Океан Теллурии

БЕРЕГ ЭСМАРКА

Каштанов ввиду очень характерного берега мимо которого они проплывали кратко поведал товарищам как образуется такая береговая линия.

Всех поразило, что когда-то много тысяч лет назад здесь, в этой жаркой стране, был огромный ледник, который так причудливо изрезал и проточил скальные береговые обрывы.

Профессор посвятил изучению геологии и гляциологии Шпицбергена и Новой Земли две экспедиции в прошлом и уже в нынешнем веке, опубликовал монографию и результаты исследований в немецком геологическом журнале и был рад поделиться со спутниками воспоминаниями о той холодной северной земле.

Неужели действительно ваша теория про наше красное светило верна Петр Иванович, Плутон временами гаснет и разгорается вновь? - спросил Папочкин, - и здесь в Теллурии наступает и отступает ледниковый период?

Не думаю, что дело в Плутоне, - подумав возразил профессор, - вспомните ведь тысячи лет назад огромный ледник покрывал весь север Евразии и Северной Америки.

Вполне возможно, что он дотягивался и сюда через полярное отверстие с Земли Петра Великого.

А потом ледник стал отступать и исчез на внешней и на внутренней поверхности северного полушария Земли.

Макшеев, который живо интересовался всеми вопросами геологии связанными с поиском месторождений золота в Америке, Азии, Африке и Австралии, перечитал во время своих странствий по Америке немало английских и американских авторов, стал возражать против ледниковой гипотезы образования фиордов.

Профессор сначала снисходительно отвечал на возражения золотоискателя, но Макшеев оказался не так прост и ссылался на труды Джона Уолтера Грегори, которые он имел возможность читать и Каштанов был вынужден признать серьёзность его аргументов.

Геолог стоял на позициях исследователя начала ХlХ века Йенса Эсмарка и вся его научная деятельность лишь подтверждала теорию Эсмарка.

Золотоискатель апеллировал к работам современного исследователя знаменитого британского путешественника и геолога Джона Уолтера Грегори.

В пылу жаркого спора, который с неослабным вниманием слушали ботаник и зоолог, Каштанов заметил: Вы, Яков Григорьевич используете английское значение термина фиорд, а знаете ли, что норвежское и английское значение этого термина не совпадает и сильно различается?

Как так? – поразился Макшеев.

Каштанов для которого норвежский язык был родным, растолковал золотоискателю разницу слова фиорд в норвежском, датском и английском языке.

Глубокие узкие заливы проточенные в скалистых берегах ползущими к морю ледниками в английской традиции назывались фиордами, а в норвежском, датском и шведском языках фиордами назывались все заливы, проливы, речные каньоны и эстуарии, прибрежные озёра возникшие на месте ледника некогда покрывавшего всю Северную Европу.

Отсюда и путаница между английскими и норвежскими фиордами.

Но это объяснение только подогрело интерес к учёной беседе благодарных слушателей.

В ходе увлекательного обсуждения Каштановым и Макшеевым природы открывающегося им берега, с апелляцией спорщиков к трудам Йенса Эсмарка и Джона Уолтера Грегори, остальные путешественники заинтересовались темой и попросили более подробно осветить вопрос.

Путешественники и раньше знали, что Макшеев великолепный рассказчик, но сейчас он поразил всех, по памяти пересказывая книги Грегори о путешествиях в Восточной Африке "Великая рифтовая долина", "Происхождение фиордов" и "Вокруг озера Эйр" о геологии Австралии.

Макшеева интересовало всё о золотых месторождениях Африки и Австралии, этим и привлекли его книги англичанина.

Книги он купил будучи на тихоокеанском побережье Америки в Сан-Франциско и читал всю дорогу до Чукотки.

Разумеется на английском языке и сейчас пересказывал в переложении на русский своим товарищам.

Каштанов же кратко излагал товарищам собственную монографию о геологии и гляциологии Шпицбергена и Новой Земли.

Эта история очень захватила путешественников и по предложению Каштанова и общему согласию пролив из моря Ихтиозавров в океан назвали рифтом Грегори, а берег перед котором они сейчас находились фиордами Эсмарка.

Первоначальное предложение Макшеева назвать весь этот край побережья столовых гор Фиордлендом, сначала встретило возражения других участников экспедиции чуждостью русскому слуху и духу такого англицизма и Макшеев вынужден был признать, что ему просто понравилось такое название похожего края уже существующее в Новой Зеландии.

Сошлись на общем названии для всей болотисто-речной низменности питаемой реками от ледника Труханова на севере низменность Ломоносова, для горной страны вулканов и столовых гор предложили название Скальная Земля, океанского побережья - Фиордленд, рифт Грегори и берег Эсмарка.

Характерная береговая линия скал и обрывов высотой до двухсот метров с глубокими проливами и фиордами явственно говорила исследователям, что по-своему были правы оба учёных - датский и английский.

Единственное, о чём жалел Каштанов, что книги Грегори остались с имуществом Макшеева на борту "Полярной звезды" и сам он не может ознакомиться со свежими трудами знаменитого английского геолога.

Ведь его материалы по геологии и гляциологии Шпицбергена он изучал ещё в университете в Германии.

Но память у Макшеева оказалась великолепная даже на библиографические ссылки автора и Папочкин и Громеко заслушивались его пересказом книги и уточняющими вопросами Каштанова.

Исторический спор учёных геологов о ледниковом или тектоническом происхождении фиордов разворачивался перед ними во всей красе и очевидности возвышаясь над морем разноцветными обрывами высотой до двухсот сажень, под которыми они проплывали на своём утлом плотике.

Ботаник Громеко бывший в курсе смен ископаемой флоры в геологической истории Земли выдвинул ошарашившую всех слушателей гипотезу смены ледниковых периодов на внешней поверхности Земли в связи с периодами разгорания и угасания Плутона.

Да, Михаил Игнатьевич, не знаю что и ответить вам, очень уж неожиданна ваша гипотеза и прекрасно объясняет мгогие загадки геологии и палеонтологии! - высказался Каштанов.

Ботаник признался, что на эту идею его навёл сам Каштанов предположивший о вторжении ледника в Теллурию с внешней поверхности Земли, а ведь о причинах оледенения северного внешнего полушария Земли учёным до сих пор ничего неизвестно.

Означает ли это, что тёплый климат в Европе и в Сибири в прошлые геологические периоды – пальмы, динозавры и птеродактили, приходились на эпохи разгорания Плутона? – с воодушевлением подхватил идею Макшеев.
Каштанов выразил сомнения: Как же тогда в эту раскаленную печь забрались динозавры и ихтиозавры?
Громеко окрыленный полётом мысли сходу нашёл аргумент: Но вы же сами Пётр Иванович, упоминали прецессию и нутацию вращения Земли!
Вспомните, как зимой грели руки над пламенем свечи!
Вот так и Плутон, подобно большой свече, то приближается с этому северному отверстию в Теллурию, то удаляется, например в сторону южного.
Таким образом и происходят в полярных областях Земли периоды оледенений и потеплений!
Интересная идея! – заметил Макшеев, – в периоды потеплений льды тают, уровень океана повышается и все эти ихтиозавры и плезиозавры и заплыли в Теллурию!
Так и Южный океан, когда тают антарктические льды и открывается проход океану, проникает во внутренний океан Земли! – развивал гипотезу ботаник.
Макшеев заметил: Мы не знаем всю окружность нашего северного отверстия, только небольшой участок хребта Русского, а где–нибудь
Северный Ледовитый океан может проникать внутрь, а сейчас этот проход забит льдом.
Папочкин поёжился: Как представлю эту миллионную Ниагару низвергающуюся через отверстие на внутреннюю поверхность Земли..
Вот где Библейский потоп!

И такую же воронку в океане, – добавил красок в апокалипсическую картину Макшеев.

Перемещение таких огромных масс воды несомненно должно вызывать смещение оси вращения Земли и если ваша идея верна Михаил Игнатьевич, то смещается не Плутон, а оболочка Земли относительно него, – предположил Каштанов.

Но о движении и светимости Плутона лучше было бы спросить Борового и жаль, что он не с нами, – заключил Каштанов.

Ведь после ледового барьера всем казалось, что астроному нет работы на этой, внутренней поверхности Земли, – напомнил Папочкин.

Да, Семён Семёнович, - согласился с ним Каштанов, – очень жаль, Иван Андреевич со своими астрономическими инструментами мог бы помочь нам в определении и измерении геометрии и расстояний этого мира вечного солнца.

А то с высотой положения Плутона и расстояниями в Теллурии какая-то странная путаница.

От края ледяного пояса мы уже проехали на нартах, проплыли по реке Макшеева и по морям ящеров уж несколько тысяч вёрст, Плутон давно должен быть в зените, а поднялся над горизонтом всего лишь градусов на пятнадцать!

Вы же Семён Семёнович, ещё тогда на реке Макшеева высказали предположение, что внутренняя полость Земли не шарообразная, а напоминает бутылку по горлышку которой мы сейчас и путешествуем! – напомнил Папочкину Громеко.

Это была шутка, – ответствовал Папочкин, – но вы, Михаил Игнатьевич помнится развили целую теорию, что в силу вращения Земли внутренняя полость Теллурии напоминает формой бутылку и кувшин или медную лампу.

Зато уважаемый Яков Григорьевич всех поразил своей удивительной историей из приключений Аладдина в "Тысяче и одной ночи", – напомнил Каштанов.

Путешественники оживлённо стали припоминать рассказ Макшеева, как прячась от стражников жадного халифа Аладдин со своими спутниками по следам джинна полезли в волшебную лампу и долго долго странствовали там, а когда выбрались обратно на Земле прошли века и эту историю опубликовали европейские и американские газеты.

Одна из которых и попалась на глаза нашему благодетельному Николаю Иннокентьевичу!

Да, история была великолепная, даже Генерал слушал высунув язык! – смеясь присовокупил Громеко.

Вам, Яков Григорьевич, когда вернёмся на наружную поверхность нашей планеты, надо будет опубликовать эту великолепную сказку!

Но вот нам самим похоже, без астронома в этих небесных делах не разобраться! – подытожил Каштанов, – так и будем скитаться внутри лампы Аладдина без приюта и ужина.

Кстати, об ужине – пора бы нам уже где-то и пристать к берегу!

Надо было нам назвать Плутон лампой Аладдина! – выдвинул предложение Макшеев.

Путешественники развеселились и наперебой стали предлагать всё новые и новые варианты названия для светила и этой страны Аладдина, припомнили и сокровища Каштанова и Макшеева и то, что у них сейчас весь самодельный инвентарь из сплава золота и серебра.

А пока мы лезем и лезем всё дальше в пасть джинна! – с опечаленным видом константировал Папочкин.

Беда вся в том, что мы неправильно назвали страну – Теллурия, - провозгласил Громеко, – а надо было - Джинния!

Развеселившиеся и отдохнувшие гребцы с новыми силами навалились на весла подгребая свой утлый плотик в проход между загораживающими жёлтое небо скалами.

За всеми этими разговорами мореплаватели как-то незаметно и довольно прилично углубились в очередной извилистый фиорд и в защищённом от прибоя месте решили пристать к скалистому берегу с небольшим пляжем быстро переходящим в высоченные обрывы.

Забросили в чистую прозрачную воду сеть из переплетённых водорослей и вскоре погребли к пляжу волоча за собой отяжелевшую сеть с запутавшимися морскими обитателями.

Под скалами среди упавших сверху камней и глыб притаился небольшой пляж с нежным жёлтым песком, имелся выброшенный морем плавник и сухое место для костра.

Геолога сразу заинтересовали образцы минералов, обточенные морем и свежие упавшие с обрыва.

Обрыв озаренный противолежащим низко над морем красноватым Плутоном уходил на головокружительную высоту заслоняя собой северную часть жёлтого неба.

Папочкин не поднимая головы трудился над своими образцами, образцы попались с твёрдыми шипастыми панцирями и колючими хвостами и ни наука ни уха пока не продвигались вперёд.

Впрочем, и котелок с долго закипающей водой тоже не сильно спешил.

Здесь в Теллурии при повышенном атмосферном давлении чай и суп закипали долго, только при +150°С и путешественники всё ещё не привыкли к этому.

Громеко латая одежду по своему обыкновению ворчал, что им надо было ждать спасательной партии на берегу моря Ящеров, а не лезть дальше в пасть джинна.

Каштанов сидя на плоском камне зарисовывал на колене карту их пути.

Услышав ворчание ботаника профессор добродушно ответил, что по оставленным их экспедицией пирамидам с флажками следующая экспедиция добралась бы до моря Ящеров только летом следующего года и за это время они бы совсем одичали среди игуанодонов и птеродактилей, а здесь на берегу океана Джинна у них вокруг всё новые лица и круг общения – рептилий и земноводных палеозоя.

Подошедший с каким-то вопросом к геологу собиравший плавник Макшеев остановился смотря то на рисующего профессора, то на океан с багряно-розовой блестящей дорожкой низко стоящего Плутона.

Когда Каштанов прервался в своём деле и подняв голову вопросительно посмотрел на золотоискателя,

Макшеев хриплым от напряжения голосом произнес: Никакая спасательная партия нас никогда не найдет, Пётр Иванович!

Профессор удивлённо посмотрел на товарища и спросил: Отчего же?

На всём нашем маршруте мы оставляли подробные указания нашего пути.

И везде указывали Запад, Империю, Россию слева? - невежливо перебил профессора золотоискатель.

Карандаш выпал из руки Каштанова, остановившимся взором геолог смотрел вперёд перед собой на низкое багровое солнце над океаном.

Привлеченный возникшей паузой и наступившим молчанием Папочкин оторвался от приготовления ухи и посмотрел на товарищей.

Обескураженный вид Каштанова говорил о случившейся какой-то неприятности.

Наконец собравшись с мыслями профессор стал листать свой путевой дневник и в расстройстве чувств швырнул его на камень.

Вы правы, Яков Григорьевич, - признал профессор, - по составленным мной крокам нашего пути нас никто никогда не найдет!

Тут уже и Громеко отставил своё шитьё - тряпьё и ожидающе смотрел на их старшего товарища.

С выражением на лице предельной досады профессор Каштанов пояснил спутникам, что допустил глупейшую ошибку в составлении карты их пути - по привычке с наружной поверхности Земли, зарисовывая путь перепутал направления на запад и восток на внутренней поверхности Земли и сейчас они на самом деле продвигаются на юго-запад, хотя на его кроках указан юго-восток!

Путешественники молчали осмысливая ситуацию и представляя в памяти пройденный от края льдов путь.

Это значит, когда мы перевалили ледовый пояс и пошли на юг по внутренней поверхности Земли, компас вместе с нами перевернулся и стал показывать запад на востоке? - сообразил Папочкин.

Да, Семён Семёнович, - со вздохом признал Макшеев, - и никто из нас не учёл этого обстоятельства.

Шли на юг, по привычке полагаясь на компас, но перевёрнутый компас неверно показывал запад и восток!

В этом мире вечного солнца без закатов и восходов немудрено было запутаться, - заметил Громеко, тоже раздосадованный как и все, открывшейся географической ошибкой.

Значит море Бронтозавров лежит на востоке, - констатировал Макшеев отмечая памятные всем невзгоды на берегу этого моря.

А мы сейчас странствуем где-то под Чукоткой или Камчаткой судя по пройденному расстоянию, - высчитал Папочкин.

Да, Семён Семёнович, и отвергнутый всеми нами от ухи ракоскорпион никак не заменит нам крабов, несмотря на все Ваши восторги!

И напрасно!

Столь презираемый Вами ракоскорпион в котелке был бы ничуть не хуже камчатских крабов, а эти панцирные рыбы проще запечь в углях целиком, чем отчистить от панцирей.

Так бросьте это безнадежное дело!

Или давайте лучше самых мелких бросим в кипяток, а потом почистим как варёных раков.

Раков вы значит любите есть, а ракоскорпион вам опять не по вкусу! - разобиделся Папочкин на критические подначки товарищей, кивая на отвергнутого всеми и брошенного в стороне от костра выловленного давеча ракоскорпиона норовящего уползти вместе с сетью.

Запутавшийся в импровизированной сети из переплетенных водорослей и вытащенный на берег в числе другой добычи, рыб и ракушек, полусаженный ракоскорпион поражал свой попугайской красно–зелёно–синей окраской.

По мере нахождения на воздухе стремительно выцветавшей и превращавшейся в пятнистый леопардовый, желто–черный окрас.

Зоолог временами посматривал на него, уже предоставляя как по возвращении в Санкт-Петербург напишет статью в немецкий палеонтологический журнал.

Случайно попавшийся весной на глаза журнал запомнился ему статьей о гигантских ископаемых морских скорпионах немца Отто, как там бишь его, а-а, Якелоптерус!

Предпочитаете есть всякую мелочь с вершок в ресторанах Москвы и Петербурга, а двухаршинный ракоскорпион недостоин вашего стола! - кипятился раздосадованный неуступчивостью панцирной рыбы зоолог, памятуя что многие тропические рыбы ядовиты и не рискуя отправлять целиком в котелок не вычистив внутренности этого шипастого обитателя палеозойского моря.

Так за гастрономическими обсуждениями и шутками над зоологом и его добычей, в ожидании то ли обеда, то ли ужина, среди голодных людей постепенно спадало напряжение вызванное неожиданно открывшимся географическим казусом.

Наконец зоолог справился с несколькими панцирными рыбами, которые были по частям немедленно заброшены в котел с перегретой водой.

Окинув взором поле битвы Папочкин решил, что сегодня уже не будет морочиться с ракоскорпионом, ни в рассуждении ужина ни в рассуждении науки, за хвост извлёк трепыхающегося страдальца из импровизированной сети и бросил на песок ожидая посмотреть на его бегство к воде.

К удивлению зоолога не ожидавшего такого поворота, ракоскорпион бросился с аппетитом подъедать рыбью требуху, которой побрезговал даже Генерал.

Посмотрев на такое дело трое товарищей осуждающе перевели взгляды на Папочкина собиравшегося накормить их такой гадостью.

Вконец расстроенный зоолог махнул рукой на намерение отведать варенного рака и сосредоточился на котелке с уже готовой ухой.

Подъевший всю рыбью требуху ракоскорпион разочаровано покрутился вокруг костра и не дождавшись больше никакого угощения от людей шустро уполз и скрылся между береговых камней и глыб.

Генерал с озадаченным видом решавший муравей это такой или нет и надо кусать его или бежать, успокоенно лёг у костра.

Эта сценка развеселила остальных троих путешественников и они с аппетитом приступили к поглощению ухи отдавая должное вкусовым качествам более привычных образцов зоолога.

В конце концов и у Папочкина после вкусного и сытного ужина поднялось настроение.

Пётр Иванович, – обратился он к Каштанову, – хватит Вам расстраиваться, нас пока не надо спасать, а этот подземный мир Теллурии с первых наших шагов вываливает сплошные географические казусы.

Вспомните бесконечный спуск, показания барометра, причуды того же компаса, огромное красное неподвижное солнце!

Я не исключаю, что и впереди нас ждут подобные же неожиданности.

Каштанов отвечал: Я корю себя за то, что неверно описывал направление нашего пути.

Будь с нами Боровой, он бы не допустил такой ошибки!

Астрономам привычно работать с картой небесной сферы, а я вот дал маху с картой подземной сферы!

Так всё-таки сферы или кувшина? – задал вопрос Макшеев, – на глаз высоту Плутона над горизонтом можно оценить не больше десяти градусов, а такое склонение светила не соответствует пройденному нами по внутренней поверхности расстоянию.

Я долго думал об этом, – задумчиво ответил Каштанов, – и пытался высчитать влияние на положение этого светящегося ядра Земли лунных приливов, но ничего не получилось.

Это любопытно, – заинтересовано отозвался Макшеев, – значит Вы, Пётр Иванович предположили, что Плутон расположен не в центре Земли, а смещён в сторону Луны?

Да предполагал, Луны или Солнца, но получается полная чепуха.

А кстати, вы обратили внимание, что здесь в Теллурии мы ни разу не наблюдали морских приливов и берега реки Макшеева на всём протяжении были одинаковой высоты? – вступил в беседу Громеко.

Да, на внутренней поверхности Земли не действуют лунные и солнечные приливы привычные нам по наружной поверхности и это ещё один географический казус из тех, что вспоминал Семён Семёнович.

Вы же сами говорили, что в этой стране нужно вырабатывать новые законы и правила, вот и с компасом та же история - нужны новые правила использования! – отозвался Папочкин.

Вообще если бы не катастрофа постигшая всех нас с извержением вулкана и падением метеорита, то мы бы уже вернулись к становищу у края льдов, убежденные, что дальше вулкана Сатаны и Ворчуна пути на юг больше нет и нами обследована вся доступная часть Теллурии.

Макшеев подхватил: – Да, Пётр Иванович, наличие океана Джинна ставит под сомнение теорию о том, что всю влагу на внутреннюю поверхность Земли заносят северные ветра идущие из отверстия Земли Петра Великого.

Может быть, такое же отверстие есть в недоступной исследованиям покрытой льдами части Южного океана и там океан проникает во внутреннюю полость Земли? – предположил Папочкин.

Возможно, возможно, – ответствовал Каштанов, - жаль, что у нас нет никаких инструментов и приборов для сравнения солевого состава этого океана с океанами наружной поверхности Земли.

Да, по вкусу и цвету вода отличается от привычных нам морей Земли, - согласился Громеко, – но возможно это связано с давлением плотного воздуха и цветом неба здесь в Теллурии.

Чем дальше на юг мы проникаем вглубь Теллурии, тем более странных животных и растений мы узнаём! – провозгласил Папочкин.

Тем всё более странными блюдами вы норовите нас попотчевать - то вареным ракоскорпионом, то печеной стрекозой, – подколол его Громеко, – что там дальше будет - вяленая сороконожка? Благодарю покорно!