Окей, Дьявол

На гребне холма сила тяготения настигла нас с Грэйс, и мы покатились вниз, растянулись на склоне под близким послушным небом. Она смеялась заразительно и глупо, и у меня внутри даже шевельнулось что-то, даже ёкнуло, но не уверен, что там, где надо.
— Столько звёзд…
— На самом деле некоторых из них уже нет, представляешь? Их свет долетает до нас очень долго. Вон две звезды рядом. Может быть, одна из них уже погасла. Прогорела дотла и теперь остывает. Крошечный белый карлик…
— Это так грустно, — Грэйс прильнула ко мне, отвернувшись от звёздного неба. Есть же такое выражение «пьянящий аромат»? От неё так разило спиртом, что и правда можно было окосеть.
— Видишь вон ту звезду? — спросил я и, поддавшись порыву, поводил пальцами в небе, приближая кусочек Вселенной. — Самую яркую? Это Сириус в созвездии Большого пса. На самом деле там, типа, две звезды, но невооруженным глазом видно только одну…
— М-м-м, — вздохнула Грэйс, пожёвывая мочку моего уха. Даже не слушала меня. И дыхание такое горячее. Она как фен, а я ненавижу сушиться феном, и трахаться с феном тоже не хочу. Куда делось настроение?
Окей, Дьявол, нотку прохлады. И свежести. Какую-нибудь музыку из моей юности, негромко, из-за холма. Ага, вон оттуда. И убери этих двоих со скамейки наверху, они пялятся. Так, куда они делись? С ними всё хорошо? Смотри мне.
— Смотри, детка, — да смотри же ты, дура. Я достал тебе с неба звёзды. Два крошечных белых шарика. Хочешь потрогать? Ну почему ты опять смеёшься? Тебя развезло, но меня, наверное, ещё хуже. Чёртов Лесли и его маффины. Когда-то я водил сюда девушек и рассказывал им про звёзды в надежде заняться сексом. А теперь я привёл тебя сюда заниматься сексом в надежде немножко рассказать про звёзды. А у тебя глазки в кучку. В них отражается белый карлик Сириус B, и в свете умирающей звезды твои бледные веснушки на красной коже смотрятся отвратительно.
— Две звезды совсем рядышком, одна на другой. Знаешь, раньше верили, что…
О, отлично. Молодец. Съела Сириус. Пальцы мне обслюнявила. Что ты хихикаешь, дура. Окей, Дьявол, это не вредно. Даже вкусно. И верни Сириус на небо, пока не хватились.
Грэйс притихла. Думает, я дал ей таблеток. Ждёт, когда накроет.
Я листаю небо над её головой. По мановению моей ладони мимо проносятся незнакомые галактики, искрящиеся туманности, громадные луны вымышленных миров, закаты, рассветы, даже северное сияние. Мириады звёзд осыпаются в кокаиновые зрачки Грэйс. Чёрная бездна затягивает свет, родившийся миллиарды лет назад.
— Так круто… — шепчет Грэйс, но это совсем не круто. Круто, когда свет живёт в твоих глазах, а не приползает туда умирать.
Чего я прицепился к бедной девочке? Она не виновата, что я запомнил её совсем другой, и что у неё губы как у карпа, и что она не хочет знать ни про какой хренов Сириус и как там его называли древние греки.
Окей, Дьявол, помоги настро… нет, нет, отбой, не помогай.
Я всё-таки вытряхнул Грэйс из обёртки, стараясь не особенно разглядывать навевающий ностальгию лиф и взывающие к состраданию кости. Как всё это могло казаться мне аппетитным? Надо было плотнее ужинать.
— М-м-м, — сказала она, елозя голой спиной по траве. Дура, я ведь ещё ничего с тобой не делаю.
Я делаю что-то с собой. Похоже на изнасилование.
Я пытаюсь подобрать Грэйс фигуру, от которой у меня сердце кровью не обливается. Пусть кровь наконец прильёт куда надо, и покончим с этой ерундой. Чёрт… Это Натали Портман сейчас такая? Годы никого не щадят.
Сонная Грэйс тянет меня на себя, хихикая и похрюкивая. Может, и лицо ей заменить? И голос? Чёрт с ней. Пусть будут костлявые бёдра, веснушки и запах коктейль-бара, я ведь об этом мечтал шестнадцать лет назад. В этом есть своя прелесть. Главное сосредоточиться, думать о чём-нибудь… что там прямая противоположность бейсбола?..
Ну вот. Заснула. Нет, серьёзно, она храпит. Да ну вас всех нахрен.
Окей, Дьявол, закончи как-нибудь сам, и не забудь отправить её обратно.
Этот тип довёл до оргазма Фауста. Со старшеклассницей из двухтысячного как-нибудь справится.

Какое же я ссыкло!
Поделом мне, и тебе поделом, Сатана. Возись теперь со мной.
Домой я притащился под утро, весь наэлектризованный от досады. Какой у меня слабый, жалкий, трусливый, скучный мозг. К его услугам все тайны мироздания, а он хочет коктейль. Окей, Дьявол, коктейль. Выбери сам, ты же знаешь, чего мне хочется. Хотя бы ты знаешь…
Оказывается, мне хотелось разбить бокал об стену и смотреть, как муравьи собирают с паркета сладкий ликёр. Окей, Дьявол, приберись тут.
С такими запросами можно было просто нанять прислугу, а всё остальное заменить сочетанием Википедии и наркоты. Хотя Сатана обошёлся мне дешевле. Душа, да я ей даже не пользовался.
Сегодня я почти решился отправиться в прошлое. Не искать убийцу Кеннеди, не валить Гитлера, не на динозавров пялиться, нет, сперва чего попроще. Посмотреть, как всё могло бы получиться, будь у меня мозги шестнадцать лет назад. Ну, знаете, когда трава на холме Вудс была зеленее и мягче, чувака из рекламы «Принглс» пёрло как под кислотой, а Грэйс ещё не разжирела и не вышла за своего архитектора.
Но я зассал. Хоть и был уверен, что мне не грозит наступить на какую-нибудь тупую бабочку апокалипсиса или случайно переспать со своей матерью. Мне даже сейчас ссыкотно. Вдруг Грэйс после сегодняшнего родила у себя в прошлом какого-нибудь долбанного ребёнка Розмари. Это ему сейчас, получается, шестнадцать стукнет. Блин, блин, блин! Дьявол, ты ведь не предохранялся?
Так, спокойно, я просто на измене. Я на измене. Не надо было есть маффины Лесли. Окей, Дьявол, закрой все окна. Если кто-нибудь будет ломиться сюда, телепортируй его в Шри-Ланку. Только аккуратно.
Ссыкло, какое ссыкло. Билли Коллинз мне так и сказал шестнадцать лет назад. Надо было ему ответить. Или врезать. Врезать, а потом ответить. Сейчас я бы ему так ответил, я бы просто, я бы сказал: «Да пошёл ты, Билли!». Чёрт, за шестнадцать лет я придумал только это дерьмо. И ещё чему-то удивляюсь. Окей, Дьявол, дай сюда Билли.
Он теперь здоровый, загорелый. Мать его, он голый, он спал голышом. Окей, Дьявол, дай ему халат, пока не очухался.
— А? Какого чёрта? — Билли ошалело озирается спросонок. Незнакомый дом, незнакомый халат, незнакомый пьяный мужик с запавшими глазами. — Вы кто, что вы делаете в моём… Где я?!
Я бы, наверное, обделался, а он только разозлился. Пытается нашарить оружие.
— Пошёл ты, Билли! — окей, Дьявол, пошёл он. Домой. Спать.
Ты был прав, Билли. Мне служит сам Сатана, а очко всё равно играет. Я ведь даже приделал свою рожу на гору Рашмор, но сразу убрал, пока никто не заметил.
Завтра я сыграю по-крупному. Как раз маффины выведутся из организма, и я закачу что-нибудь галактическое. Я изменю этот мир. Может, к лучшему, а может, заселю его слонами-киборгами, какого чёрта. Вылечу всех больных детей. Окей, Дьявол, мы ведь можем вылечить всех больных детей?
На заправке мигает неоновая вывеска, выводя в окнах слово «ДА» отражением розовых огней. Или это «АД», просто нужно читать с другой стороны?
Окей, Дьявол, а с ними потом не будет никакой херни? Они не вырастут маньяками, мутантами, радиоактивными вампирами? Можно как-нибудь без подвоха?
Неоновая фигурка на вывеске снова и снова разводит руками. Пункт 4.6.3: «Ни при каких обстоятельствах Дьявол не обязан раскрывать Пользователю информацию о собственной природе, происхождении, механизме действия и технических спецификациях, а также информацию, попадающую под действие пункта 6.1.6…» В Аду полно юристов, а я ссыкло. С чего я вообще взял, что должен быть подвох? Может, нет никакого подвоха, и моя душа — сама по себе ценная штука. Ха-ха.
Так что опять никаких чудес. Ещё коктейль, уныло передёрнуть и в койку. Или пусть мне Елена Прекрасная уныло передёрнет. Хотя ну нафиг, трудно отделаться от мысли, что на самом деле это красный мужик с рогами и ехидной улыбочкой. Да и чего опять размениваться на мелочи? Я могу сразу попросить, как это, высшее чувственное наслаждение. Окей, Дьявол, давай уже даруй мне высшее чувственное наслаждение, и я пойду спать.
Но Дьявол даровал мне смску: «Высшее чувственное наслаждение доступно только премиум-пользователям».
Вот сейчас не понял. Я же душу тебе продал, ублюдок рогатый. Что же нужно продать, чтобы стать премиум-пользователем?
Мой принтер ожил в то же мгновение. Ну ясно, вот он и подвох. Сейчас меня будут разводить. Всю жизнь меня преследуют коммивояжёры и телепроповедники, до того аппетитно выгляжу. Как будто наклейка «Лох», которую мне прилепили на спину ребята в старшей школе, всё ещё там.
Снова выползает договор на двух языках. Слева английский, справа хрен знает, древнеарамейский какой-нибудь. Дополнительное соглашение номер один бла-бла, далее «Дьявол», далее «Пользователь», бла-бла… Вон оно что. Души всех своих потомков, бессрочно. А это законно вообще? Так, отказ от ответственности… ага! Это ещё что за хрень? «В случае возможного прекращения рода Пользователя Дьявол берёт на себя обязательства по продолжению рода…» Че-его?
Я, конечно, сразу вспомнил Грэйс. Как она извивалась там, на холме. Как впивалась ногтями в землю. Она была почти красива в этот миг, как-то даже притягательна, но меня пробрал холодок. Я кино-то смотрю. Нафиг-нафиг-нафиг такое.
Окей, Дьявол, налей мне виски. Посмотрю Фейсбук1 и спать. А если там Грэйс фотки сына постит, спать буду в другой стране, сука.

Привет, Кэрол.
Знаю, ты меня не слышишь. Ты сейчас никого не слышишь. Жизнь вытекает из тебя через твои славные красные глазки. Ты не успокоишься, пока не выжмешь её до капли. Кричи, Кэрол. Кричи, девочка.
Ты молилась Ему, я знаю. Так молилась, что Он, наверное, выучил от тебя много новых слов. Не пойми меня неправильно, девочка, Он, в общем-то, неплохой парень. Но ты же не звонишь в химчистку, когда у тебя пожар? Не заказываешь пиццу, когда в твой дом ломятся грабители? Того, о чём ты молилась, Он никак не мог тебе дать. Это противоречит Его же правилам. А о моих правилах слышала когда-нибудь? Вот и я о чём.
Ты однажды написала письмо Санта-Клаусу, помнишь? И Ханна тоже писала. Со мной всё так же, но круглый год. И не нужно ничего расписывать, и даже хорошо себя вести. Просто поставь свою подпись. Слезами, если нет под рукой чернил. Кровью, если кончились слёзы. Забудь всё, чему тебя учили в воскресной школе — да ты и так знаешь, что тебе там навешали лапши, как про аборты или про секс до брака. В загробную жизнь я бы на твоём месте тоже не верил. Плачь, Кэрол, плачь.
Да, есть одна штука, которую я обязан тебе зачитать. Это типа предупреждения Миранды, хотя ты не арестована, конечно. Когда подпишешь, отыграть назад не получится — после твоей смерти, Кэрол, твоя душа достанется мне. Это капитализм, нечего тут размазывать сопли.
А всё остальное можно обратить вспять. Подумай об этом, потому что через два часа опознание.

Приснится же такое. Какой-то лес, огни, собачий скулёж. Какой-то жуткий синий полиэтилен в комьях грязи. Какие-то волосы, искусственные, как у Барби. И кровь, настоящая, как у человека.
Чёртов Лесли, какой же дрянью он бодяжит свои маффины. Окей, Дьявол, я хочу забыть этот лес, эти волосы, это имя — Ханна…
О, прекрасное утро. Только в глаза будто песка насыпали. С кокаином. Лесли, чёртов химик.
Допсоглашение с Сатаной укоризненно выглядывает из мусорного ведра. Премиум-пользователи, ну надо же. Что поделать, вряд ли лучшие умы маркетинга попадают на небеса.
Окей, Дьявол, а что ещё такого могут премиум-пользователи?
Маффины меня отпустили, но когда в стекло врезалась листовка с распродажи, я всё равно вздрогнул. Там, наверное, «Всё по 10 баксов», но с другого конца комнаты видно только одно жирное красочное слово — «Всё».
Скукотища. Как-то в Стиме была акция, целую ночь любые игры бесплатно. Я до утра листал список туда-сюда. Было очень скучно.
Нет, я давно догадался. Проблема не в тебе, Сатана, проблема во мне. Я охрененно скучный. Я и раньше-то не мог придумать, что мне сделать со своей жизнью, когда выбор был не очень велик. Если и можно что-то исправить, то начинать нужно с меня, а от этой мысли меня охватывает экзистенциальный, сука, ужас. Если ты меня изменишь, где гарантия, что это буду всё ещё я?..
Окей, Дьявол, а есть другие Пользователи? Я ведь не избранный, не мне одному пришло в голову подписать эту хрень. Чисто по теории вероятностей.
Ветер перевернул листовку. На обороте что-то написано мелким шрифтом. Ну-ка… а, ну да, пункт 6.1.6, конфиденциальная информация. И приписка, что теория вероятностей не про это. Ой, ладно тебе.
Листовку унесло ветром, меня подхватило мыслью и закружило по комнате. Другие Пользователи должны быть, в свою уникальность я перестал верить раньше, чем в Санту — примерно когда у меня появился интернет. Но если они есть, что-то их не слышно и не видно. Никаких незнакомых рож на горе Рашмор, я проверял. Никаких слонов-киборгов, золотых статуй Императрицы Вселенной Линдси, и не похоже, что Трамп победит на выборах. Неужели все Пользователи — такие же бесхребетные ушлёпки, как я? Или они давно свалили в собственные идеальные миры, помахав ручкой?
Окей, Дьявол, можешь познакомить меня с Пользователем? Нет? Есть какой-нибудь чат для Пользователей? Можешь передать Пользователям сообщение? Постучать листовкой в окно? Да чтоб тебя!
Окей, Дьявол, ты меня разозлил. Можешь собой гордиться. Может быть, Тоби Макфарлейн — неудачник, но сегодня ты у него на побегушках, и он заставит тебя отрабатывать его несчастную душу. И завязывай с листовками, смсками, телефонными звонками. Нашёлся Р.Л. Стайн. Мне нужен консультант, помощник, вроде майкрософтовской скрепки, но не такой дебильный. Чтобы я мог получить ответ на свои вопросы, а не ждать грёбанного космического озарения или высматривать знамения в кофейной гуще.
— Ладушки.
Я вздрогнул, и слава богу, что маффины остались в прошлом. Она уселась в моё кресло и уставилась в мою душу, словно пытаясь понять, не продешевила ли. Строгая, стройная, сероглазая, с прямыми светлыми волосами. Никогда бы не подумал, что мне такие нравятся, но судя по тому, как по-хозяйски она устроилась — да, нравятся.
— Дьявол?
— Я твой консультант, Тоби. Но, если пожелаешь… — она сразу стала как-то краснее, маскулиннее, рогатее, и я запротестовал:
— Не-не-не, верни… скрепку.
— Ну и чем мы с тобой будем заниматься? — спросила Скрепка, наклонив голову вбок.
— Тем, чего мне нельзя, — ответил я, не раздумывая. Ведь всё остальное скучно.

Привет, Алекс.
Вижу, тебе нравятся новые игрушки. Вижу, ты им совсем не по душе. Как ты терпишь все эти крики?
Здравствуйте, миссис Гилберт. Вижу, вы сбиты с толку. Пленница в собственном доме, в бесконечном доме без дверей и окон. Что-то лопочете, не понимая, чем заслужили этот кошмар и почему никак не можете проснуться. Как могло что-то подобное произойти с вашей семьёй, миссис Гилберт? Ведь вы никому не делали зла. Ни о ком не говорили плохо. Я бы дал вам подписать, но игра подходит к концу. Слышите? А мистер Гилберт уже не слышит.
Алекс спускается по лестнице. По всем лестницам сразу. Возбуждённо покусывает губы, слушая собственные шаги. Какой ты мерзкий, Алекс. Самого передергивает, да? Ужас. Хорошо, что это всё понарошку. Скоро игра закончится, и всё будет по-прежнему. Миссис Гилберт будет тебе улыбаться.
Здравствуйте, миссис Гилберт. До свидания, миссис Гилберт.
Заходи ещё, Алекс.

Я проснулся от собственного крика, от рвотного спазма, скрутившего мой маленький, скучный, управляемый мир. Я вцепился в Скрепку обеими руками, так, что машину повело.
— Боже, ты видела, ты видела, что он делал, когда… они всё чувствовали, несколько раз, а они всё… а потом опять…
Обрывки вязкого, липкого, скользкого кошмара никак не хотели оставить меня в покое. Окей, окей, Дьявол, слышишь, убери это из моей головы. Хочу забыть этот сон, и это имя — Гилберт, и если мне ещё раз такое приснится…
Похоже, я задремал у неё на плече, пока Скрепка вела машину. Неловко.
— Где это мы?
— Въезжаем в Орегон, — моя невозмутимая спутница преодолела границы трёх штатов, пока я спал. Хотя о чём я? Мы ведь могли оказаться в Орегоне в мгновение ока, или ещё вчера, или я мог там родиться. Девочкой.
Было заметно, что Скрепка дуется. Ещё бы, ведь я в кои-то веки решил играть не по правилам. На каждом столбе мои объявления: «Заключил Пользовательское соглашение с Сатаной? Не знаешь, что делать дальше? Решение есть! Позвони мне». О, ещё восемнадцать пропущенных звонков. Окей, Дьявол, дай мне подробную информацию по этим восемнадцати.
Рано или поздно рыбка клюнет. Ты лучше колись сразу, Дьявол. Мою убогую, отвратительную рекламу крутят по телику. Она достучится до каждого в этой стране.
Кроме моей мамы. У нас эту рекламу показывать не будут. Мама точно не заключала с тобой сделок, а если она увидит меня в пиджаке с блёстками, её уже не убедишь, что я не гей.
Скрепка водит агрессивно, громко сигналит, то и дело показывает в окно средний палец. Пальцы у неё красивые… Знаешь что, Сатана? Если хочешь меня трахнуть, так и скажи, не ходи вокруг да около.
Я найду других Пользователей, рогатый ублюдок. Посмотрим, как ты сможешь мне помешать, не нарушая договор. А когда я их найду…
Тут я вспомнил, как всю ночь листал список игр, и снова под завязку заправился злостью и азартом. Мало ли, что будет, когда я их найду. Может, мы с ними передерёмся, как горцы, и останется только один. Может, станем богами. Создадим себе каждый по маленькой Земле и будем соревноваться, постить на Фейсбуке1 свои достижения. Главное, что они такие же, как я. Могут всё то же, что и я. Вряд ли с ними будет скучно.
Скрепка, тормози!
Мы едва кого-то не сбили. Дура бросилась прямо под колёса, я уж думал, всё, придётся воскрешать. А там оглянуться не успеешь, вокруг уже зомби-апокалипсис. Тебе бы понравилось, да, Скрепка? Твоя работа?
Девица, кажется, сама от себя такого не ожидала. Она всё стояла и тяжело дышала, опершись о капот, выпучив безумно глаза.
— И куда ты прёшь, курица драная? — завелась Скрепка. — Сдохнуть хочешь? Так я тебя познакомлю с полковником Сандерсом!
Но сумасшедшая смотрела прямо на меня, с таким отчаянием, с такой надеждой, что мне сразу стало не по себе, потому что я не оправдываю ничьих надежд.
Окей, Дьявол, дай мне подробную информацию об этой женщине. Что-что? Не слышу!
— Шесть-один-шесть, — процедила Скрепка, ткнув меня локтем.
Я возликовал. Выкуси, рогатый! Вот и мой первый улов! Мой первый Пользователь! И она ничего. Округлая, миловидная, примерно моих лет. Ты просто ревнуешь, старый мерзавец.
Я выбрался из машины, и она тотчас бросилась ко мне. Мы выпалили в один миг:
— Ты знаешь других Пользователей?
— Ты знаешь, как расторгнуть договор?
Скрепка закатила глаза.
— Погоди, погоди… — я бережно, но настойчиво вырвал из кулачка незнакомки немного своей рубахи. — Расторгнуть? Тебе что, уже настолько надоело?
Мы поменялись ролями, теперь она уставилась на меня, ничего не понимая. В её крупных тёмных глазах плескался мой старый знакомый — экзистенциальный ужас.
— Нет, — сказала она решительно. — Нет. Я хочу в ад.

У моей учительницы, миссис Айден, был непревзойдённый нюх на всякого рода символы и аллегории. Она всем нам попортила немало крови, пока мы, наконец, не разгадали систему. Если в книге кто-то страдает, то это страсти Христовы. Если идут вниз по лестнице, так это сошествие во ад, дураку понятно, а если вверх — тогда вознесение. Всякое так себе местечко — Чистилище, а если ничего себе, то это Эдем, и скоро ему кранты. Ну а среди персонажей главное сразу найти Иисуса и Антихриста, а на отлично — Адама и Еву или Каина и Авеля.
Конечно, разбирая замысел очередного автора, миссис Айден пользовалась тем, что старикан давно двинул кони и ничего не может ей возразить. Мы всю жизнь делаем то же самое. Алекс. Интерпретируем. Может быть, прямо сейчас Бог орёт нам с неба: «Я ничего подобного не говорил, ублюдки!», но это уже не ему решать. Какой-нибудь древний грек смотрел на небо, как ты сейчас, и видел там светящиеся точки. И ему всралось, что они выстроились в форме, скажем, козы. И он такой: «О, это боги дают мне знак, принесу-ка я в жертву козу». А коза смотрит на грека и думает: «О, этот мужик идёт ко мне, наверное, я избранная». А за миллион световых лет отсюда раскалённые шары газа ничего не думают. Они давным-давно прогорели, превратились в маленьких белых карликов и будут целую вечность медленно остывать, но ещё миллион лет мы будем видеть их свет и думать, что он что-то значит.
Может, с людьми то же самое? Может, кое-кто уже умер, прогорел и медленно остывает, а мы просто видим долетающий свет? Думаем, что ему есть до нас дело?
Всё, что мы называем нашим миром — не более чем интерпретация. Верная ли? Да без разницы. Когда ты спустишь курок и перестанешь дышать, все решат, что ты умер, и ты не сможешь им возразить. Это уже не тебе решать.

Мы поднялись по склону холма, поближе к тому, в кого она верила, подальше от того, в кого верил я. Её звали Кэрол.
— То есть ты ни разу не пользовалась договором? Ни одного желания не загадала?
— Нет, — она так быстро отринула эту мысль, словно боялась, что пристанет. — Ну, кроме того дня… Я тогда сглупила, я знаю, но я так растерялась! Понимаешь, я просто не представляла, что делать дальше. Через два часа назначили опознание, и если бы я пришла, а там она, я просто… — Кэрол глотала так много слов, что начала давиться ими. — Я знала, что шансов у нас мало. Что если не нашли в первые сорок восемь часов… Но я верила, что Господь защитит мою Ханну. Верила в чудо до последнего. До того звонка. Тогда я вдруг поняла, что всё. Я поверила, Тоби, я поверила в страшное, в определённое, в необратимое. В то, что Он мне не поможет. Я была готова наложить на себя руки, и плевать, что так всем только хуже… Вот тогда мне позвонил Дьявол.
Было что-то неприятное в том, как она произнесла его имя. Даже Скрепку немного сквикнуло, по-моему. Сразу стало понятно, что её Дьявол не такой, как мой. Не из тех, что любят мятные леденцы и визитки на имя Люси Фер. Как-то холодно стало и неуютно.
— Я подписала, я бы тогда всё что угодно подписала. Дура, какая же я дура! Через два часа там, на опознании, мне показали какую-то чужую бедную девочку, и прости меня, Господи, но я радовалась… Я… меня просто…
Чужую бедную девочку… Сам не пойму, почему меня так покоробило, но я посмотрел на Скрепку, Скрепка — на меня. И отвела взгляд. Вот тебе и подвох. Самый простой и очевидный.
— Прости, Тоби. Ты ведь и сам через это прошёл, я знаю.
Внутри меня кто-то тоненько закричал, но я заткнул ему глотку. О да, я через всякое прошёл. Через три бутылки PBR и всплывающую рекламку в интернете. Надо было ставить AdBlock.
Она подписала договор слезами. Мне он разрешил воспользоваться чёрным маркером, потому что красный высох. Вот и всё, что нам надо знать друг о друге.
— На следующий день полицейские нашли мою Ханну. Похититель покончил с собой. Какой-то несчастный больной парнишка. Он ничего ей не сделал, пальцем не тронул. Но я ведь знаю, Тоби, — она взяла меня за руку, и я в отчаянии оглянулся на Скрепку, но не нашёл поддержки. — Теперь, когда я тебя увидела, и… её, я уверена. Я это знала с самого начала. Моя девочка… — Кэрол проглотила комок давно выплаканных слёз. — Она была мертва, Тоби. Я совершила страшный грех. И её навеки погубила, и себя.
Что я мог ей ответить? Мой внутренний мир осушён, обнажилось дно, а там только мат, фразы из рекламы и статья про Сириус в Википедии.
—Это неправильно. Я очень долго не могла решиться, не могла заставить себя отпустить Ханну хоть на пару часов… — слово «навсегда» встало у неё поперёк горла. — Знаешь, что хуже всего? Это правда она, моя Ханна, она настоящая. Я бы её ни с кем не спутала. Она смеётся и играет, как ни в чём не бывало. Все психологи говорят, что она в порядке. Но иногда, когда больше никто не видит, она смотрит мне прямо в глаза, так пронзительно. Напоминает о том, что я наделала. Я просто не могу больше! Помоги мне, Тоби! Ты так много знаешь о договоре! Ты, ты сказал, что решение есть! Решение есть!
Я бросил беспомощный взгляд на Скрепку, словно умоляя: «Можно я больше не буду мной?» Но Скрепка не разрешила.
Окей, Дьявол, можно она забудет про договор, про нас с тобой, про ад и другие бредни, и будет спокойно жить вместе со своей дочкой? Можно?
— Никакие работы, выполняемые Дьяволом в рамках настоящего договора, не могут непосредственно затрагивать других Пользователей, — напомнила Скрепка скучающим тоном. Хотел бы я что-нибудь ей ответить, но знал, что выйдет как с Билли Коллинзом.
— Ты уверена, что тебе это нужно? — предпринял я вялую попытку. — У тебя есть Ханна…
— А как же душа?!
— А она у нас точно есть?
Окей, Дьявол, покажи-ка мне мою душу. Что, и на этот счёт есть какой-нибудь пункт? Так и думал.
Кэрол вглядывалась в моё лицо болезненно и упрямо. Всё ещё веря, что решение есть. Дурочка, чего-чего, а решений у меня никогда не было. И никто никогда их от меня не ждал. Никто никогда не смотрел вот так… Я не выдержал:
—Ну хорошо, Кэрол, ты меня раскусила. Я и есть Дьявол.
Так, больше уверенности в голосе. Больше напора. Окей, Дьявол, рога и запах серы. Если я прямо сейчас не дам ей решение, она рано или поздно найдёт его в моих словах. Как миссис Айден, была у меня такая учительница. А я и так плохо сплю по ночам.
— Я — Дьявол, Кэрол. Я тебя испытывал. Вижу, ты правда чиста душой и… ты… прошла испытание? Ты прошла испытание, Кэрол. Я пытался тебя искусить, но не смог, — чёрт, я пьяную малолетку еле искусил. — И-и-и… твоя душа свободна.
— Так просто? — она выпустила мою руку, но не мой взгляд. Просто поверь, девочка, ты же обожаешь верить.
— Ну, нужно соблюсти кое-какие формальности… Э-э… Встань лицом к… западу?.. и скажи: «Я, э-э, Кэрол, объявляю о расторжении договора с Сатаной». Повернись через левое плечо, запад там, так, готово, — я разорвал возникший у меня в руках документ надвое и сжёг прежде, чем Кэрол успела что-нибудь разглядеть. — Умница. Теперь ступай домой к своей дочке. Обними её. Всё у вас дальше будет хорошо, потому что я, э-э, не властен над вами. Только смотри, ну, не греши там и всё такое. Я, может быть, ещё попробую тебя искусить, такова уж моя натура, но ты не ведись.
Скрепка покачала головой, достала пачку сигарет и закурила.
— И когда я умру… — начала Кэрол осторожно.
— Попадёшь в ад. В самое пекло, тут уж не сомневайся. Ну, давай, с богом, то есть, ты поняла. Вперёд и с песней! — я развернул её лицом к западу и, не удержавшись, шлёпнул по попке. Я же Дьявол.
Я — Дьявол!

Я — Тоби Макфарлейн, ваш новый Дьявол. Окей, технически я, наверное, я не совсем Дьявол, но и оспорить мой титул, кажется, некому. А? А?! Как упал ты с неба, денница, сын зари!
Когда Кэрол ушла, ошеломлённая, просветлённая, меня тоже буквально осенило. Прорвало. Я вмешался в её жизнь. Я, Тоби Макфарлейн, освободил её. Это лучше, чем пялиться на динозавров и посылать Билли Коллинза. Это по-настоящему.
И как я не додумался раньше? Жизнь дала мне дохренища лимонов, глупо тратить её на то, чтобы делать лимонад. Пусть все вокруг делают лимонад! Жизнь ещё пожалеет, что не дала всем поровну лимонов. С самого начала.
Я, Тоби Макфарлейн, могу приносить людям пользу. Как Люцифер, дух освобождения.
Прёт, как же меня прёт! Днём он временно безработный, смотрит филиппинскую порнуху и мультики про пони, а ночью он — Дьявол! Вместе со своей очаровательной помощницей он вершит справедливость на улицах Нью-Йорка!
Окей, я, нам нужны новые костюмы. Не хмурься, очаровательная помощница. Я наряжу тебя в латекс и огонь! Ещё вот это ничего. М-м, минимализм. А как тебе школьная форма? Школьная форма Слизерина? Ау! Понял, понял, выбирай сама, только, ради бога, без этих бесчеловечных шпилек…
Больше я не буду играть по чужим правилам. Я напишу свои. Захвати большой-пребольшой принтер, Скрепка, мы идём за людскими душами.
Хотите быть первыми? Да, вы! Я знаю, вы там. Это же я вас создал, чтобы было с кем поделиться всем этим. А если ещё не создал, то обязательно создам. Такие вещи нельзя держать в себе. С ума можно сойти.
Так, печатайте вот эту страницу.
Дьявол Т. Макфарлейн, с одной стороны, и _______________ (далее — «Пользователь»), с другой стороны, заключили настоящее Нет, к чёрту бюрократию.
Я, _____________, продаю свою душу сексапильному Дьяволу Тоби, а взамен он исполнит любое моё желание. Подпись:
Можно ручкой.
Ты просто не выдержишь конкуренции со мной, рогатый. Я молод и полон сил.

Наверное, это был его хитрый план. Старпёр специально всё так придумал, чтобы я делал за него всю работу. Но я не в обиде, потому что в кои-то веки мне не скучно!
Первого клиента мы нашли на скамейке в городском парке. Судя по запаху, он как раз созрел для сделки.
— Как тебя зовут, приятель?
Тело встрепенулось, заворчало, продирая глаза. Над ним склонились двое — Сатана и девица с огромным принтером на плече. Как и каждое утро, наверное, так что парень даже не удивился.
Окей, Дьявол, приведи-ка его в порядок.
— Допустим, тебя зовут Джонни, — я присел на скамейку, прищемив моему первому подопечному полу фрака. — Ну и как твои дела, Джонни?
— Бывало и лучше, да? — Скрепка — само сочувствие. Её пальчики подбираются к воротнику Джонни, вышагивая по рукаву. Не похоже, что ему когда-нибудь бывало лучше.
— Я сдох, да? — хрипит бедолага, источая запах ментола.
— Наоборот! Ты воскрес, Джонни! Это второе пришествие! — первое Джонни проспал, и теперь ему трудно собраться с мыслями.
— На выборы, что ли, агитируете? — догадался он наконец.
— Почти, — томно улыбнулась Скрепка. — О чём ты мечтаешь, Джонни?
Первую мечту мы исполнили запросто, и терпеливо выждали, пока Джонни блаженно хлюпал, присосавшись к бутылке. Потом у него родились ещё мечты:
— Ну, там, о свободной Америке… Чтобы всех мексикашек выслать обратно, всех этих цезарей, бля. И всех арабов тоже туда! И чтобы свобода слова. И хватит уже врать народу, понятно! Всех этих гондонов под суд, они мне ещё за одиннадцатое сентября ответят. Смертную казнь возобновить во всех штатах, особенно на Аляске, они там задрали ваще.
— Благородное стремление, сэр! — Скрепка даже похлопала. —Благородное!
— А демократы?..
— Будут твоими сучками, — моя озорная помощница прикусила губу.
— Ещё чтобы пидарасов…
— Не торопись, Джонни! Потом ещё обязательно что-нибудь придумаешь. Просто подпиши вот здесь, — я протянул ему бумагу, перо, чернила, — и запомни простую формулу: Окей, Тоби…

Вторая стояла на самом краю моста. Вся выплаканная, выжатая. Мы со Скрепкой, которая теперь щеголяла бэйджиком главы моего избирательного штаба, взяли её в клещи. Подошли прямо по воде, а потом по воздуху, так, что бедная дурёха полезла обратно. Но сзади её поджидал автобус с моей огромной довольной рожей во весь борт. «Тоби говорит: решение есть!» Тоби херни не скажет.
— Самоубийство — грех, мисс, — сказал Тоби.
— Я не верю в бога, — пролепетала мисс.
— Тем лучше! А в Дьявола, в Дьявола-то вы, надеюсь, верите?..
Души-душеньки-душонки. Если они настоящие, я уже набрал целую горсть. Я мог бы предлагать свои услуги бесплатно, но кто бы мне поверил? В Дьявола верится легче, чем в халяву. Так что пускай будут души. Они как биткоины — я даже не пытаюсь понять, как это работает, но если люди готовы ими расплачиваться, значит, они имеют какую-то ценность.
Сэр, у вас найдётся минутка поговорить о Дьяволе? Мисс, сколько стоит час вашего времени? А грамм героина? Мисс, вы просто не знаете себе цену! Повторяйте за мной: Окей, Тоби…
Наверное, мне следовало бы соблазнять их на дурные поступки, но, думаю, если развязать им руки, люди справятся без сопливых. Я больше не боюсь наступить на бабочку. Я сам — бабочка, и сейчас грянет гром. Мы все станем бабочками, и больше никто ни на кого не наступит.
Господа, вы не могли бы на минутку перестать избивать этого бедолагу? Я хочу ему кое-что предложить. Вам-то не нужно, у вас, я вижу, есть всё необходимое. No hablo español, извините.
Скрепка, что они говорят? О. Ну ладно. Сейчас моя помощница вас отмудохает.

Тебе давно стоило попробовать сетевой маркетинг, старик. Ты бы купался в душах, ну, или что ты там с ними делаешь.
Я славно поработал, и теперь стою на пороге материнского дома. На светлеющем небе ещё можно различить тусклые звёзды. Одна из них — утренняя.
Я очень давно не навещал мать. Она ещё не знает, что я почти год сидел без работы. И что я Дьявол.
Я так и не попросил у тебя ничего для неё, рогатый. Я зассал. Всё ждал какого-нибудь подвоха. Твои дары должны приносить несчастье, иначе какой же ты Дьявол. Ты был бы Бог. С коротеньким пользовательским соглашением типа не убий, не укради.
Мама — единственный человек, которому у меня не хватит духу предложить подобную ерунду. Единственный человек, который, я верю, точно отказался бы. Но хотя бы повидаться с ней я должен. Познакомлю её со Скрепкой, пусть успокоится. Завтра может оказаться поздно. Завтра мои бабочки воспарят, и поднимут такую бурю, что Техас сдует с карты.
Когда я тихонько вошёл в её комнату, мама ещё спала. И какой-то мужчина сидел у её постели.
Наши взгляды встретились, и меня пробрала дрожь. Где-то я уже видел эти глаза, и они не могли принадлежать человеку из плоти и крови, человеку с простыми дебильными желаниями. Такие глаза могли принадлежать кому-то, на чью визитку я так беспечно примерял своё имя. Кому-то, чьё имя с трепетом произносит Кэрол.
Окей, Дьявол, этому типу нечего делать в спальне моей мамы. Отправь его в Шри-Ланку, и нет нужды церемониться. Просто убери его. Сейчас же, убери его!
Но тип не шелохнулся.
— Здравствуй, Тоби, — сказал он, улыбаясь. Где-то я уже видел эту улыбку, и можно я больше никогда её не увижу? — Я слышал, ты Дьявол.
Мы со Скрепкой схватили его вдвоём, не сговариваясь, и выволокли на кухню.
— Не ори, — сказал я хрипло. — Мама спит.
Когда я был сопляком, я много хулиганил в интернете. Это безопаснее, чем в реальном мире, но я всё равно боялся. Я был совершенно уверен, что однажды меня найдут. Вычислят по айпи, как тогда говорили. Придут ко мне домой.
Кажется, я рано перестал этого бояться.
— Я Алекс, — он протянул мне руку, Скрепка её пожала. В глазах Алекса скользнула озорная искорка, слишком большая, чтобы не быть отсветом разрушительного пожара. — Я тоже Дьявол.
— Я приготовлю кофе, — сказала Скрепка.
Подсыпь ему яд курары, детка. Подсыпь ему плутоний. Я что-то знаю про этого человека, этого Пользователя. Я знаю, что ему не место на маминой кухне. Как он вообще нашёл этот дом? Я не жил здесь очень давно.
Окей, Дьявол, я хочу вспомнить этого человека. Такое ведь не запрещено? Я хочу вспомнить всё, что… О, боже.
Меня стошнило над раковиной.
— Я тебе завидую, Тоби, — Алекс изучал меня с азартным любопытством. — Я бы на такое не решился.
Не разгибаясь, я нащупал одной рукой кухонный нож. Для кухонных ножей не писаны правила.
— Ты совсем не боишься последствий, — взгляд Алекса буравит мою спину, ещё немного, и он покажется из груди. — Я бы так не смог.
Я всё вижу, как наяву. Алекс развлекается. Экспериментирует. Пробует свои новые способности. Сначала — на собаке.
Потом ему становится страшно, противно, жалко до слёз, и он всё возвращает как было. Никто ничего не помнит. Собака лижет его пальцы. У них странный привкус.
— Я знал, что я не один такой. Что должны быть другие. В договоре прямо так и написано.
Эта мысль наполняла тебя ужасом, да, Алекс? Ты боишься того, на что способен. А на что могут быть способны другие?
— Но пока не увидел твою рекламу, твои фото на автобусах, я не знал, где искать.
Я выпрямился, нелепо пряча нож за запястьем. Словно какая-нибудь игрушка Алекса, не подозревающая, что в следующий миг этот мир её предаст. Игрушка, у которой нет рта, чтобы кричать.
— «Тоби говорит: решение есть!» Ну, Тоби, вот он я. И, честно говоря, я правда не знаю, что делать дальше. Так что, есть у тебя решение?
Для него это игра. Компьютерная игра, как я сразу не понял. Сохранить. Превратить в кошмар наяву. Загрузить. Вот только Алекс уже прошёл одиночный режим, и нашёл все-все секреты. Он хочет сыграть со мной.
— Да, — какой у меня слабый, жалкий, трусливый голос. — Решение есть.
Но Алекс не верит. Он хорошо изучил людей, этот любознательный малый. Пока я воображал предел своих возможностей где-то снаружи, он искал его внутри.
Скрепка, пожалуйста, убей его. Он идёт в спальню моей матери! Никакие действия не могут непосредственно затрагивать Пользователей? Меня это охренеть как затрагивает!
— Верну как новенькую, — пообещал Алекс, по-прежнему улыбаясь. Как только он отвернулся, я перехватил нож поудобнее и…
— Скучно, — он покачал головой, выкручивая мне запястье. Какой же он сильный. Какой же я слабый.
Окей, Дьявол, я силён. Я сильнее его! Так почему он до сих пор улыбается?
Теперь он улыбается мне отовсюду сразу. Я никак не могу поймать его хотя бы взглядом. Я не хочу играть в его игру, но играю, и он выигрывает. Маленький жулик. У него было время попрактиковаться.
Окей, Дьявол, отправь маму ко мне домой. Только не буди. Закрой там все окна и включи кондиционер.
— Прятки? — Алекс одобряет. — Эту игру я люблю.
Почему она опять здесь? Дьявол, почему она опять здесь?!
Мама ворочается во сне, а я никак не могу её защитить. У Алекса на всё готов ответ, и ему скучно. Он надеется, что я что-нибудь придумаю. Я тоже надеюсь. Половину того, что он вытворял со своими жертвами, с пленниками своих маленьких игр, мне сложно даже вообразить. Фантазия не на моей стороне.
Скрепка смотрит, облокотившись на дверной косяк. Кажется, ей не нравится, Алекс, а может, это мне хочется так думать. Может, это моя интерпретация.
Действия не могут непосредственно затрагивать Пользователя. Если мама подпишет договор, Алекс от неё отстанет. Или наоборот? Люди ему уже наскучили, теперь он хочет издеваться над себе подобными. Скорее бы и я ему надоел.
— Ну же, Тоби! — подбадривает он. —Ты ведь Дьявол! Мысли, как Дьявол!
Но я не знал, каково это. Или как следует забыл. Я ведь раньше приказывал себе забыть?
Окей, Дьявол, сколько раз?..

Мы остановились в разных концах комнаты, глядя друг другу в глаза. Рассвет тоже остановился. Для жертв его маленьких игр время всегда замирало. Свет мёртвых остывающих звёзд долетает до нас, и мы думаем, что они живы. Что им есть до нас дело.
— Привет, Алекс, — сказал я не своим голосом. — Ну как, нравится тебе играть с другими ребятами?
Он растерялся, но всего на мгновение. Потом улыбка, неуверенная, но хищная, поползла по его лицу.
— Ты придумал, — он погрозил мне пальцем. — Ты наконец-то что-то придумал.
— Да, придумал кое-что. Странно, что это никогда не приходило тебе в голову. Ты ведь такой любознательный. И внимательный.
Алекс вздрогнул. Проследил мой взгляд. Поднял фото в траурной рамке, упавшее с тумбочки, и вздрогнул снова.
— Кто ты такой? — спросил он с ужасом, с восторгом, с недоверием.
— Ты знаешь, Алекс. Ты сам сказал.
Он отступил на шаг. Кэрол была готова верить, но у Алекса пытливый ум. Ему нужны доказательства. Ему нужен эксперимент.
— Правда думал, что не будет последствий? Ты продал мне свою душу, Алекс. Ты сам подписал.
— Я всё исправил, — он помотал головой.
— Нет, это я всё исправил. А ты заигрался, любознательный мальчик Алекс. Ты убил малышку, а я вернул её к жизни. Но последствия есть всегда.
— Нет, она жива! — Алекс повысил голос. —Они все живы! Всё можно исправить!
— Твоё право так думать.
— Ты не Дьявол!
— Тогда наш договор был понарошку, — я не умею улыбаться, как он, да и он разучился. — А Ханна умерла по-настоящему. И ты тоже, Алекс. Помнишь?
— Я тебе не верю! — так говорят, когда верят. Я уже почти поверил.
— Не кричи, пожалуйста, — сказал я, глядя, как Алекс пытается, точно в детстве, забиться в угол и обхватить голову руками. — Маму свою разбудишь.

Миссис Макфарлейн проснулась в слезах. Во сне она опять слышала голос сына. Даже как будто бы два голоса, как в детстве, когда он играл со своими воображаемыми друзьями. Он был таким славным тогда. Таким невинным и немножко печальным, как все необычные дети.
Сразу было понятно, что он необычный. Всем рассказывал про своего Тоби. Джош ворчал, что он вырастет геем. Может быть, если бы он меньше ворчал… Меньше пил… Потом кроме Тоби появилась какая-то Кэрол. Миссис Макфарлейн сохранила рисунки сына, вот здесь, на тумбочке, рядом с…
Фотография упала. Трудно отделаться от мысли, что это дурной знак. Алекса с детства окружали дурные знамения, но когда миссис Макфарлейн привела сына в церковь, он сказал, что ему там скучно.
В дверь позвонили. Кого принесло в такую рань?
— Миссис Макфарлейн! Миссис Макфарлейн, извините, вы не видели моего друга?
Женщина прищурилась. Парнишка в дверях выглядел смутно знакомым. Ну да, это сынок Грэйси Хилл. Вон как вымахал. Эта Грэйси непутёвая со школы Алексу нравилась. Может, если бы они тогда сошлись, всё было бы иначе.
— Нет, молодой человек. Чего бы твоему другу делать у меня дома в такую рань?
— И-извините, мэм,— смешался паренёк. Глаза у него красивые, не в мать. — Мне п-показалось…
И он неуклюже зашагал прочь, что-то бормоча себе под нос. Порывом ветра ему в лицо бросило рекламную листовку.

__________