Аудитория 401 МГУ была забита под завязку. Студентки в первых рядах поправляли причёски и проверяли макияж в зеркальцах телефонов. Парни сзади переглядывались со скептическими ухмылками — мол, ну что за ажиотаж. А девушки продолжали шушукаться и хихикать, поглядывая на двери.

— Он опаздывает уже на пятнадцать минут, — недовольно проворчал очкарик в третьем ряду.

— Заткнись, Лёша, — отрезала его соседка, не отрывая взгляда от входа. — Он может опаздывать сколько хочет.

— Да вы просто...

— Тихо! Идёт!

Двери распахнулись с театральным эффектом. В аудиторию вошёл мужчина, от которого половина женской части зала синхронно выдохнула. Высокий, широкоплечий, в идеально сидящей чёрной водолазке и джинсах. Тёмные волосы слегка растрёпаны — не случайно, но выглядит так, будто он только что встал с постели. Щетина трёхдневная, точёные скулы, и эти глаза — серые, насмешливые, умные.

Дмитрий Соколов кинул кожаную куртку на стул, поставил на кафедру огромный стакан кофе и окинул аудиторию взглядом хищника, оценивающего стаю газелей.

— Добрый вечер, красавицы, — он сделал паузу, усмехнулся, — и те, кто с вами пришёл.

Женская половина зала взорвалась смехом. Парни недовольно зашевелились.

— Сегодня говорим о Романовых. О том, как целая империя рухнула потому, что один человек не умел говорить слово "нет", а другой слишком любил бородатых мужиков с гипнотическим взглядом. — Он включил проектор, на экране появилась фотография Николая II. — Знакомьтесь: Николай Второй. Рост метр шестьдесят восемь. Для сравнения — я метр восемьдесят пять. Уже чувствуете разницу?

Аудитория захихикала.

— Но дело не в росте, — продолжил Дмитрий, расхаживая перед экраном с кошачьей грацией. — Дело в том, что этот человек был слишком хорошим. А в политике, друзья мои, хорошие люди долго не живут. Ему нужен был советник. Нет, не Распутин. Он был нужен мне.

Он щёлкнул слайдом. Появился портрет бородатого старца с безумным взглядом.

— Григорий Распутин! — провозгласил Дмитрий. — Первый русский рок-н-ролльщик. Этот товарищ пил, как Джонни Депп в "Пиратах Карибского моря", трахался, как Джеймс Бонд на задании, и при этом умудрялся лечить царских детей одним взглядом. Я не знаю, что он курил, но это работало. До определённого момента.

Девушка в первом ряду подняла руку, игриво улыбаясь:

— Дмитрий Иванович, а правда, что Распутин был любовником императрицы?

Дмитрий остановился, медленно повернулся к ней, прищурился:

— Вика, если я правильно помню ваше имя? — Девушка закивала, залившись румянцем. — Вика, это слухи. Но знаете, что интереснее? Александра была настолько предана Распутину, что даже слухи о их связи её не смущали. Вот это я называю настоящей преданностью. — Он сделал паузу. — Хотя, конечно, если бы императрица знала, что через сто лет я буду рассказывать об этом красивым студенткам, она бы, наверное, пересмотрела свои приоритеты.

Аудитория расхохоталась. Вика закрыла лицо руками, но было видно, что она улыбается.

Дмитрий вернулся к презентации, сделал глоток кофе. Кадык дёрнулся — несколько девушек проводили взглядом это движение с придыханием.

— Итак, февраль 1917-го, — продолжил он уже серьёзнее. — Николай в ставке, играет в домино с офицерами. Александра во дворце, пишет ему письма на двадцать страниц каждое. Дети болеют корью. Петроград бунтует. И знаете, что бесит больше всего?

Он обвёл аудиторию взглядом.

— Что их можно было спасти. Элементарно! Я за выходные справился бы. — Он начал загибать пальцы. — Первое: вывезти семью на яхте "Штандарт" ДО отречения. Николай — кузен половины европейских монархов. Звонок в Лондон, пара договорённостей, и вперёд. Но нет! Николай благородный, Николай верит в лучшее. Благородство в политике — это как сухая вода. Не работает.

Он подошёл к краю кафедры, оперся на неё руками. Мышцы предплечий напряглись под тонкой тканью водолазки.

— Второе: даже после отречения были шансы. Верные войска, монархисты, союзники. Надо было действовать быстро, жёстко, без сантиментов. Подкупить, угрожать, вывозить силой — неважно. Цель оправдывает средства, когда на кону жизни семи человек. Но вместо этого — переезд в Тобольск, надежда на милость большевиков. — Он криво усмехнулся. — Надеяться на милость людей, которые расстреливают офицеров без суда, — это примерно как верить, что волк станет веганом.

Кто-то сзади выкрикнул:

— И вас бы расстреляли в первый же день!

Дмитрий медленно повернулся в ту сторону, улыбка стала ещё шире:

— Возможно. Но я бы не сидел сложа руки. Знаешь, в чём разница между историей и жизнью? История уже случилась. А жизнь — это когда ты сам решаешь, что будет дальше. — Он выпрямился во весь рост. — Если бы я попал в 1917-й, я бы не ждал приказов. Я бы действовал. И поверьте, красавицы, — он снова посмотрел на первые ряды, — я умею добиваться своего.

В аудитории повисла звенящая тишина. Потом раздались аплодисменты. Дмитрий поклонился с усмешкой.

— На сегодня всё. Следующая лекция — про белое движение. Обещаю больше драмы и тестостерона. Увидимся!

Он схватил куртку, закинул её на плечо одним движением и направился к выходу. Толпа студенток окружила его у двери.

— Дмитрий Иванович, можно селфи?

— А вы правда считаете, что смогли бы их спасти?

— Вы не женаты?

Он отвечал на ходу, улыбался, но пробивался к выходу методично. Наконец вырвался в коридор, затем на улицу.

Февральский вечер встретил его холодным ветром и гололёдом. Дмитрий поднял воротник куртки, зашагал к метро. Канал "Монархия без прикрас" рос бешеными темпами — двести тысяч подписчиков за полгода. Комментарии под роликами делились на два типа: "Боже, он такой умный и сексуальный!" и "Хватит нести чушь, историк хренов".

Дмитрий усмехнулся, доставая телефон проверить уведомления.

— Если бы я попал в 1917-й, — пробормотал он, набирая сообщение спонсору, — я бы им показал, как надо спасать империи.

Тротуар блестел предательским льдом. Дмитрий шагнул, не глядя под ноги. Подошва скользнула. Мир качнулся. Телефон взмыл в воздух. Затылок с тупым звуком встретился с асфальтом.

Боль прошила черепную коробку.

Темнота хлынула, как вода из прорванной плотины.

Загрузка...