Олигарх 7

Ранним утром четверга тридцатого апреля 1836-го года я пришел на нашем новом пароходе «Императрица Александра Федоровна» в Усть-Сретенск.

Этот новый пароход без всяких натяжек настоящее чудо. Во-первых, сроки его строительства. Сказать что они ударные, значит ничего не сказать. И это касается не только корабелов Приангарья.

В немыслимо короткие сроки прошли ходовые испытания на Ангаре и Байкале. Затем его разобрали и перевезли зимой в Сретенск, вернее на судостроительный завод в Кокуе.

Там пароход опять был быстро собран и успешно спущен на воду. Повторные ходовые испытания прошли без сучка и задоринки.

Всё это было сделано в какие-то немыслимые сроки. Я рассчитывал на второй пароход к осени, но Иван Алексеевич оказался настоящим волшебником и сумел всё организовать, что разобранный пароход полностью доставили на Сретенский завод в Кокуе к концу марта.

С Урюма в Горбицу я вернулся первого февраля вместе с Львом Ивановичем Брусницыным. Сказать, что вернулись со щитом, значит ничего не сказать.

Несмотря на зиму, господам рудознатцу и двум горным инженерам, удалось почти невозможное. На Урюме было найдено крупное золотое месторождение.

На Поляне Водопадов, так назвали место показанное Тыманчей, нашли два самородковых «золотых» гнезда. Одно из них было богатейшее. Больше пяти пудов золота, в основном самородки, уже добыто из него. Второе поменьше, оно дало пока почти два пуда.

Лев Иванович все таки гений в своем деле. После находки второго гнезда он пошел выше по течению Урюма и поднявшись на три версты, вышел еще на один небольшой старый горельник.

Накануне был сильный ветер и он окончательно повалил огромную полуобгоревшую ель, выворотив из земли её погибшую корневую систему.

Образовавшаяся яма была больше двух метров глубиной и в диаметре почти десять. Снега в неё насыпалось немного и Лев Иванович без промедления начал её исследование и почти тут же нашел на её дне признаки золотой жилы.

В вечеру этого дня господин рудознатец уверенно заявил, что найдена богатая россыпная золотая жила.

Это случилось 24 января, в день святой Ксении Римляныни и Лев Иванович найденное месторождение предложил назвать Ксеньевским.

Под полутораметровым слоем земли начинался песок, в котором даже на глаз было видно золото.

Приспособленные для зимней работы юрты себя очень хорошо зарекомендовали и господа горные инженеры тут же организовали пробную добычу на открытой россыпи. В итоге с Ксеньевского прииска в Горбицу я привез больше семи пудов золота, самородков и песка, всего сто двенадцать килограмм триста шесть грамм.

Сразу же после первой находки в конце декабря, Василий направил на строительство дороги и поселка еще три сотни человек и за месяц был построен настоящий поселок, который тоже стали называть Ксеньевским.

В поселке построены большое здание конторы, в котором оборудуется необходимая для золотоискателей и добытчиков лаборатория, баня, столовая и медпункт. Строятся необходимые для жизни и работы складские помещения.

Для рабочих построены два больших общежития барачного типа. Начальство пока размещается в юртах, в них на самом деле жить вполне комфортно. Конечно при условии, что не на головах друг у друга.

На прииске постоянно будет расквартирована казачья сотня сменного состава. Казарму, конюшню и арсенал начнут строить весной когда сойдет снег. В поселке уже стоит взвод казаков, которые пока разместились в юртах.

Для строительства мы использовали высококачественный сухостой с горельников, но по весне начнем возить правильный лес из Горбицы и основательное капитальное жилье будем строить конечно из него.

И конечно из кирпича. Господа горные инженеры нашли необходимую для этого глину и тут же началось строительство кирпичного завода.

Будущая железная дорога сто процентов будет проходить через Ксеньевский, весь вопрос как — с заходом в Горбицу или сразу же напрямую из Сретенска.

То, что дорога будет проходить через Сретенск вопрос решенный. Вкладываться в него, а потом половину бросить, как это было сделано в моей первой жизни, я не собираюсь. Если что-то не имеет перспектив, то все делаем по минимуму, как например временный Амазарский пост на Амуре.

Господа горные инженеры показали себя с очень хорошей стороны и вдобавок по всему мы с ними оказались родственные души.

В Восточной Сибири они оказались не просто так. Оба были белыми воронами среди своих коллег и несмотря на свой высочайший профессионализм, были не любимы властями, начальством и особенно золотопромышленниками.

Все дело в том, что эти господа считали, что любую промышленную деятельность, а по большому и хозяйственную в целом, надо вести так, чтобы не губить природу.

Особенно негативным было их отношение к различным металлургиям и добычи полезных ископаемых. Здесь господа инженеры особо выделяли зашкаливающую по своей хищности и бесчеловечности добычу золота.

Они считали в частности, что надо проводить то, что в будущем будут называть рекультивацией земель, восстанавливать вырубленные леса, создавать человеческие условия для работы и жизни золотодобытчиков и рабочих на приисках.

И господа инженеры не просто считали так, а писали и постоянно говорили об этом. В итоге от греха подальше их командировали в Восточную Сибирь. Расчет этого действия очень прост.

Светлейший князь Новосильский помимо всего уже достаточно известен и своими странными взглядами на ведение хозяйственной деятельности. Он платит огромные деньги своим работникам, используя только вольнонаемный труд даже своих крепостных. Постоянно говорит о какой-то защите природы и устраивает непонятно что в своих имениях и на своих заводах: какие-то очистные сооружения и обязательные рыбоходы на плотинах.

А на Дальнем Востоке и в Америке сей господин вообще творит беспредел. Он ограничивает добычу пушного зверя и препятствует свободе китобойного промысла, что уже вызывает недовольство некоторых держав.

Поэтому у меня господа горные инженеры с такими не стандартными для нынешнего века взглядами пришлись ко двору и получили зеленую улицу для своей деятельности.

Управляющим прииска остался инженер Черкасов, а господин Конкин вместе со мной и Брусницыным вернулся в Горбицу.

И я решил предложить ему составить компанию Львы Ивановичу в разведке месторождений правобережья Енисея севернее Ангары.

Сейчас её нижнее течение называют Верхней Тунгуской и летом надо провести первую разведку огромной территории между ней и Подкаменной Тунгуской, где есть богатейшие месторождения золота.

К моему отъезду с прииска дорожники построили вполне приличную дорогу по которой можно спокойно передвигаться круглый год. Зимой конечно её надо чистить. По на почтовых станциях Василий поселил не только смотрителей, там будут постоянно жить бригады дорожников, которые должны следить за ней и в частности зимой чистить снег.

В Горбице меня ждал большой сюрприз, братья Петровы собственной персоной. То, что меня там встретит Василий я не сомневался, но приезд Ивана оказался большим сюрпризом.

Оказалось, что он лично контролировал доставку частей разобранного парохода и как раз приехал на Сретенский завод, чтобы своим глазом посмотреть на него.

Сразу же по приезду в Горбицу была организована отправка в Петербург моего доклада Государю о наших первых достижениях: находках богатых золотых россыпей и начале добычи на них.

Ян Карлович сумел в этом деле тоже отличиться. Он организовал поиски золота в верховьях Бирюсы и его люди нашли богатые россыпи, которые следующим летом начнут разрабатываться.

Известие об этом тут же ушло в столицу и оттуда уже есть ответ. Государь еще раз подтвердил все свои запреты и разрешения и даже ужесточил их. Любая частная разведка и добыча золота в Восточно-Сибирском генерал-губернаторстве запрещена всем, кроме Российской Американской компании.

В Енисейском округе на десять лет разрешена только частная деятельность светлейшего князя. По истечению этого срока вопрос будет рассмотрен повторно.

Часть открытого золота Бирюсы территориально расположена в Канском уезде, где частная разведка и добыча разрешены, но Государь те земли приравнял к восточносибирским.

Вместе с уже добытым карийским золотом, Государю лично полагается почти шесть пудов, которое я тут же распорядился отправить в Петербург вместе с золотой податью.

В Иркутске и Сретенске я решил построить большие Арсеналы, где будет храниться оружие и боеприпасы, необходимые нам в Восточной Сибири, Забайкалье, на Дальнем Востоке и в Америке. Там же будет храниться и добываемое золото.

Иван с момента нашего расставания в Иркутске заметно похудел, что не удивительно. Получилось что от Култука до Нерчинска ему пришлось заправлять всеми делами: зимним строительством дорог и прокладкой будущих, организовывать транспортировку второго парохода, реорганизацией каторги Петровского Завода и еще многих чем на огромных просторах Забайкалья.

Большим подспорьем для него оказался очень быстрый приезд в Читу Дмитрия Иринарховича Завалишина, который сразу же принял сделанное ему предложение поступить на службу в нашу компанию.

При первой же возможности он женился на Аполлинарии Смольяниновой, которая верно ждала его несколько лет.

Завалишин уже руководит начавшимся строительством Читы, которая будет центром Забайкалья во всех отношениях: административным, культурным, промышленным, военным и так далее.

Ян Карлович и Иван уже определились с каждым декабристом и почти все уже начали заниматься чем-нибудь полезным для компании и общества.

При всем моем негативизме по отношению к господам мятежникам, я был уверен, что польза для Отечества, компании и мне лично будет и скорее всего не малая.

Конечно для всех пока закрыта дорога на какаю-либо военную службу. Береженого Бог бережет, да и вряд ли это понравится нашему царю-батюшке. Но и здесь уже есть исключение. Капитан и командир нашего первого парохода конечно имеет доступ к оружию. И они скорее всего будет в этом списке не одни.

Капитаном и командиром второго парохода скорее всего будет самый знаменитый моряк-декабрист Константин Петрович Торсон.

Бывший капитан-лейтенант, адъютант начальника Морского штаба. Работал над составлением проектов, касающихся судостроения. В частности высказывал идеи отказа от гребных колес.

Участник Отечественной войны и экспедиции Беллинсгаузена и Лазарева. На Сенатской площади не был, но один из активнейших членов Северного общества.

От его службы в компании по моему мнению будет огромнейшая польза.

Константин Петрович сам попросил разрешить участвовать в будущем Амурском походе. И это уже практически решено. Вмешаться может только жандармский подполковник Чехов. Он имеет право опротестовать мои решения по поводу господ декабристов. Поэтому аналогичные прошения еще шестерых бывших моряков еще даже не рассматривалось.

Большинство декабристов еще бездельничают в Иркутске. То, как они отбывали каторгу, конечно, не идет ни в какое сравнение с тем, что выпадает на долю каторжан из податных сословий или простых солдат и матросов.

Но это в любом случае не сахар, тем более для тех, кто частенько вальсировал на придворных и прочих светских балах. Поэтому Ян Карлович не отказал им в просьбах поправить здоровье перед началом службы светлейшему князю.

Подполковник Чехов кстати рассказал Ивану о настроениях царящих среди декабристов. Большинство считает, что я буду с них на предстоящей службе драть три шкуры. А бывший князь Барятинский вообще в совершеннейшей панике.

Первые три года он прослужил в лейб-гвардии Гусарском полку, где усердно старался вести себя согласно традициям русского гусарства и оправдывал мнение, что они долго не живут, погибая если не на войне, то на дуэли или от слишком беспорядочного образа жизни.

В прошении о разрешении лечения на Туркинских минеральных водах , поданном Яну Карловичу, Барятинский написал что его «здоровье подорвано вследствие особенностей личного поведения еще в России».

Реально он очень больной человек и скорее всего проку от него будет пшик. Но Барятинский хотя бы при уме и при памяти, а ведь у некоторых декабристов большие проблемы с головой.

Когда я получил письмо Яна с подробным отчетом о здоровье прибывающих в Иркутск декабристов, то был очень озадачен и более того, даже промелькнуло мысль, что лучше было бы просить Государя поступить с ними так же как с мятежниками поляками.

Но фарш назад уже не прокрутить и поэтому я разрешил всем желающим сначала поправить здоровье. Чем надо сказать воспользовались почти все.

Трубецкая и Волконская сразу же по приезду в Иркутск оказались в очень интересной ситуации. Местное женское общество попросило их поучаствовать в организации Института благородных девиц.

Мои полномочия в организации различных учебных заведений в рескриптах Государя были прописаны как-то не совсем понятно и я попросил генерала Антонова обратится в Петербург для уточнения этого вопроса.

В начале января 1836-го года пришел ответ. Государь, надо отдать ему должное, пока в отношении меня очень последователен.

Как я и предполагал император разрешил мне помогать финансово любому существующему учебному заведению Восточной Сибири и способствовать открытию новых.

В частности например помочь в организации университета в Иркутске и того же института благородных девиц или чего-то типа Патриотического. И царь-батюшка разрешил принимать туда детей всех свободных сословий.

Своё высочайшее монаршее разрешение на открытие этих учебных заведений Государь соблаговолил прислать и для особо бестолковых уточнил, что дети крепостных, каторжан и ссыльных, бывших и нынешних в это число не входят.

Для детей декабристов рожденных в браке с из России женами и невестами сделано исключение. А вот дети родившиеся у господ мятежников от местных жен такой привилегией пользоваться не будут.

Но наш царь-батюшка далеко не дурак и хорошо понимает, что мне лично и нашей компании необходимо много различных специалистов, которых по большому счёту взять не откуда.

Поэтому он разрешил мне полностью за свой счет открывать любые учебные заведения и в них принимать на обучение всех желающих независимо от сословной и прочих принадлежностей, в том числе инородцев, женщин и иностранцев. Называть их предложено школами. В названии обязательно должно быть указано что это моё заведение. Например Светлейшего князя Новосильского Иркутский горная школа.

Если я желаю иметь своих специалистов уровня университетского уровня, то в названиях школ можно употреблять слова средняя и высшая.

Такое дело без хороших ложек дегтя обойтись ни как не может.

Первой ложкой было то, в этих школах я могу учить чему угодно, но незыблемым костяком должна быть «Триада Уварова» — Православие, Самодержавие и Народность. Поэтому все мои учебные заведения будут так же контролироваться как и императорские.

Второй ложкой является маленькое «но». Образование полученное в моих школах будет таковым считаться только в Восточной Сибири.

Последнее конечно очень не хорошо, но как поется в песне «неприятность эту мы переживем».

Вишенкой на торте было пожелание открывать эти заведения где-нибудь восточнее Байкала.

Женское общество Иркутска было уверено на все сто в положительном ответе царя-батюшки и как только генерал-губернатор обратился в Петербург, развило бурную организаторскую деятельность.

Главным вопросом был конечно финансовый и местное купечество меня удивило до глубины души. Когда только пришел императорский ответ генерал Антонов и Ян Карлович открыли подписку для сбора средств на организацию и последующее содержание будущих университета, женского института и моих школ.

И уже собрана такая сумма, что её хватит с лихвой для организации в Иркутске университета и Женского института.

Огромную сумму внесли Кандинские. Они высказали пожелание создать и в последующем участвовать финансировании в Забайкалье двух средних школы и одной высшей на сто мест каждая.