряд ровно в верхний из трех глаз на левой половине морды твари. Та дернула головой, разорвав прочную куртку на ленты зубами и повалив охотника на землю, и рухнула на бок. Замерла.

— … — простонал Коготь, тряся стесанной об асфальт ладонью.

Медленно встал, потянулся, разминая все ушибленные, продырявленные и просто уставшие части тела. Полюбовался черной лужей, оставшейся от сдохшего монстра. Сплюнул и побрел к машине, ожидавшей совсем недалеко, у автобусной остановки.

Старенький фольксваген встретил его неприветливо, отказавшись открывать дверь, но все же сдался и впустил хозяина внутрь. Коготь растекся по сиденью, закрыв глаза и вновь прокручивая в голове неудачу. Нет, он победил, тварь мертва, но это стоило ему дырок в боках и куртки. Еще сантиметр, и вместе с прочной бычьей кожей в пасть грызня попала бы не столь прочная, но гораздо более дорогая — своя собственная.

С тяжелым вздохом Коготь потянулся за телефоном. Набрал контору, отчитаться.

— Коготь, заедь, — выслушав краткий отчет, бросил главный оператор, отчего-то решивший поднять трубку. Он ведь этой ночью должен был отдыхать.

— Угу, — согласно буркнул Коготь и отключился. Поморщился, осторожным движением меняя боль в боках с пакостной ноющей на острую, но зато не такую тошнотворную, способную сломить любое самообладание.

Контора, выделяющаяся среди частного сектора и пятиэтажных хрущевок десятка, мрачно взирала на Когтя темными окнами. Скоро утро, даже самые стойкие дежурные специалисты предпочитали отдохнуть, пока дают, а засевших в подвале операторов с улицы не видно.

Отделанный металлом коридор вызывал у Когтя не слишком приятные чувства. Вроде и на больничный не похож, но от него мурашки по коже и мерзкий страх, вообще-то, охотнику не положенный. Так что пробежал он его мрачно ссутулившись и нахохлившись. Ввалился в кабинет к операторам, обвел их недовольным взглядом, а заметив Диму, буркнул:

— Ну?

Дима, похожий скорее на студента, чем на главного оператора мужчина со светлыми взъерошенными волосами и очками на носу, понятливо улыбнулся. Ему и не с такими приходилось иметь дело, и поманил рукой.

— Жень, есть дело, — установив руки локтями на стол и уперев в них подбородок, проговорил он, не дожидаясь, когда Коготь сядет.

Тот еще сильнее нахмурился, став вовсе походить на питекантропа: заросший, грязный и побитый, а еще мрачный и подозрительный. Рухнул на стул и вперил в оператора тяжелый взгляд.

— А почему окольными путями ходишь?

— Потому что задание своеобразное…

— Дим, давай без этих намеков. Говори прямо, — устало попросил Коготь и поморщился, обхватив руками живот. От ран начал распространяться неприятный, жгучий холод. Нужно было зайти к врачам, а уже потом идти сюда.

— Что у тебя? — подозрительно уточнил Дима, но заметил многообещающий взгляд и потупился. Потер нос, поправил очки и вообще вел себя так, словно собирался скормить Когтя тварям. Наконец процедил: — В психушку поедешь.

Коготь крякнул, на миг забыв и о боли, и об усталости. Выпрямился на стуле, но тут же охнул, вновь сжавшись.

— Я ж вроде тест прошел? — уточнил опасливо, пытаясь понять, насколько выдал собственных «тараканов» на обязательном тестировании, что его решили в больничку сдать.

— Возьми, почитай, — улыбнулся Дима, привыкший к реакции охотников на предложение заехать в больницу, и протянул ему несколько листов с распечатанными текстами. Судя по оформлению, статьями из интернета.

— С каких пор мы всякую ересь проверяем, — удивленно проговорил охотник, бегло просматривая тексты.

Пропавшие психи, мертвые психи, сошедшие с ума уклонисты. Всего с десяток текстов разной степени правдоподобности.

— Боюсь, тут не всё ересь, — признал Дима со вздохом. — Нам удалось уловить повышение фона на территории больницы. Слабых, но продолжительных, словно там кто-то разрыв открывает и держит какое-то время.

Коготь нахмурился и вчитался в тексты с уже большим вниманием. Нет, теории заговора, что писали родственники безвременно сошедших, не выдерживали никакой критики, но если Дима говорит…

— И как я там работать буду? — только удивился он и откинул листы на стол. — Врачи знают?

— Знают… не все, но знают. Директор осведомлена, она поможет тебе попасть в нужное отделение, там… там, вот, — Дима повернул к Когтю монитор, показывая улыбчивые лица сотрудников клиники. — Виктор Сергеевич Карализин, заведующий…

Дима замолчал, удивленно глядя на ругающегося охотника. А Коготь перебирал все слова, позволявшие рассказать судьбе, как он рад, что та сводит его с давно забытым прошлым. С экрана на него смотрел старый, оставленный в прошлой жизни, человек. Друг.

— Не надо директора, — прошептал Коготь хрипло, — я справлюсь. Найду тварь.

****

Психиатрическая больница, по всем слухам мрачное заведение, снаружи оказалась ничем не примечательным комплексом зданий. Невысокие привычно-серые корпуса. Тонкие сосны и туи, прикрывающие двор зеленой шапкой. Аккуратные асфальтированные дорожки.

Только пациенты отличались.

По дорожке, группой под присмотром четырех санитаров, шли личности в серых пижамах. Личности. Коготь считал именно так. В этих сгорбившихся, погруженных в свой мир людей, личность была больше и сильнее чем у большинства из офисного планктона, бегущего от остановки к другим, более презентабельным зданиям.

Коготь осторожно ступил на дорожку.

Нет, пожалуй, он ошибся. Было здесь и другое. Атмосфера. Что-то невидимое глазу, но пробирающееся внутрь исподволь, заставляющее оглядываться в поисках того, что хватает душу холодными пальцами.

Словно на охоте.

Странно, но разрывы между мирами появлялись в таких местах гораздо реже, чем в других слабых точках.

Широкие непонятного цвета коридоры, двери со звонком, прячущие взгляд посетители. Неуютно.

— Обождите здесь, на диванчике. Скоро будет наш Виктор Сергеевич, — мило улыбнулась пожилая санитарка.

Коготь кивнул и уселся на старый, скрипнувший дерматином, диван. Проводил взглядом старушку и невольно хмыкнул. Он, как и любой обыватель, представлял себе санитаров в таких заведениях крепкими бугаями шире и выше его самого. Но нет. Старушка, парень студенческого вида, девушка с доброй улыбкой. Странно, как и все здесь.

— Вы ко мне?

Виктор выглядел как… доктор… профессор Преображенский из советского Собачьего сердца. Только моложе. Лысина, аккуратная борода и усы, круглые очки на сощуренных глазах, сносно сидящий костюм.

— К вам, Витек, к вам, — встал Коготь и широко улыбнулся.

Виктор развернулся, нахмурившись. Изучил его лицо совсем уж сузившимися глазами, но наконец они округлились, и доктор удивленно и радостно проговорил:

— Женька, ты? Когтев?

— Угадал, — рассмеялся Коготь, с удовольствием пожимая протянутую руку. Удержался, чтобы не поморщиться, когда вторая рука доктора похлопала по плечу и отстранился, позволяя тому вновь изучить свое лицо.

— Проходи, проходи, — деловито засуетился Виктор, отпирая дверь и пропуская его в кабинет. — Бог мой, сколько ж мы не виделись, а?

— Двадцать, — с внезапной печалью признался Коготь. Да, двадцать лет назад он оборвал связь с лучшим другом, решив, что его судьба может тому навредить.

— Где ты был? Работаешь? Кем? Проклятье, Женька, рассказывай, я пока кофейку поставлю.

Доктор быстро переоделся в халат. Включил чайник и засыпал по чашкам кофе. Сам Коготь сел в кресло для посетителей и с тоскливой ностальгией следил за действиями друга. Тот ничуть не изменился, несмотря на лысину и седину. Движения скупые, плавные. Речь хоть и торопливая, возбужденная, но при этом четкая.

Наконец док залил кофе кипятком и, поставив чашки на стол, сел сам.

— Рассказывай! — повторил требовательно.

В результате, рассказывать стал сам Витя. Коготь только умело переводил тему. Но продолжалось так недолго, Виктор резко замолчал, изучил его подозрительным взглядом и протянул:

— Что-то не так… ты хочешь что-то сказать?

Коготь не спешил. Помешал напиток выданной ложечкой. Отхлебнул, сморщился. Язык обжег. К тому же кофе, наверняка неплохой, портил способ приготовления и плавающие на поверхности крупинки.

— Так, ты ко мне не как к другу, — наконец констатировал Виктор.

— Как к другу! — отрезал Коготь. — Хотя и со странными просьбами.

— Ну?

— Я видел статьи…

— Так… — док откинулся на спинку кресла, крутанулся в нем туда-сюда и нехотя проговорил: — Посмеяться пришел?

— Витя?! — возмущенно протянул Коготь и отставил чашку. Вздохнул. — Наоборот. Хочу помочь.

— Жень, мне хватило насмешек…

— Я же сказал, — жестко отрезал Коготь, взглянув на друга холодным взглядом. Заметил, что настроение того начинает портиться и заговорил, опустив взгляд. — Я ведь не просто тогда исчез. Слышал, может, у меня… жену и ребенка убили.

— Слышал, сочувствую, маньяк тот… — с жалостью заговорил Виктор.

— Нет, не маньяк, — глухо перебил Коготь. — А кое-что похуже. Такое же странное, как-то, что завелось у вас.

Виктор долго смотрел на него поверх поднесенной к лицу чашки. Наконец медленно кивнул и попросил:

— Продолжай.

— Я… после этого бросил все… работу, учебу.

— Я знаю.

— Да, знаешь, — горько шепнул Коготь, едва удерживая себя, чтобы не сжаться, не вцепиться руками в волосы. Воспоминания необычайно сильно окутали сознание, так, как не бывало уже давно. Словно он опять оказался в таком же заведении, но в другом качестве. — А потом меня забрали к себе другие… охотники. Мы убиваем таких… кто убил мою семью. И я, мать, уверен, что здесь у вас тоже мой клиент.

Виктор опять изучил его профессиональным, долгим и всепонимающим взглядом. Словно бы смутился и, покрутив кружку на столе, начал уже рассказ по теме.

— Не знаю, Женя… ну хоть выскажусь. У нас умерли пять пациентов. Все в одиночках. Начиналось все бредом. У нас это нормально, но бред у всех был слишком похож. Словно они договорились, но ведь они даже знакомы не были. Потом состояние их все ухудшалось. Дошло до того, что их пришлось перевести в карцер. Состояние становилось все хуже, бред, навязчивые идеи, самобичевание. Словно кто-то каждую ночь заставлял их переживать проблемы, приведшие сюда. Еще пятерых забрали до того, как… и трое пока живы… Они не сразу, не все вместе. Проходит достаточно времени, чтобы у нас статистика не портилась, но сам понимаешь, — и док печально развел руками.

— О чем они рассказывали? Что видели? — глухо уточнил Коготь.

— Духи, — недоуменно пожал плечами Виктор.— Говорили, что к ним приходили духи. Обвиняли или, наоборот, радовались. Хотели забрать с собой.

— Интересно, мать, — глухо буркнул Коготь. Среди тварей были те, кто внушал людям страх или дарил галлюцинации. В основном те твари, что питались эмоциями. Их было не так уж и много, и здесь, похоже, поселилась одна из таких. — Вить, положи меня в свое отделение?!

Виктор подавился вздохом. Выпучил глаза на друга и несколько минут мог только рот открывать.

— Жень, ты что, — наконец смог прохрипеть, — это же не театр, куда по билетику пускают! Чтобы тебя положить, нужны основания…

— Вить, — усмехнулся Коготь. — Ты, мать, заведующий отделением. Над тобой только директор, а она… кое-что знает. Да брось, — заметив скептическое выражение на лице приятеля, заговорил он гораздо быстрее. — У вас мест в больнице хоть отбавляй. Директору наверняка ведь не нравятся лишние смерти?! Договоришься и…

— Женя, — остановил словесный поток доктор жестом. — Я договорюсь. Но…, а остальные? Санитары, медсестры, врачи? Тебе кажется, что у нас нет никого, но штат у нас большой. Что прикажешь, всех их предупредить?

— Нет. Остальные пусть относятся ко мне как к больному.

— И вот тут начинаются проблемы, Жень. Что ты сможешь сделать? Тебя для начала запрут в карантине, это дня три. Потом, в зависимости от твоих желаний, попадешь либо в общую, но там никогда ни на кого не снисходили голоса с потолка… ну, по крайней мере, не те. Если будешь буянить, пойдешь в закрытую или вовсе одиночку. Хорошо. Но что ты там сможешь узнать, в одиночке?!

— Я узнаю главное, увижу тварь, — глядя другу в глаза спокойно пояснил Коготь.

— И?! — неожиданно разозлился тот. Всплеснул руками, резко отодвинул пустую кружку. — Что ты сможешь сделать? Голыми руками! Ну как я тебе туда… чем вы там ловите этих монстров? Дам? Тебе даже телефон нельзя будет у себя держать!

— Положи меня в отделение, дальше я сам разберусь. Оставлю вещи у тебя. С первого раза она меня не убьет, мать, ей, судя по твоим словам, эмоции нужны. Я узнаю, кто это и тогда ты сам, лично, принесешь мне оружие.

— Я…

Виктор прикрыл глаза. Нервно покрутился на стуле, но наконец махнул рукой. Даже санитаров звать не стал. Прогулялся к директору, узнал все и согласился. Так же как Коготь на работу, нехотя, пытаясь отговорить, но все же согласился.

Как и предлагал, весь свой арсенал, а вместе с ним и телефон, Коготь оставил приятелю. До кабинета заведующего всяко проще добраться, чем до машины, стоящей на парковке за пределами больницы. Только медальон оставил, заговоренный темными ведьмами рунный кругляшек, способный разбудить при приближении твари. Полезная штука, когда трое суток выслеживаешь по подворотням монстра и готов уже скормить себя ему, лишь бы отдохнуть. Только цепочку пришлось отдать, с ней даже Виктор пускать его к остальным не хотел.

— Мало ли, отвлечешься, а мой пациент приберет. Нет уж, Женька, давай по правилам, — мотал он головой, вытягивая из пальцев металлические звенья.

Это было очень неудобно, потому как в больничной одежке карман был единственный, низкий и растянутый. В нем даже салфетка не удержалась бы. Пришлось сунуть медальон в носок и терпеть.

***

Единственное, от чего его смог оградить Виктор, так это от необходимости доказывать свое нездоровье. Все прочее было проведено по правилам. Унизительные досмотр и анализы, отдать вещи, пройти в камеру… палату. Коготь не стал изображать никакого диагноза, хотя Виктор рассказал ему о самых подходящих. Он просто выпустил наружу себя прошлого. Того, кто был Когтевым Евгением Олеговичем сразу после смерти жены и сына. Того, кто проходил уже однажды лечение. Того, кого смогли вылечить лишь такие же, как он, охотники. Все здоровые мужики с нездоровыми мозгами, научившиеся скрывать симптомы.

Смотрел на всех из-подо лба. Не позволял касаться, огрызаясь лишь видом и дергаясь. Подолгу всматривался в каждую тень и молчал.

В карантинной палате их оказалось трое. Все новенькие, а не приболевшие старички. На Когтя они смотрели с интересом, но знакомиться не спешили. Один, мрачный, чем-то походил на самого Когтя. Посмотрел из-подо лба, изучив едва ли не каждый сантиметр, и отвернулся. Второй, наоборот, живенький. Хлопал ресницами, прикрывая круглые, блестящие глаза и нетерпеливо ерзал на кровати.

Коготь лег, свернулся в позу эмбриона и прикрыл лицо локтями. Отворачиваться к стене, показывая новым соседям спину, не хотелось, а остаться наедине с мыслями было нужно.

Он никогда бы не подумал, что ляжет в больницу по собственному желанию. Воспоминания нахлынули волной, смевшей все другие размышления. Встали перед глазами и жена с сыном и то, что Когтю пришлось опознавать. Мрачные мужчины, глядевшие на него с тоскливым пониманием, но не рисковавшие подходить и подбадривать. Полицейские, на которых он бросался с кулаками, требуя поймать монстра. И вот такая же больница, со светлыми, неопределенного цвета стенами и тихими тенями у них. Таблетки, долгие беседы, отрицание и, наконец, понимание.

Под удивленными взглядами сокамерников Коготь резко сел. Шустрый сосед смотрел заинтересованно, любопытно склонив голову набок. Мрачный нахмурился. Сгорбился и сощуренными глазами следил за каждым жестом. Когтю даже на мгновение стыдно стало. После он отодвинулся к стене, оперся на нее спиной и стал изучать комнату, старательно концентрируясь на мыслях о твари. В напряженной атмосфере добрососедства прошел весь остаток дня. Таблетки, отбой, и редкие звуки в коридоре затихли, сменились полной, абсолютной тишиной. В ней на Когтя набросились сонмы мыслей, и он, как привык за время работы охотником, отключил сознание, погружаясь в чуткий сон без сновидений.

Открыл глаза резко. Словно его за плечо кто тряхнул. Что! Сработал медальон. Предупредил. Сейчас, когда Коготь проснулся, амулет даже намека не подавал, что умеет тварей распознавать, но главное сделал, разбудил.

«Значит, ты здесь, — подумал Коготь, всматриваясь в темный потолок и вслушиваясь в ночь. Ничего. Чей-то храп за стенкой, постанывания от живенького соседа, и все. — Но где, здесь?»

Коготь поднялся. Притих, ожидая реакции от сокамерников, не дождался и беззвучно пошел к двери. Дернул, чтобы лишь удостовериться: заперто. Склонился ниже, рассматривая щель и замок. Нет, изнутри если только выбить. Выпрямился, осмотрелся и вздрогнул. Мрачный сосед не спал. Сидел на кровати и следил за ним холодным, хищным взглядом, словно сам был тварью. Мысль Когтю не понравилась. Может, вампир решил лечь в больничку и подкормиться бесплатными эмоциями?! Они и галлюцинации могли вызвать, воздействуя на мозг. От глупых, необдуманных действий его остановил мрачный, полный угрозы шепот:

— Попытаешься навредить, я тебе шею сверну.

— Надо ты мне, — прошелестел в ответ Коготь. Собрался еще и послать излишне наглого мужика, но не успел. По коридору разлетелся обреченный вопль. Отразился от стен, заколебался, множась и разрастаясь. Где-то рядом ему вторила испуганная ругань, где-то вполне четкая и злая. Кто-то зашелся плачем, будто ребенок. Загрохотали шаги и визгливые команды.

— Мать, почему все это именно в остром?! — выдохнул Коготь прислушиваясь. Ему оставалось лишь ждать отведенные на карантин дни, после которых его должны были перевести в общую палату, и вот тогда-то и начнутся поиски. Сейчас же пришлось под подозрительным взглядом мрачного вернуться на кровать и лечь.

***

— Женя, а что я санитарам скажу? — устало уточнил Виктор, подавая другу чашку, сел, заболтал ложечкой в своей и следил насмешливо за сменой выражений на лице Когтя. — Что я больного выгуливаю? Не может он, видите ли, в палате сидеть? Ну, сам подумай.

— Мать, да понял я, понял.

Коготь досадливо всмотрелся в кофе. Разговор проходил в кабинете Виктора, куда его привели для «консультации», и Коготь пытался упросить друга позволить ему ночью пройтись по коридору, посмотреть на того несчастного, который кричал.

— Я же говорил, что это бесполезно. Давай, пока не поздно, домой.

— Нет, мать, я должен найти эту тварь.

И Коготь отхлебнул кофе. Вновь сморщился, ни остыть, ни избавиться от плавающих крупинок напиток не успел и в этот раз.

— Ну тогда жди. Завтра тебя переведут в общую палату… да только толку, ночью по коридорам все равно не побегаешь.

Виктор не спешил пить свой кофе, вместо этого следил за мимикой приятеля. Причем следил так неприятно, по врачебному, с прищуром, насмешкой и таким искренним пониманием, что хотелось ему по лицу съездить, сменить выражение на соответствующее проблемам. Коготь даже кулак потер от остроты видения.

— Плохо, — прошипел он задумчиво и тут же встрепенулся. — А одиночка у тебя есть?

— Говорил же, есть: изолятор. Но тебе, я так понимаю, не подходит? — усмехнулся Виктор и сделал небольшой глоток, дернул бровями, словно изумляясь сам себе, и продолжил: — Платная у меня одна свободна. Пойдешь?

Коготь едва не подпрыгнул от счастья. Вот оно, то, что нужно. Никогда бы не подумал, что в психушке может быть платная палата, но раз есть, почему этим не воспользоваться.

К его возвращению в палату там остался только мрачный. Стоило войти, и он сел, привалился к стене и больше не сводил с Когтя взгляда. Ложиться под таким не хотелось, мало ли что взбредет в голову этому психу. Так что Коготь так же просто сел, привалился спиной к стене и затих. Прошло не больше пяти минут, когда он вдруг осознал, что сейчас словно в зеркало смотрится.

Одна поза, одно выражение глаз. Коготь не видел своих, но знал, такие же: настороженные, злые, цепкие. Даже разный цвет волос и комплекция — парень был не такой мощный, хотя и крепкий, — не делали их разными. Светлые отросшие лохмы подозрительного падали едва ли не до самых глаз, подчеркивая их безумный блеск. Измученный, потасканный, а ведь он лет на десять младше самого Когтя… Сколько ему, лет тридцать хоть есть?

И Коготь понял. Сглотнул. Спросил прямо:

— Кого потерял?

Парень вздрогнул всем телом. Округлил глаза, из которых тут же исчезла вся подозрительность, сменившись настоящим ужасом, а после болью. Такой, от которой хотелось отвернуться, спрятать взгляд, чтобы не зацепило, не захватило самого. И Коготь отвернулся, посмотрел на далекое небо в окне и с тоскливой печалью шепнул:

— Я жену и сына.

Тишина обволокла, влилась в уши, вытеснив из головы все мысли. Остановила время, чтобы дать прочувствовать обоим суть сказанного.

— Невесту.

Коготь кивнул, но больше не проронил ни слова. Когда-то так поступил его учитель. Когтю казалось, что врачи помогли, вытянули из бездны, позволили жить, но только такой вот вопрос, а главное, понимающее молчание потом, помогли ему выплеснуть из себя всю скопившуюся боль. Вот и сейчас повторилось. Парень молчал долго, но все же осмелился, выдал первое слово, а после больше не мог удержаться. Говорил, говорил и говорил, выливая весь ужас произошедшего на незнакомого, но такого похожего на него человека.

Коготь не поворачивался, так и смотрел в небо, разделяя с незнакомцем его боль, принимая и понимая: здесь не было алкоголя, способного притупить память и стыд, так что не стоило смущать парня взглядом.

Речь того прерывалась. Он пытался держаться, скрыть всхлипы и глухие рыдания. Не мог.

Наконец замолчал. Устремил взгляд туда же, в окно, и уже спокойнее обронил:

— Меня Антон зовут.

— Женя, Коготь. Ты, как выйдем, позвони. Я тебя научу, как этих тварей убивать.

Антон повернулся резко, и во взгляд вернулась подозрительность. На этот раз повернулся к нему и Коготь, но смотрел спокойно, пытался дать понять, что не шутит, что правда знает. И Антон поверил.

— Расскажи.

Коготь подумал, но решил, что помощь даже от такого, скованного, как и он, палатами и санитарами, союзника будет не лишней, заговорил. Рассказал и о твари, и о том, что она делает, и о том, что сам собирается искать ее, поселившись в одиночку.

— И ты думаешь убить ее голыми руками, а если она тебя?

— Я думаю понять, что за она, чего боится и как ее найти в следующий раз, а после взять оружие, оно у меня тут, недалеко, и да, убить.

Разговор оборвали вошедшие санитары. Принесли обед. Больше до вечера мужчины не разговаривали, каждый перебирал собственные проблемы и планы.

Разговорились вновь лишь после отбоя. Обдумавший за полдня сказанное, Антон желал знать все. Спрашивал, уточнял, ругался. Коготь рассказывал. Объяснял, а после, увлекшись, даже показывал на тенях, с удовольствием замечая, что Антон меняется. Боль не ушла, она еще долго будет мучить его, но парень смог задвинуть ее на задворки сознания, выставить для себя новую цель. Цель, которая поможет ему жить дальше.

Полный ужаса крик заставил их застыть и замолчать. Повернуться к двери, за которой повторялся вчерашний концерт.

— Мать, подожди, тварь, я уже здесь, — зло процедил Коготь, полным ненависти взглядом буравя черный прямоугольник двери.

Утром Антон был опять хмур. Сидел, вперив взгляд в пол, и молчал. Долго. Успели прогуляться в уборную, позавтракать, и ждали обхода, а он все молчал. Наконец, когда в коридоре стали слышаться голоса переходящих из палаты в палату врачей, не сдержался, посмотрел на Когтя как-то тоскливо и попросил:

— Не ложись в одиночку.

Коготь опешил, нахмурился, но сказать ничего не успел, Антон продолжал:

— Ты же без оружия. Что если тварь поймет кто ты. Сделает так, что никакого потом не будет?

Коготь даже задумался, но тут же встрепенулся, улыбнулся.

— Нет. Твари просто хищники, они не понимают, кто перед ними — простая жертва или охотник. Все будет гуд.

Антон вздохнул, стиснул зубы, похоже, ничуть не поверив, но больше возразить ничего не успел. В палату вошли доктора. Заведующий в этот раз сам ходил по палатам, как понимал Коготь, чтобы лично распорядиться по его вопросу. И правда, задав дежурные вопросы и обговорив с коллегами столь же дежурные назначения, Виктор велел замершему за его спиной санитару.

— Когтева переводите в платную, — и, заложив руки за спину, пошел прочь из палаты.

Долго ждать не пришлось. Уже через пару минут по палате забегали. Перестилали кровати Когтя и Антона и привели неприятно спокойного и отрешенного худого мужичка. А еще через десяток минут увели и их самих.

Новая палата нравилась Когтю гораздо больше предыдущей. Небольшая, с широкой койкой, холодильником и даже телевизором, как позже выяснилось, нерабочим. Но главное, что радовало, дверь никто запирать не стал.

Первым делом Коготь осмотрел свое новое место пребывания. Облазил все углы, полки в холодильнике и тумбочки, подоконник. В нем удалось найти чужой тайник, пакетик снюса, моток ниток, согнутую скрепку и две таблетки, красную и синюю. На этом все интересное закончилось, и Коготь выбрался в коридор. Удивленно хмыкнул: Антон уже стоял напротив его двери, подпирая стену.

— Хочу послушать, — буркнул он, направляясь вслед за Когтем по коридору, и тот понятливо кивнул.

Экскурсия получилась забавная. Тревожная. Огромные коридоры и двери, давящее пространство, заполненное бесцельно бродящими или целеустремленными тенями и деловитыми белыми человечками — санитарами. Зачем пошел гулять по коридорам, Коготь так и не понял. Найти тварь просто так нельзя было и надеяться. Захочет — выйдет, нет, так никогда и не узнаешь, что она была. Но не сидеть же в палате, ожидая ночи. Так нервы закончатся раньше, чем она придет. Зато рассказал Антону, в каких углах бесконечного лабиринта тварь могла поджидать. Хотя сам при этом стискивал зубы и думал: где она прячется днем? Ведь твари не бесплотны. Даже фантом, туман, принимающий чужой облик, вполне себе материален. Куда же она девается?!

С такими мыслями и прошел его день. Ночь в одиночке оказалась гораздо неприятнее. Напряженнее. Даже несмотря на отсутствие подозрительных типов. Приходилось полагаться лишь на себя, и обострившийся слух с удовольствием выдавал фокусы. Рисовал в воображении кого-то, прокравшегося в палату и тихо в ней шуршащего. Нужно было садиться и прислушиваться, чтобы понять: шелест доносится из коридора или из-за стены. Вновь ложиться и вновь прилагать уйму усилий, чтобы расслабиться. Когда пришел сон, Коготь так и не понял, но проснулся вновь, словно от толчка. Распахнул глаза и тихо выругался. Вокруг стоял плотный сизый туман. Он клубился, переливался с места на место, иногда, будто живой, ускорялся и завивался спиралью. В нем, словно далеко-далеко, послышался печально знакомый и давно забытый голос. Он звал.

— Женька. Жень, ну где ты?

— Па-ап! — вторил ему другой, ударивший по сердцу кузнечным молотом.

— Нет, мать, нет, — зашептал Коготь, отползая по кровати ближе к стене. Уперся в нее спиной, стиснул челюсть, не мигая глядя вглубь тумана. — Тварь, — шепнул и потянулся к медальону. Вспомнил. Вздрогнул. Ведь его уже разбудило! Ущипнул себя за ногу и вновь выругался, когда боль обожгла.

— Жень? Ты чего прячешься? — удивленно спросил голос совсем близко. Из тьмы, склонив чуть голову, выступила худенькая фигурка. Стала четче. Обзавелась джинсами, узкой маечкой, обрисовавшей небольшую грудь, высоким хвостом черных волос и такой родной, лукавой улыбкой.

Коготь не двигался. Трясся всем телом и не мог пошевелиться, боясь… не твари. Боялся он спугнуть видение. Боялся, что жена, такая же красивая и любимая, как долгие двадцать лет назад, исчезнет и заберет с собой вторую фигурку, медленно выплывающую из тумана.

Сын с восхищением оглядел палату, остановил круглые глазенки на Когте и широко улыбнулся. У него все так же не хватало двух передних зубов. Он потерял их в тот роковой день и очень радовался, ожидая зубную фею. Не дождался…

— Па-ап, — звонко протянул он и зачастил. — Мы гуяйи, гуяйи, а ты тут! Тебе нйавиться тут? Мне да, кйасиво, только тейевизог надо вкйучить! Потом. Пошйи с нами. Я покажу своих новых дйузей. У меня их тепей много!

И он развел руки, показывая, сколько много.

Коготь стискивал одеяло, глядя на любимых людей и, закусив губу, пытался удержать в себе слезы. Не смог. Они бежали по щекам, путались в щетине, размывали и без того не слишком четкие фигуры.

— Женька, ну ты что? Идем с нами, — улыбнулась Ира и кивнула головой себе за спину, в темную даль тумана.

— Извини, Ириша, — прошептал Женя. Понимал, что нельзя говорить, что тварь наверняка только этого и ждет, но не мог промолчать. — Мне нельзя уходить.

— Па-ап, пошйи!

— Нет, Олежка, нельзя, — выдавил Коготь и тихонько завыл, зажимая кулак в зубах.

— Тогда я пйиду завтйа и пйиведу их к тебе! — улыбнулся сын и, развернувшись, весело побежал, растворяясь в тумане.

— Ну вот, расстроил, — покачала головой Ира и отступила. Улыбнулась, ушла, а Коготь сполз на кровать, сжался в комок и выл. Тихо, чтобы никого не привлечь, но горько и самозабвенно.

***

— Я не понимаю, мать, — шептал Коготь склонившемуся над столом Антону. Они сидели в столовой и обсуждали ночь. Точнее, Антон слушал, а Коготь говорил. Ему требовалось поделиться произошедшим. — Может, мы ошиблись и тварь не злая. Просто показывает человеку то, что он больше всего желает увидеть, но не все выдерживают?!

— Или ты попал в ее сети, — мрачно буркнул Антон, с беспомощной тоской вглядываясь в глаза Когтя. Но тот не видел, не хотел замечать.

— Да ладно тебе, я не сопливый мальчишка, разберусь, если попытается мне навредить. — Отмахнулся он и заговорил неприятно возбужденно, заставив Антона прикрыть глаза от понимания. — Если они сегодня придут, я поговорю. Спрошу прямо.

— Ты говорил, что твари неразумны, — напомнил Антон, но понимал, что ничего не выйдет.

— Может, я ошибся, мать. Может, это кто-то из разумных. Работает санитаром, а так вызывает нужные ему для питания эмоции.

— Мы в психушке, здесь эмоций разных хоть отбавляй! — зло отрезал Антон, но добился лишь досадливого взмаха руки.

После завтрака Коготь вернулся в комнату и после прогулки, и после обеда. Он ждал ночи, сам понимая, как это глупо.

Ночь повторилась. Настороженность, шорохи, незримый толчок и туман.

Коготь сел, прислонился к стене спиной и, боясь моргнуть, смотрел вглубь сизой дымки. Вот выплыла из него фигурка жены, улыбнулась, махнула рукой. Выбежал и сын, ухватил ее за руку.

— Па-ап, я его пйивел! — беззубо улыбаясь, заявил он, и они оба посторонились, чтобы открыть Когтю взгляд на…

Уорл выступил из переплетения сизых щупалец. Мощная туша похожей на бабуина твари, такой же быстрой, ловкой и хищной. Уорл словно улыбнулся, обнажив клыки и остальные не менее внушительные зубы. Замер на долгую секунду, позволяя Когтю захлебнуться ужасом, прочувствовать каждое мгновение. Мощные передние лапы загребли пол, словно он был покрыт песком, оттолкнулись короткие, но крепкие задние, посылая тварь вперед. Три прыжка, и туша налетела на замерших людей, подмяла под себя, вцепилась зубами в шею. Хрип твари смешался с криком Иры, плачем сына. Коготь отмер, вскочил с кровати и рухнул на колени: в глазах взвихрилась тьма, обхватившая разум ватным одеялом. Тело не слушалось, тряслось, не в силах держать собственный вес. Сердце ударилось в бега, словно испуганный воришка. Гнало кровь, но не могло насытить тело кислородом.

— Мать, тварь, — захрипел Коготь, борясь со слабостью. Но она становилась лишь больше, разрасталась, забирая возможность не только двигаться, но даже дышать нормально. Руки, на которых Коготь пытался ползти к своим родным, вновь погибающим, тряслись и разъезжались. Ноги волочились следом, словно ему позвоночник перебили. — Не тронь! — Завопил Коготь, понимая, что не успевает. Что некуда уже успевать, потому как тварь сидела на теле жены и мерно дергала головой, отчего Ира шевелилась словно живая. Звуки, что не раз Когтю приходилось слышать вживую, заполнили палату, ввинтились в мозг и заняли там все место.

Коготь уже ничего не понимал, не знал. Он перестал существовать как охотник, вновь обернувшись тем двадцатитрехлетним парнишкой, попавшим в самый жестокий кошмар наяву. Единственное, что он помнил, это то, что подходить и смотреть на останки не стоит. Помнил, но не мог не подойти. Не мог не проверить.

Уорл сыто заворчал. Встал и медленно, лениво ушел в туман. В прошлый раз охотники его все же выследили, убили. Этого убить было некому. Потеря осталась неотомщенной.

Коготь смог подползти. Из последних сил цепляясь за сознание, взглянул на любимых.

Полный звериной ярости и боли вой разорвал тишину больницы.

Утром встать Коготь не смог. Лежал, глядя в белый потолок, и не желал быть. Боль, скрывавшаяся где-то двадцать лет, вернулась, заполнила его суть, стала им. Разум не желал понимать, что произошедшее — только видение. Разум зациклился на потере. Только к вечеру удалось отогнать туман эмоций. Рассуждать более-менее логично. На ужин Коготь даже выбрался из палаты. Почти повис на Антоне, с надеждой ожидавшем его у палаты. Коготь рассказал ему все и в этот раз согласился, что попал в ловушку.

— Помоги, — когда ругань Антона стихла, попросил тихо, глядя в опустевшую миску.

Антон неожиданно легко кивнул. Поднялся, отнес миски и помог встать Когтю. Отвел его к входу, но дальше все пошло прахом. Виктор ушел. Оружие оказалось недоступным.

Санитарам едва удалось выгнать Антона из его палаты. Пришлось даже применить силу, что не могло радовать. Коготь боялся за упрямого парня.

Ночь пришла привычно тихо и незаметно. Огладила напряженные нервы, прикрыла глаза и ударила, разбудив. Туман был уже здесь. На этот раз звуки из него сразу доносились нерадостные. В этот раз он встретил Когтя криками страха и боли. Показал все в подробностях. Коготь пытался абстрагироваться, зажмуриться и не слушать. Но нет, не удавалось. Вместе с беспомощными слезами из него уходила и сила. Выливалась из тела, словно из дырявой бочки.

Утром Коготь сумел сесть не с первого раза. Посмотрел на стоящего рядом Виктора.

— Доброе утро, Женя, — улыбнулся тот и склонился, посветил в глаза фонариком. Сообщил доверительно: — Боюсь, у меня для тебя плохие новости. Твое состояние ухудшается. Боюсь, я вынужден буду изменить лечение. Назначить препараты посильнее.

— Что? — прохрипел Коготь, пытаясь сообразить, что именно услышал.

— Да-да, ты ведь соврал, скрыл от нас симптомы, так? Терапия выявила их, подняла на поверхность. Теперь мы займемся лечением. Настоящим.

Улыбка на лице Виктора стала еще шире… стала хищной.

— Ты?.. — пораженно выдохнул Коготь и застонал, зажмурившись. Конечно, как может спрятаться тварь в широком коридоре без укрытий? Как может существовать здесь и ни разу не попасться на глаза? — Ублюдок.

Коготь дернулся подняться. Виктор отшатнулся, расхохотался с некоторой долей досады.

— Немотивированная агрессия, да вы, друг мой, опасны для общества, — мотая головой, поведал он, и крикнул в пространство: — Саша.

В палату вошел громила-санитара. Коготь в первый раз увидел действительно крупного санитара.

— Что, Виктор Сергеевич? — прогудел он.

— Успокойте пациента, только препаратов ему не давайте… нам ведь нельзя искажать эмоциональную картину, так, Евгений Олегович?

Коготь не сдержался, вскочил, бросившись на предателя с кулаками. Смог даже мазнуть по белоснежному халату пальцами, но тут же захрипел в мощной хватке санитара. Еще мгновение и в палате их было трое. Когтя скрутили, приодели и привязали к кровати.

Виктор не выдержал. Пришел вечером, сел на стул напротив лица Когтя и, мягко улыбаясь, заговорил. Ему не терпелось поделиться своими достижениями. А Коготь слушал и внутренне стонал. Как можно было быть таким беспечным. Верить человеку, которого не видел двадцать лет. Не замечать странного блеска в глазах, сейчас вылезшего на передний план. А ведь он даже доверил тому отправлять отчеты в контору, а значит…, а значит, сам Коготь обречен. Никто не придет на помощь.

Нет хуже твари, чем человек.

— Ты скрыл от меня мир, который гораздо интереснее моего привычного. Когда ты исчез, я ведь правда переживал. Жил, как в ящике, ничего не видел, ничего не слышал. Первый раз я в том году с потусторонним познакомился. У меня домик в Затени. Вышел я прогуляться, и что ты думаешь? На меня по полю какая-то зверюга несется, а за ней машина, прямо по полю. Мне повезло, пристрелили тварь ту, а меня придержали, да, — лицо Виктора стало злым и безумным, словно у его же пациентов. — Я о том случае вспомнил, только когда Она ко мне пришла. Месяца через два после того случая она мой дом нашла, и мы договорились.

Коготь хмурился. Рассказ ему не нравился. Не только безумием бывшего друга, его сбивающейся речью и блестящими глазами. Ему не нравилась полученная информация. После прихода в мир содма в прошлом году Минск потряхивало еще долго. Многим тварям удалось сбежать с поля боя. Но чтобы какая-то из них смогла прятаться до сих пор?! Да еще и фраза: договорились. Твари ведь неразумны! Как можно с ними договориться?

Виктор же не замечал мрачных раздумий своего пленника. Он продолжал фантанировать эмоциями, спеша поделиться хоть с кем-то впечатлениями.

— Она дарит мне жизнь! Полную красок, полную впечатлений! И знаешь, я ненавижу тебя за то, что ты скрывал от меня такое, — Виктор согнулся почти пополам, желая заглянуть Когтю в глаза прямо. Скривился, совсем потеряв человеческий облик. — Мы немного просчитались. Решили, что смертям тяжелых все лишь обрадуются, но родственники подняли крик. Пришлось немного сбавить обороты, Ей приходится есть разом нескольких. Ей так не нравится. Она любит дожимать человека, потому как последние крохи самые питательные. Но ты подсказал мне выход. Охотники. Да, вы-вы, — задребезжал его смех по палате. — Безумные одиночки. Вас точно не хватятся. Тебя, этого, Антона Елизова, тех, кто придет за тобой. А они придут, я знаю.

— Ты псих, мать, — прошипел Коготь. От этого заявления нутро сдавило ледяной хваткой страха. Придут. Не сейчас, когда с телефона Когтя еще приходят обнадеживающие сообщения, потом, когда оттуда же придет просьба о помощи. И Антон… он ведь здесь. Он следующий, а помочь, да даже предупредить его Коготь не может.

— Что вы, Евгений Олегович, — внезапно стал Виктор собой предыдущим, вежливым, учтивым доктором. Нормальным. Коготь даже головой мотнул, как получилось, чтобы отогнать идиотскую мысль, что это он правда безумен, а все предыдущее лишь плод его фантазии. — Я полностью здоров, а вот ваше состояние вызывает опасения. Люди с вашими проблемами часто страдают сопутствующими сердечными заболеваниями.

— Тебя поймают, ты понимаешь, мать, поймают! — зарычал Коготь, вырываясь из пут.

Силы к вечеру немного вернулись, но их все равно хватило лишь на слабые трепыхания.

— Что вы, Евгений Олегович, меня никто даже не заподозрит. Потому что вас я передам специалистам. Не по чину мне заниматься простыми безработными бродягами.

И рассмеявшись, уже не дребезжащим безумным смехом, а вежливым, сдержанным, Виктор вышел вон. И правда, больше в палату не пришел ни разу.

***

Тварь больше не пряталась. Пока уорл терзал призраков семьи, она висела над распятым на кровати Когтем и облизывала зубастую дыру в круглой башке длинным, тонким языком. Гнуткие тонкие лапки цеплялись за побелку, словно за удобную подставку. В шести черных глазках-бусинках блестело сытое довольство. Доведя Когтя до обморочного состояния, тварь лениво уползала к открытому на проветривание окну. Выбиралась в щель и скрывалась до следующей ночи.

Через три дня от Когтя осталась лишь оболочка. Безэмоциональная, ссохшаяся, она сидела спеленатой на инвалидном кресле и смотрела в стену стеклянными глазами.

***

Антона выпустили из карцера на третьи сутки после того, как Когтю «изменили лечение». Он брел по коридору, старательно пряча взгляд на полу. Не хотелось, чтобы кто-то из санитаров заметил ненависть в его глазах. Коляску он увидел давно, как только вышел из-за поворота, но даже не понял, кто на ней сидит. Только когда подошел ближе, рассмотрел. Стал, до боли стиснув зубы, и не мог поверить, что напугавший его в первый день мужчина может превратиться в такое.

Подошел. Стал рядом, словно невзначай. Заглянул в пустые глаза.

— Коготь? — шепнул тоскливо и едва удержался от стона. В стеклянных до того глазах блеснуло узнавание. Губы шевельнулись, просипели неслышно.

— Что? — вцепившись Когтю в плечи, зарычал Антон. — Что ты говоришь?

— Эй ты, прочь. Ну-ка отойди, — заорала стоявшая на посту сестра. — Отойди, говорю!

Уже бежали санитары, а Антон все пытался уловить в шелесте слова.

— Десятка… Виктор.

Антона грубо оттолкнули прочь. Прорычали в лицо грязное ругательство, но он даже не заметил. Смотрел, как шевелились губы и прикрылись веками полные обреченного понимания глаза.

Антон все дни, что провел в больнице, не виделся с матерью. Она приходила каждый день, но сам Антон то был в карантине, то в карцере. Да и… не хотелось с ней видеться. Антон знал: плакать и причитать она не станет, не тот характер. Но смотреть будет так, что лучше не видеть. Сегодня же, когда санитар в очередной раз назвал его фамилию, почти побежал на встречу. Антону дали цель, дали шанс отомстить, и он очень хотел, чтобы человек, что подарил ему надежду, видел, как это произойдет.

/-/

Появление Гора и Ромы в кабинете операторов напоминало кадр из американского боевика. Светлые стены, компьютеры, белые рубашки и два мрачных мужика в коже, уверенным шагом пересекающих это пространство. Мрачные, заросшие, словно уже месяц по прериям индейцев гоняли. Роме под плащом только кольта не хватало, зато у Гора рукоять недвусмысленно оттопыривала полу куртки.

Но Дима привык к таким явлениям. Только поднял руку, здороваясь, и зарычал в трубку.

Оператор был зол и раздражен, что для него было несвойственным. Выходил он из себя редко.

Наконец трубка вернулась на звякнувший аппарат, и Дима мрачно уставился на усевшихся охотников. Выдохнул резко, стараясь справиться с ненужными эмоциями, и протянул:

— Та-ак, приехали, — после чего замолчал, хмуро глядя в стол.

Ребята переглянулись, и Гор, на правах старшего, поинтересовался осторожно:

— Димка, что случилось?

— Поедете в психушку, — встрепенулся тот, но взгляд не поднимал, блуждал им по документам. Да и руки его нервно перебирали бумаги, вселяя не самые положительные мысли.

Ромка хохотнул, получил возмущенный взгляд от Гора и отвернулся, старательно пряча улыбку.

— По-моему, нам еще рановато, — буркнул Гор, недовольно сверля взглядом веселящегося вампира.

— Коготь пропал.

Оба охотника тут же выпрямились, откинули неуместные эмоции, вперив в оператора цепкие взгляды.

— Где, когда?

— На связь уже пятый день не выходил.

Рома присвистнул, Гор зло выругался. Правил у охотников было много, но основное для выживаемости было выходить на связь каждое утро.

— Почему только сегодня всполошились? — процедил Гор.

— Потому что он работал в минской психушке. Лежал там… по заданию. Заведующий его друг, и Коготь предупреждал, что может не звонить, но смски приходили каждое утро… и…

Дима замялся, замолчал и с досадой взъерошил волосы.

— Так чего нас вызвали? Раз предупреждал, так все у него хорошо. Подумаешь, неделю не слышали охотника.

— Гор! — рыкнул Дима. Он прекрасно разобрал злой сарказм в словах охотника. — Есть шанс, что по моей вине погиб охотник, ты думаешь, мне сейчас до твоих отповедей?

Гор вскинул полный бешенства взгляд, но тут же опустил. Сдулся, кивнул. Диму он тоже понимал, предупредил ведь, кто знал, что выйдет так, как вышло. Рома только выдохнул печально, пальцем сдвинув кепку на затылок.

— Но сегодня то чего всполошились, раз считали нормой? — уже почти мирно, хотя и ворчливо поинтересовался Гор.

— А сегодня к нам пришла женщина… — Дима дал охотникам прочувствовать суть сказанного, и те не подвели, округлили глаза, присвистнув. Для простых граждан конторы словно не существовало. Никто и никогда не приходил в нее, ну может какой пьянчуга дом перепутает, да и то, вряд ли, а так, чтобы целеустремленно… — Ей адрес сын дал… он в больничке той же лежит. Она передала нам всего два слова, но мне это совсем не нравится.

— Какие слова?

— Десятка, Виктор, — выдохнул Дима, попеременно глядя на обоих нахмурившихся охотников.

— Десятка — это контора, — медленно проговорил Гор, — а Виктор кто?

— Не знаю, — поморщился Дима и вновь стал перебирать бумаги на столе. — Но есть предположение, что это заведующий отделением. Карализин Виктор Сергеевич.

— Тот самый друг Когтя? — мрачно уточнил Гор. Получил согласное угу и задумался. Наконец понял, что сидя они ничего не добьются и уже по-деловому спросил: — Что мы делаем?

— Едете в психушку. Там вас будет ждать два наряда уборки… на всякий случай. Там пытаетесь отыскать Когтя. Если его… нет, то встречаетесь с Елизовым Антоном Николаевичем. Тот самый сын этой женщины, лежит там на лечении после случая с семьей. Они погибли недавно, ночью.

Охотники понятливо переглянулись, но стали еще более мрачными. Потому что проще было узнать все у друга Когтя, Виктора.

— Дальше по ситуации, но найдите тварь. В вашей власти очистить корпус, для этого с вами уборка, документы у них, но лучше такой демонстрации избегать.

Охотники разом кивнули и встали.

— Гор, Рома, — остановил их мрачный голос Дима почти сразу, а стоило развернуться, оператор добавил: — Осторожно… особенно с этим Виктором. Пока с Когтем не поговорите, не общайтесь с ним. Не знаю, что там произошло, но не нравится мне это имя рядом с нашим адресом.

Охотники вновь кивнули и наконец покинули управление.

/-/

На парковке стояли четверо мужчин, привлекающих внимание чем-то неуловимым, но очень странным. Сосредоточенные, напряженные, с острыми взглядами. Трое в кожаных куртках, несмотря на тепло. Один, с сигаретой в зубах, и вовсе в коричневом кожаном плаще и старомодной кепке восьмиклинке. Все они улыбались, поглядывая по сторонам. Указывали пальцами то на монастырь, то на церковную лавку и лениво переговаривались. Как казалось. На самом деле двое охотников изучали территорию и прислушивались. Гор привычно, человеческими чувствами, Рома хищно, в плане, доступном только тварям тьмы. Стоящие с ними командующие двумя отрядами уборки слушали рассуждения и иногда вставляли замечания или уточнения. Наконец мужчины пришли к единому выводу и, махнув на прощанье рукой, разошлись. Уборщики вернулись к двум тонированным микроавтобусам, за документами, после чего пошли к главному корпусу лечебницы. Охотники в нужный им корпус.

—Может, лучше по отдельности? — мрачно уточнил Гор, поглядывая по сторонам со слишком ярким недовольством. Ему не нравилось даже находиться на этой территории, ни то что идти в какой бы то ни было корпус. — Ты к этому Антону, я к Когтю?

— Гор Лешич, ты наши рожи видел? — ухмыльнулся вампир. — Даже если мы с разницей в неделю придем, нас с тобой запомнят на всю жизнь и в братья запишут.

Гор поморщился, но согласился.

— Ладно, идем тогда, брат.

Рома хохотнул и вошел в не слишком гостеприимные двери, едва не прищемившие зашедшего вторым Гора.

Внутри было странно. Тихо, давяще и неприятно настороженно. Гор совсем стал походить на местного обитателя, ссутулился, зыркал по сторонам с подозрением, еще и ворчал что-то под нос. Рома шел, весело улыбаясь и с интересом оглядывая стены. Только внутри все сильнее росло напряжение. Он уже давно ощущал чужую, чуждую для этого мира силу. Теперь же она становилась все сильнее, давила, заставляя скалиться от напряжения.

— Здесь оно, — наконец все же не сдержался Рома. Повернулся, сверкнув хищным взглядом, и Гор обреченно выругался, нырнул рукой к спрятанной под курткой кобуре. Рома тут же укоризненно протянул: — Гор Лешич!

Пришлось делать вид, что поправлял одежду. Перед кем выделывается, Гор не понимал, но привычка маскироваться была сильнее.

Огромный холл, или как назвать этот кусок коридора с несколькими дверями, встретил пустотой и тишиной. Не полной. За широкой белой дверью, рядом с которой чернела кнопка звонка, звучали невнятные голоса.

— Я говорю, — бросил Рома, оттесняя Гора от двери себе за спину.

Тот сопротивляться не стал. Неуютно ему здесь было. В таких условиях с кем-то разговаривать — это показывать свой собственный диагноз.

Рома надавил кнопку звонка. Звук никто из них не услышал, но через пяток минут дверь приоткрылась, явив им пожилую, низенькую санитарку. Она изучила обоих таким подозрительным взглядом, что Гору нестерпимо захотелось достать пистолет прямо сейчас.

— День добрый, милая, — улыбнулся во все зубы Рома. — А как бы нам приятеля нашего повидать?

— Заходите, — ворчливо, но довольно пробормотала женщина и посторонилась. Заперла за вошедшими охотниками дверь, уточнила фамилию и резко нахмурилась.

Гор, и так напряженный до предела, почти прижался к стене, выискивая взглядом возможную угрозу. Но тот натыкался только на мужчин. Обычных. Ссутулившихся или прямых, мирно разговаривающих или бурно жестикулировавших, молодых и не очень, и никаких тревожных знаков. Ничего.

Рома тоже подобрался, но улыбки с лица не убрал.

— Посещения Когтева запрещены, — буркнула женщина, когда оба охотника уже успели перебрать в мыслях все возможные развития событий. — Буйный он.

Охотники переглянулись с искренним изумлением. Нет, буйным можно было назвать любого из них, но обычно в таких местах охотники все же сдерживали себя. Особенно на охоте.

— Можно хоть краем глаза? — состроив бровки домиком, умильно улыбнулся вампир. — Может, он смирнее станет с нами увидевшись. Все же не чужие люди.

Женщина замялась. По-настоящему, словно желала пойти навстречу такому милому мужчине, но не могла нарушать порядок. Поморщилась, потянулась к Роме ближе и тихо призналась:

— Не узнает он вас. Совсем плох. Он на седативных, сильных, — и уже громче добавила: — Идите вы, ребята. Нельзя к нему.

— Понял, принял, — развел руками Рома, состроив печальную рожицу. Но тут же расплылся все в той же милой улыбке. — Можно тогда Елизова Антона позвать. Мать его просила передать носки. Забыла, говорит, утром.

— Можно, отчего же не позвать, — расплылась в облегченной улыбке женщина. Ее порадовала, что она все же могла хоть что-то сделать для этого милого мужчины. — Сейчас позову.

И резво потопала по широкому коридору вдаль, на пути по-доброму ворчливо раздавая нагоняи пациентам.

— Буйный? — едва слышно буркнул Гор.

— Угу, — в том же тоне ответил Рома. — Радует, что он где-то здесь, а не переехал в подземное отделение.

— Если он здесь, — пессимистично буркнул Гор.

— Гор Лешич, не нагнетай, — попросил вампир досадливо. — Сейчас с Антоном этим поговорим, может яснее станет.

Увидев подходившего парня, Рома печально хмыкнул. Тот был попросту отражением стоящего за спиной напарника. Как и прочих охотников. Мрачный, с подозрительным взглядом из-подо лба, напряженный и готовый к атаке.

/-/

— Здравствуйте, Виктор Сергеевич, — с широкой улыбкой встал с дерматинового диванчика Рома.

Гор поморщился, но тоже встал. Подошел ближе, цепко оглядывая фигуру врача. С Антоном они поговорили и теперь доверять этому мужчине не собирались. Может, Коготь имел в виду что-то другое, может, Виктор должен был им рассказать о твари что-то, что успел передать ему Коготь, но до тех пор лучше считать его врагом.

— Добрый день, вы ко мне? — удивленно дернул бровями врач. Оглядел обоих охотников и едва заметно переменился в лице.

Охотники разобрали: врач понял, кто они, и, похоже, не слишком обрадовался.

— Да, нам сказали обратиться к вам по одному интере-есному вопросу, — протянул вампир с такой насмешкой, что даже Гор побоялся бы остаться с ним наедине.

Но врач не испугался. Кивнул, отпер дверь и пригласил:

— Проходите, пожалуйста. Присаживайтесь, рассказывайте, что за дело.

Сам прошел к чайнику, включил. Вряд ли он собирался угостить посетителей кофе, скорее делал все по привычке, потому как тут же сел за стол, и когда чайник замолчал, даже не обернулся.

Рома с готовностью опустился на стул для посетителей. Развалился удобно, сунув руки большими пальцами в карманы брюк, и с любопытством оглядывал кабинет. Особое внимание уделил окнам, плотно закрытым жалюзи, шкафам и едва заметной с этого места двери в лаборантскую.

Старинной дружбы храм раздором осквернен.

Я другу доверял. Сегодня предал он.

Осталось только встать, покинуть это место,

Потом уж издали, отвесить всем поклон.

© Омар Хайам

Продекламировал он тихо, словно сам себе.

Гор стал у двери, сложил руки на груди и смотрелся охранником веселого вампира.

— Так что вы хотели обсудить? — уточнил Виктор, как-то резко сжавшись и перекладывая по столу то ручку, то блокнот. Похоже, стих ему пришелся не по душе.

Оба охотника насторожились, и если Гор напрягся, все же переложив руку ближе к кобуре, то Рома словно еще сильнее растекся по стулу. Оскалился в улыбке, пока еще насмешливой, хотя хотелось ему обернуться собой, отрастить клыки и когти и зашипеть на опасность, что была рядом, но скрывалась. Темная тварь была здесь, в кабинете. Сильная, настолько, что вампир нервничал, пусть и не подавал виду. Она пока не двигалась, изучала пришедших и наверняка решала, стоит ли их трогать. И что будет, когда решит, Рома старался не думать.

— Гор Лешич, — бросил он через плечо, — выйди, пожалуйста, у нас будет приватный разговор.

Он не надеялся, что Гор послушает. Скорее пытался предупредить, что легким задание не будет, и Гор понял. Подобрался, но ответил почти спокойно:

— Ты, Ром, извини, но я тоже хочу послушать.

Рома кивнул, принимая решение друга, пусть оно и стоило ему немало нервов.

— Ну что ж, Виктор Сергеевич, думаю, вы поняли кто мы? — Рома не стал юлить, понимая, что тварь может и не пожелать знакомиться, а значит, стоит сделать ход. Заставить ее появиться. — И у меня только один вопрос, как оно, предавать друга?

Виктор тут же изменился в лице. От благообразного врача не осталось и следа. Перед ними сидел безумец, какого не найдешь и среди его пациентов. Врач оскалил ровные и неожиданно белые зубы, в глазах зажегся огонь фанатика, а пальцы уцепились за стол, побелели.

— Какой друг? Этот урод исчез из моей жизни два десятка лет назад, я его не знаю даже. Скрыл от меня такой мир! Но ничего, я его нашел!

— Ромка? — подозрительно уточнил Гор, которому вспышка врача не понравилась больше, чем нападение какой бы то ни было твари.

— Все хорошо, Гор Лешич, — тон вампира не вязался со сказанным. Рома говорил со злой насмешкой. — Этот прячет здесь шанху. Тварь мелкая, но опасная. Насылает галлюцинации и питается эмоциями и жизненными силами. Чем сильнее эмоции, тем больше сил она вытянет.

— Но ему-то на кой? — буркнул Гор, не сводя с врача взгляда. А тот не шевелился, прислушивался к разговору с нездоровым любопытством.

— А тварь достаточно умная. Размеры не позволяют ей нормально охотиться, она и находит себе кормушку-защитника. Он ее кормит, защищает, она дарит ему другие эмоции. Нездоровые. Их связь как наркотик для защитника. Ради такой дозы он на многое готов, да, Виктор Сергеевич.

Гор брезгливо выругался. Доктор же улыбнулся, хищно сощурившись, и плавно встал. Отошел от стола к двери в лаборантскую, взялся за ручку и медленно провернул.

Встал и Рома. Напружинился, скрючив пальцы с отрастающими когтями.

Тварь неторопливо, словно очень любопытный ребенок, вползла в кабинет по потолку. Уселась вниз головой, рассматривая охотников треугольничками строенных глаз. Облизала едва ли не всю морду тонким языком и покосилась на окно. Но доктор отлично знал слабости своего хозяина, жалюзи были закрыты плотно.

— Гор, выйди, тьмой прошу, — прошипел вампир, но получил лишь пару достаточно понятных адресов, куда ему самому стоило пойти и щелчок замка. Гор правильно решил, что тварь лучше убрать прямо здесь, а не гоняться за ней по всей больнице. Вот только был очень большой шанс, что этот щелчок как раз отрезал от спасения их самих.

Тварь словно поняла и улыбнулась. Переступила с лапы на лапу и раззявила пасть, выпуская из нее темно-лиловый дым. Тот расползался, светлел, охватывая все пространство.

Выстрел прозвучал в тот же миг, но пуля лишь сбила побелку. Тварь исчезла.

— Гор, ять, лучше бы ты вышел, — рыкнул вампир, стремительно оглянувшись через плечо, чтобы убедиться, что друг в порядке. Гор стоял, прижавшись к двери спиной, и водил стволом по кабинету. Теперь Рома боялся, что тварь успеет к нему раньше, чем он сам.

Но тварь оказалась не столь умна, как о ней думали другие. Она воспользовалась тем, что вампир отвлекся, и бросилась ему на спину, впившись зубами в плечо. Тут же улетела с тихим шелестом, снесла со стола монитор и рухнула с ним на пол. Рома по-звериному рявкнул. Подскочил ближе, оперся на стол и зарычал. Доктор не остался в стороне. Понимая, что может остаться без кайфа, он пошел в атаку. Зажал в кулаке ножницы и попытался воткнуть их вампиру в другое плечо. Получил короткий удар по руке и лицу одновременно, и попятился скуля.

— Ромка, не отвлекайся! — рыкнул Гор. Ему было паршиво. Чертов туман окутал не только кабинет, но и голову. Принес видения, звуки. Там, в серой дымке, кричали, звали на помощь, шептали.

«Гор Лешич, я не хочу умирать», — шелестел невидимый ему Никита.

«Гор, помоги!» — орал Двина, погибший всего месяц назад охотник.

«Гор, Гор, Гор», — повторял туман, шелестел, шептал и мелькал образами. Тварями, рвущими знакомых. Глазами с последней, уже ускользавшей искрой. Кровью.

— Гор! — рявкнули в лицо. Голова мотнулась, челюсть стрельнула болью. Рома, ударивший его, закрутился, пытаясь скинуть со спины тварь. Сбил стул, стол, и очень тонко, словно ударенный пес, заскулил, когда другой стул опустился ему на голову.

Гор заорал, бросился на оскалившегося врача. Ударом сбил того с ног и прижал к полу, моля вампира очухаться и дать твари отпор. Судя по ругани, мысленный посыл Рома услышал.

Коротким ударом по голове отправив доктора в нокаут, Гор вскочил на ноги и заозирался. Рома, похожий на побывавшего в клетке с испуганными котами, ползал на четвереньках, зло ругаясь и пытаясь подняться. Отчего-то не выходило.

— Гор, — просипел он, подняв на него какой-то неприятно стеклянный взгляд. — Убей ее.

И окончательно напугав друга, рухнул на пол. Все еще дергался, но это напоминало скорее конвульсии, чем попытку встать.

— Нет, Ромка, нет, — зашептал Гор и завертелся.

Туман с готовностью замелькал образами. Они шевелились, бегали, стояли, разглядывая его, и всячески отвлекали внимание от настоящего. В ушах вновь зашелестели чужие воззвания. Заглушили собственные мысли, заставили согнуться, схватиться за голову, в попытке выдавить их прочь. Гор заорал, пытаясь перекричать чужие голоса. Не сумел, но добился другого…

Тварь решила, что уже победила. Жизнь из сильного хищника, вампира, убегала очень быстро, подпитывая ее. Насыщала и давала сил еще лучше воздействовать на обоих противников.

Второй, слабее, подпал под чары. Сдавался насылаемым образам. Начал делиться силами. Пока еще неторопливо, жадничая. Но с каждым мгновением все быстрее.

Тварь расслабилась, проявилась, подползла ближе, с наслаждением впитывая чужие эмоции и энергию. Она не сразу заметила, как вынырнул из укрытия рук человек. Как опалил ее расчетливым, полным ненависти взглядом. Как вскинул руку, тут же нажимая на спуск.

Пуля попала ровно в центр морды, тварь даже не поняла, что умерла. Рухнула на пол и замерла неопрятной кучкой.

Туман тут же рассеялся. Показал разнесенный в хлам кабинет.

Снаружи кто-то настойчиво стучал в дверь, ругаясь.

Рома со стоном перевернулся на спину, всмотрелся в потолок, в нависшего над ним с улыбкой Гора, и выдал довольную, но нецензурную фразу.

Гор облегченно рассмеялся и подал руку, помогая вампиру подняться. Выудил из-под развалин стола мятую кепку и водрузил ее тому на голову. Хотел еще и по плечу стукнуть, выпуская наружу облегчение, но вовремя остановился. Тварь умудрилась прогрызть толстый плащ, и тот покрылся неприятными бурыми пятнами, так что вряд ли Рома оценит такой порыв.

В коридор вышел только Гор. Рома остался караулить профессора.

— Разошлись, — рыкнул столпившимся санитарам.

С другой стороны толпы к нему с теми же требованиями пробиралась высокая немолодая женщина в окружении ребят в штатском — уборки.

— Ну как? — шепнули командующие, с тревогой поглядывая на Гора. Тот выглядел помятым — к тому же на челюсти виднелся поставленный Ромой синяк — но довольным.

— Мы справились, дальше вы. Никого не пускайте, мы там… того.

— Разойдитесь все по рабочим местам, не мешайте, — спокойно, но грозно велела директор толпе и вместе с пятью уборщиками спряталась в кабинете. Еще пятеро остались снаружи, отгонять особо наглых жаждущих.

Директор появилась из кабинета быстро, ей там пока нечего было делать. Остановилась, натолкнувшись на быстро поднявшихся и преградивших путь потрепанных охотников. Рома привычно впереди, с улыбкой на губах. Гор сзади. Даже победа над тварью не сделала его более харизматичным.

Выслушав просьбу, женщина велела подождать и скрылась за белой дверью отделения.

Уже через десяток минут оттуда вышел Антон и вывез инвалидную коляску с застывшим, покосившимся набок человеком.

Гор выругался, поджал губы и отвел взгляд к потолку. Рома поморщился, растянул губы в понимающей улыбке. Узнать в этом человеке крепкого Когтя было практически невозможно, но взгляд его горел хищным огнем. Еще через долгое мгновение он медленно, с небывалым напряжением растянул губы в улыбке.

— Все? — прошелестел едва слышно.

— Все, Женька, — кивнул Гор, борясь со спазмом, сковавшим горло. — Все.

Коготь улыбнулся, прикрыл глаза и выдохнул. Улыбнулся уже гораздо увереннее.

— Ты поправляйся, друг, — хрипло попросил Гор. — Ученика, я вижу, ты себе нашел.

И он улыбнулся мрачному Антону, с тревогой вслушивающемуся в разговор. Тот грустно хмыкнул, покивал.

Голова Когтя едва заметно качнулась, а глаза прикрылись.

Из больницы Гор и Рома выходили молча. Победа осталась где-то далеко. Образ истощенного охотника затмил ее. Оба понимали, что такое даром не пройдет. Сколько жизненных сил успела вытянуть из Когтя шанху? Сколько лет жизни забрала? Сможет ли он оправиться, пойти против тварей еще хоть раз?

/-/

— Да не мельтеши ты, — раздраженно буркнул Коготь, цепляясь за машину, чтобы вылезти.

Антон досадливо поджал губы, но отступил, глядя на учителя с неодобрением. Врачи настоятельно советовали тому поберечь себя еще хотя бы месяц, но Коготь был непреклонен. И так почти три месяца восстанавливался, куда еще?!

Охотиться на что-то сильное он пока не мог. Да и вообще, охотиться он пока не мог. Выступал скорее поддержкой, немало потрепав Антону нервы. Отсиживаться в машине учитель отказывался напрочь. Едва переставляя еще слабые ноги, тащился с ним в подворотни, где садился в месте, с которого было видно «полигон» и командовал. А Антону приходилось не только тварь выслеживать, но и за учителем следить, чтобы того что-нибудь во тьму не утащило.

— Отлично, — почти рухнул Коготь на скамейку ночного парка. Прикрыл глаза на мгновение, пытаясь справиться с грохотавшим сердцем, ухмыльнулся. — Ну, ищи. Ставлю десятку, до утра провозишься!

— Ты бы хоть подсказал, как его обнаружить можно! — возмущенно буркнул Антон, разглядывая темные тени под деревьями и небольшие пятачки света под фонарями. — Я же даже не знаю, что такое этот морок.

— Ищи, ищи, не отлынивай, — хохотнул Коготь и, прищурившись, следил, как ругающийся Антон пошел от лавки по расширяющемуся кругу.

— Коготь, я так не до утра, я так до Нового года бродить буду! Скажи хоть, что искать! — через полтора часа вернулся он и устало прислонился к дереву напротив.

— А говорил до Нового года, — осклабился Коготь, медленно вставая.

Антон ругался все отчаяние, пытаясь оторвать спину от дерева, внезапно схватившего его за куртку и штаны и не пожелавшее отпускать. По поверхности его пошла рябь, откуда-то оттуда прилетал неприятный, чавкающе-хлюпающий звук, а кожу на спине начало неприятно покалывать.

— Коготь! — отчаявшись, взвыл Антон.

— Да иду я, мать, иду, орешь ты, — буркнул тот и правда подошел. Антон к этому времени все же умудрился вывернуться из куртки и с отвращением смотрел, как ту мнет непонятная, похожая на кору, субстанция. Коготь чиркнул ножом между курткой и корой дерева. Послушал довольно тихое шипение и велел: — Смотри, больше повторять не буду. Видишь, насколько эта часть дерева выпирает, еще и рябит. Так морок и можно разобрать. Бить можно куда угодно, он почти однородный.

И подтверждая свои слова, ткнул ножом ровно в центр выступа. Тварь скукожилась, завернувшись почерневшим телом, похожим на огромную амебу, наружу. Потрепыхалась, обмякла, а еще через несколько мгновений стекла на землю черной лужей.

— Спасибо, — сквозь зубы процедил Антон и поднял изгвазданную в «останках» куртку. Та порадовала фигурно выгрызенной дырой на всю спину. Собственно, свою кожу в том же месте приятно холодил ночной ветерок, намекая, что учитель немного задержался. — Десятка моя!

— Это еще чего? — возмущенно нахмурился Коготь, оттирая нож салфеткой.

— Ты ставил на утро, а я справился за два часа!

— Ты не справился, вон, какая вентиляция в заду. Так что десятка моя, но так уж и быть, я готов проставить пивка, за моральный ущерб.

— Да пошел ты, учитель, — буркнул Антон весело, помогая Когтю выбраться с мягкой земли, перед которой пасовали его ноги, на нормальную дорожку.

Коготь в ответ только довольно расхохотался.