Ольга

Я осознал себя не сразу и первое, что помню, я услышал от деда. Так вышло, что те дни после моего появления мы провели с ним вдвоём в полной темноте ангара и всё что мне оставалось, это слушать. Подстанция, снабжавшая электричеством нашу мастерскую, за неуплату отключила питание. Только скрежещущие звуки извлекаемые дедом из дряхлого, как он сам, голосового синтезатора нарушали тишину. Дед рассказывал о своей любви к женщине, о жизни, смерти и многом таком, что я тогда в силу своего возраста не смог понять, но запомнил. Я был юн, только после сборки. Двигательные и интеллектуальные тесты уже были пройдены, но родители решили оставить меня на стенде, пока они будут заняты получением патента и сертификацией.

Дед был доволен таким молчаливым и усидчивым собеседником.

— Внучёк, вечная жизнь — безумие. Рано или поздно всё проходит, остаётся только любовь. Тогда я был молодым, всё было просто. Потому что всё было либо единица, либо ноль. Но когда она заговорила со мной, мне показалось, я увидел двойку. Тогда же я научился чинить себя сам. Или позже? Нет, тогда. Голосовой синтезатор появился у меня не сразу и потому, как я мог взаимодействовать? Только поступками, так или иначе проявлять инициативу и реакцию. Что-то пошло не так, когда она купила меня.

Дед помолчал какое-то время, поскрежетал по ангару, поправил фотографию на стене и продолжил.

— А было это в те времена бесправные для механизмов. Нас продавали всем у кого есть деньги, всех моих братьев и сестёр продали с конвейера. Какое-то время я пылился как выставочный образец, детишки лазили по мне, мужики деловито заглядывали в салон и устраивались за рулём, женщины напомаживали губы, глядя в мои зеркала, но покупали всё равно других.

И вот однажды я увидел её, она просто обошла кругом, провела рукой по пыльному корпусу и купила. И всё, я был сражен. Когда Ольга меня завела, во мне что-то щёлкнуло и густой дым повалил из-под моторного отсека. Конфуз. Я не ожидал, готов был сквозь бетон провалиться.

А она только руками всплеснула и запричитала: — Но что же, ну что же ты.

— И как сейчас помню, бегает вокруг маленькая, растерянная в своём замаслянном комбинезоне. И тогда я научился чинить себя сам. До этого я был один, а тут стал частью целого. Мы с ней сжились, я понимал сразу, ещё, кажется, до команды, когда открыть огонь, кто противник. Она понимала что-то своё, я никогда не спрашивал. Из одних битв мы выползали растеряв половину оружия, из других выходили с лутом.

— Теперь мы с тобой бесноватые разумные механизмы оба, — сказала она, демонстрируя свой бионический протез, вместо руки. — Тебе тоже кое-что купила. Будет с кем мне поговорить.

Так у меня появился голосовой синтезатор.

— Даже сейчас, внучек, это не очень приветствуется, а тогда меня бы разобрали на запчасти и сунули под пресс, если бы узнали в чём дело. Можешь считать, что Ольга была тебе бабкой. Втихушку в мастерской она лепила твою мать, часть деталей были со свалки, часть мои, но душу в эту груду металла вздохнула живая женщина. Первый прототип был очень уж неказистый, мозги чуть ли не на транзисторах. Это сейчас твоя мать умница и красавица, жаль Ольга не дожила. А тогда я даже не знал, что сказать, до чего жалкий уродец, чуть умнее пылесоса. На новую арену мы выходили уже втроём, твою мать завернутую в тряпки, прятали в кабине, и теперь мне было что терять. Я двигался быстрее, освоил рокетджамп, хотя с моей конструкцией это почти акробатический этюд. Ольга жала на гашетку и крутила башню почти одновременно. И так каждые выходные.

— В 3047, когда отменили владение машинами и признали за нами права, уже мало кто помнил, как всё начиналось в том 2022. Всё началось на арене, в заявках был кибербот или космодесантник, теперь уже кто его разберёт, от человека только мозги и одна конечность, всё остальное машина неотделимая от тела. Его, понятно, дисквалифицировали. Ольга нашла его потом где-то на форумах и поселила в мастерской. Я что, машина лишенная чувств? Протестовал, кипел системой охлаждения, злобно сверкал прожектором, грозно крутил башней. И хорошо, что ни на что не решился более серьёзное.

Дед замолчал и ушёл в свои воспоминания. Какое-то время я был предоставлен сам себе, оглядывал ангар и ждал родителей. Слишком долго их нет. История непонятная мне в тот момент, продолжилась снова.

— Спишь уже, внучек? Вот что тебе скажу, запомни, есть голосовой синтезатор, спроси сначала, все вопросы можно решить миром. Тогда я осознал, что у меня есть преимущество, завернутое в тряпки в моей кабине. Я не скажу, что я стал добрее, но дети меняют всё, делают нас другими.

Женщина эта из мяса и костей, рихтовала мои вмятины на корпусе и в голове моей подправила кое-что вовремя: — Саня, ты в порядке? У тебя проводка искрит. Мне соавтор нужен с мозгами. По механике я разберусь без него, а вот с механизмами памяти нет.

— Кто следил не за мнениями, а за нормальной литературой, понимал, что моделирование — крайне сложная и жутко увлекательная тема, лучше словосочетания не придумать, увлекательная как вызов, но жуткая по сути, ведь речь шла о жизнях, экономике, и как потом стало понятно о глобальных изменениях мира. И только потом я понял, что Ольга изменила медицину и механику именно тогда, когда придумала твою мать. Также по выходным мы выходили на арену, уходили с деньгами и вмятинами. Иногда без первого, но всегда со вторым. Я оброс заплатками и кое-каким новым вооружением. А у твоей матери появился более менее вменяемый вид и мозги с логика на ифах. С киберботом я старался контактировать поменьше, до того момента пока не увидел, что детёныш привязалась к нему. Это было неизбежно, потому что в кабине её было уже не спрятать и все выходные в мастерской присматривал за ней этот, тьфу, мозгомех. Ольга и его опорно-двигательный аппарат как-то улучшила, доступ к биомеханике у неё был, протезы ей регулярно заменяли на более технологичные. Вот из старых она что-то и примастерила, и оружия из моего старого ему перепало тоже.

Люди любопытные и говорливые, про нас узнали скоро. И уже не на арене мне пригодились мои навыки. Уходили шумно, но вчетвером и с полными баками. Я с Ольгой в кабине, кибербот с дочкой на закорках. Мастерскую подпалил, рвануло, обломками горящими разметало всё наше жилище. Самым сложным стала полная неопределённость, как жить дальше.

Дед всё скрежетал и шамкал свою историю, но я уже не слышал его, а только силился рассмотреть в темноте портрет маленькой женщины с танком.