Окоматограф

Базарный день выдался жарким. Солнце нещадно полило, сухую потрескавшуюся землю, выжигая добела стены невысоких глиняных домов. Но жара не могла помешать торговцам. Многоголосый рынок, зазывал и заманивал. В воздухе витал аромат выпечки и жирного плова.

Смуглые улыбчивые продавцы сулили за гроши богатство самого Соломона. Темноокие красавицы примеряли низки разноцветных бус. Недовольно ворчала старуха подле прилавка с пряностями. Тонкими сухими пальцами она перетирала каждый корешок и прикладывала его к крючковатому носу. Чуть дальше черные точно смоль скакуны, с жарким, как здешний климат норовом, соседствовали с флегматичными верблюдами, лежащими на горячем песке. Животные неспешно жевали траву и им не было дел до суеты и гама.

не далеко от них, в тени пальмы устроилась тощая пятнистая кошка. Зеленоглазая поглядывала на проходящих, чуть прикрыв веки.

Мимо нее сутулясь, прошел путник. Некогда светлая кожа его потемнела от загара. Еще не старое лицо обрамляла криво обстриженная борода. Правая рука перемотанная грязной тряпицей, не скрывала, что на ней не хватает мизинца и безымянного пальца.

Босой, в шароварах, таких же как у других торговцев, он мог бы оказаться не заметным если бы не одна мелочь. Из-под жилетки расшитой стеклянными бусинами и шелком неуместно торчала цепочка на которой носили карманные часы.

Вот мужчина миновал девушек, недовольно кривящих губы на цену за украшения. Прошел мимо старухи, не взглянул на антрацитовых жеребцов и на спокойных верблюдов, не позарился на шелка и золото которые предлогам дородный торговец в алой чалме.

Кошка вскочила со своего места, и медленно отправилась за странным человеком. Вот он поклонившись зашел под навес барахольщика и оглядев полки, заваленные товаром. Монисты и колокольцы мелодично зазвенели стоило неосторожно задеть их. Его отражение заплясало в мутных зеркалах, и на отполированных вазах. Игрушки, картины, глиняные и каменные статуэтки уставились на покупателя.

— Чего желает душа, пришедшего под мой навес? — приветствовал странника хозяин, по кошачьи щуря глаза.

Покупатель огляделся и видимо не найдя того, что искал, только покачал головой.

— Э, погоди, огорчаться, — посоветовал торговец, — осмотрись, в моей лавке много чудесного. Хочешь, вот потрет принцессы, а вот книга в которой записал рецепт бессмертия, я бы давно приготовил его, да жизнь и так хороша. А может ты ищешь власть? Тогда возьми амулет древних владык, его привезли из самого сердца пустыни, там, где когда-то возвышался их город!

— Есть ли у тебя око Одиссея? — вместо ответа спросил путешественник. Перестав улыбаться, торговец отвернулся от гостя и молча зажег ароматную палочку. По лавке поплыл запах сандала, тревожный и чарующий в местес тем.

— Зачем тебе око? — тихо спросил торговец, — еще никому не приносили радость, вещи пришедшие к нам сквозь века.

— И ищу его уже давно, для меня это цель жизни, понимаешь? — горячо произнес путник, если бы мне только удалось его отыскать, то я бы

— Что? — спокойно спросил хозяин лавки.

— Я стал бы великим, — прошептал гость и глаза его нездорово заблестели.

— Ты сам не знаешь, чего просишь, — вздохнул торговец — Это не принесет радости.

Порывшись на одной из полок он извлек нечто, напоминающее подставку для яиц, только с боку от чаши примостилось круглое зеркало.

Вырезанная когда-то из кости, пашотница пожелтела от времени, а зеркало стало мутным.

Путник сдавленно вскрикнул, выронил посох и выхватил реликвию из рук торговца. Бережно держа ее в руках, мужчина опустился на песок и разрыдался, и слезы, скользящие по его щекам, были слезами радости.

Кошка же завидев инструмент, выгнула спину и недовольно зашипела, чуя опасность, но на нее никто не обратил внимания.

— Хорош, ох как хорош! — маркиз Креньи одобрительно похлопал по плечу своего гостя, — все же окомотография это поистине ваше призвание.

— Стараюсь, — Иона чуть склонив голову, почтительно улыбнулся.

— Которая по счету у тебя награда? — маркиз грузно опустился в ушастое кресло, цвета бордо и вытянул ноги к камину.

— Двадцатая, — ответствовал Лука стоя подле покровителя.

— А лет тебе тоже двадцать, — скорее утвердительно, чем вопросительно произнес маркиз поглаживая клиновидную бородку.

Лука кивнул.

— Превосходно! Твой фильм о создании механического сердца, потряс зрителей. Конечно не так как мой о жизни фей, но почти.

Это почти резануло по ушам, и Лука нахмурился, он так и знал, что в сладкой похвале маркиза таится горчинка.

Тень омрачившая лицо она не осталась незамеченной:

— Полноте, — Маркиз кряхтя дотянулся до бокала, и слегка покачну хрусталь, сделал глоток темно-медовой жидкости, — ах, — поморщился он, — хорошо! А вы что же стоите друг мой? Садитесь, не стесняйтесь.

Лука улыбнулся и осторожно опустился на соседнее кресло.

— Пить будете? — поинтересовался Маркиз.

— Спасибо, не пью, — мягко, но решительно отказался Иона, — ему не давал покоя один вопрос, зачем марких пригласил его к себе домой. Наверняка не для того, чтобы хвалить его окомотрографические способности или поить дорогим алкоголем. Осторожно рассматривая радушного хозяина, Иона не мог не отметить, темные круги вокруг глаз маркиза, жесткие складки в углах рта, и бисерные капли пота проступившие на висках. Несмотря на то, что осень стояла теплой, в комнате жарко горел камин. Поленья потрескивали и искры, точно стайки светляков взлетали вверх. Такой огонь уместен в лютую стужу, а вовсе не сейчас.

— и вот тогда удача улыбнулась мне! — продолжал рассказывать маркиз, и Лука с ужасом понял, что прослушал начало истории. — Да мой юный друг, да! Мне в руки попался уникальнейший предмет окомотограф Одиссея. Тот самый, что не просто транслирует увиденное оком, а словно затягивает зрителя в мир видений. И уже сложно различить, где видение, а где явь. Я вижу на вашем лице удивление, — маркиз сухонько рассмеялся, — но это чистая правда. — маркиз перешел на доверительный шёпот, — именно благодаря окомотографу созданному непоседливым греком, я стал столь же богат как знаменит!

— Но разе история про глаз Полифема, с которого Одиссей передал в Итаке пережитые им опасности, и тем самым вернул себе трон, не одна из легенд, которыми почуют новичков? — Лука вопросительно взглянул на старика.

— Легенда, конечно легенда — закивал тот, — а я всего лишь старый выживший из ума дед, но послушай, я уже стар, и у меня нет наследников. В тебе я вижу ту искру, что сделал меня великим и я решил — он сделал большой глоток и вдруг зашелся надсадным булькающим кашлем. Бокал выпал из его рук и бесшумно упал на пол. На светлой шерсти ковра медленно расплылось темное пятно, наполняя комнату нотками кориандра и дуба.

Лука, вскочив, кинулся на помощь маркизу. Он забарабанил по спине старика, так, как в детстве делала мать, если он давился склизкой, вонючей кашей, главным и единственным блюдом стола в полутемной избе.

Затем осторожно придерживая старика, дрожащими пальцами распутал узел его шейного платка и помог откинуться на спинку кресла.

Креньи заметно побледнев, цеплялся за руку Лукаа, точно утопающий на спасательный круг. Выпучив глаза, маркиз беззвучно шевелил губами. Лука нагнулся пониже и едва разобрал:

— Элейн, ищи Элейн.

В этот момент в залу вбежали слуги и оттеснив Луку, занялись своим господином.

Лука некоторое время глядел на старика, на его беспомощность, принесенную возрастом и ему становилось страшно, ведь что бы не увидал за свою жизнь маркиз Креньи, все это исчезает в один миг, как только в тебе гаснет огонек жизни.

Не привлекая к себе внимания, Лука вышел из залы, принял у служки шляпу и трость и молча покинул дом знаменитого окомотогрофиста.

Не смотярна ранее утро, в порту царило оживление. Механические монстры, подцепляя клешнями тюки, грузили товары на корабли. Матросы сновали по палубам готовя суда к отплытию.

В лазурных небесах среди крикливых птиц кружило с десяток очей- наблюдателя, забавных мехонизмов управляемых с земли хозяевами.

Воздух, пропитанный запахами йода и соли, сулил приключения.

Блестя медным боком, вдоль причала ехала самоходная корета. ехавшей в ней, Мужчина, с перебинтованной рукой, осторожно прижимал к себе саквояж. Костюм тройка, и шелковый целиндр странно сочетались в темным, обветренным лицом, и хотя подбородок путешественника был чисто выбир, он то и дело провдил ладонью так, точно приглаживал несуществующую бороду.

— «Святая Эрида» самый быстрый из кораблей этого типа, — рассказывал ему водитель авто, — на карабле есть не только паруса, но и механический двигатель, приводимый в движение паром!

— разве это не опасно? — путешественник покосился на корабль к которому они приближались.

— Не больше чем ехать на этой колымаге, — усмехнулся водитель, — поверьте, вам понравится путешествие, а главное совсем немного, и вы будете дома.

— Дома, я уже и забыл это слово. — эхом откликнулся мужчина. — пять лет ушло на поиски, — он осекся

— Но вы нашли что искали? — заинтересовался водитель, но пассажир не ответил. Его мысли были далеко отсюда.

Низкие тучи ползли по небу омрачая и без того не радостное событие.

Прощающиеся, в своих черных нарядах походили на стаю воронья, что мерзко каркала среди тщедушных ветвей деревьев.

На похороны знаменитого окомотографиста маркиза Креньи собрался весь цвет общества, и это лишь те, кого пустили к склепу. Толпы же простого люда таращились на церемонию из-за кладбищенской ограды, провожая в последний путь любимца публики.

Лука стоял в первом ряду, как протеже маркиза и задумчиво рассматривал размокшую под ногами грязь.

Известие о смерти маркиза, застало его в лаборатории. Вернувшись от Креньи Лука не мог уснуть, он отправился в святая святых, туда где хранились лучшие образцы очей, собранные им по всему свету.

Лука, доставал то одну, то другую склянку, всматривался в расширенные зрачки, любовался разноцветной радужкой и все думал над словами Креньи.

Действительно ли старик хотел сделать его своим наследником и отдать изобретение Одиссея, или это был лишь бред больного человека стоящего на пороге смерти?

Увы, теперь Лука не мог узнать ответ на свой вопрос. Со смертью маркиза, все его тайны умерли вместе с ним.

— Вам грустно? — мелодичный женский голос пробился сквозь мысли Лукаа, точно лучик света сквозь тучи.

— Пожалуй, — кивнул Лука разглядывая собеседницу. Темные локоны обрамляли бледное сердечко лица. Густая вуаль скрывала ее глаза, и Лука почувствовал себя неуютно.

— Не стоит печалится, маркиз прожил яркую жизнь и ушел не прощаясь, как и положено джентльмену, — девушка улыбнулась.

— Но он мог бы столько еще сделать для окомотографа, — возмутился Лука, — только подумайте, сколько историй он еще мог отыскать. Сколько мог бы показать людям. То, что является собственностью одного, увидел бы целый свет!

— Возможно вы правы, — собеседница слегка коснулась волос, — но говорят синимация

— Ах полно вам, — недовольно отмахнулся Лука, — живые рисунки ни что, рядом с реальными событиями увиденными людьми!

Собеседница промолчала, как раз в этот момент священник завершил молитву.

Все разошлись быстро, хотя может Лукау только так показалось. А он все стоял под пронизывающим холодным дождем глядел на серые стены склепа и думал, правда или нет, правда или нет?

— Прощайте — донёсся до него голос давешний собеседницы.

Лука обернулся и не успев осознать, что делает выпалил ей в след:

— Вы Элейн? –сказал, и залился краской.

— Элейн? — удивилась девушка, — нет, я Вероника.

— Простите, так не ловко получилось, — забормотал Лука, чувствуя себя последним глупцом.

— Элейн — это название корабля, который принадлежал моему отцу, — будто и не заметив извинений продолжила незнакомка.

— Корабль? — переспросил Лука.

Девушка кивнула, щелчком раскрыла над собой черный купол зонта, и медленна пошла по дорожке к выходу.

Лука глядел на нее, исчезающую среди старых могильных плит и каменных крестов и в голове его вертелась мысль, что им необходимо встретится.

Над ухом резко и противно каркнула птица, и Лука, вздрогнув, бегом бросился догонять Веронику. Не замечая луж, он мчался следом, придерживая одной рукой цилиндр, а другой крепко вцепившись в трость. Условились встретится завтра. Весь вечер Лука не находил себе места. Морщась разглядывал полученные награды, пересчитывал их вздыхал и вновь пересчитывал.

А во сне, он вновь видел себя голодным мальчишкой, которого мать с спозаранку выгоняет, босоного Ваньку, на дорогу выпрашивать копейку у господ, едущих в самоходных машинах.

Проснувшись, Лука, точно больной, покачиваясь прошел к рукомойнику, и долго плескал холодной водой в лицо, смывая липкие тенета кошмара.

Он не любил вспоминать прошлое, и оттого почуяв в себе силу к окомотографии, сбежал из дому, сменил имя и больше не показывался на ненавистном пороге.

— Я должен найти окомотограф старика, — решил для себя Лука, он уже предвидел, что именно этот легендарный предмет поднимет его на новые вершины. Никто и невспомнит через несколько лет маркиза Креньи, все будут говорить лишь о нем, Лукае. К его кабинету будет стоять очередь, что бы отдать свой глаз на благо искусство. А он станет тчательно выбирать, слегка кривя губы глядя на очередного поситителя.

Поднявшись на борт, путник, заперся в свей каюте и устало сев на койку, прикруечнную к полу, открыл саквояж. Окомотограф был на месте. Все та же желтизна кости неведомого зверя, все тот же мутный блеск отполированной пластины, которая вовсе не являлась зеркалось.

Осторожно достав артефакт, мужчина поставил его стол.Затем извелк из саквояжа керамический горшок, расписанный цветастыми узорами из диковиных птиц, и открыл его. Посторонний человек мог бы прийти в ужас от содержимого горшка, но не окомотографист. В горшке, в золотистой жидкости, пахнущей медом и алкоголем, плавали человеческие глаза. Карий, голубой и даже необыкновенного лазурного цвета.

Осторожно ухватит один из них, с ярко зеденой радужкой, мужчина опустил егов углубление, точно сваренное на завтрак яйцо, так, чтобы глаз смотрел на металическую пластину.

Затем окомотографист положил кончики пальцев на подставку, и осторожно, использовал силу. Магия, текущая в его венах, забурлила и потекла тонким ручейком в чудное приспособление. Кость мягко засветилась и око ожило. Зрачок, до этого широкий и безжизненный, резко сузился и комнату наполнили силуэты. Вначале размытые, точно сотканные из тумана, они постепенно приобрели четкость и полноту, и вот уже не плоские картинки мечутся по стене каюты, а словно окомтогографист волшебным образом, перенесся в один из залов древнего храма Повелителя морей.

Можно разглядеть каменных кракенов, что держат щупальцами свод храма. Барельефы с изображением акул и китов. И глубокий бассейн в центре, чья вода светится изнутри.

Внезапно поверхность начинает бурлить и оттуда из недр появляется настоящая русалка. Тот, кто видит ее старается запомнить каждый изгиб тела девы волн. Даже теперь, она настолько реальна, что хочется коснуться ее обнаженного плеча, вдохнуть аромат волос, украшенных жемчужинами и веткам кораллов. И никогда не отводить взор, от ее чудесных лазурных глаз.

Русалка шевелит губами, но слов не слышно, а затем протягивает ларец.

Тот, чей глаз сейчас в аппарате, принимает подарок морской красавицы, дрожащими руками. Открывает крышку и видит в нем вырезанный из кости древнего чудовища окомотограф.

— А вы видели морских воительниц? — поинтересовалась за обедом тощая леди, похожая на сушеную воблу, кокетливо глядя на капитана.

— И не единожды, — ответствовал тот, — эти создания чертовски красивы, пожалуй ни одна женщина на земле не сравнится с ними. Их формы, волосы, а глаза! Если бы вы хоть раз увидели ее, не забыли бы до самой смерти!

— в ытоже так думаете? — спросила дама у окомотографиста, явно недовольная ответом капитана.

— Я не моряк, и ничего не могу сказать по этому поводу, — отозвался мужчина вспоминая, что у русалок не только чудесные глаза, но и острые зубы, такие, что легко могут отгрызть человеку пальцы.

— если увидим хоть одну, вы поймете меня, — пообещал капитан.

— Надеюсь, что не увидим, — вежливо ответил окомотографист.

— Видимо этого джентельмена, дома ждет дама сердце, — вздохнула вобла — Это так голубчик?

Мужчина промолчал.

Погода с утра стояла отменная. Лука шагал по мостовой постукивая тросточкой и сердце его пело, словно на дворе царила весна, а не предшественница холодов осень.

Мимо проносились самоходные двуколки и брички. Выбрасывая облака черного дыма, скрежеща суставами, проехал на железном ходоке, похожим на страуса — почтальон.

Лука картинно прикрыл лицо батистовым платком, не желая вдыхать дымы.

В парке он оказался как раз, когда часы городской ратуши пробили полдень. Достав из внутреннего кармана брегет, Лука щелкнул кнопкой и сверил свои часы с городскими. Секунда в секунду. Оставалось дождаться Веронику.

И она пришла, вновь в густой вуали, скрывающей глаза, в черном траурном платье.

— вы носите траур по Маркизу? –как бы невзначай спросил Лука когда они не спешно прогуливались у пруда.

— нет, — в голосе вероники задрожали горькие нотки, — по отцу. Он пропал без вести в свой последний рейс на «Элейн».

— Так корабль затонул? — Лука резко остановился, и забарабанил пальцами по набалдашнику трости, такого поворота он не ожидал.

— Это не известно, — его спутница чуть пожала плечами, — возможно затонул или был захвачен пиратам.

— То есть вы не располагать сведениями о его судьбе и тем не менее носите траур? — Лука, лихорадочно пытался понять, как быть.

— Вестей нет уже год, поэтому — девушка замолчала.

— А подскажите, — Лука пытался подобрать подходящие слова, — на борту корабля имелся груз маркиза?

— Если вы о его бесценном окомотографе, том с которым он прославился, то да, корабль перевозил и его. Как раз после крушения «Элейн» маркиз и занемог. — Вероника медленно пошла вперед. Глядя на ее ладную фигуру, на расправленные плечи и приподнятый подбородок. На алые губы, на бледном лице, и тайна скрыты глаз, все это вызывала особый трепет. Но желание разыскать артефакт пересилило

— А вам известен маршрут корабля? Возможно я мог бы что-то узнать о его судьбе. — осторожно предложил Лука, догоняя спутницу и теребя меж пальцев цепочку от часов.

— Конечно, — вероника повернулась, — я с удовольствием расскажу вам все, что знаю.

Все же осень пахла сыростью и грустью. Лука, стоя на палубе корабля отправлявшемуся по тому же маршруту что и пропавшая «Элейн», разглядывал город, по достоинству оценивший его талант. Смотрел на чаек, перекликающихся в небесах, на цепеллины среди облаков и ощущал всю важность момента — отплытие ради поиска реликвии.

Когда капитан скомандовал отдать швартовы, Лука последний раз взглянул, на флюгера, венчающие шпили, на алую и желтую черепицу крыш, и покинул палубу.

«Святая Эридия» бросила якорь через две недели после отплытия из жарких земель. В лицо мужчине, спускавшемуся по трапу, дыхнула осень, наполненная грустью и сквозняками.

Зябко поведя плечами, но покрепче ухватил за ручку саквояж, и поспешил к самоходной двуколке, ожидавший его в низу.

Не смотря на поздний час, город не спал. Ярко освещенный газовыми фонарями, он гудел точно растревоженый улий.

Лука пять лет проведший в далеке отсюда, удивлено разглядывал знакомые улицы. Вот кучер затормозил у крыльца родного дома.

Поднявшись по ступеням, Лука робко повернул в замке ключ, и облегченно вздохнул, услышав щелчок.

Войдя в пустой, замерший дом, он, оставляя следы на пыльном полу, прошел в гостиную и скинув белую ткань с мебели, со вздохом облегчения и счастья опустился в любимое кресло.

Утром, утром он поедет к Веронике, он покажет ей окомотограф, он станет знаменитым и сделает ей предложение.

Во сне он снова гулял с ней по парку. Любовался тонкими чертами лица, нежно касался темных локонов.

— Я хочу увидеть твои глаза, — прошептал Лука, приподнимая тонкую вуаль.

— Как пожелаешь, — ответила девушка, — у меня глаза цвета моря, — и улыбнулась, демонстрируя мелкие острые зубы.

Лука в ужасе закричал и проснулся.

Прежде чем встречаться с Вероникой, Лука решил посетить контору окомотографа.

К его удивлению в холе, вместо витражей, которые изображали самые лучшие сцены из фильмов, теперь висели бумажные плакаты с разноцветными рисунками.

Недоуменно разглядывая их, Лука подошел к секретарю:

— Добрый день, я хотел бы видеть господина Ларуа,

Секретарь, молодой человек с клацающим щипцами протезом вместо руки, недоуменно взглянул на луку:

— Господин Ларуа, здесь не работает.

— ну хорошо, тогда мне к тому, кто сейчас за главного, -согласился Лука, теряя терпения.

— Погодите я уточню, могут ли вас принять, как представить?

— Лука Тьери.

Секретарь снова странно покосился на него, но послушно закрутил ручку аппарата и тихо произнес в раструб его имя. В ответ раздалось невнятное бормотание и наконец тонкий писк, точно некто наступил на хвост мыши.

— Проходите вас ждут, — с уважением и интересом произнес секретарь.

На лифте, Лука поднялся к кабинету, который некогда занимал Ларуа, а до него Креьи, и что греха таить, Лука надеялся что однажды на таблички появится его фамилия.

Дверь в кабинет была приоткрыта, и лука осторожно заглянул:

— Можно? — уточнил он.

— войдите! — звонкий женский голос, пронзил его в самое сердце. Глос вероники, он не мог спутать не с чьи другим. Как часто ночами в странствиях он вспоминал их прогулку по парку, и прокручивал в голове разговор, наслаждаясь тембром ее голоса.

— Вероника? — ахнул он, увидев ее темный силуэт на фоне окна, — что вы здесь делаете?

— а вы? — спросила девушка.

— Я пришел засвидетельствовать свое почтение главе гильдии окомотографов. Хотелось бы поскорее вернуться к работе. Но я даже не знаю кто сейчас за старшего.

— Я, -просто оттветила Вероника, но у меня для вас плохие новости Лука.

— Какие? Тихо спросил Лука чувствуя странный озноб, точно при лихорадке перенесенной им в джунглях.

— Окомотограф умер, он более никому не интересен. — она все так же смотрела в окно, даже не обернувшись к посетителю.

— Этого не может быть, — лука замотал головой.

— помните, на кладбище я говорила про синемацию? Вот именно она и вытеснила ваш жуткий вид искусства. Теперь не нужны жертвы и глаза, не нужна даже магия!

— Вероника, вы говорите странные вещи, -лука потер висок пальцами, — я не понимаю зачем вы так шутите.

— я не шучу, лука, я создала синемацию, я уничтожила окомотограф и я возглавляю новую гильдию.

— Но я не понимаю, зачем? Как? В конце концов, будьте добры смотреть мне в глаза, когда говорите то, что уничтожает всю мою жизнь! — лука почувствовал, как в нем закипает гнев он быстрым шагом двинулся к Веронике, коснулся ее плеч и повернул к себе. Очередной вопрос, застыл на его устах.

Вероника смотрела на него одним глазом. Не русалочьим, а голубым, а вместо второго, на лице располагалась бархатная повязка, расшитая блестящими камушками.

— Затем, что ваш окомотограф испортил мне жизнь! Видите, видите эт? –она указала пальцем на повязку, — а когда-то у меня было два глаза, два прекрасных голубых глаза! И знаете кто забрал у меня один?

Лука замотал головой.

— Креньи, выдохнула Вероника, — его всемирно известный фильм о феях. Люди смотрели его моим глазом! И я постаралась чтоб его реликвия, его окомотограф сгинул.

— Тогда зачем вы рассказали мне о том, как его найти? — непонимающе спросил лука.

— Потому что надеялась, что вы исчезнете, чем меньше окомотографистов тем лучше людям.

— Но я вернулся, и я нашёл его, — он оттолкнул Веронику и кинулся к саквояжу.

— Нашли и радуйтесь, радуйтесь, ведь эта реликвия все что осталось от окомотографа! — Вероника расхохоталась, — вы больше никому не нужны, о чем бы вы не мечтали, забудьте!

— Вы мне противны, — выдохнул Лука и подхватив артефакт покинул кабинет, а в ушах звучал смех Вероники. Смех полный ненависти и восторга.

Выскочив из полутемного холла конторы, лука на мгновение зажмурился от яркого солнца. Сделал шаг, оступился, и нелепо взмахнув руками, рухнул на тротуар. От удара застежка саквояжа сломаюсь, и из его недр прямо на проезжую часть выкатился глиняный горшок и око Одиссея.

— Нет, — только и успел выкрикнуть Лука, как по дороге промчалось авто, под колёсами которого с хрустом рассыпался древний артефакт.

Гудели останавливаясь авто, кричали погонщики железных ходоков, удивленно таращились зеваки. Последний окомотографист ползал по дороге, собирая осколки древнего артефакта, осколки несбывшейся мечты.