**Глава 1: Пиво, похабы и проклятое желание**


Школьный ВИА «Балбесы» — пять парней с гитарами, мечтами о славе и хроническим похмельем — уже третий месяц репетировали в подвале школы. Играли криво, но с душой. Пили много, но с расчётом. А главное — верили, что вот-вот станут звёздами. Приближался междушкольный конкурс Виа, реальная возможность хоть как-то оправдать перед директором школы своё никчемное существование .


Но чего-то не хватало.


— Бля, — сказал Глеб, барабанщик, отхлебнув из бутылки. — Может, пива мало?


— Не, — мрачно ответил Витька, бас-гитарист. — В прошлый раз ящик выпили — лучше не сыграли.


— Тогда, может, солистки не хватает? — предположил Саня, ритм-гитарист, глядя в потолок.


Тишина.


— Бля… — хором прошептали все.


Потому что это было гениально. И одновременно — хуёво. Потому что кто, нахрен, пойдёт солисткой к ним, к «Балбесам»? Школьные красотки морщились при их виде, учителя крестились, а директор уже мечтал об их расстреле.


— Да нам бы такую… — мечтательно протянул Лёха, клавишник. — Чтоб голос — как у Алёнки из «Кино», сиськи — как у Бритни Спирс, а ноги…


— …чтоб не отказывалась раздвигать, — закончил за него Колян, лидер-гитарист и главный похаб группы.


Все вздохнули.


И тут Глеб хлопнул себя по лбу.


— О, бля! Да мы же пиво пьём! А в пиве…


— …должны быть пробки, — буркнул Витька.


— Нет, долбоёб! В бутылках живут Джины!


Все уставились на бутылку в его руке. Глеб потёр бутылку об штаны.


— Ты еб…


Не договорил. Потому что из бутылки вдруг повалил дым, а в воздухе завис маленький старикашка в чалме, с морщинистым лицом и глазами, как у старого кота, который только что сожрал канарейку.


— Меня зовут Похабыч, — прохрипел Джин. — И я исполню вам одно желание. Только одно, пиздюки.


Пауза.


— Солистка! — взревел Колян.


— Какая? — ухмыльнулся Похабыч.


И тут они все затараторили, перебивая друг друга:


— Красивая!


— С голосом!


— Чтоб не брезговала нашими руками!


— И ноги, бля, чтоб…чтоб...


— …не отказывалась раздвигать! — закончил Коля.


Похабыч скривился.


— Ну, ебать, вы заказчики… Ладно.


Он щёлкнул пальцами.


Вспышка. Дым.


И когда он рассеялся…


Похабыча уже не было. Коляна тоже, не было.


Вместо него стояла девушка.


Высокая. Длинноногая. Грудь — два идеальных полушария, от которых у Сани тут же встал, а у Витьки потекли сопли. Лицо — будто сошло с обложки «Плейбоя», но с хищным прищуром, который выдавал бывшего Коляна. Одежда преобразилась: рваные кеды стали лаковыми туфельками на каблуке, носки вытянулись вверх— чулками в сеточку и хищно щелкнули застежками, рваные джинсы сжались до джинсовой юбочки много выше колен, а майка «Я пью, значит, я есть» превратилась в обтягивающий топ, едва сдерживающий новоприобретённые формы. Надпись теперь гласила : « Я мокрая - значит, я есть».


— Чё уставились… — прохрипела она.


Голос был низкий, хрипловатый, с лёгкой брутальностью — как у пьяной Шакиры.


Все молчали.


Потом Витька, не в силах сдержать научный интерес, потянулся к её джинсам.


— Э-э-э, стоп, мудила! — девушка шарахнулась, но Витька уже заглянул внутрь.


— Бля… — прошептал он. — Колян, это ты?


— **БЛЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯ!** — её крик разнёсся по подвалу, и где-то вдалеке залаяли собаки.


— Ты чё, охренел?! — бывший Колян (теперь, видимо, Оля) замахнулся на Витьку, но рука в воздухе застыла — потому что Саня уже ухватился за её грудь.


— Охуеть… Они настоящие… — прошептал он, сжимая пальцами упругую плоть.


— АААА! СНЯЛ РУКИ, ПИДОРАС! — Коля вмазала ему по лицу, но удар вышел слабее, чем раньше — новые запястья были хрупкими.


— Блин, а попку можно потрогать? — Лёха подошёл сзади с самым невинным лицом.


— НИХУЯ НЕЛЬЗЯ!


— Но мы же просто проверяем, насколько ты… э-э-э… функциональна, — Глеб философски почесал подбородок. — Вдруг джинн криво сделал?


— Функциональна?!


— Ну да. Вот, например, если я… — Витька ловко ткнул пальцем между её ног.


— **АААА, СУКА, Я ТЕБЯ УБЬЮ!**


Но Витька уже закатил глаза от восторга.


— Охуенно! Там всё… настоящее!


— КАК ЭТО «НАСТОЯЩЕЕ»?!


— Ну… мокрое.


— **ГААААААА!**



— Бля, — задумчиво сказал Глеб. — Теперь у нас в группе есть солистка. И одновременно — нет Коляна.


— Зато есть вагина, — философски заметил Саня, всё ещё мечтательно сжимая кулаки (он в своем воображении так и не отпустил грудь).


— Может, проверим, как она поёт? — предложил Лёха.


— Я вас всех ненавижу, — прошипела Оля, скрестив руки на груди (что только подчеркнуло её декольте).


— Да ладно, Колян, — Витька обнял её за талию. — Ты же хотел, чтоб нам было весело?


— Я ХОТЕЛ СОЛИСТКУ, А НЕ СТАТЬ ЕЮ, ДОЛБОЁБ!


— Ну, технически, желание исполнилось, — засмеялся Глеб.


Глава 2: "Новые правила игры"


Пивной дым всё ещё витал в воздухе, густой и терпкий, смешиваясь с запахом пота и металлическим привкусом страха. Вечернее солнце, пробиваясь сквозь пыльное подвальное окно, окрашивало хаос в багровые тона.


— Надо найти ещё одного Джина! — Глеб швырнул в стену бутылку "Балтики". Стекло разлетелось с сухим треском, оставив на бетоне мокрый след. — Тут же логика: раз в одной бутылке старик Похабыч сидел, значит, и в другой должен кто-то быть!


— Без члена петь не буду! — закричала Оля, её новый голос, высокий и дрожащий, резанул по нервам. Она яростно дёргала молнию юбочки, но пальцы скользили по ткани, не слушались. — Где мой хуй, блядь?


Витька, не упуская момента, приник к открытой ширинке. Его глаза расширились.


— О, бля… — прошептал он, заворожённо глядя на гладкую кожу живота, на изгиб, ведущий вниз… — Ну ты посмотри…


— ОТВАЛИ! — Оля дёрнулась, но новое тело отозвалось неожиданно: вместо мощного удара получился соблазнительный толчок бёдрами, от которого у самого Витьки перехватило дыхание.


Саня сглотнул. В горле пересохло.


— Слушай… А если пока не менять обратно… Ну, хоть немного…Скоро конкурс, после него... ну...


— ЧТО? — Оля резко обернулась, и длинные волосы хлестнули её по лицу. Она смахнула их раздражённо, но внутри что-то ёкнуло. Тепло разлилось по низу живота, настойчивое, назойливое…


— Ну а вдруг… — Лёха осторожно коснулся её плеча. Кожа под пальцами была мягкой, почти шёлковой. — Ты же теперь идеальная солистка. Голос, внешность… Ноги, которые…


— Которые не отказываются, да? — Оля зарычала, но голос дрогнул. Она чувствовала, как её новые мышцы непроизвольно напрягаются, как будто сами по себе готовятся… принять. Это было ужасно. Это было потрясающе.


В голове пульсировало: "Они же друзья… Они не станут… Но если бы стали… О, чёрт…"


Внезапно дверь подвала дёрнулась, и в проёме возник мрачный силуэт сторожа дяди Васи.


— Всё, пидоры, домой! Школа закрывается!


Пришлось свалить. На улице уже сгущались сумерки. Фонари мигали, будто подмигивая похабной тайне, которую "Балбесы" тащили за собой. Оля шаталась — новые бёдра предательски виляли, а грудь, тяжёлая и незнакомая, смещала центр тяжести. То количество пива которое Коляна делало деятельным, на Олю действовало по-другому.


— Кто меня проводит? — просипела она, чувствуя, как ветерок ласкает кожу под слишком тонкой футболкой.


— Я! — хором ответили четверо. В итоге пошли все.


В подъезде Оля прислонилась к стене, стоять было трудно, ноги в коленях отказывались держать тело вертикально. Холод облицовочной плитки проникал сквозь ткань, заставляя бегать по телу мурашки размером с майского жука. Саня стоял слишком близко. Его дыхание, с оттенком пива и чего-то острого, обжигало щёку.


— Ты же понимаешь… Надо проверить… Насколько ты теперь…


Его губы коснулись её шеи. Оля ахнула. Новые нервы взорвались фейерверком ощущений. Руки Сани скользнули вниз, обхватив её бёдра, и она почувствовала, как между ног вспыхнуло влажное тепло.


— Бля… — прошептала она, чувствуя, как тело само тянется к нему, предательски раскрываясь. Но тут заскрипел лифт.


— Всё, пиздец, — прошептал Витька. — лифт.


В лифт набились плотно. Оля стояла посереди как Миледи окружённая мушкетерами. Чьи-то шаловливые руки поглаживали бедра, забравшись под короткую юбку.


— Убью, — прошипела она.


На лесничной площадке привели себя в порядок. Оля не с первого раза, но попала наманикюренным пальцем в кнопку звонка. То, что палец был с маникюром её несколько озадачило, и она попыталась сфокусироваться на остальных пальцах.

Дверь квартиры открылась. На пороге — мама Коли, её глаза округлились, рот приоткрылся.


— Это… кто?


— Ваш сын, — хором пробормотали "Балбесы", делая максимально трезвые лица.


— ЧТО?


— Ну так вышло… — Глеб вздохнул. — Мы не виноваты.


Папа Коли, бледный, схватился за сердце.


— КОЛЯ?


Та улыбаясь пьяной улыбкой, слабо махнула рукой, попыталась кивнуть, но это движение головы лишило её последних сил.


— Всё, пап, мам, я дома… Оля рухнула на руки родителей. Родители в шоке занесли "дочь" на кровать. Дверь закрылась. На площадке повисло молчание. Мушкетеры прислушивались, что происходит за дверью.


— Завтра ищем другую бутылку, — тихо сказал Лёха.


— А если не найдём? — Саня облизнулся, всё ещё чувствуя на губах вкус её кожи.


— Тогда… — Витька зловеще ухмыльнулся. — Будем привыкать.


А за дверью Оля, сжав кулаки в подоле чужой футболки, боролась с одним-единственным желанием — раздвинуть ноги и закричать, чтобы они вошли. Хорошо, что они друзья. Пока что.


Глава 3: "Золушка в розовых мартенсах"


Утро встретило Колю жестоким осознанием реальности. Он проснулся от странного, давящего ощущения внизу живота — хотелось поссать, но тело будто не слушалось, сигналы путались, словно провода в сломанном приборе. Что-то мешало, было «не так». Голова гудела, как после ночной пьянки, но в памяти зияла черная дыра. Он попытался вспомнить прошлый вечер: вчера был школьный подвал, пиво...много… потом только обрывки — смех, чьи-то руки, тряску в лифте. Или это ему снилось?


Длинные пряди волос прилипли к потным губам, мягкие и навязчивые, словно шелковая паутина. Он резко дернул головой, чтобы сбросить их, но волосы лишь перекатились на шею, щекоча кожу. Сердце забилось чаще. С тенью безумной надежды он медленно опустил руки к груди… и пальцы наткнулись на упругую округлость. Грудь поднималась с каждым прерывистым вдохом, а соски, чувствительные, будто обожженные, набухли от одного прикосновения.


— Не может быть…


Голос сорвался в высокий, почти женский шёпот. В животе похолодело. Писать сразу расхотелось — вместо этого сквозь туман паники пришло осознание чего-то «другого». Правая рука, дрожа, скользнула ниже, под краешек ночнушки… и там его ждала лишь тревожная пустота. Там, где должно было быть «его», теперь зияло гладкое, чуждое пространство.


— Бляяяяять!


Он вскочил с кровати, но тело отозвалось непривычной легкостью — непривычные бедра, слишком узкие плечи. Ноги, обычно уверенные, теперь запутались в одеяле. Зеркало в углу комнаты отразило незнакомую девушку: растрепанные каштановые волосы, широкие испуганные глаза, губы, слегка приоткрытые в немом вопросе. Нос защипало, в горле встал ком.


— Нет-нет-нет…


Он (она?) сжал кулаки, ощущая, как тонкие пальцы впиваются в ладони. В ярости пнул стену, но вместо грозного удара раздался жалкий шлепок — будто капризная девчонка топает ножкой. Звук был настолько унизительным, что к горлу подкатила тошнота.


— Это сон. Это пиздец какой-то…


Он схватился за голову, но вместо привычных коротких прядей пальцы утонули в густых волосах. Дыхание участилось, в висках стучало. Может, это галлюцинация? Может, он спит? Он ущипнул себя за руку — боль была настоящей.


— Какого хуя?!


Голос снова подвел — звонкий, почти девичий. От этого стало еще страшнее.Коля зажмурился.


Я мужик. Я мужик, блять!


Но пустота между ног доказывала обратное.


Дверь скрипнула, и в комнату заглянула мама с чашкой чая в руках. Ее глаза были грустными, но в них читалось что-то еще — понимание? Принятие?


— Коля… ну, доченька… — она осторожно поставила чашку на тумбочку. — Может, позавтракаешь? А то я блины испекла, твои любимые, с вареньем.


Коля (Коля? Кто он теперь?) резко поднял голову, чувствуя, как непослушные волосы падают на лицо.


— Не-а! — он скрестил руки на груди (ой, блять, вот же ж блять, они теперь есть, и как-то слишком удобно легли!). — Я не буду есть, пока не стану снова мужиком!


Голос снова подвел — звонкий, капризный, будто у героини дурацкой мелодрамы. От этого стало еще противнее.


Мама вздохнула и села на край кровати.


— Солнышко, я не знаю, что случилось… Но ты в любом случае мой ребенок. Она осторожно протянула руку, будто боясь спугнуть. — Давай хотя бы чай попьём? А там… разберёмся.


Коля хотел зарычать, топнуть ногой, швырнуть чашку об стену — но вместо этого почувствовал, как в глазах предательски защипало.


— Как разбираться-то?! — вырвалось сдавленно. — Ты посмотри на меня! Это же пиздец!


— Посмотрела, — мама неожиданно улыбнулась. — Ты симпатичная, кстати. Носик мой, а губы — отцовские.


— МАМ!


— Ладно, ладно… — она встала. — Но если передумаешь — я на кухне. Блины остынут.


Дверь закрылась, а Коля остался сидеть, сжав кулаки (такие маленькие, блять!). В животе предательски заурчало.


Через десять минут он (она? черт!) все-таки вылез из комнаты, неуверенно шаркая босыми ногами по полу. Опять захотелось в туалет.


Коля (она?) стоял перед закрытой дверью туалета, сжав кулаки. "Надо просто зайти и сделать дело. Как обычно. Ничего сложного", — пытался он убедить себя. Но тело словно не слушалось, будто предательски напоминало: «Теперь всё по-другому».


Он глубоко вдохнул (и снова это странное ощущение — грудь поднимается, ткань ночнушки трется о соски) и резко открыл дверь.


Унитаз. Обычный, знакомый. Но теперь… "Блять, как вообще?"


Он неуверенно приподнял край ночнушки, ощущая, как холодок скользит по обнаженной коже. "Надо просто сесть. Как все девочки. Как будто так и было".


Но когда он опустился, его ждал новый удар реальности — ощущение тепла между ног, отсутствие привычного веса, а вместо этого… что-то мягкое, скрытое, другое.


Он зажмурился, пытаясь расслабиться. "Просто пописать. Просто…"


Но ничего не происходило. Мышцы будто забыли, как работать.


— ЧТО ЗА ХЕРНЯ?! — он(а) чуть не заплакал(а) от бессилия.


В дверь осторожно постучали.


— Коля… то есть, доча… всё в порядке?


— НЕТ! — он(а) прошипел(а). — Я НЕ МОГУ ПИСАТЬ!


Мама вздохнула и приоткрыла дверь.


— Это нормально… ты же первый раз так. Надо расслабиться. И… э-э… немного наклониться вперед.


— ЧТО?!


— Ну, анатомия теперь другая. Если напряжешься — ничего не выйдет.


Коля стиснул зубы, но последовал совету. Наклонился вперед, глубоко вдохнул…


И наконец — тепло, легкое жжение, непривычное ощущение жидкости, вытекающей не так, как раньше.


— БЛЯЯЯТЬ! — он(а) застонал(а). — ЭТО КАК ПИСАТЬ ВЕТРОМ!


Мама сжалилась:


— Вот видишь, получилось. Теперь… э-э… промокнись. Аккуратно.


— ЧЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕМ?!


— Бумагой, конечно! — мама покраснела. — И не забывай спереди назад вытирать, а то…


— ЗАТКНИСЬ! Я НЕ ХОЧУ ЭТОГО ЗНАТЬ!


Но руки уже сами потянулись за бумагой. Ощущение прикосновения к новым местам было странным — не больно, но… слишком интимно.


После туалета Коля (она?) решил сразу залезть в душ — нужно было смыть с себя этот кошмар.


Но когда он скинул ночнушку и встал под струи воды, его ждал новый шок.


Грудь.


Она была… тяжелее, чем казалось. Соски — чувствительные, и вода, падая на них, вызывала мурашки.


Бёдра — шире, чем раньше.


Талия — уже.


Кожа — какая-то… мягче.


Он(а) провел(а) руками по животу, ниже… и тут же отдёрнул(а) ладонь.


— НЕТ-НЕТ-НЕТ, Я НЕ ГОТОВ ЭТО ТРОГАТЬ!


Но любопытство пересилило. Осторожное прикосновение… и волна странного тепла, будто ток, пробежала по спине.


— АААА, БЛЯТЬ, ЭТО ЧТО, ТЕПЕРЬ ТАК ВСЕГДА?!


Выбравшись из душа и снова натянув ночнушку, Коля (она?) побрел(а) на кухню. На кухне пахло маслом, вареньем и чем-то уютным, из детства. Мама, не говоря ни слова, поставила перед ним тарелку с горой блинов.


— …Сгущенку хочешь или варенье? — спросила она так буднично, словно ничего не случилось.


— …И то, и то, — буркнул Коля, чувствуя, как злость потихоньку сменяется голодом.


Они ели молча. Мама украдкой поглядывала на него, но не лезла с расспросами. А Коля… Коля вдруг поймал себя на мысли, что моет посуду после завтрака. Сам. Добровольно.


— ЧТО ЗА ХЕРНЯ?! — он швырнул губку в раковину. — Я даже этого не хотел! Руки сами!


Мама рассмеялась:


— Ну, хоть какая-то польза от этого всего.


— Не смешно!


Но почему-то уголки губ сами потянулись вверх.


Раздался резкий звонок в дверь.


-Твои друганы пришли. Ты бы хоть оделся.


-Обойдутся.


Дверь распахнулась, и четверо пацанов застыли на пороге, будто наткнулись на пришельца. Коля стоял перед ними в ночной рубашке, сквозь которую солнечный свет коварно обрисовывал все новые... особенности.


— Чё, уроды? — попытался он хрипнуть, но получилось лишь капризное сопрано.


— Бля… — прошептал Витька, глазами буквально ощупывая фигуру товарища.


— Ты… это… в школу так собираешься? — проглотил слюну Саня.


— А чё не так?


— Ну… ты без трусов.


Коля посмотрел вниз.


По, хуй.


Он рванул к шкафу, начал лихорадочно перебирать вещи, стараясь игнорировать четыре пары жадных глаз. Скинул ночную рубашку.


Майка — стоило её натянуть, как ткань обтянула грудь, превратившись в комбинашку на тонких бретельках.


— Чё за херь?! — Сбросил, натянул тельняшку. Тельняшка, подумав, трансформировалась в кружевное боди.


— Да иди ты! — Скинул боди, натянул семейные трусы и майку-алкоголичку. Медленно, но верно они превратились в белоснежное кружевное бельё.


— "Мой рецепт выживания в мире магии. Том 1" — блядь! — Коля злобно потряс кулаком в воздух. — Похабыч! Сука!


Носки — едва коснулись ног, как поползли вверх, превратившись в ажурные чулки с подвязками, сами собой застёгиваясь на бёдрах.


Школьные брюки — только сунул в них ногу, как ткань сузилась, зашелестела и стала короткой плиссированной юбкой.


Рубашка — через секунду уже облегающий блуз с кокетливым вырезом.


Мартенсы остались собой… но стали теперь розовыми, уменьшившись под новый размер и с дурацким бантиком на шнурках.


— Я ЧТО, ЗОЛУШКА, БЛЯТЬ?! — завопил Коля, размахивая одним ботинком.


Ребята переглянулись. Весь этот "обратный стриптиз" они простояли, разинув рты. Слюна капала, как у сенбернаров перед миской с мясом.


— Ну… хотя бы не хрустальные туфельки, — неуверенно пробормотал Лёха.


— Причешись, — бросила мама из кухни.


— Ещё чего! Обойдусь! — хотел рявкнуть Коля, но получилось что-то между мурлыканьем и писком.


Проходя мимо зеркала, он замер. В отражении — лахудра с всклокоченными волосами. Коля усмехнулся, и тут же проклятие Похабыча сработало снова: волосы сами уложились в модную причёску, кожа покрылась лёгким тоном, щёки слегка порозовели губки припухли под яркой помадой. Он моргнул — и вот уже хищные стрелки, ресницы-бабочки. Последний штрих — ай, блядь! — в ушах засияли золотые гвоздики, а на шее вместо алюминиевого крестика на потертом шнурке появилась изящная цепочка с кулоном.


Сзади раздался всхлип и грохот. Это один из "мушкетёров" отключился.


— ИДИОТЫ!


Коля схватился за рюкзак резко дернув его за лямку. Рюкзак перевоплотился в модный тоут.Внутри что-то звонко звякнуло — то ли косметичка, то ли связка ключей с розовым фенечком. Он скрипнул зубами, но поправил прическу — длинные, теперь уже шелковистые пряди сами ложились на плечи, и это бесило.


Старая куртка, накинутая на плечи, с хлопком превратилась в короткую шубку с капюшоном. Тепло разлилось по телу, а мех щекотал шею. "Чёрт, это же норка?!" — мелькнуло в голове, но он тут же прогнал мысли прочь. С кепкой экспериментировать не стал — и так хватало изменений.


В дверях развернулся к ребятам. Голосом, насколько возможно низким, прошипел:


— Если кому-то ляпнете — кастрирую. Медленно.


Ребята дружно кивнули.


— …Можно хотя бы фотку? — робко спросил Витька.


Коля хлопнул дверью.


Школа ждала.


Дорога в школу оказалась странной. Новые ощущения обрушились лавиной: звуки стали ярче, запахи — острее. Духи, которыми он (она?!) случайно брызнулась утром, вились вокруг, смешиваясь с ароматом осенних листьев. Юбка мягко шуршала при ходьбе, а каждый шаг на каблуках отдавался легким покалыванием в бедрах.


— Эй, Оль, не отставай! — дёрнул его за руку Санька.


Коля (нет, Оля… чёрт!) чуть не споткнулся.


— Не дёргай! — буркнул он, но голос звучал слишком мелодично, даже капризно.


Ребята шли, как четыре мушкетёра и… Миледи.


— А почему не королева? — вдруг спросила (про себя? вслух?!) Оля.


— Потому что Миледи — опасная штучка, — хихикнул Витька. — А ты сейчас именно такая.


Оля промолчала, но украдкой ловила своё отражение в витринах магазинов. Розовенькие мартенсы, стройные ноги в ажурных чулочках, тёмные волосы, падающие на плечи… "Это не я. Это не я. Это не…"


Через особенно большую лужу её вдруг подхватили на руки — Санька и Витька, как рыцари, пронесли над грязью. Оля ахнула, машинально обняв их за шеи, а потом резко одёрнула себя: "Что за бред?!" Но где-то глубоко внутри что-то ёкнуло.


Так, впятером, они дошли до школы.


У входа пришлось остановиться.


— Интересно, у тебя новый пропуск или старый ещё действует? — спросил Лёха.

Оля потянулась за карточкой в рюкзак… нет, в эту дурацкую блестящую сумку. Пальцы скользнули по губной помаде, зеркальцу, чему-то мягкому и кружевному…


— Эй, быстрее! — кто-то подтолкнул её сзади.


Оля резко обернулась — и встретилась глазами с Вадимом из 11-го. Тот замер, потом медленно провёл взглядом снизу вверх и усмехнулся:


— Ну привет, новенькая?…


В животе стало тепло. И это было хуже всего.


— Оля? Кольцова? К директору! — раздался голос завуча.


Ребята переглянулись.


— Мы под дверью дежурить будем, — буркнул Санька.


Оля глубоко вдохнула и пошла. Каблуки чётко отбивали шаги, юбка слегка колыхалась, а где-то внутри… что-то сопротивлялось всё слабее.


"Чёрт… а что, если мне это… нравится?"


Глава 4: Директор, документы и забытый Колян


Кабинет директора дышал формальностью: лакированный стол, строгие папки, горьковатый аромат кофе, смешанный с пылью документов. Оля нервно провела ладонью по бедру, чувствуя, как шелковая ткань чулок скользит под пальцами. "Чёрт, как же это неудобно!" — мысленно выругалась она, поправляя юбку, которая снова задралась выше колена.


— Войдите!


За столом сидел директор — мужчина лет пятидесяти с усталыми глазами и вечной папкой в руках. Его взгляд скользнул по ней, оценивающе и холодно, будто она была очередной бумажкой в его бесконечном потоке дел.


— Ага, новенькая. Ольга, да?


Оля замерла. "Ольга? Он знает моё имя?" Внутри всё сжалось в комок. Она чувствовала себя мошенницей, актрисой, играющей роль, которой никогда не учила.


— Да… — ответила она, и её голос прозвучал так естественно, что стало противно самой себе.


— Документы в порядке. Переведены из другой школы, характеристика хорошая. — Он листал папку, будто там и правда лежали её бумаги. — У нас строгие правила, но, думаю, вы быстро вольётесь в коллектив.


Её взгляд машинально скользнул по стене, где висел список классов. В 11 «Б», где раньше был Колян, теперь зияла пустота. Будто его никогда и не существовало.


— А… можно мне в 11 «Б»? Там мой… знакомый учится. Кольцов Коля. — она выдавила из себя, цепляясь за последнюю надежду.


Директор нахмурился, почесал подбородок, затем развёл руками.


— Кто?


— Кольцов Коля. Из 11 «Б».


— Не припоминаю. Может, перевёлся?


Оля сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. "Как так?! Вчера ещё вся школа стонала от его выходок, а сегодня его никто не помнит?"


— Ладно… — прошептала она, чувствуя, как реальность вокруг неё становится всё более зыбкой.


— Ваш классный руководитель — Марья Ивановна. Она вас познакомит с коллективом. — Директор протянул ей распечатку с расписанием. — Удачи.


Оля вышла из кабинета, и её сразу окружили «Балбесы».


— Ну чё? — Саня схватил её за руку, его пальцы были горячими и шершавыми. — Расколол?


— Нет… — Оля медленно покачала головой. — Директор не помнит меня. Как будто Коли… не было.


Ребята переглянулись. Лёха присвистнул.


— Ну и магия…


— А документы? — прошипел Саня.


— Всё есть. Я теперь официально Ольга.


Витька задумчиво ковырял в зубах, потом резко выплюнул зубочистку.


— Значит, Похабыч не только тело поменял… Он ещё и реальность подправил.


Оля почувствовала, как по спине побежали мурашки.


— Бля… — прошептал Витька. — Ты теперь единственная, кто помнит, что был мальчиком.


— Не единственная, — Оля зло посмотрела на них. — Вы-то в курсе. Все, кто желание загадывал, только те и помнят.


— Ага, и это делает тебя ещё горячее, — Лёха не смог сдержать ухмылки.


Оля замахнулась сумкой, но в этот момент за углом показалась группа старшеклассников.


— Эй, новенькая! — один из них, высокий блондин с наглым взглядом, присвистнул. — Ты откуда такая взялась?


Оля замерла. Внутри всё оборвалось — это же Сергей, капитан школьной сборной по волейболу. Они с Колей даже пиво вместе пили пару раз. А теперь…


— Из… другой школы, — она попыталась говорить низко, но голос предательски звенел.


Сергей подошёл ближе, медленно оглядывая её с ног до головы. Его взгляд скользнул по её ногам, бедрам, груди, и Оля почувствовала, как её тело реагирует — кожа покрылась мурашками, в животе закружилось что-то тёплое и тревожное.


— А с "Балбесами" чего тусуешься? Они же лузеры.


— Мы не лузеры! — взъярился Глеб, но Оля резко толкнула его локтем.


— Они… мои друзья.


Сергей усмехнулся и наклонился так близко, что его дыхание, пахнущее мятной жвачкой и лёгким дымком, коснулось её кожи.


— Может, перейдёшь к крутым пацанам? — он игриво дёрнул её за прядь волос. — Хочешь, в команду черлидеров , могу поспособствовать без испытательного срока . Сиськи у тебя зачётные ...


Где-то внизу живота ёкнуло. "Нет-нет-нет, это же Серёга, который в пятом классе обоссался на новогоднем утреннике , увидев бабу ягу!" Но её новое тело, кажется, об этом не помнило.


— Я подумаю, — выдавила она, чувствуя, как её щёки пылают.


Сергей ушёл, оставив после себя взрыв смеха и намёк на то, что "новенькая" ему явно понравилась.


— Ты ему улыбалась! — обвиняюще прошипел Витька.


— Я не улыбалась!


— Улыбалась! И губы поджала, как дурочка!


Оля сжала кулаки, но тут прозвенел звонок.


— Всё, пиздец… — она посмотрела на расписание в новом дневнике. — У нас сейчас физра.


Ребята замерли.


— А ты… в этом? — Саня показал на её юбку.


— Нет, блять, я переоденусь в спортивный костюм, который у меня… ОЙ, БЛЯТЬ, У МЕНЯ ЖЕ ЕГО НЕТ!


Она рванула к сумке, вытряхнула содержимое на пол. Помада, зеркальце, кошелёк, кружевные трусики…


— Где форма?!


— Может, в спортзале дадут? — неуверенно предложил Лёха.


Оля закрыла глаза. "Я умру. Я точно умру."


Но идти пришлось.


Спортзал встретил её смехом.


— О, новенькая! — физрук, мужчина с бычьей шеей, окинул её взглядом. — А ты в чём это?


— Я… забыла форму. Я не знала расписания.


— Ничего, выдадим.


Он достал из шкафа комплект — майку и шорты.


Оля взяла одежду и шагнула в раздевалку.


И тут её осенило: он подсунул ей девичий вариант.


Майка — не просто обтягивающая, а «вторая кожа», подчёркивающая каждую выпуклость. Шорты — такие, что малейший наклон вперёд грозил превратиться в откровенное приглашение.


"Бля… Главное — не зайти не в ту дверь. Мне — в женскую."


Пальцы слегка дрожали, когда она постучала, приоткрыла дверь и вскользь осмотрела помещение. Тишина. Приоткрытые шкафчики с одеждой. На скамейках — разбросанные заколки, трусики и лифчики. Сладковатый аромат духов, смешанный с терпким потом и чем-то ещё… интимным.


"Все уже в зале…"


Где-то в глубине сознания зашевелился Колян — тот самый хулиган, который ещё в школе мечтал «хотя бы краем глаза» заглянуть в это святилище. И теперь он здесь. Внутри. В самом эпицентре запретного.


— Ну и хер с вами!


Она резко стянула юбку, сбросила блузку, и на мгновение замерла перед зеркалом. Кружевное бельё. Белое. Почти прозрачное.


Воздух обжигал кожу. Где-то там, внизу, предательски заныло.


"Чёрт… Это её тело реагирует… или моё?"


И тут дверь приоткрылась.


— Эй, новенькая, ты там не… — это был Сергей. Он замер, увидев её.


Оля вскрикнула, инстинктивно прикрывая грудь, но было поздно.


— Ого… — он медленно ухмыльнулся. — А ты… ничего так. Жопа тоже зачёт!


— ВЫШЕЛ!


Сергей вышел, но его смех ещё долго звенел в ушах.


Оля быстро натянула форму. *"Чёрт, это же просто кошмар…"


Но когда она вышла, все парни в зале замолчали.


Физрук хлопнул в ладоши.


— Ну что, сегодня волейбол! Новенькая, встанешь в пару с Сергеем.


Сергей подмигнул.


Оля почувствовала, как кровь приливает к щекам.


"Я убью этого джинна. Медленно и болезненно."


Но сначала надо было пережить волейбол


А там — прыжки, наклоны, и десятки глаз, следящих за каждым её движением.


Каждый раз, когда она подпрыгивала, майка задиралась, обнажая полоску кожи на животе. Каждый наклон — и шорты едва прикрывали то, что должно было оставаться скрытым.


А Сергей… Сергей смотрел. И улыбался.


"Я убью его первым.


Глава 5: Серёгина игра и первый удар


Адреналин после волейбола ещё пульсировал в жилах, смешиваясь со стыдом и яростью. Каждый мускул ныл от непривычной нагрузки, а на шее до сих пор горело от пристального, масляного взгляда Сергея. Оля, стараясь не смотреть ни на кого, рванула в раздевалку, скинула проклятую обтягивающую форму и натянула свой школьный «прикид» — юбку, блузку и эти дурацкие розовые мартенсы. Одежда, как заведённая, сама собой приняла нужный вид, но сейчас её это бесило больше обычного. Единственное, чего ей хотелось, — это добраться до подвала, нахлобучить на уши наушники, взять гитару и забыть этот позор как страшный сон.


Она выскочила из раздевалки, мокрые волосы липли к щекам, и почти столкнулась с «Балбесами», которые кучкой стояли в коридоре, явно поджидая её.


— Оль, ты как? — озабоченно спросил Глеб. —Жива, — буркнула она, пытаясь пройти мимо. — Отстаньте.


Но пройти не удалось. В центре школьного коридора, возле стенда с позорными фотографиями как раз их группы, собралась толпа. И в её эпицентре стояла Марина — капитан черлидеров, девушка с лицом расстроенной кошечки и формами, от которых у Сани уже месяц стоял колом. Перед ней, расставив ноги и уперев руки в боки, похаживал тот самый Сергей. Его ухмылка была шире, чем ширинка на Витькиных джинсах.


— Короче, Марин, — голос у Серёги был как у директора на линейке — спокойный и чёрствый. — Команда — не место для слёзных соплей. Ты не тянешь. Free agent, блять. Освобождаешь место.


Марина, бледная, смотрела на него, не мигая. Вокруг столпились зеваки. Снимать стружку с бывшей — это было зрелище покруче, чем разборки в подвале. Поэтому любопытные телефоны фиксировали каждую деталь.


— Сёрж... мы же... — она попыталась что-то сказать, но голос сорвался в писк.


— Мы ничего, — отрезал он. — Я тут новую кровь присмотрел. Ольга, — он обернулся к Оле, и его взгляд, масляный и оценивающий, скользнул по ней от розовых мартенсов до непослушных каштановых прядей. — Место капитана черлидеров свободно. Хочешь?

В воздухе повисла тишина, густая, как пивная бражка. Все взгляды и телефоны упёрлись в Олю. У неё в горле пересохло. Это был тот самый Серёга, с которым они с Колей тайком курили в сортире, а потом он всех сдал, сделав невинные глаза. Падаль.


Витька, стоявший рядом, присвистнул: — Опа, предложение руки и сердца. Ну, или ног, блять.


Оля чувствовала, как по её новому, предательскому телу пробежала волна тепла — лестно, блять, быть выбранной альфой. Но где-то глубоко внутри, в том уголке, где ещё прятался Колян, вскипела ярость. Это была та самая ярость, которую он чувствовал, когда у него своровали последнюю пачку сигарет.


— Ты чего, мудила, её на хуй посылаешь? — раздался её голос, хриплый и резкий, таким он бывал только с похмелья.


Тишина стала абсолютной. Сергей медленно повернулся к ней, его ухмылка сползла, как сопли по стеклу.


— Чё-ё?


— Говорю, для глухих — Оля сделала шаг вперёд, и каблуки злобно цокнули по кафелю, — что ты — мудила. Она же твоя тёлка была! А ты её при всём честном народе…


— Она сама себя высекла, — пожал плечами Сергей. — Недостаточно горела на соревнованиях. А тебе, новенькая, не советую вступаться. Не свой парень на войне.


— Да она-то как раз «свой парень»! — зло прошипел Саня, подходя поближе.


Сергей окинул их всех презрительным взглядом. —А, понятно. Стая лузеров собралась. Ну, валите отсюда, в своём подвале сопли размазывайте.


И он потянулся рукой, чтобы оттолкнуть Олю за плечо. Это была роковая ошибка.


Его пальцы почти коснулись её кожи, и в голове у Оли что-то щёлкнуло. Всё: его ухмылка, униженное лицо Марины, память о том, как этот уёбок обосрался перед бабой Ягой на ёлке. Сознание отключилось. Сработали спинной мозг и годами натренированный на школьных разборках рефлекс.


Её нога, ещё утром казавшаяся такой хрупкой, описала резкую, точную дугу. Розовый мартенс с дурацким бантиком со всей силы приземлился в пах Сергея.


Раздался звук, словно лопнул арбуз. Неприятный, сочный.


Сергей издал нечеловеческий писк, больше похожий на визг тормозов, и сложился пополам, схватившись за место, где ещё минуту назад находилось его мужское достоинство.


— О-о-о… — выдохнул Глеб с неподдельным уважением. — В пахуар!


На секунду воцарилась тишина, а потом коридор взорвался смехом. Кто-то даже захлопал. Телефоны в руках резко поменяли объект съёмки.


Оля, вся дрожа от адреналина, выпрямилась. Из её губ сорвалось хриплое: —Не трожь моих друзей, мудак.


Она обернулась, увидела бледное, заплаканное лицо Марины. —Пошли, — бросила она ей. — С этими кретинами дела иметь — только нервы трепать.


«Балбесы», вытянувшись словно в строю, как верные псы, окружили двух девушек и повели их прочь, оставив Сергея корчиться на полу в луже собственного позора.


По дороге в подвал Витька не выдержал: —Оль, а ты ему прямо по… яйцам? —По яйцам, — без тени сожаления подтвердила Оля. —Охуенно, — с почти религиозным благоговением прошептал Лёха. — Наш Колян даже в девочке — самый брутальный пацан в школе.


Оля хмыкнула, но внутри у неё что-то ёкнуло. Непривычное чувство гордости. Не за то, что ударила — это было нормально. А за то, что вступилась. Как настоящий друг.


И это чувство было куда круже, чем взгляд Сергея.


Глава 6: Рождение АББАлбесов


Подвал встретил их знакомым запахом — затхлости, пыли и несмытой греховности. Марина, всё ещё всхлипывая, уткнулась лицом в старый диванчик, от которого пахло носками и отчаянием.


— Ну, чего ревёшь, как белуга? — Витька неуклюже потрепал её по плечу. — Серёга-то теперь, я думаю, плачет громче. У него, боюсь, солистка для своего оркестра прибавилась. Два яйца, да барабанная дробь.


Марина фыркнула сквозь слёзы. Саня, не найдя ничего лучше, сунул ей в руки полупустую бутылку «Балтики». —На, прополощи горло. Дезинфекция.


— Я не пью, — всхлипнула она. —Все мы сначала не пили, — философски заметил Глеб. — А потом Колян превратился в телку. Мир суров.


Оля скинула с ног проклятые розовые мартенсы и швырнула их в угол. —Бля, как же заебало. Этот уёбок, эта юбка, эти все взгляды… Давайте уже репетировать, а то я кого-нибудь ещё прибью.


— Ага, — оживился Лёха, садясь за клавиши. — Давайте «Кукушку». Под настроение.


Они застроились. Оля с неохотой взяла микрофон. Внутри всё ещё клокотало. Она закрыла глаза, представила себе наглую рожу Сергея, его влажные глаза в момент удара… и завела:


«Пе́сня у меня одна оста́лась…»


Голос сорвался на полуслове, сел на привычную хрипотцу. Ничего особенного.


— Слабовато, — критически хмыкнул Витька. — Надо злее. Представь, что он у тебя последнюю бутылку пива отобрал.


Оля сжала кулаки. Представила. Она не просто пела, она выплёскивала всю свою злость. На Похабыча, на розовые мартенсы, на свой собственный предательский организм, который реагировал на каждого мудака с накачанными бицепсами.


«Кар-ку-шу-у-у-у!..»


И тут её голос рванул. Не вверх, а вглубь, в какую-то новую, неведомую раньше тональность. Он стал низким, бархатным, хриплым от неподдельной боли и ярости. Звук ударил по стенам подвала, заставив вздрогнуть паутину в углах. «Балбесы» замерли с открытыми ртами. Это было в разы круче, чем всё, что они когда-либо слышали.


И тут, откуда-то со стороны дивана, к её голосу присоединился другой. Чистый, высокий, дрожащий от слёз, но попадающий точно в ноту. Это пела Марина. Она не пела слова, она просто тянула «а-а-а-а», но это было идеальное, божественное гармоничное дополнение.


Оля обернулась. Марина сидела, утирая слёзы рукавом, и пела, глядя в одну точку, словно изливая всю свою боль.


Голоса сплелись — низкий, хриплый, почти мужской у Оли и летящий, серебряный у Марины. Они создавали ту самую волшебную терцию, от которой мурашки бежали по коже даже у видавших виды «Балбесов».


Звук оборвался так же внезапно, как и начался. В подвале повисла оглушительная тишина, нарушаемая только тяжёлым дыханием Оли.


— Бля… — первым нарушил молчание Саня. — Это пиздец как круто.


— Как две солистки из «АББЫ», — прошептал Лёха с благоговением. — Только с пивным перегаром.


Витька подошёл к Марине, смотря на неё как на артефакт из другого измерения. —Ты… это… где так научилась?

—Я семь лет в музыкалке на хоре отзанималась, пока мама не сказала, что это несерьёзно и лучше на черлидинг пойти, — всхлипнула она.


— Мама, блять, ошиблась, — констатировал Глеб. — У нас теперь дуэт. Две солистки. Это же сила!


Идея ударила в голову, как током. Все заговорили разом: —Надо на конкурс! Междушкольный конкурс ВИА! —Мы же уже записывались как «Балбесы»! —А теперь мы «Балбесы feat. Марина»! —Или… — Глеб хлопнул себя по лбу. — Или… «АББАлбесы»!


Повисла пауза. —Гениально, — выдохнул Витька. — Идиотски и гениально.


— Директор ещё не утвердил списки! Бежим! — скомандовал Саня.


Они гурьбой повалили из подвала, оставив гитары и бутылки. Оля и Марина, подхваченные общим порывом, бежали вместе со всеми. Оля на ходу пыталась поправить сползший чулок, а Марина утирала остатки слёз.


Ворвавшись в кабинет директора, они все наперебой начали что-то объяснять про «смену состава» и «ребрендинг». Директор, глядя на их разгорячённые, сияющие лица, на Олю в короткой юбке и Марину с заплаканными, но решительными глазами, просто вздохнул и потер переносицу.


— Ладно. «АББАлбесы» так «АББАлбесы». Только чтобы без эксцессов! И чтобы выступили достойно!


— Обещаем! — хором выдохнули они и высыпали обратно в коридор.


По дороге назад Глеб обнял за плечи Олю и Марину. —Ну что, девочки? Готовы покорять мир и ебать мозг Серёге? —Да мы ему уже всё покорили, — хрипло рассмеялась Оля, и Марина впервые за этот день улыбнулась в ответ.


В подвале их ждала незаконченная песня и ящик пива, который кто-то предусмотрительно принёс про запас. Кажется, репетиция предстояла долгая.


Глава 7: Доказательство правды


Ящик пива, как и положено священному граалю «Балбесов», был опустошен с ритуальной скоростью. Воздух в подвале снова стал терпким и знакомым. Эйфория от удачного названия и принятия заявки постепенно сменилась философским настроением.


— Ну что, — отхлебнул из горлышка Витька, — теперь ты наша, Марин. В смысле, солистка. Тебе нельзя ничего скрывать. Ты в курсе, кто у нас главная звезда? — Он кивнул на Олю, которая мрачно пыталась отскрести жвачку с каблука своего розового мартенса.


Марина смущенно потупилась. —Ну, Оля же. У неё голос… обалденный.


— Голос — это хуйня, — философски заметил Глеб. — Вот то, что раньше она была Коляном — это да. Это главный хит.


Марина прыснула. —Вы что, совсем обкурились? Колян — это Колян. Он, наверное, заболел. Или вас разыгрывает. Может, это его сестра-близняшка?


— Сестра-близняшка, у которой его хуй остался в наследство? — уточнил Саня.


— Сань, блять, — застонала Оля. — Я же просила…


— А что? Факт! — Витька шлепнул ладонью по коленке. — Марин, ты не понимаешь. Мы там были, вот прямо тут. Из бутылки дым, старикашка в чалме, Здрасьте я Похабыч, блять. Одно желание. Мы хотели солистку. Он нам Коляна в солистку и превратил. Всё по чесноку.


Марина смотрела на них с жалостью и ужасом. —Ребята, выпейте рассолу. Вам плохо.


— Рассол не поможет, — мрачно сказала Оля. — Поможет только ещё одна волшебная бутылка. Чтобы этого ебаного Похабыча найти и заставить всё отменить.


Идея, как электрический разряд, пронзила воздух. —Точно! — Лёха вскочил. — Мы же не искали нормально! Надо снова купить пива! Много пива!


— Наш долг — доказать товарищу Марине, что мы не ебнутые! — провозгласил Глеб, сгребая со стола мелочь. — Витька, у тебя сколько с собой? Саня, подрываем!


Через тридцать секунд в подвале остались двое: Оля, погружённая в мрачные мысли о своих чулках, и Марина, которая смотрит на неё с нескрываемым любопытством, как на редкий экспонат в музее.

— Ну… — неуверенно начала Марина. — Они всегда такие… импульсивные?


— Только когда трезвые, — вздохнула Оля. — Когда пьяные — они спят.


Наступила неловкая пауза. —Слушай, — Марина пододвинулась ближе. — А правда? Ну не может же быть такого. Это же… фантастика какая-то.


— А на хуй мне тебя обманывать? — Оля зло посмотрела на нее. — Мне и самой не верится. Просыпаешься утром, а у тебя сиськи. И между ног — пусто. И все вокруг, сука, делают вид, что так и надо.


Марина закусила губу. В её глазах читалось жгучее любопытство, пересиливающее страх и недоверие. —Ладно… — сказала она вдруг, решительно. — Пойдём ко мне домой. Родители уехали. Поможешь мне выбрать платье для выступления… и… поговорим. Надо же отрепетировать партии, у меня фоно после музыкалки осталось.


Оля, которой в любом случае не хотелось оставаться одной в подвале с призраком своей мужской жизни, пожала плечами. —Похуй. Пошли.


---


Квартира Марины пахла ванилью и женственностью. Олю, привыкшую к запаху носков и пива, это слегка опьянило. Она неуклюже пристроилась на краю кровати под плакатами с зайками и цветочками, пока Марина рылась в шкафу.


— Вот, это хорошо идёт, — Марина достала что-то чёрное и кружевное.

—На похороны? — хрипло поинтересовалась Оля.

—Ты совсем не разбираешься! — фыркнула Марина. — Это элегантно.


Она внезапно замолчала и села рядом. —Слушай, а можно… я просто не могу поверить. Докажи.


— Как, блять? — Оля нахмурилась. — Прикажешь перед тобой раздеться и показать, что там ничего нет? Ну уж нет.


— Нет, — Марина положила руку ей на колено. Оля вздрогнула. — Я… могу проверить сама.


И прежде чем Оля успела что-то понять, Марина наклонилась и поцеловала её. Губы были мягкими, сладкими от блеска. Мозг Оли взорвался сигналами тревоги: «ТЫ МУЖИК! ЭТО НЕПРАВИЛЬНО! ОТТОЛКНИ ЕЁ!»


Но её новое тело, это предательское тело, среагировало иначе. По коже побежали мурашки, в животе закружилось тёплое, сладкое напряжение. Марина не останавливалась. Её пальцы скользнули под обтягивающий топ, коснулись обнажённой спины.


— Стой… — попыталась выдохнуть Оля, но её голос звучал как жалкий стон.


— Ты вся дрожишь, — прошептала Марина у неё в ухе. — Расслабься… Я просто хочу понять…


Её рука опустилась ниже, скользнула по шелку чулок, задержалась на внутренней стороне бедра. Оля зажмурилась. Внутри шла гражданская война. Колян орал и рвал на себе волосы. Оля молчала и подавала признаки жизни ниже пояса.


— Видишь? — с трудом выдавила она. — Ничего не понимаешь…


— Ещё как понимаю, — улыбнулась Марина, и её пальцы нашли то, что искали.


И всё. Оборона пала. Тело Оли выгнулось в дугу, её собственные пальцы впились в покрывало. Волна тепла, острее и ярче, чем всё, что она когда-либо чувствовал в прошлой жизни, накатила изнутри, смывая протесты, логику и стыд. Она издала звук — нечто среднее между стоном и сдавленным рыданием — и обмякла.


Тишину нарушало только тяжёлое дыхание.


Марина медленно отвела руку. Она смотрела на Олю широко раскрытыми глазами, в которых читался уже не скепсис, а чистейший ужас и изумление.


— Ну… блядь, — выдохнула она. — Они не врали.


Оля не открывала глаз. Ей было и стыдно, и хорошо, и чертовски странно. —Говорила же… — прохрипела она.


— Да я… я думала, ты притворяешься. Или сама себя убедила. Но это… — Марина замялась, подбирая слова. — Это была не девушка. Это был… испуг. И незнание. И… — она покраснела, — …и оргазм какой-то… первобытный. Как в первый раз.


— Я мужик, блять, — с надрывом прошептала Оля, накрывая лицо руками. — Для меня он и есть в первый раз.


Марина вдруг рассмеялась — нервно, истерично, но искренне. —Ну ты даёшь, Колян… Теперь я твоя сообщница.


Она плюхнулась рядом на кровать. —Никому не скажу. Обещаю. Теперь мы подруги.


— Подруги, — с горькой иронией повторила Оля. — Ага. Я тебе про устройство карбюратора расскажу, а ты мне — про то, какая помада не стирается при минете.


— Договорились, — Марина снова рассмеялась и обняла её за плечи.


И вот что было странно: в этом объятии было что-то очень правильное. И несмотря на весь пиздец ситуации, Оля почувствовала, что она теперь не одна.


Глава 8: Охота на джинна и арест балбесов


Улица после откровений Марины встретила «Балбесов» резким ветром и тусклым светом фонарей. Идея найти ещё одну бутылку горела в них с новой силой, подпитанная теперь не только желанием вернуть Коляна, но и рыцарским долгом — доказать скептичке Марине, что они не ебнулись окончательно.


— Значит, так, — Глеб, как главный стратег, ткнул пальцем в забор, на котором кто-то давно вывел «Здесь был Глеб». — Логика железная. Раз Похабыч сидел в «Балтике №9», значит, его коллеги могут быть в любой другой бутылке. Наш долг — провести тотальную проверку всех точек!


— Научный экспериъмент, блять! — воодушевлённо крякнул Витька, уже предвкушая процесс и потирая руки от холода.


— Только на трезвую голову, — мрачно заметил Саня, но его тут же осадили тремя возмущёнными взглядами (Лёха уже бежал к первому ларьку). — Что? А кто его знает, как с этим джинном общаться? Мало ли, ему ритуал нужен? Трезвость мысли!


— Саня, не гони волну, — отмахнулся Глеб, сгребая из карманов мелочь. — Все ритуалы уже придуманы до нас. Тёр бутылку — получи джинна. Как яйцо на пасху. Поехали!


План был прост и гениален, как всё, что они делали: обойти все точки продаж в радиусе трёх километров, скупить по одной бутылке каждого сорта пива и методично их тереть.


Первой точкой стал ларёк «У дяди Васи», где они обычно брали самое дешёвое пойло. Подойдя к прилавку, они принялись не покупать, а изучать ассортимент с видом сомелье на дегустации.


— Мне вот эту, — ткнул пальцем Витька в бутылку какого-то мутного крафта с наклейкой «Имперский стаут». — Выглядит магически.


— А мне вот эту, с еловыми шишками, — добавил Лёха. — Пахнет шаманством.


Дядя Вася, человек с лицом, как у вяленой рыбы, смотрел на них с немым вопросом. Они купили пять разных бутылок, отошли в соседний подворотень и, достав первую, принялись натирать её об штаны.


— Ничего не происходит, — разочарованно констатировал Саня через минуту трения. —Может, надо заговор прочитать? — предложил Лёха. — Типа «Похабыч, хуябыч, появись, мудила!». —Или отхлебнуть для связи с космосом? — не удержался Витька, уже откручивая крышку.


На этом научная строгость эксперимента закончилась. Бутылка с еловым крафтом пошла по кругу. Она оказалась горькой и противной, но через три глотка стало веселее.


— Не, это не то, — заключил Глеб, когда бутылка опустела. — Этот джинн явно не здесь. Поехали дальше


Их путь лежал в сетевой супермаркет «Глобус». Здесь раздолье было куда больше. Они взяли корзину на колёсиках и двинулись между стеллажей, как сапёры по минному полю.


— Смотрите, бельгийское! — ахнул Лёха. — В Бельгии ведь тоже магия, там комиксы про Тинтина. —Берём! — скомандовал Глеб.


Корзина наполнялась: немецкое, чешское, ирландское, какое-то японское с рисом... На кассе девушка-кассирша подняла бровь, глядя на их странный набор — по одной бутычке каждого сорта.


— Мальчики, у нас есть скидки на кеги, — попыталась она предложить. —Нам нельзя много, — мрачно ответил Глеб. — Мы на диете.


Их поведение внутри магазина быстро стало привлекать внимание. Они не просто ставили бутылки в корзину. Они подносили их к свету, трясли, заглядывали в горлышко и ожесточённо спорили.


— Видишь, там пузырёк? Это он! —Это не он, это углекислый газ, долбоёб!

—А может, джинн и есть углекислый газ?


Витька, отправившийся за чем-то «покрепче», увидел на дальней полке бутылку шотландского эля с кельтскими узорами. Это было оно! Он потянулся за ней, но его рюкзак зацепился за угол стеллажа с чипсами. Он дёрнулся, стеллаж качнулся, пачка «Принглс» упала на пол. Витька, пытаясь её поймать, задел ногой соседнюю пирамиду из ящиков с «Клинским». И понеслась.


Звон бьющегося стекла был оглушительным. Ящик, падая, задел следующий. Пошла цепная реакция. В течение десяти секунд отдел пива превратился в море пены, осколков и расползающихся по полу янтарных луж. В эпицентре апокалипсиса стоял Витька с глупейшей улыбкой и той самой бутылкой шотландского эля в руках.


— Ой... — произнёс он.


Сирена тревоги взвыла, как раненый зверь. К ним уже бежали два охранника, лица которых выражали профессиональную усталость и личную неприязнь.


— Пацаны, всё хуёво, — констатировал Глеб.


Их попытались окружить. Саня, движимый духом анархии, швырнул в охранника нераспечатанной банкой тунца. Тот сработал как граната — банка ударила одного в ногу, тот подскользнулся на луже пива и грохнулся в лужу с лицом, полным немого укора.


Но силы были неравны. Подоспевшие ещё два охранника скрутили «Балбесов» в аккуратные, но унизительные позы. Их повели через весь магазин к кабинету security, под свист и улюлюканье покупателей.


— Мы не виноваты! Это вибрации! — пытался объяснить Лёха, спотыкаясь на скользком полу. — Мы ищем джинна!


В кабинете охраны, пахнущем потом и отчаянием, их обыскали. Из карманов извлекли струны, медиаторы, поломанную зажигалку и три пробки от пива.


— Ну что, пиздюки, — вздохнул старший охраны, мужчина с шеей быка и взглядом человека, видевшего всё. — Будем полицию вызывать или как? Ущерб тысяч на двадцать.


— Мы можем отработать! — тут же предложил Глеб. — Мы музыканты! Можем дать концерт у вас на парковке!


Охранник посмотрел на него так, будто тот предложил ему заняться сексом с крокодилом.


Через двадцать минут прибыл наряд полиции. Два рослых сержанта с невозмутимыми лицами выслушали рапорт охраны.


— Хулиганство, мелкое воровство... — перечислял один, записывая что-то в блокнот. — И порча имущества. Поехали, ребята, протрезвеете в участке.


По дороге в автозаке их настроение слегка улучшилось, ибо один из сержантов, оказалось, в юности играл на бас-гитаре. Они даже немного поспорили о преимуществах «Fender» перед «Ibanez».


В участке их посадили в общую камеру, где уже храпел какой-то бомж. Воздух был густой, как суп, и пах дезинфекцией и тоской.


— Бля, — уныло произнёс Саня, прислоняясь лбом к холодным прутьям решётки. — Это провал, чуваки.


— Это не провал! — вдруг оживился Глеб. — Это... полевые испытания! Мы проверили семь сортов пива! Мы сузили круг поиска!


— В тюрьме? — уточнил Витька.


— Не важно! — Глеб вдохновенно шагал по камере. — Мы должны продолжить! Менты — тоже люди! У них на кухне наверняка есть холодильник! Может, там наша бутылка!


С этой безумной идеей он подошёл к дежурному и попытался объяснить, что они не преступники, а исследователи паранормальных явлений в алкогольной продукции.


Дежурный, уставший мужчина с мешками под глазами, посмотрел на него так, словно тот предложил ему заняться сексом с тем самым крокодилом, которого отверг охранник из супермаркета.


— Сиди, Эйнштейн, — буркнул он. — Сколько выпил-то?


— Для науки не жалко! — пафосно заявил Глеб.


В этот момент у Витики сдали нервы. Он схватил самую близкую к нему вещь — пластиковый стаканчик с водой — и, потрясая им, как священным граалем, закричал в решётку:


— Ну появись, блять! Мы тебя просим! Мы всё для тебя сделали! Мы даже в полицию сели! ПОХАБЫЧ!


Его крик разнёсся по тихому отделению. Наступила мёртвая тишина, нарушаемая только храпом бомжа. Из камеры напротив кто-то робко спросил: «Мент, а что он там орёт?»


Дежурный медленно поднялся со стула, смерил Витьку взглядом, полным профессиональной грусти, и пошёл звонить, вероятно, в школу или в психушку.


Балбесы поняли, что влипли по-крупному. Их героический порыв обернулся полным и абсолютным пиздецом. И единственная их надежда теперь была на того, кого они сами и превратили в девушку. Глеб, стиснув зубы, набрал номер Оли.


Глава 9: Косплей для АББЫ и звонок из участка


Пока «Балбесы» погружались в пучину пивного апокалипсиса и полицейских передряг, атмосфера в квартире Марины была полной противоположностью. Пахло ванилью, лавандой и чем-то неуловимо девичьим. Оля, скинув розовые мартенсы, сидела на краю кровати под плакатами с кроликами и смотрела, как Марина лихорадочно роется в шкафу, выкидывая на постель горы одежды.


— Не могу поверить, что ты никогда не смотрела «Mamma Mia!», — голос Марины доносился из глубины гардероба, словно из пещеры с сокровищами. — Это же основа основ! Наше новое евангелие!


— Мое евангелие — это «Балтика №9» и «Король и Шут», — мрачно буркнула Оля, подбирая под себя ноги в кружевных чулках. Её новый организм с наслаждением впитывал уют и безопасность этой комнаты, в то время как мозг Коляна кричал о том, что он сидит на розовом покрывале и вот-вот начнёт обсуждать наряды.


— Вот! — Марина вынырнула, триумфально размахивая каким-то блестящим комбинезоном. — Это основа! Нам нужен гламур! Блёстки! Стрит-стайл семидесятых, понимаешь?


Оля посмотрела на ткань, от которой больно било в глаза. — Это что, костюм для косплея на Элтона Джона? Я в этом отстреливатся буду, как пулемёт.


— Ты в этом будешь сводить с ума! — Марина бросила комбинезон ей в руки и снова нырнула в шкаф. — Ищешь что-то серебряное, обтягивающее, с умопомрачительным декольте! А я буду в золотом! Мы как две богини дискотеки! Агнета и Фрида!


Оля с отвращением примерила комбинезон мысленно. Она представляла, как её новые формы безнадёжно увязнут в этой блёстящей тряпке, а каблуки завершат дело, отправив её прямиком в травмпункт.


— Марин, может, чёрные косухи и джинсы? — слабо попыталась она возразить. — Ну, чтоб как нормальные рокеры...


— Нет! — это прозвучало как ультиматум. — «АББАлбесы» — это не просто название! Это состояние души! Мы должны отдать дань уважения! Идём!


Полчаса спустя они уже стояли в огромном торговом центре «Мегаполис», у входа в бутик «Glamour Puss», специализирующийся на костюмах для вечеринок и откровенно вызывающей одежде. Оля чувствовала себя шпионом на вражеской территории. Со всех сторон на неё давили стены из блестящей ткани, блёсток и искусственного меха. В воздухе витали тонкие ароматы духов и чаяний женщин.


— Смотри! — Марина схватила с вешалки комбинезон, который был ещё страшнее предыдущего. — Идеально! И есть твой размер!


Олю затолкали в примерочную. Это было небольшое помещение, которое со всех сторон было увешано зеркалами. Они беспощадно множили её отражение, создавая ощущение, что она смотрит на себя со всех сторон. Она медленно, как на эшафоте, стала стягивать с себя одежду. Каждый предмет — это была маленькая битва. Джемпер прилип к новым чувствительным соскам, юбка зацепилась за подвязки чулок. Наконец, она осталась в одном кружевном белье, глядя на себя в зеркало с ощущением полнейшего сюрреализма.

— Ну как? — послышался голос Марины из-за двери. —Я выгляжу как проститутка из низкобюджетного фантастического фильма, — честно ответила Оля.


Дверь приоткрылась, просунулась рука Марины с тем самым комбинезоном. —Надень! Это приказ!


Битва с комбинезоном была эпической. Блестящая ткань не хотела налезать на бёдра, молния заедала ровно на середине спины, а глубокое декольте угрожающе обнажало два «идеальных полушария», которые так нравились Сане.


— Блядь! — выругалась Оля, пытаясь дотянуться до молнии. — Как люди в этом живут? Тут дышать нельзя!


— Страдание ради красоты! — пропела Марина из-за двери. — Выйди уже, не стесняйся!


Оля глубоко вдохнула, откинула волосы и вышла. Эффект превзошёл все ожидания. Марина ахнула, а потом захихикала. Оля посмотрела на себя в зеркало в зале и обомлела.


Это был не она. Вернее, это была она, но какая-то другая. Другая версия. Высокая, длинноногая блондинка в серебряном комбинезоне, который обтягивал каждую линию её нового тела, подчёркивая талию и бёдра. Блёстки слепили глаза, отражаясь в свете софитов. Лицо, подведённое стрелками (спасибо магии Похабыча), смотрело на неё с вызовом.


— Охуенно... — прошептала Марина, сама уже в золотом аналоге. — Колян, да ты просто бомба!


И самое странное — где-то глубоко внутри, под слоями стыда, ярости и отрицания, что-то ёкнуло. Что-то новое и опасное. Ей... понравилось. Это отражение было сильным, сексуальным, безумным. Он всегда мечтал быть невидимым, но сильным. А стал видимым и потрясающе красивым.


— Фото! Срочно фото! — Марина уже достала телефон.Оля непроизвольно приняла позу: рука на бедре, нога выдвинута вперёд, а взгляд надменный и свысока. Это произошло само собой..


Щёлк. Щёлк. Щёлк. Они примеряли ещё наряды— платья с пайетками, ботфорты, широченные платформы. С каждой новой вещью Оля чувствовала себя всё увереннее в этой роли. Она даже начала давать советы по цвету.


— Золото тебя полнит, — вдруг вырвалось у неё, когда Марина металась между двумя платьями. Та замерла. —Что? —Ну... в смысле... — Оля спохватилась. — Оно такое... жёлтое.


Но было поздно. Марина смотрела на неё с восхищением и ужасом. —Боже, Колян... у тебя врождённый вкус. Это ужасно.


Они хохотали, как сумасшедшие, примеривая шляпы с перьями. Оля уже почти смирилась со своей участью гламурной дивы, как вдруг её телефон издал вибрацию, от которой вздрогнуло всё тело. На экране светилось имя «Глеб».


Сердце упало куда-то в районе новых, неудобных, но чертовски сексуальных ботфортов. Глеб звонил только в случае крайней, абсолютной, беспросветной жопы.


— Алё? — голос её прозвучал хрипло, сорвавшись на ту самую шакировскую хрипотцу.


— Оль... — в трубке послышался шёпот, полный отчаяния и фонового гула. — Мы в ментах.


Оля прислонилась к косяку примерочной, чтобы не упасть. В зеркалах отражалось её бледное, внезапно осунувшееся лицо. «Где?» — выдавила она.

— В участке на Ленинском... — Глеб заглотил воздух. — Оль, только не бросай... Мы бутылки искали... там пиво... всё посрали... они про протоколы и школу...


Его голос перекрыли чужие, грубые окрики: «Отставить разговоры!» Потом короткие гудки.


Оля медленно опустила телефон, глядя на своё отражение — гламурную, блестящую, бесполезную куклу в самой абсурдной ситуации своей жизни.


— Что? — прошептала Марина, видя её лицо.

—Балбесы. В полиции, — Оля сказала это ровным, холодным тоном, в котором проснулся старый Колян. — Надо их вытаскивать.


Она посмотрела на Марину, потом на себя в зеркало, на этот серебряный костюм, на ботфорты. —В ЭТОМ? — глаза Марины стали круглыми, как пятаки. —В ЭТОМ, — твёрдо сказала Оля, уже срывая с вешалки своё уличное платье. — Пусть знают, за кого теперь должны болеть. И ради кого они там сидят.


Она не стала переодеваться. Скинув вещи в корзину, она уже было потянулась к своей сумке, но Марина решительным жестом опередила её, легким движением протянув продавцу бархатную кредитную карту.

— С моей карты, — сказала она твёрдо, и по тому, как уверенно она это произнесла, стало ясно: финансирование «АББАлбесов» она берёт на себя. Возможности её семьи это позволяли.

Не дожидаясь сдачи и даже чека, Оля выбежала из бутика, громко цокая каблуками по плитке. За ней, едва поспевая, бежала Марина, всё ещё не веря в происходящее.

Две ослепительные, блестящие дивы, похожие на беглецов с костюмированной вечеринки, рванули к выходу, ловя на себе шокированные и восхищённые взгляды покупателей. Им было не до этого. Впереди был полицейский участок и операция по спасению идиотов.


Глава 10: Ангелы в блёстках и операция «Спасение ушастых»


Ночное такси, пахнущее ароматизатором «Свежесть альпийских лугов» и лёгким отчаянием, резко затормозило у невзрачного кирпичного здания с вывеской «Отдел полиции №5». Из машины, словно два гламурных призрака, материализовались Оля и Марина. Их появление в пустынном ночном переулке было настолько нереальным, что уличный фонарь, казалось, померк от стыда перед их блёстками.


— Ты уверена? — в последний раз спросила Марина, поправляя на себе золотое палёное пайеточное пончо, в котором выглядела как ацтекская жрица, сошедшая с ума. —Абсолютно, — хрипло ответила Оля, её серебряный комбинезон отливал холодным металлом под тусклым светом. — Стратегия проста: шокировать, очаровать, обезвредить.


Двери участка распахнулись перед ними с глухим стуком. Их вход был достоин голливудского блокбастера. Яркий свет фойе выхватил из полумрака облако блёсток, длинные ноги в ботфортах, развевающиеся волосы и решительные, подведённые стрелками глаза.


Дежурный сержант, мужчина с лицом, видавшим все грехи этого района, поднимал ко рту пластиковый стаканчик с чаем. Увидев их, он замер. Чаинки плавно опустились на дно. Во всём отделении наступила гробовая тишина, нарушаемая лишь мерным тиканьем часов и храпом кого-то из камер.


— Добрый вечер, — голос Оли прозвучал низко и властно, заставив даже Марину вздрогнуть. — Мы здесь по поводу наших... подопечных.


Сержант медленно, как в замедленной съёмке, поставил стаканчик. —Ваших... кого? — его мозг явно перезагружался, пытаясь совместить образ диско-богинь с реалиями полицейского участка.


— Четверо молодых людей. Глеб, Витька, Саня, Лёха, — чётко перечислила Оля, делая шаг вперёд. Каблук громко цокнул по бетонному полу. — Их доставили сюда за недоразумение в «Глобусе».


Из глубины коридора донёсся приглушённый, пьяный возглас: —Это голоса сирен! Мы в раю, чуваки! Я слышу ангелов!


Это был голос Лёхи.


Оля проигнорировала это. —Видите ли, сержант, они не преступники. Они — артисты. Очень талантливые и очень впечатлительные. Они готовились к важнейшему школьному конкурсу, вкладывали в это душу, и их творческий порыв, видимо, был неправильно истолкован.


Она говорила уверенно, глядя ему прямо в глаза. Её новый, низкий голос звучал невероятно убедительно. Марина, воодушевлённая, добавила: —Да! Они репетировали перформанс! Социальный! О вреде... э-э-э... магазинного рабства!


Сержант перевёл взгляд с Оли на Марину, потом обратно. Его лицо оставалось каменным, но в глазах читалась лёгкая паника. Он явно был готов к чему угодно — к пьяным дебоширам, к истеричным родственникам, но не к гламурному психозу.


В этот момент из-за решётки в коридоре появились три лица. Бледные, помятые, но с сияющими глазами. «Балбесы», уцепившись за прутья, смотрели на них как на видение.


— Глянь... — прошептал Витька. — Это она... Похабыч... прислал за нами... ангелов в блёстках... —Я же говорил, что магия работает, — с пьяной важностью провозгласил Глеб. — Мы достаточно страдали, и нам ниспослали наградУ!


Саня молчал, его взгляд скользил по серебряному комбинезону Оли, и он тихо, но уверенно сходил с ума.

— Ангелы... в чулках... — с благоговением прошептал Лёха. — Это ж моя мечта с детства...


Оля почувствовала, как по спине бегут мурашки. От стыда, от ярости, от абсурдности происходящего. Но сдаваться было нельзя.


— Сержант, — она снова завладела его вниманием. — Они хорошие ребята. Глупые, но хорошие. Мы готовы возместить весь ущерб. Немедленно и наличными.


Идея с наличными, казалось, на него подействовала. Он потёр подбородок. —Ущерб там на двадцать тысяч, не меньше... И протокол составлять надо... И в школу сообщить...


— В ШКОЛУ? — хором вскрикнули Оля и Марина. Это был единственный момент, когда их голоса звучали в унисон и с одинаковой паникой.


— Нельзя в школу! — в голосе Оли вновь зазвучали нотки Коляна — властные и почти истеричные. — Их снимут с конкурса! Это уничтожит их творческий потенциал! Это убьёт в них всё живое!


— Да! — подхватила Марина, вдруг вспомнив про своего отца. — Я... я сейчас позвоню папе! Он всё объяснит!


Она отскочила в угол, лихорадочно набирая номер. Оля осталась с сержантом один на один, под пристальными взглядами местных тюремщиков и обожающими взорами «Балбесов».


— Сержант, — она снова сделала шаг вперёд, понизив голос до интимного, доверительного шёпота. — Вы же понимаете... Юность... Искусство... Они не хотели ничего плохого. Они искали вдохновение.


Она посмотрела на него так, что у него затряслись руки, и он чуть не пролил свой остывший чай. Магия нового тела работала безотказно.


В этот момент Марина вернулась, сияя. —Папа поговорит с вашим начальством! Сейчас!


Как по волшебству, зазвонил телефон на столе у сержанта. Он сглотнул, поднял трубку, вытянулся в струнку и произнёс: «Так точно, товарищ подполковник! Слушаюсь!»


Пять минут спустя камера с скрипом открылась. «Балбесы» высыпали наружу, шатаясь и жмурясь на яркий свет. Они пахли пивом,бомжами, дезинфекцией и надеждой.


— Вы свободны, — пробурчал сержант, избегая смотреть им в глаза. — Ущерб возмещён. Но чтоб я вас больше не видел! И чтоб ваш этот... перформанс... к чертям собачьим!


Они не заставили себя ждать. Вывалились на улицу, глотнув холодного ночного воздуха. Первым делом Глеб обнял Олю, прижавшись к её серебряному плечу. —Оль... мы думали, всё... кранты. —Идиот, — буркнула она, но не оттолкнула его.


Витька, шатаясь, подошёл к Марине и попытался потрогать золотую бахрому на её пончо. —А крылья... где крылья, ангел? —Крылья я тебе сейчас надеру, — огрызнулась она, но без злобы.


Их развезли по домам на такси. В машине Саня, уткнувшись лбом в стекло, прошептал Оле: —Знаешь, Колян... а ты крутая. Лучшая из нас. Даже в блёстках.


Эти слова странным образом отозвались в ней теплом. Последнего, Витьку, они засовывали в подъезд, пока он пытался рассказать водителю такси про джиннов в бутылках.


Когда такси с Мариной уехало, Оля осталась одна на пустынной ночной улице. На ней всё ещё был тот самый дурацкий серебряный комбинезон. Она посмотрела на своё отражение в витрине тёмного магазина — уставшая, помятая дива с размазанной помадой и пустым взглядом.


Но где-то глубоко внутри, под слоями стыда, усталости и блёсток, шевельнулось что-то новое. Незнакомое и твёрдое. Не принятие. Ещё нет. Но... уважение. К самой себе. К той, кто смог это пережить. Которая не сломалась.


Она повернулась и пошла домой, громко цокая каблуками по спящему асфальту. Её силуэт, яркий и одинокий, растворялся в ночи. Впереди был конкурс. И целая жизнь. Страшная и непонятная. Но теперь, казалось, чуть более посильная.


Глава 11: Балбесы в бархате и каблуки для Вити


Воздух в подвале, ещё на днях пропитанный перегаром и тоской, теперь густо пах дорогим латексом, краской для ткани и лаком для волос. Марина, с лицом полководца, ведущего армию к верной победе, расхаживала между стеллажами с гитарными шнурами, поправляя развешанные на них костюмы.


— Нет, вы только посмотрите на них! — её голос звенел, как у директрисы на торжественной линейке. — Это же не одежда, это — униформа неудачников! Потные майки, джинсы с протёртыми коленками... Вы на сцену выходить собрались или картошку копать?


«Балбесы» сидели на старом кожаном диване, вжав головы в плечи, как провинившиеся щенки. Перед ними, на вешалках, висело Нечто. Бархат, парча, атлас, блёстки. Вещи, которые они до этого видели только на глянцевых картинках или на гостях из Москвы на школьном выпускном.


— Марина, — умоляюще произнёс Глеб, — ну это же... розовый. Я буду выглядеть в розовом как переросший поросёнок.

— Ты будешь выглядеть как артист! — парировала Марина, не оставляя пространства для возражений. — На сцене, под софитами, это будет смотреться не розовым, а перламутрово-сиреневым. Это хайлайтер для твоей личности, Глеб!


Витька, самый яростный бунтарь, пытался саботировать процесс. —А вот эти... финтифлюшки на рукавах? — он ткнул пальцем в изящные кружевные манжеты одной из рубашек. — Я на басу играю, а не на арфе блядской! Они за струны цепляться будут!


— Это не «финтифлюшки», это — детали, Виктор, — Марина произнесла его полное имя, от чего Витька поморщился. — Они создают образ. Цельный. Законченный. Без них ты будешь выглядеть как вышибала, который случайно забрел на сцену. Ты хочешь, чтобы Оля и я на фоне вас смотрелись как Золушки, а вы как... тыквы?


Этот аргумент попал в самое яблочко. Саня, который уже пятнадцать минут молча краснел, глядя на узкие, обтягивающие атласные брюки, вдруг пробормотал: —А они... не порвутся? Когда я буду играть...


— Порвутся — купим новые, — отрезала Марина, и в её голосе звенела сталь семейного капитала. — Двигаться в них нужно с достоинством. Как Дэвид Боуи. Не как слон в посудной лавке.


Лёха, как всегда, углубился в философию. —А ведь розовый, — сказал он задумчиво, вертя в руках бархатный пиджак цвета фуксии, — это ведь просто световая волна определённой длины. Это предрассудок — считать его немужским. В древней Индии...


— В древней Индии ты бы сейчас уже примерял, Лёх, — Марина мягко, но настойчильно вытащила пиджак из его рук и сунула ему в другую руку пару ослепительно белых, узких брюк. — Древняя Индия подождёт. А вот дедлайн конкурса — нет.


Оля наблюдала за этим цирком, прислонившись к прохладной бетонной стене. На ней уже был её сценический наряд — серебряное платье-комбинезон, оставшееся в наследство от того самого похода в бутик. Оно по-прежнему ощущалось как нечто странное, но уже не вызывало чувства враждебности. Она смотрела на своих друзей, на их панические, растерянные лица, и внутри что-то ёкало — смесь жалости и глубочайшего понимания.


— Эй, мудилы, — её хриплый голос прозвучал негромко, но все сразу замолчали и обернулись. — Она же не просит вас яйца отрезать. Просто переодеться. Вы играть в этом будете, а не хуи друг другу выставлять.


— Легко тебе говорить, — буркнул Витька. — Ты уже во всём этом... — он махнул рукой в её сторону, — ходишь.


— Ага, — Оля усмехнулась. — И сначала тоже орала. А потом поняла, что срать на всё. Главное — чтоб песня гремела. А в чём греметь — дело десятое.


Её слова подействовали лучше уговоров Марины. Что-то в её тоне, в этой привычной, коляновской брутальности, пробитой новыми, женскими нотками, заставило их сменить гнев на милость. Не без бурчания, с тяжкими вздохами, они начали сдаваться.


Процесс переодевания напоминал комедийный скетч. Глеб, пытаясь натянуть узкие бархатные брюки, чуть не завалил стойку с микрофонами. Витька, застегивая кружевную рубашку, запутался в пуговицах и чуть не порвал её. Саня, надев атласные брюки, застыл в позе манекена, боясь пошевелиться. А Лёха, облачившись в розовый пиджак, тут же принялся рассуждать о теории цвета, словно это была мантия учёного.


Но когда они, наконец, все вместе встали перед огромным зеркалом, что Марина притащила из дома, в подвале повисла ошеломлённая тишина.


Это были не они. Или это были они, но версия из параллельной вселенной, где они родились звёздами.


Глеб в тёмно-бордовом бархатном пиджаке и чёрных узких брюках выглядел не барабанщиком, а лидером джаз-банды. Витька в чёрной кружевной рубашке (расстёгнутой на две пуговицы, куда ж без этого) и кожаных брюках смотрелся демонически-сексуально. Скромный Саня, одетый в строгий костюмный жилет и белоснежную рубашку, внезапно преобразился, словно обрёл аристократичный шарм.. А Лёха в розовом пиджаке и белых брюках выглядел... гениально сумасшедшим. Как будто так и надо.


— Бля... — выдохнул Витька, вращая перед зеркалом руками, чтобы поймать игру света на кружеве. — А это... ничего так.


— Я же говорила! — Марина сияла, как ёлка. Она подошла к Оле и встала рядом. Две солистки в серебре и золоте, и за ними — их новая, гламурная, но не утратившая хулиганской харизмы, команда.


Отражение в зеркале было оглушительным. Они были не просто группой. Они были шоу.


— Ну что, — Оля обвела всех своим пронзительным, немного насмешливым взглядом. — Готовы порвать зал в клочья? Или будем дальше тут тюлёй страдать?


Их ответом был единодушный, ещё не уверенный, но уже твёрдый ропот согласия. Даже Глеб кивнул, поправляя бархатный воротник.


Осталась последняя деталь. Марина с торжествующим видом вынесла коробку. В ней лежали четыре пары обуви. Не калоши, не рваные кеды, а стильные, даже элегантные ботинки на невысоком каблуке и туфли.


Витька посмотрел на предложенную ему пару чёрных лакированных ботинок на тонкой подошве с ужасом. —Я в этом играть не смогу! Педаль баса не почувствую! Мне надо, чтоб нога в земле утопала, как якорь!


— Твоя нога будет чувствовать не землю, а ритм, — не унималась Марина. — Лёгкость, Витька! Ты же не бетономешалка, ты — музыкант!


Оля, не выдержав, фыркнула. Она подошла, взяла ботинки из рук Марины, и сунула их в руки окаменевшего Витьки. —Надень, мудила. Если Джими Хендрикс мог в психоделических балахонах играть, то ты и в лакированных ботинках справишься.


Он надел. Поковылял. Сделал пару пассов на воображаемом басу. —Неудобно, — буркнул он, но уже без прежнего отчаяния. — Но... похоже, придётся привыкать.


В этот момент дверь в подвал скрипнула, и на пороге показался запыхавшийся школьный техник. —Ребята, вы тут чего? Ваша репетиция в актовом зале через пятнадцать... — он запнулся, увидев их, и его челюсть медленно поползла вниз. Он несколько раз моргнул. — Вы... это... на карнавал?


— Нет, — выступила вперёд Оля, и её серебряный наряд блеснул в тусклом свете лампочки. — Мы на войну. И мы уже готовы.


Техник, так и не закрыв рта, просто кивнул и ретировался.


Повисла пауза. Новые костюмы вдруг перестали быть просто тряпками. Они стали доспехами. Обмундированием. Они были смешными, нелепыми, возможно. Но они были их собственными. И они были — общими.


— Ну что, — Глеб первым нарушил молчание, подобрав с пола барабанные палочки. — Погнали, что ли, репетировать. А то в этих портках я скоро сдохну от жары, надо дело делать.


И они пошли. Неуклюже, ковыляя на непривычной обуви, поправляя непривычные манжеты, но — вместе. Команда. «АББАлбесы» в полном, блестящем, готовом на всё составе.


Глава 12: Мандраж, софиты и взрыв тишины


Актный зал районного Дворца культуры «Юность» был не чета их подвалу. Он был огромным, пахнущим старым бархатом, пылью и строгой официальностью. Сейчас этот запах перебивался ароматом нервного пота, лака для волос и греющейся аппаратуры.


За кулисами царил хаос, поглощавший любые попытки сохранить спокойствие. До выступления «АББАлбесов» оставалось два номера. От осознания этого у Сани побелели костяшки пальцев, крепко сжимавших гриф бас-гитары. Он неотрывно смотрел в одну точку на противоположной стене, беззвучно шевеля губами, повторяя партии.


Лёха, наоборот, пытался дышать. Глубоко и медленно. В бумажный пакет из-под бутербродов, который теперь смялся в его трясущихся руках. —Гипервентиляция, — бормотал он сам себе. — Лёгкие не успевают усваивать кислород. Надо замедлить пульс. Медитацию. Ом-м-м... Звук получался сдавленным и больше похожим на стон.


Витька пытался спастись юмором. —Глеб, смотри, — тыкал он локтем в барабанщика, — вон та группа, с флейтисткой. У флейтистки усы. Наш главный конкурент, да? Духовые инструменты, нихуя себе. Шутка вышла плоской и нервной.Глеб лишь мрачно хмыкнул, постукивая палочками по собственному бедру, отбивая внутренний, ускоряющийся ритм.


Глеб молчал. Он перепроверил крепление каждой тарелки, каждого барабана уже десятки раз. Его мир сузился до площади барабанной установки. Это был его островок контроля в море всеобщей паники.


Марина, в своём золотом платье, напоминала прекрасную, но очень хрупкую статуэтку. Она поправляла складки на ткани, потом волосы, потом снова складки. Её взгляд бегал по залу, выхватывая знакомые лица в жюри, родителей, строгое лицо их директора. Она ловила себя на том, что мысленно проигрывает не песню, а реакцию Сергея. Чтобы он видел. Чтобы он сдох от зависти.


И только Оля стояла относительно спокойно. Прислонившись к грубой кирпичной стене закулисья, она курила электронную сигарету (выданную Мариной и строго запрещённую правилами ДК). Её серебряный наряд отливал холодным блеском в полумраке. Весь предыдущий ад — первое утро, унизительный поход в туалет, спортзал, полицейский участок — казался сейчас гораздо страшнее, чем эта сцена. Софиты не жгли кожу, как утренний свет в ванной. Взгляды не прожигали насквозь, как оценивающие вздохи Сергея. Это было просто ещё одно испытание. Последнее на сегодня.


Она наблюдала за своими балбесами. Видела их панику. Видела, как Витька пытается шутить, а у самого глаза по пять копеек. Видела, как Саня вот-вот сломает гриф от напряжения. Видела, как Лёха задыхается в пакет.


И что-то внутри неё щёлкнуло. Похабыч мог отобрать у неё хуй, но не мог отобрать право быть их лидером.


Она оттолкнулась от стены, затушила вейп и резким движением сгребла их всех в кучу. Четверо перепуганных парней в бархате и атласе и две девушки в блёстках сбились в тесный круг, как регбисты перед решающей схваткой.


— Ну что, обосрались все? — её хриплый шёпот прозвучал на удивление спокойно.


— Полностью, — выдавил из себя Витька.


— Даже не начинайте, — прошептал Саня.


— Я забыл все аккорды, — признался Лёха, и его голос дрогнул.


— Всё, пиздец, — подвёл итог Глеб.


Оля обвела их своим пронзительным взглядом, в котором смешались насмешка и невероятная нежность. —Нормально. Я тоже. — Она сделала паузу, давая этим словам просочиться в их промокшие от страха мозги. — А теперь слушайте сюда, мудилы. Мы не нахуй тут пришли за первым местом. Мы пришли, чтоб им всем доказать. Что мы не уроды. Что мы не лузеры. Что мы — «АББАлбесы», блять. Играйте как обычно. Как в подвале. Только громче. Смотрите на меня. Если что — я вас вытяну. Всё.


Она не ждала ответа. Просто протянула в центр круга руку. Ладонью вниз. Через секунду на ней лежала рука Глеба, потом — Сани, потом — Лёхи. Витька, кряхтя, положил свою сверху. Марина, с внезапно выступившими на глазах слезами, накрыла всё это своей изящной рукой.


— За хуилу Коляна, — хрипло сказала Оля. —За Коляна! — хором, сдавленно прошептали они.


Их вызвали. Свет в зале погас. На сцене остались только силуэты аппаратуры. Последние секунды тишины, давящей тяжелее любого звука.


— Погнали нахуй, — прошипела Оля себе под нос и вышла первой на ослепительный свет софитов.


Свет ударил в глаза, слепя и превращая зал в тёмное, безликое пятно. Первые такты «Кукушки» Лёха начал чуть раньше, нервно, но Оля тут же подхватила вступление, своим низким, прокуренным контральто вернув всё в нужное русло.


И понеслось.


Первый куплет прошёл на автопилоте. Они играли, зажатые, скованные, слыша только себя и пульс в висках. Но потом Оля пошла вперёд, к самому краю сцены. Она не пела — она проживала эту песню. Каждое слово о певце с опустошённой душой било прямо в зал, проходя через призму её собственного опустошения и нового обретения.


И зал замер. Перестал шелестеть, перешёптываться, кашлять. Эта худая, высокая девушка в серебре с голосом, как наждак, обволакивающим и режущим одновременно, гипнотизировала.


А потом вступила Марина. Её чистый, высокий, летящий голос стал тем самым светом, тем самым лучом надежды в этой мрачной песне. Их голоса сплелись — земля и небо, боль и спасение, хриплая правда и чистая вера. Это была не просто музыка. Это была алхимия.


И «Балбесы» это почувствовали. Скованность ушла. Глеб обрушил на барабаны всю свою ярость и восторг. Витька вёл басовую линию, мощную и уверенную, как пульс самого зала. Лёха и Саня сплели гитарную паутину, в которую попались все без исключения.


Оля ловила взгляды своих ребят, кивала им, улыбалась той самой своей хищной, коляновской ухмылкой — и они отвечали ей тем же. Они играли. Для себя. Для неё. Для того парня в прошлом, которым она была.


На последнем, затяжном «Кар-ку-шу-у-у!..», в котором Оля выложилась вся, вывернула наизнанку всю свою душу, повисла оглушительная тишина. А потом зал взорвался.


Грохот был физическим. Он бил в стены, в пол, в грудь. Крики, свист, топот ног. Софиты слепили, но теперь они были не врагами, а лучами славы.


Они стояли на сцене, тяжело дыша, обливаясь потом, не веря происходящему. Витька первый сорвался с места, подбежал к Оле и схватил её в охапку, кружась. Потом к ним присоединился Глеб, хлопая её по спине так, что она кашлянула. Саня и Лёха просто стояли и сияли, как идиоты. Марина плакала, не скрывая слёз, и смеялась одновременно.


Они ушли со сцены под несмолкающие овации. За кулисами их ждала тишина, контрастирующая с грохотом зала. Они валились на пол, на стулья, на ящики с оборудованием, молча, без сил, просто глотая воздух и обмениваясь безумными, счастливыми взглядами. Всё. Они это сделали.


Потом были другие выступления. Какие-то гладкие, отточенные, техничные. Но того накала, той raw energy, что выплеснули они, уже не было.


Когда жюри удалилось на совещание, начался ад ожидания. Каждая минута растягивалась в час. Они сидели в углу, не в силах говорить, не в силах даже смотреть по сторонам. Каждый проигрывал в голове своё выступление, ища косяки.


— Я на припеве фальшивил, — вдруг сказал Лёха. —Да иди ты, — беззлобно буркнул Витька. — Я пол-песни простоял с открытым ртом, на Олю пялясь. —А я, кажется, ударник не той рукой ударил, — мрачно заметил Глеб. —Вы все были божественны, — сказала Марина, и голос её всё ещё дрожал от возбуждения.


Оля молчала. Она смотрела на свои руки — тонкие, с идеальным маникюром от Похабыча. Они всё ещё немного тряслись. Она сделала это. Они сделали это.


Объявление результатов было мучительным. Третье место... досталось им. Какой-то коллектив с идеальными голосами и безупречной техникой занял первое.Ещё какой-то — второе.


На секунду их лица вытянулись. Разочарование, горькое и едкое, поползло по жилам. Но оно длилось ровно мгновение.


Потому что к ним, пока они стояли на сцене и пытались изобразить на лицах несуществующую радость, подошёл тот самый мужчина в очках. Тот, что смотрел на них всё выступление, не отрываясь.


— Ребята, — сказал он тихо, подавая визитку Глебу. — Это мои координаты. Сыро? Ещё как. Но энергетика... Такая бывает раз в десятилетие. Позвоните, когда очухаетесь. Обсудим.


Он растворился в толпе. Они сошли со сцены, держа в руках дурацкую грамоту за третье место и ту самую, пахнущую дорогой бумагой, визитку.


Третье место? Похуй. Их заметил ведущий продюсер. Им намекнули на великое будущее.


Они смотрели друг на друга. И по их лицам медленно, неотвратимо, как восход солнца, расползались улыбки. Широкие, безумные, счастливые улыбки полных идиотов, которые только что перевернули свой мир.


— Бляяяяяя... — выдохнул Витька. — А это вот вообще ни в какие ворота.


И они засмеялись. Так громко, так заразительно, что на них обернулась половина зала. Они смеялись над всем. Над своими костюмами, над третьим местом, над своим страхом, над этим грёбаным джинном и над тем, что их жизнь теперь никогда не будет прежней.


Их заметили.


Глава 13: Последнее желание Оли


Воздух в подвале был густым, как кисель, и сладким от победы, дешёвого шампанского и дорогого, незнакомого до этой ночи чувства — безоговорочного братства. Пустая бутылка из-под «советского полусухого» валялась под ногами, как трофейный вражеский штандарт. Грамота за третье место была с гордостью приклеена на самый ржавый болт стеллажа — ирония была их вторым языком.


— Третьи! — Глеб, скинувший душный бархатный пиджак и расстегнувший воротник рубашки, разливал по пластиковым стаканчикам очередную порцию какого-то сладкого шипучего пойла, купленного Мариной. — Третьи, блять! А нас чувак с визиткой ловил! Я ему, может, завтра позвоню, скажу: «Мы, блять, третьи, у нас график расписан!»


— Он сам тебе перезвонит, — с важностью заявил Витька, развалившись на диване и старательно сохраняя невозмутимость, хотя его глаза сияли, как две гитарные медиаторные педали. — Чувствуется в нас потенциал. Сырой алмаз, который нужно обточить... — он сделал паузу, —...в бриллиант хулиганства!


Саня, всё ещё не снявший жилет, аккуратно положил бас-гитару в чехол, погладил его и прошептал: «Молодец». Лёха, уткнувшись в телефон, уже гуглил имя с той визитки и выдыхал: «Бля, он ТАММММ работал...»


Марина сидела рядом с Олей на краю дивана. Она не пила, просто смотрела на всех счастливыми, уставшими глазами. Она сделала это. Они сделали это. Вместе.


— Ну что, — Оля подняла свой стакан. Её серебряный наряд слегка потускнел, но она в нём всё ещё выглядела иконой стиля и разгильдяйства. — За «АББАлбесов». Самых ебанутых и самых лучших.


— ЗА НАС! — грянуло на весь подвал, и стаканы чокнулись с таким звоном, будто в них было не шампанское, а чистое золото.


И в этот самый момент Марина, с кокетливой улыбкой, подняла со стола ещё одну бутылку. Настоящую. Длинную, элегантную, в тёмно-зелёном стекле, с достоинством покоившуюся в ведре со льдом. —Это папа припас на мой выпускной, — сказала она, сияя. — Но сегодня — и есть наш выпускной.


Она ловко, с одним изящным щелчком, сняла проволоку с пробки. Пальцы её не дрожали. Она была полна решимости. Все замерли, наблюдая. Пробка с тихим, сдержанным хлопком вылетела и отскочила от потолка. Струйка пены брызнула фонтанчиком.


И из этого фонтана, из самой сердцевины бьющего вверх хмельного газа, повалил не белый, а розоватый, перламутровый дым. Он не рассеивался, а клубился, густел и принял форму.


На ящике с пивными пробками появилась Она.


Не Похабыч. Не сморщенный старикашка в чалме. Перед ними стояла женщина. Высокая, утончённая, в струящемся дымчатом одеянии, которое то ли было платьем, то ли просто иллюзией. Её волосы цвета воронова крыла были убраны в сложную причёску, а глаза, подведённые стрелками, смотрели на них с ленивым, царственным любопытством.


— Ох, — её голос был низким, бархатным, словно звучал из самого дорогого аудиоприёмника. — И снова этот запах... подросткового пота, дешёвого пафоса и нереализованных амбиций. Мой коллега, старина Похабыч, всегда отличался дурным вкусом в клиентах.


Все онемели. Витька застыл с полуподнятым стаканом, и капли шампанского капали ему на новые лакированные ботинки. Глеб перестал дышать. Лёха выронил телефон. Саня замер с застёжкой чехла в руках.


Только Оля не шелохнулась. Она сидела, выпрямив спину, и смотрела на джиннию с тем же вызовом, с каким смотрела на Сергея в коридоре.


— А ты... кто? — просипел наконец Глеб.


— Я — Исполнительница, — она лениво провела рукой по воздуху, и за её пальцами потянулся шлейф из искр. — Та, кто приводит в порядок кошмарные последствия кривых желаний. Обычно меня вызывают из выдержанного виски или, на худой конец, из хорошего коньяка. Но шампанское... сойдёт для подобной... публики. — Она окинула взглядом их костюмы, и на её губах заиграла лёгкая насмешливая улыбка.


— Вы... вы можете всё отменить? — сорвался с губ у Лёхи шёпот, полный надежды и ужаса.


Джинния медленно обвела взглядом каждого. Её взгляд задержался на Оле, скользнул по её серебряному наряду, по новым, уверенным чертам лица. —Разумеется. Одно желание. Одно. И всё вернётся на круги своя. — Она сказала это с лёгкостью, с какой говорят о смене канала в телевизоре. — Мальчик станет мальчиком. Все забудут эту... нелепую интерлюдию. Мир обретёт свою скучную, но правильную форму. Кто из вас жаждет банальности?


Она явно ждала, что они набросятся, станут кричать, выпрашивать, толкаться. Как в тот раз, с Похабычем.


Но тишина повисла гордая и тяжёлая. Никто не дернулся. Никто не закричал. Все головы медленно, как по команде, повернулись к Оле.


Она сидела, сжав в руке стакан, и смотрела куда-то внутрь себя. В её глазах проносились целые жизни. Первый утренний ужас. Холод плитки в школьном туалете. Прикосновение Сани к её груди. Ярость удара в пах Сергею. Доверчивые пальцы Марины. Слепящий свет софитов. И эти четыре идиота в бархатных пиджаках, смотрящие на неё сейчас не как на чудо или проклятие, а как на свою.


Она подняла глаза на джиннию. В них не было ни мольбы, ни страха. Только решимость.


— Они не забудут, — тихо, но чётко сказала Оля. Её голос, привыкший уже к новой тональности, прозвучал твёрдо. — Я не хочу, чтобы они забыли. Ни один день. Ни один fucking момент.


Джинния приподняла идеальную бровь. В её взгляде впервые промелькнуло что-то, кроме скуки. —Интересно. Ты хочешь остаться? Со всей этой... — она сделала жест, охватывающий и её тело, и подвал, —...милой беспомощностью?


— Это не беспомощность, — Оля встала. Её каблуки твёрдо уперлись в бетонный пол. — Это сила. Другая. Я научилась... чувствовать. Драться по-другому. Петь. Доверять. — Она обвела взглядом ребят. — Мы стали другими. Все мы. И я не хочу стирать это. Я не хочу, чтобы Колян вернулся в этот подвал, как будто ничего и не было. Он свой шанс получил. Он загадал хуйню, он её получил. А я... я теперь здесь.


Она сделала шаг вперёд, к джиннии. —Моё желание... — она обернулась, посмотрела на Марину, которая смотрела на неё со слезами на глазах, на Глеба, кивнувшего ей с суровой нежностью, на Витьку, который вытер ладонью глаза, на Саню и Лёху, —...чтобы так и осталось. Чтобы память осталась. Чтобы мы остались такими. Всей этой блядской компанией. Чтобы Колян остался в прошлом. А мы шли вперёд.


Джинния смотрела на неё долго и пристально. Затем её губы тронула улыбка — не насмешливая, а почти что уважительная. —Наконец-то. Не «верните как было», а «оставьте как есть». Желание взрослого человека. Пусть и в таком... своеобразном обличье. — Она щёлкнула длинными пальцами.


Ничего не изменилось. Не грянул гром, не сверкнула молния. Просто... воздух перестал вибрировать с напряжением. Ощущение нереальности, висевшее над ними все эти недели, рассеялось. Всё стало прочным. Настоящим. Окончательным.


— Желание исполнено, — просто сказала джинния и начала медленно растворяться, превращаясь обратно в лёгкий розоватый туман, который втянулся обратно в горлышко бутылки.


Последним, что они видели, была её улыбка.


Бутылка с глухим стуком упала на бок, выливаясь последними каплями на пол.


В подвале стояла оглушительная, давящая тишина. Все смотрели на Олю. Она стояла посреди своего королевства — в сияющем, помятом платье, с размазанной тушью и стаканом дешёвого шампанского в руке.


Первым двинулся Витька. Он не стал ничего говорить. Он просто подошёл и обнял её. Плотно, по-братски, похлопав по спине. Потом Глеб. Потом Лёха. Потом Саня. Марина присоединилась последней, обняв всех их разом, положив голову на Олино плечо.


Это был не весёлый, пьяный толчок. Это был молчаливый, прочный, нерушимый договор.


Оля стояла в центре этого группового объятия, чувствуя тепло их тел, грубость бархата, запах пота и лака для волос. И впервые за долгое время внутри не было войны. Не было Коляна, орущего от ужаса. Была только Оля. И её банда.


Она глубоко вздохнула и выдохнула одно-единственное слово, которое ставило точку во всей этой истории и открывало новую.


— Ну что, балбесы, — прохрипела она. — Погнали нахуй. В большое плавание.


И они засмеялись. Уже не истерично, а глубоко, обречённо и счастливо. Они были третьими. У них не было плана. У них была только куча проблем и одна визитка в кармане.


Но у них была она. И они были вместе.


А большего им и не нужно было.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги