Омега

⚠ ДИСКЛЕЙМЕР

Данное произведение является художественным вымыслом.

Все совпадения с реальными людьми, событиями или организациями —

случайны.

Мнения, взгляды и поступки персонажей не отражают позицию автора и

не предназначены для пропаганды каких-либо идеологий или систем

ценностей.

В тексте содержатся натуралистические сцены насилия, ненормативная

лексика, элементы психофизиологической нестабильности и морально

неоднозначные ситуации.

Рекомендуется к прочтению только подготовленному и

совершеннолетнему читателю (21+).

─────────────────────────────────────────────────────

Пролог

Мы складывали мёртвых штабелями. Я занёс очередного.

Плечо уже ныло. Спина — забилась.

Девушка. Молодая. Лицо сожжено до кости.

В руках — лёгкая. Слишком.

На шее — жетон. Снял. Положил в ящик. Не я веду списки.

Мы не говорили.

Никто не шутил.

Штормовые просто работали.

Как и положено.

Некоторые тела были неполные.

Некоторые — с лицами.

Некоторые — с закрытыми глазами.

Я не знаю, что хуже.

Иногда кто-то из гражданских подходил.

Спрашивал — "можно ли проститься?"

Мы кивали.

Если не мешают — пусть скорбят.

Кто-то молился. Кто-то шептал.

Это — их.

Моё — тянуть и класть.

Сделать чисто. Без лишнего.

Я думал о Боге.

Недолго.

Я знал, Он смотрит.

Но я не просил.

Я не прошу.

У нас с Ним — другая связь.

К вечеру осталось ещё пару сотен.

Запах в овраге уже стоял.

Тяжёлый. Как будто сама земля начала дышать смертью.

Он въедался в волосы. В руки. Даже в дыхание.

И ты знал — он останется с тобой. Навсегда.

На корабле — тишина.

Там спят. Или плачут. Или просто лежат.

А мы — продолжаем.

Пусть остальные оплакивают.

Мы — погребаем.

По-своему.

Без слов «прощай».

Но с делом.

Я — Антон Войцех.

И я не прошу прощения у мёртвых.

Я просто делаю то, что должен.

— …

— Слушай, написано-то красиво, согласен.

Но, может, стоит начать с верфи?

Хотя бы с верфи.

— С верфи, значит, хочешь…

Ну добро, раз самый умный, то начинай.

─────────────────────────────────────────────────────

Глава 1

Космос — безмолвная пустота, где свет звёзд кажется обманчиво близким, а холод бездны нависает над кораблём, словно чёрное покрывало. Сквозь туман межзвёздной пыли и рассеянные отблески далёких солнц медленно движется огромная тень — линкор "Омега". Гигантский корпус, растянувшийся на километр с лишним, кажется монолитным и бесконечным; даже вблизи трудно осознать его истинный масштаб.

Олександр Винторезович стоял у панорамного окна, приковав взгляд к голубой сфере Земли, медленно вращающейся внизу. Вид с орбитальной верфи всегда поражал его своей тихой величественностью.

После без малого десятка лет обучения и бесчисленных прыжков он всё равно чувствовал нечто особенное, глядя на родную планету. Только вот сегодня эта “тихая величественность” была не тихой, а мрачно-тревожной — он понимал, что, скорее всего, не вернётся сюда ещё очень долго. Если вообще вернётся.

Дверь с шумом распахнулась, и в комнату влетел..

— Йо, Саня! Как ощущения перед прыжком?

Влетел Томас Хардинг — высокий, худощавый парень с вечной ухмылкой на лице. Шёл уверенно, как будто не замечал гнетущей тишины на борту.

— Честно? — Олександр на мгновение замолчал, продолжая всматриваться в Землю. — Смешанные.

— Мандраж?

— Нет, скорее... осознание. — Он слегка нахмурился, пытаясь подобрать слова. — Мы на борту корабля, который стоит больше, чем многие государства. И нам его доверили, Том! Ну, не только нам, понятное дело. Но всё равно.

— Не боись, Мёрквист толковый мужик. — Томас слегка толкнул его в бок.

— Толковый... — Саша улыбнулся и покачал головой. — Только вот “толковость” сама в космос не прыгает. А ещё эта "Омега"... Чудовище, а не корабль. До сих пор не верится, что я на борту.

— Значит, прийдётся уделить время на уверование. — Томас ухмыльнулся шире. — И вообще, топать пора. На брифинг.

Олександр кивнул, но его мысли были далеко.

Он чувствовал, как внутри нарастает напряжение, словно тонкая нить, готовая оборваться в любой момент.

Они вышли в длинный коридор, освещенный холодным светом. Стены из металлических панелей были покрыты тонкой плёнкой антистатического покрытия — пыль в космосе не только неприятна, но и опасна. Запах озона и металла наполнял воздух, а далёкий гул двигателей едва уловимо вибрировал под ногами.

— Говорят, в инженерных отсеках из-за варп-поля иногда слышатся странные звуки. А ещё что какой то техник голову засунул в камеру Казимира. И запустил её. Специально.

— Ха! И что, ты веришь в эту чушь? — рассмеялся Томас. — Просто старшие инженеры пугают молодых. Я уже видел, как один хранитель чуть сознание не потерял, когда услышал "голоса".

— Надо будет напомнить ему, что тишина на варп-палубе — плохой знак. Пусть лучше песни поют.

— Или свистят, ага.

Олександр повернулся к нему и, наконец, улыбнулся:

— “Не свисти в варп-отсеке — потревожишь поле.”

Томас фыркнул.

— Да-да, суеверия. Вот увидишь, всё будет нормально. Корабль только достроили, все системы новые, проверенные. Если бы что-то пошло не так, нам бы не дали вообще выйти с орбиты.

— Знаю. Но знаешь, что меня больше всего пугает? — Олександр вдруг посерьёзнел, его голос стал тише. — Не варп, не прыжки. А то, что мы здесь — как на ладони. Если "Омегу" уничтожат — всё это станет бессмысленно.

— Эй, эй, эй! — Том поднял руки в примирительном жесте. — Не гони волну. Никто нас не уничтожит. Да и кому придёт в голову нападать на флагман Атлантиса? Это же не просто корабль — это символ. Разве что кому-то хочется навсегда стать врагом номер один.

— Символ... Просто странное чувство. Как будто стоишь на обрыве и знаешь, что можешь упасть.

Томас хлопнул его по плечу, пытаясь разрядить атмосферу.

— Да ладно тебе. Мы не из тех, кто падает. И корабль у нас такой же. Прорвёмся.

— Прорвёмся... — повторил Саша и глубоко вздохнул.

— Заглядывал в Помелу утром? Там какой-то праздник устроили. В честь первого прыжка.

— Я только мимо проходил, — ответил Олександр, оглядываясь по сторонам. — Капитан, наверное, решил мотивировать команду.

— Ну ещё бы, — ухмыльнулся Том. — Полететь на чёртовы 50 световых лет без мотивации — самоубийство. Хотя мне больше по душе мотивация в виде рома и жареных стейков.

Они свернули налево, выходя к лифтовой шахте, и Саша приложил допуск к панели. Лифт мягко загудел, поднимаясь к ним.

— Слушай, мы же добрый месяц тут маринуемся, вроде бы все притёрлись, но всё равно ощущение, будто ходим по натянутому тросу. Не только у нас с тобой, а вообще на корабле.

— Неудивительно, — пожал плечами Томас. — Никто не хочет стать тем, кто первый накосячит.

Двери лифта открылись, и они вошли в просторную кабину. Олександр выбрал первую палубу. Лифт мягко скользнул вверх.

— Слышал, Мёрквист в ЦУПе залип. Проверяет расчёты перед прыжком. Опять.

— Ну конечно. “Если хоть одна переменная отклонится на микрон — всё полетит к чертям.”.

— Пусть считает. Главное, чтобы потом не жаловался на головную боль и не свалился в отключку.

Томас покачал головой.

— Я вот подумал: а если бы он прыгнул на все 16 световых лет сразу? Представляешь, какой срач бы поднялся?

— А ты бы смог так, Саня? — Он лукаво прищурился. — Сразу на 16, без передышки?

Олександр усмехнулся и посмотрел на друга:

— А ты бы!? — Том, не издевайся надо мной, и так на душе пустота. Это же чистое безумие.

Лифт остановился, и двери разошлись, открывая вид на территорию командного центра.

Коридор был относительно пуст, лишь пара офицеров прошла мимо, коротко кивнув в знак приветствия. Олександр почувствовал лёгкий холодок в груди, как будто что-то неуловимо тянуло назад. Тревога мелькала, но он быстро подавил её. Мандраж — это нормально, — подумал. Новый корабль, новый прыжок. Лучше держать себя в руках.

— А сколько раз ты общался с Архитектором Грани? — спросил Саша, будто невзначай.

— Парочку раз было, — ответил Томас. — Кроуфорд редко настроен на разговор.

— Мда... Он всегда такой? — Олександр опять оглянулся через плечо. — Я о нём столько легенд слышал — и ни разу нормально не поговорил.

─────────────────────────────────────────────────────

Капитан Маркус Рейнке стоял у массивного голографического стола. Огромное помещение, наполненное светом от панорамных экранов, напоминало мостик древнего фрегата — с высоким потолком и десятками офицеров на боевых постах. Словно подводный зверь, "Омега" затаилась в ожидании приказа.

Рейнке коротко оглядел присутствующих. Варп-инженеры, офицеры службы безопасности, командиры боевых отрядов, ведущие техники и операторы — все, кто имел отношение к предстоящему прыжку, собрались вокруг стола, молча выслушивая капитана. Из сорока с лишним тысяч экипажа лишь немногие имели доступ к мостику.

— Внимание, господа, — начал Рейнке, его голос был спокоен и твёрд. — Как вам известно, у нас очень важная миссия. "Омега" готова к первому варп-прыжку. Цель — наш главный форпост на дальних рубежах Атлантиса.

На голографической карте высветилась система Тритонии — далёкая звезда с планетой на орбите, окружённая маркерами маршрутов.

— Тритония — стратегический оплот, — продолжал Рейнке. — Планета с богатыми ресурсами, включая тритий и уникальные самородные железные пласты. Мы должны доставить оборудование для запуска полного промышленного цикла и обеспечить безопасность планеты.

— Не забывайте — планета находится на границе интересов Атлантиса и Евразийского Альянса. Мы обязаны быть наготове к возможным провокациям и попыткам саботажа.

Он сделал короткую паузу, чтобы дать собравшимся осмыслить его слова.

Офицеры службы безопасности закивали, обменявшись напряжёнными взглядами.

— Атлантис вложил в это астрономически много, — добавил он. — Провал не приемлем.

Капитан слегка кивнул Хансу Мёрквисту. Тот выступил на шаг вперёд, безразлично оглядел собравшихся и заговорил холодным, почти безразличным тоном:

— Первый прыжок рассчитан на восемь световых лет. После будет промежуточная остановка на сутки для диагностики.

— Больше сказать нечего.

В зале повисла короткая тишина, и капитан Маркус вновь взял слово:

— Время выхода на расчётную позицию — через три часа, — сказал Рейнке. — Не тратьте время впустую. Нам предстоит доказать, что "Омега" — не просто технологическое чудо, но и вершина дисциплины.

— Отбой, — коротко скомандовал капитан.

Собравшиеся офицеры начали покидать командный центр. Олександр, наблюдая за ними, чувствовал, как напряжение в зале медленно рассасывается. Томас рядом с ним спросил вполголоса:

— Ну что, Саня, готов к первому прыжку на флагмане?

— А куда деваться, — выдохнул Олександр, прислушиваясь к звуку собственных мыслей.

— Ладно, пошли проверим наши системы. Развлечений тут всё равно не предвидится.

Они направились к центру управления полем, оставляя позади напряжённый командный мостик

— Знаешь, мне всё равно не нравится эта идея с кучей коротких прыжков. Ещё и в один слой. Зачем напрягать всех по мелочам, если можно сократить маршрут до двух-трёх больших переходов?

— Линкор это ж, блять, не варп-танк на учениях! Зачем рисковать, если можно двигаться безопасно и постепенно?

— Безопасно и постепенно, ага, — проворчал Томас.

─────────────────────────────────────────────────────

Глава 2

Олександр Винторезович родился в маленьком городке на окраине Межморья, где дома жались друг к другу, словно пытаясь укрыться от холодных ветров, дующих с фронта бесконечной искусственной войны. Здесь, под серым небом, жизнь текла тихо и размеренно, но напряжение — невидимая тень

Евразийского Альянса — просачивалось в щели окон, в скрип половиц, в

приглушённые разговоры взрослых за ужином. Фронт редко двигался, но его

присутствие чувствовалось повсюду, как далёкий гром, обещающий бурю.

Отец Олександра, Виктор Винторезович, был человеком земли и неба. Днём он

чинил наземные машины на местном заводе, а по вечерам поднимал глаза к

звёздам, будто искал там ответы на вопросы, которые не решались задать

вслух. Он был инженером до мозга костей, но в его голосе, когда он говорил о

космосе, звучала мечта. Маленький Олександр часто забирался к нему на

колени, пока тот, сидя на крыльце, указывал на мерцающие точки в небе.

"Видишь вон ту, яркую? — говорил Виктор, его дыхание смешивалось с

прохладой ночи. — Это не просто звезда, Саня. Это маяк. Там, за ним, корабли

прыгают через пустоту. Варп-технологии, сынок, — вот в чём сила" В такие

минуты глаза отца светились, и мальчик, ещё не понимая всех слов, чувствовал, как в нём самом загорается искра.

Мать, Елена, была другой — ласковой, но твёрдой, как страницы её старых

любимых книг. Она преподавала литературу и историю в школе, и её рассказы

о героях, пересекавших моря и небеса, вплетались в воображение Олександра, и звёзды из отцовских историй становились ближе — уже не просто огоньки, а

зов, который он не мог игнорировать.

Семья жила скромно: одноэтажный кирпичный дом с потёртыми коврами, запах

свежесваренного борща, смех за столом. Но однажды всё изменилось. Виктору

предложили работу в Атлантисе — далёкой корпоративной диктатуре, известной своими передовыми технологиями и амбициозными космическими

программами. Это был шанс на лучшую жизнь, и семья, не раздумывая, переехала.

Столица Атлантиса встретила их холодом — не только погодой, но и чем-то

большим. Восьмилетний Олександр, сжимая руку отца, стоял на огромной

площади, запрокинув голову. Небоскрёбы тянулись вверх, бесконечные, подавляющие, и в их отражениях он видел не себя, а кого-то другого —

мальчика, который однажды поднимется туда, к звёздам. Восторг смешивался с

лёгким уколом страха: этот мир был слишком велик, слишком строг, но в то же

время манил, обещая раскрыть свои секреты тому, кто докажет свою силу.

Отец устроился на крупный завод по изготовлению варп-двигателей — сердца

межзвёздных кораблей. Иногда он брал Олександра с собой, и тот, затаив

дыхание, смотрел, как искры летят из-под сварочных аппаратов, как инженеры

в белых халатах склоняются над мерцающими панелями. Гул машин, запах

металла, ритм работы — всё это врезалось в память мальчика. Прийдя домой у

уложившись спать, мечта внезапно обрела форму: Олександр понял, что станет

варп-инженером — тем, кто открывает человечеству путь к звёздам.

К шестнадцати годам эта мечта превратилась в твёрдую цель. Олександр

поступил в подготовительное крыло Академии Искажения Пространства —

лучшее место, где готовили тех, кто осмеливался бросить вызов космосу. Эта

авантюра стоила приличных денег, но они уже могли себе это позволить. Здесь

он погрузился в физику, математику, основы варп-технологий — науки, которые

были одновременно прекрасны и беспощадны. Его ум работал, как отлаженный

механизм: он видел закономерности там, где другие терялись, и решения

приходили к почти инстинктивно. Преподаватели замечали это. "У тебя талант, Винторезович, — говорил один из них, поправляя очки. — Не растеряй его."

Олександр и не собирался.

Вступительные тесты на курсанта стали первым боем. Людоедские экзамены

по математике, физике, психологии и различные тесты на умственные

способности сменяли друг друга, как удары молота. Он готовился до рассвета, сидя за столом при свете лампы, пока город за окном спал. Руки дрожали от

усталости, но он стискивал ручку и шёл дальше. Последний тест он сдал с

таким результатом, что комиссия переглянулась в молчании, а потом один из

экзаменаторов, сухой старик с колючим взглядом, кивнул: "Добро пожаловать, Винторезович."

Это был пропуск в новый мир — и первый шаг к звёздам.

─────────────────────────────────────────────────────

Каждый, кто попал в Академию Искажения Пространства, обладал

интеллектом, который в глазах остальных людей граничил с гениальностью. Но

даже из таких «сверхумов» можно выжать всю волю и силу.

Варп-инженеры — элита из элит, хранители технологий, что позволяли

кораблям пронзать пространство-время, — проходили через горнило

испытаний. Обучение было крайне суровым: из десятка кандидатов до конца

обучения доживала в лучшем случае половина. Кто-то выплавлял себе мозг на

тренировках, кто-то терял рассудок, не справившись с давлением варп-поля.

Варп-прыжки требовали не только глубоких знаний физики, но и выдающейся

интуиции, способности чувствовать пространство и время на уровне, недоступном обычным людям. Игра стоила свеч — обучение и сопряженные

расходы полностью бесплатны, ведь никому кроме передовых трансгосударств

обучение не по карману. По окончании учёбы - получаешь гарантированное

трудоустройство с космической зарплатой в 300к кредитов минимум, куда бы

тебя за 15-летний контракт не назначили. Главное - выживи. Более того, каждому курсанту положена огромная стипендия в размере пяти тысяч

кредитов ежемесячно — гарантированно и независимо от успехов.

Орбитальная станция Академии Искажения Пространства ( АИП ) висела на

гелиоцентрической орбите над Землёй — холодной, безмолвной, отрезанной от

суеты планеты. Здесь, среди металла и космической пустоты, начинался путь

варп-инженеров. Для Олександра Винторезовича, прибывшего с горящими

глазами и твёрдой решимостью, это место стало первым настоящим

испытанием. Он ожидал поначалу лекций и формул, но реальность оказалась

куда суровее.

На вводном занятии их встретил инструктор с жёстким взглядом и голосом, режущим, как лазер тишину:

— Варп — это не наука, которую можно выучить по книгам. Это стихия. Чтобы

ею управлять, вы должны стать несколько больше, чем людьми.

Он рассказал, что каждому курсанту вживят киберимпланты —

нейроинтерфейсы, позволяющие подключать мозг напрямую к бортовым

системам. Без них работа невозможна: поток данных от силовых установок и

переменные поля слишком стремительны, слишком сложны для обычного

разума и привычных органов осязания. К тому же — с нейроинтерфейсом

можно было «считать в голове», будто включив внутри себя калькулятор: любой сложнейший расчёт сводится к чёткому и мгновенному выводу. Всё это

вместе превращало инженера в часть корабля, позволяя ему не просто видеть

параметры, а ощущать их — как ток крови в венах, как дрожь пространства

перед прыжком.

Операция прошла в стерильной комнате, где гудели машины и пахло озоном.

Олександра уложили на стол, и он стиснул кулаки, когда иглы вошли в затылок.

Боль расколола голову, будто кто-то вонзил раскалённый клинок, но он молчал, лишь дышал сквозь зубы. Через несколько часов его подняли, и мир слегка

покачивался перед глазами.

— Ты теперь не просто курсант, Винторезович, — бросил хирург, не поднимая

взгляда. — Ты часть системы.

С тех пор началась настоящая учёба. Помимо всевозможных лекций по теории

поля и квантовой механики, будто этого было мало чтоб сойти с ума, курсантов

загоняли в варп-симуляторы, где мозг подключался к искусственному полю.

Задача была проста и беспощадна: удержать варп. Ощущения были

странными: поле пульсировало в голове, словно живое, а малейшая ошибка

оборачивалась тошнотой и звоном в ушах. Некоторые возвращались из

симулятора с трясущимися руками, другие — с выплавленным сквозь уши

мозгом.

─────────────────────────────────────────────────────

Варп-инженеры жили по строгой иерархии, где ранг определял не только

мастерство, но и вероятность выживания. Олександр быстро выучил её, впитывая рассказы старших и обрывки слухов. Всего в мире насчитывалось

около шести тысяч профессиональных инженеров и несколько тысяч

курсантов, но это число было зыбким — поле забирало свою кровавую жатву..

На самом дне иерархии варп-инженеров стояли курсанты — тысячи юнцов

вроде Олександра, едва начавших свой путь. Выжить после десяти лет

тренировок в Академии означало получить звание Пространственного Адепта

— начального уровня, допускавшего самостоятельные прыжки на фрегатах и

корветах до четырёх световых лет. Дальше шли Хранители Грани — способные

преодолевать уже восемь световых лет. Навигаторы Искривлений, средний

уровень, могли контролировали прыжки до двенадцати световых лет.

Истинными проффесионалами считались Мастера Варпа — около двухсот

человек на галактику, способных почувствовать поле не цифрами, а нотами, управляя прыжками до шестнадцати световых лет. Над ними было примерно

семьдесят носителей ранга Повелитель Пространства, чьи имена произносили

с почтением и страхом, ведь их возможности достигали двадцати световых лет.

А на самой вершине стояли почти мифические фигуры — Архитекторы Грани.

Всего девять человек на весь мир, способных пронзать ткань пространства на

пятьдесят световых лет.

Впрочем, восприятие рангов исключительно через дальность непрерывного

прыжка было бы кощунством. Настоящая разница между инженерами варпа

состоит не столько в расстоянии, сколько в искусстве управления полем.

Каждый новый уровень означает более глубокое понимание пространственной

гармонии и умение плавно адаптировать варп-тональности к изменяющимся

условиям. Именно в этом и заключается искусство управления

пространства-временем — не просто запустить и стабилизировать поле, но

заставить его подчиняться и звучать в унисон с волей инженера.

─────────────────────────────────────────────────────

Аудитория располагалась в самом конце одного из модулей Академии

Искажения Пространства — огромный купол с непривычной для учебного

заведения тишиной и полумраком. Вместо привычных парт — полукруглые

столы с панелями и удобными креслами. Над каждой панелью тянулись

прозрачные кабели нейроинтерфейсов, готовые подключить мозг курсанта к

расчётным ядрам.

Сегодня была лекция по теории полей, и преподаватель, седой мужчина по

имени профессор Андреев, стоял в центре купола, проецируя формулы на

сферический экран. Рядом с ним в воздухе висели уравнения общей теории

варп-метрик и энергетические выкладки, разрисованные разноцветными

маркерами.

— Проффессор, можно спросить, пока вы не начали: почему нельзя передать

эту работу ИИ? — спросила миловидная девушка за столом в первом ряду.

— Замечательный вопрос! — Итак, — Андреев указал лазерной указкой на

бегущие строки, — согласно уравнению баланса для варп-поля, если

α(r,t)\alpha(r,t)α(r,t) превысит критический порог, где α\alphaα — лапсовая

функция, а βi\beta_iβi — функции сдвига, поле потеряет стабильность. Иными

словами, пузырь «порвётся». Как результат, мы либо аварийно выйдем в

обычное пространство, либо, что гораздо хуже, полностью дестабилизируем

ядро варп-двигателя.

Он быстро щёлкнул переключателем, и на экране появился график: резкий

скачок красной линии, уходящей в зону «коллапса».

— Вопрос к аудитории: что будем делать в случае, если α\alphaα уходит в

красную зону при входе в плотное гравитационное поле? Допустим, у нас

ограниченный запас энергии, а разгон поля уже запущен. Какие шаги?

Наступила короткая пауза. В дальнем секторе поднялся один из курсантов —

худощавый парень по имени Шилов, который обычно отмалчивался на

занятиях.

— Мы можем понизить мощность варп-ядра, — предложил он. — Снизить

напряжение стабилизаторов, чтобы сократить α\alphaα.

— Верно, — отозвался Андреев, удовлетворённо кивнув. — Но предположим, мы уже на пределе, а если снизить мощность хоть на каплю, не хватит сил, чтобы сохранить пузырь?

— Тогда переводим часть энергии в резервные контуры, — Шилов, казалось, уже ободрился. На голограмме он указал участок с меткой «βi\beta_iβi », символизирующей вектор смещения. — Корректируем вектор сдвига поля. Если

βi\beta_iβi уменьшить, пузырь станет короче, но стабильнее.

— Звучит красиво, — Андреев переключился на другой слайд, где

отображалась схема варп-двигателя. — Но что будет с температурами, если мы

так сделаем?

— Температура? — переспросил Шилов. — Э-э… формула…

На экране всплыл ряд диаграмм. Андреев вздохнул и произнёс:

— Вот именно. Варп-физика пересекается с теплотехникой: при снижении

βi\beta_iβi двигатель начнёт перегреваться в области камер Казимира, потому

что отдача растёт. И никакие формулы пока не описывают точную логику этого

перегрева, поскольку каждое ядро индивидуально. Что делать?

Шилов замолчал, шаря глазами по голографическим таблицам, но подходящей

«универсальной» формулы там не было. Вдруг с другого конца зала встал

следующий курсант:

— Профессор, тогда, возможно, нужно наоборот на короткий миг повысить

мощность, чтобы «пробить» перегретый слой, а затем сбросить?

Андреев удовлетворённо хлопнул указкой по ладони:

— Отлично, Винторезович. Именно так нередко делают бывалые инженеры: разгоняют двигатель выше рекомендуемого порога, чтобы поле «проломило»

буфер перегрева, а затем быстро сбрасывают. С точки зрения математики —

это почти безумие: формально мы идём к коллапсу. Но если чётко

почувствовать момент переключения…

Он сделал паузу, обведя взглядом аудиторию.

— А теперь возвращаемся к ключевому вопросу. Почему этим не может

заняться ИИ?

В зале поднялся шум. Курсантка с короткой стрижкой откровенно фыркнула, кто-то стал просматривать конспекты, и тогда решительно поднял руку парень в

очках:

— Разве ИИ не способен обсчитать все параметры быстрее нас?

— Может, — кивнул Андреев. — Может, и обсчитает. Только вот варп не

стационарен, это не задача типа «решить систему из N уравнений». Это

непрерывное взаимодействие поля, двигателя, гравитации, температуры… да

хоть тряски корпуса. Один неверный шаг — и всё летит к чёрту. — Варп-поле

напоминает древнюю игру «Го»: вы не сможете просчитать все комбинации —

игру, как и поле, нужно чувствовать. Только в го число комбинаций все же

конечно, а у нас - нет.

Он приблизился к ближайшему столу и положил на него ладонь:

— Нет ничего лучше живого мозга, который сумеет интуитивно почувствовать

аномалию и понять: «вот здесь надо чуть сдвинуть βi\beta_iβi », а вот тут —

врубить на секунду дополнительную мощность, пусть даже движок раскалится

добела. С точки зрения формул — это абсурд. А с точки зрения практики, это

спасало сотни жизней.

Послышались негромкие возгласы согласия. Андреев сделал ещё один жест

рукой, переключая проекцию. Там были показаны два набора кривых: синие —

«идеальные» расчёты, зелёные — реальная траектория прыжка.

— Смотрите. Разница между этими графиками — те самые «неучтённые

факторы». Напряжение корпуса, мелкие столкновения с микрочастицами, выброс энергии в камерах Казимира, да мало ли. Формально мы должны идти

по синей линии. Но варп-поле всегда ведёт себя, как живое существо. И у нас

нет универсального алгоритма. Зато есть мозг инженера, способный

импровизировать. Вопросы?

Кто-то в дальнем ряду потянулся за микрофоном:

— Профессор, выходит, мы всегда действуем на свой страх и риск?

— Да. — Андреев усмехнулся. — Именно поэтому, друзья мои, на занятиях по

теории мы даём вам формулы, но учтите: в реальном полёте вы будете их

нарушать. Зато у вас будет шанс выжить.

Он окинул аудиторию жёстким взглядом, в котором таилось и понимание, и

сострадание:

— Постарайтесь научиться чувствовать поле. Никакой искусственный

интеллект за вас это не сделает. Иначе вы рано или поздно станете очередным

пунктом в списке потерь.

Андреев перевёл дух и, бросив взгляд на аудиторию, продолжил:

— Знаете, лет двадцать назад корпорация "Сяоми" пыталась автоматизировать

варп-навигацию. Собрали лучших программистов и теоретиков, выделили

бюджет в триллион кредитов. В итоге появился проект «Патронус» —

полностью автономный ИИ для управления варп-прыжками на малых

дистанциях.

Он покачал головой и усмехнулся:

— И знаете, что? В симуляциях всё выглядело идеально. Патронус

просчитывал алгоритмы быстрее любого живого инженера, прокладывал

маршрут с учётом мельчайших гравитационных возмущений и даже

самопроизвольных флуктуаций капризных камерах Казимира. На бумаге —

совершенный варп-навигационный интеллект.

Некоторые курсанты переглянулись. Андреев щёлкнул переключателем, и на

экране возникла видеозапись: небольшой варп-танк «Vanguard VTX-4» на

орбите.

— Патронус успешно совершил прыжок на четыре световых года в тестовом

режиме, но есть нюанс, — продолжал профессор. Восемь из десяти попыток —

чистый прыжок. Два из десяти — либо выход в межзвездное пространство, либо полный коллапс варп-двигателя.

Голограмма на секунду показала график успешных и неудачных попыток —

восемь синих отметок и две красные.

— Вопрос в том, что на практике восемьдесят процентов — это

катастрофически мало. Четыре из пяти прыжков проходят нормально, но кто

захочет рисковать кораблём в каждом пятом полёте? Особенно если это не

учебный варп-танк, а полноценный крейсер с экипажем?

Он сделал паузу, дав аудитории осмыслить услышанное.

— После нескольких аварий с потерей танков и пилотов проект заморозили.

Говорят, Патронуса собирались доработать, но как-то быстро охладели к идее.

Слишком много комбинаций — даже ИИ не способен всё просчитать. Поэтому

вернулись к старому и надёжному методу — человеку с интуицией и опытом.

Он развёл руками, словно подчёркивая всю безнадёжность попыток

автоматизации.

— Варп-прыжок не игра в шахматы. Даже ИИ, который знает все формулы и

алгоритмы, не способен учесть тот самый «жестокий случай», который

возникнет ровно на 3,712 световом году и приведёт к разрыву поля. А вы, как

инженеры, должны будете не просто обсчитать траекторию, но и почувствовать

её, удерживая на грани.

— Так что, господа, не рассчитывайте на искусственный интеллект.

Единственная надежда — вы сами и ваше умение слышать поле. А «Патронус»

пылится в архивах, как напоминание о том, что даже в век технологий есть

вещи, которые поддаются только человеку.

В аудитории повисла напряжённая тишина.

— А теперь, господа, Андреев — продолжил лекцию, словно ничего особенного

не произошло — вернёмся к нашим уравнениям. Мы остановились на том, что

α(r,t)\alpha(r,t)α(r,t) и βi\beta_iβi связаны через коэффициент γij\gamma_{ij}γij ...

Голограмма снова засветилась формулами, а курсанты склонились над своими

панелями, впитывая в себя тяжёлую истину: варп требует куда большего, чем

просто «запрограммировать компьютер».

─────────────────────────────────────────────────────

Учёба шла мучительно медленно и одновременно невыносимо быстро. Каждый

день превращался в битву с собственным разумом. Курсанты один за другим

сходили с дистанции — кто-то срывался посреди прыжка на симуляторе, его

разум просто рассыпался на осколки, кто-то начинал слышать голоса и впадал

в безумие. Академия считала это естественным отбором.

Олександр видел, как вчерашние друзья превращаются в пустые оболочки, как

их глаза гаснут после очередной тренировки. Особенно тяжело он перенёс, когда парень из его группы, Логан, сломался прямо в кресле симулятора: он

кричал, умоляя кого-то замолчать, и бился головой о консоль, пока его не

вырубили врачи. Больше Логана никто не видел.

После очередного “отбора” группу сократили до половины, и в тот же вечер он

познакомился с Томасом Хардингом — талантливым британцем на несколько

лет старше, прошедшим аналогичную мясорубку, но уже получившим первые

нашивки Пространственного Адепта. Хардинг был совершенно другим: в его

взгляде не было тени страха или сомнения, только вызывающая, почти

безрассудная уверенность.

— Ты слишком много думаешь, Саня, — сказал он при первой встрече, хлопнув

Олександра по плечу. — В варпе думать вредно. Почувствуй поле, войди в его

ритм, и всё получится само.

Тогда Олександр только усмехнулся, не восприняв слова всерьёз, но уже через

пару тренировок понял, что Томас прав. Вместе они стали неплохой командой: расчёты Олександра всегда были безупречны, а интуитивный стиль Томаса не

раз вытаскивал их на групповых симуляциях прыжков.

─────────────────────────────────────────────────────

В АИП курсанты трахались как кролики. Никто этого особо не скрывал — при

таких перегрузках и постоянном риске скоропостижной смерти секс становился

самым естественным способом снять напряжение. К тому же, у девушек из-за

жесточайших тренировок и ментальных нагрузок поголовно прекращались

месячные — о беременности можно не беспокоиться. Процесс был обратимым, но требовал долгого полноценного отдыха и стабильного режима — чего в

Академии никому не позволяли.

Олександр не был исключением, о нет. Он быстро понял негласные правило

младших курсов:

нравится — бери

зовут — соглашайся

Это было несравненно проще, чем на земле. Иногда после выматывающих

тренировок курсанты едва находили силы дойти до койки, но стоило

восстановить дыхание, как снова тянуло к живому теплу. Казалось, что тень

возможной гибели подталкивала к жадному поиску удовольствия, и секс

становился не столько роскошью, сколько способом не сойти с ума.

Конечно, находились и те, кто пытался игнорировать этот негласный ритуал, срываясь на бессонные ночи за книгами или сидя в одиночестве на

симуляторах. Но такие долго не держались. Даже самые упёртые в итоге

сдавались и позволяли себе хоть немного тепла. Ведь никто не знал, кто из них

переживёт следующий день.

─────────────────────────────────────────────────────

Через три года мучительного обучения курсантов наконец-то пустили к

настоящим машинам. Это были знаменитые варп-танки модели «Vanguard VTX-4» — корабли около двадцати метров, с заострённой носовой частью и

массивными гироскопическими стабилизаторами по бокам. Их конструкция

вызывала одновременно восторг и страх: внешний вид напоминал

тяжело-бронированное судно, но на самом деле никакой защиты там не было

— только минимально необходимая оболочка для удержания герметичности и

крепления силовых установок.

«Vanguard VTX-4» создавались исключительно как учебные и курьерские

корабли, а потому ничего лишнего в них не было: варп-ядро серии VX, центр

управления Полем (ЦУП), место для отдыха и сна, небольшой склад с

сухпайками и водой, туалет, система жизнеобеспечения — всё это сжато и

тесно расположено на борту. ЦУП поддерживает до трёх варп-инженеров, которые могут подключиться к системе поддержания жизнедеятельности: кровоток соединяется с трубками подачи стимуляторов и питательных веществ, позволяя не отвлекаться на усталость или голод в процессе прыжка.

Особенность варп-танков заключалась в том, что вся конструкция была

подчинена одной цели — обеспечить максимальную стабильность варп-поля.

Из-за предельно возможной удельной тяги варп-ядро формировало

чрезвычайно устойчивое искривление пространства, позволяя танку двигаться

с ошеломляющей скоростью — один световой год всего за шесть часов. Это

было вчетверо быстрее того, что считалось «быстрым» в космосе.

Такая конструкция делала варп-танки самыми лёгкими и простыми для

прыжков среди всех космических судов — чем легче корабль, тем меньше поле, и тем проще им управлять. На них не ставили ни вооружения, ни

вспомогательных систем — всё было отдано во благо варпа. Инженеры шутили, что внутри они больше напоминали жестяные консервные банки, чем

космические корабли, но для обучения они были идеальны.

Именно в таких машинах курсанты впервые чувствовали, как пространство под

ногами начинает искажаться, и мозг ловит каждую мельчайшую вибрацию

варп-поля.

─────────────────────────────────────────────────────

Первый настоящий прыжок запомнился Олександру навсегда: инструктор

молча запер его с Томасом в варп-танке и назвал координаты — «До Альфа

Центавры и обратно». Двое суток, которые длился полёт туда и обратно, выжали из них все силы. Они сменялись каждые двенадцать часов, постепенно

передавая контроль над варп-полем настолько осторожно, словно

переставляли ногу на скользком уступе. Вернувшись, Олександр ощутил не

просто усталость, а странную, почти болезненную эйфорию: он впервые

осознал, что поле поддаётся его мыслям и интуиции.

Прыжки на настоящих машинах стали регулярными. Группа редела, танки

становились чем-то вроде второго дома. Каждый новый прыжок был похож на

игру с судьбой — курсанты возвращались либо сильнее, либо вообще не

возвращались. На пятый месяц практики им доверили прыжок к Сириусу: восемь лет, считавшихся формальным пределом «VTX-4». В тот раз из

двадцати не вернулось пятеро, а двое девушек поприветствовали товарищей

обезумевшими взглядами. Но Сашка не переживал — даже в случае выхода в

межзвёздное пространство они с Томасом могли бы вытянуть аппарат обратно

в варп, хоть это и не сулило им ничего хорошего.

После того рейса он понял окончательно: пути назад нет. Теперь он хотел не

просто выжить, а стать одним из лучших — научиться чувствовать варп не

сухими формулами, а как гармоничную мелодию пространства, где каждый

переход звучит по-особенному.

─────────────────────────────────────────────────────

Меж тем жизнь в Академии текла в странном, почти порочном ритме: днём они

учились, ночью занимались сексом, а к обеду кто-то бесследно исчезал из

списка живых. Перегрузки и неопределённость сближали людей сильнее, чем

любые слова. К третьему курсу обычно складывались вполне постоянные

пары. Курсанты не просто делили койку, а сливались в эмоциональные узлы —

парни искали утешения у девушек, а те, в свою очередь, находили в мужских

объятиях краткое ощущение безопасности. Ночами они теряли страх и

сомнения, а следующей ночью уже оплакивали его безумные глаза и

перебинтованную голову в госпитале. С годами каждая потеря, каждая трагедия

становилась все более личной, выжигала сердце ещё глубже, ведь на месте

погибшего мог оказаться любой из них.

Олександр завершил обучение раньше срока, что не было исключением, но

результаты итоговых тестов ошеломили многих: ему сразу присвоили звание

Хранителя Грани — минуя статус Пространственного Адепта. Это редкий

случай, когда курсант перескакивает ступень. Сам Олександр лишь пожал

плечами: он знал, чего стоил ему каждый день.

Когда в придачу пришло еще и назначение на легендарный линкор «Омега», он

не особо удивился — слишком уж много слухов о том, что отберут лучших из

лучших. Томас, который уже несколько лет работал на флоте, получил

аналогичное письмо. В тот же день они столкнулись в коридоре Академии:

— Ну что, Саня, готов прыгать по-взрослому? — спросил Том с обычной

ухмылкой, хотя в его голосе чувствовалась скрытая усталость старшего

товарища.

— Как никогда, — ответил Олександр и улыбнулся. Но внутри бушевала буря из

гордости и тревоги.

Их путь только начинался.

─────────────────────────────────────────────────────

Глава 3

Омега готовилась к прыжку. Даже те, кто не участвовал напрямую в

манипуляциях варп-полем, ощущали напряжение, повисшее в воздухе.

Коридоры ожили — люди торопливо двигались к своим постам, обменивались

короткими впечатлениями. Панорамные экраны на мостике демонстрировали

проекцию маршрута — восемь световых лет до точки выхода.

Варп-палуба гудела — не двигатель ещё, а воздух, насыщенный

электромагнитным фоном. В Центре Управления Полем (ЦУП) было тихо.

Массивные кресла с поворотной системой стояли полукругом, словно

массивные коконы, готовые поглотить инженеров в свои объятия. В каждом

кресле — инъекторы с тонкими иглами, готовые подать в кровоток необходимую

смесь питательных веществ, стимуляторов и седативов. Состав выбирался

индивидуально — однако, хранители грани и выше, не пользовались

стимуляторами, если знали, что предстоит короткая смена.

Куратор варп-поля, Ханс Мёрквист, уже лежал в центральном кресле —

неподвижный, с закрытыми глазами, словно сканируя пространство ещё до

активации. На фоне мягкого гудения варп-ядра его спокойствие выглядело

почти пугающим.

Помощники уже были готовы к смене. Охранники стояли по стойке смирно, когда инжи начали прибывать на варп-палубу. Каждый знал свою задачу и не

отвлекался на разговоры. Офицер службы безопасности проверил допуск и

жестом пригласил Олександра и Томаса внутрь. Как только все зашли, массивные двери герметично захлопнулись и заблокировались, издав короткий

сигнал подтверждения.

— ЦУП на полной блокировке, — доложил старший охранник по внутренней

связи. — Доступ только у капитана, адмирала и архитектора.

— Понял, — отозвался Мёрквист, не отвлекаясь от проверки системы.

Олександр и Томас заняли свои места, подключились к креслам и

почувствовали лёгкий разряд по затылку — это импланты синхронизировались

с сетями корабля. Всё шло по протоколу, но ощущение странного гудения не

исчезало. Варп-палуба казалась живым существом — напряжённым, готовым к

прыжку.

— Как ощущения? — негромко спросил Томас.

— Гул какой-то... — Олександр нахмурился. — Как будто поле уже

активировано. — Не гони, — Томас усмехнулся. — Ты просто перенервничал.

Первый боевой прыжок, всё-таки. — Наверное... — Олександр вздохнул и

сосредоточился на параметрах. Но чувство нарастающего гудения не

отпускало.

Куратор варп-поля открыл глаза и повернул голову к ним, не поднимаясь.—

Внимание, — голос Мёрквиста звучал спокойно и уверенно. — Это первый

прыжок на линкоре "Омега". Я хочу, чтобы вы чётко поняли: никаких

импровизаций. Всё строго по протоколу.

Он сделал короткую паузу, давая время собраться.

— Я проведу всю операцию лично. Если потребуется — передам управление

определёнными подсистемами вам. — Все рабочие разговоры - только через

внутреннюю сеть, мой слух будет отключен. Без команды никто не

вмешивается. Ясно?

— Так точно, — отозвались инженеры.

Шум за пределами ЦУП словно стих — весь корабль затаил дыхание.

Олександр чувствовал, как напряжение тянется по венам, как кровь пульсирует

в такт нарастающему гудению. Казалось, варп уже прикасается к сознанию, готовый поглотить их в бесконечность.

─────────────────────────────────────────────────────

Иногда прошлое накатывало внезапно, как приступ головокружения. Олександр

на миг закрыл глаза и вспомнил Логана — высокого паренька с непокорной

чёлкой, который всегда умудрялся улыбаться даже после самых тяжёлых

тренировок. Логан был одним из лучших на курсе — цепкий ум, даже по меркам

инженеров, железная выдержка, искреннее желание приносить пользу

человечеству. Но однажды в симуляторе что-то пошло не так.

Поле вдруг стало неуправляемым — система зафиксировала резонансную

петлю, но никто не успел среагировать. Логан забился в кресле, словно его

голова полыхала изнутри, и вдруг начал кричать — хрипло, отчаянно, будто

кто-то шептал ему на ухо слова, которые нельзя было вынести. Он рвался из

ремней, мотал головой, пока не вывернулся и со всей силы ударился лбом о

панель управления. Звук удара был похож на выстрел — кровь брызнула на

консоль, заливая всё вокруг.

Инструктора бросились к нему, двое санитаров попытались скрутить, но Логан

всё равно бился, словно стараясь выбить из голоса из головы. Только после

укола успокоительного он замер — остекленевший взгляд, полное отсутствие

реакции. Его вытащили из кресла и унесли на носилках, оставляя за собой

кровавые следы на полу.

Позже кто-то сказал, что имплант перегрелся и выжег мозг, нарушив связи в

нервной системе. Инструктор, наблюдавший за симуляцией, бросил в сердцах:

— Чёртова резонансная петля…

Это было первое столкновение Олександра с настоящей смертью в варп-поле.

В Академии больше не вспоминали Логана — будто его никогда и не

существовало. Но память упрямо подбрасывала тот день, когда варп стал

слишком реальным и беспощадным.

Олександр знал, что нельзя думать о мёртвых, когда сам стоишь перед

прыжком. Но память подбрасывала образы друзей и напоминала о том, как

легко можно стать частью списка потерь. Он глубоко вдохнул, стиснул кулаки и

отогнал тяжёлые мысли.

─────────────────────────────────────────────────────

Мёрквист с мрачной сосредоточенностью скользнул взглядом по виртуальным

панелям, плавающим в его нейроинтерфейсе. Он подтвердил готовность ЦУП к

запуску: за бортом корабля активировались резонаторы, извлекающие

отрицательную энергию из квантовых флуктуаций космической бездны с

помощью божией, и камер Казимира. Затем дал мысленную команду на

включение варп-двигателя, и Олександр ощутил скачок напряжения в сознании: пространство наполнилось ощутимым «звучанием», низким и вибрирующим.

Олександр и Томас погрузились в потоки данных. Через контакты кресла

Олександр видел, как поля Казимир-резонаторов накачиваются энергией из

вакуума, формируя «пузырь» вокруг «Омеги». Ханс тщательно вёл настройки

— для гигантского корабля даже малейшее искажение могло стоить

катастрофы.

Шли минуты. Варп-поле стабилизировалось, параметры оставались в зелёной

зоне. Мёрквист отрегулировал мощность на нужном уровне и закрепил

конфигурацию.

Система

Текущее время прыжка: 00:20:12

Показатели поля в норме…

Олександр вдруг ощутил нарастающий внутренний зуд. Как будто кто-то

«простукивал» ему в затылок навязчивым сигналом. На экране перед глазами

всё было идеально, ничего не указывало на ошибку. Но желание «подкрутить»

одну из второстепенных переменных никак не отпускало — угол смещения

временного градиента, который Ханс выставил ещё до начала прыжка. По всем

расчётам, менять этот параметр не имело смысла.

Олександр

Чёрт… Зачем? … Ладно, успокойся. Всё в норме.

Но желание лишь усиливалось, словно мозг отчаянно требовал сделать то, чего никто не планировал. Олександр попытался подавить наваждение, вспоминал лекции, инструкции: «Без приказа не вмешиваться». Мёрквист был

занят другими критичными аспектами, и поле было стабильным. Тем не менее, спустя ещё пару минут он не выдержал. Мысли сами собой вошли в меню

параметров, игнорируя все внутренние запреты. Лёгкий щелчок импульса — и

угол смещения сдвинулся на доли процента.

В сознании Олександра будто что-то разрядилось, но никаких видимых

изменений не произошло. Мёрквист продолжал следить за данными, не

выказывая реакции, а Томас даже не заметил вмешательства.

Прошло ещё несколько минут, и система вдруг отреагировала коротким скачком

энергии в одном из резонаторов. Не критично, но достаточно, чтобы поле

начало «проседать» по периметру.

Система

Предупреждение: обнаружена неравномерность во внешнем слое

поля.

В отчёте мелькнули данные: если бы угол временного градиента остался

прежним, уровень искажений достиг бы точки коллапса — аварийный выход из

варпа стал бы неизбежен. На такой махине, как «Омега», это означало бы

катастрофу: корабль выкинуло бы в открытый космос, гравитационных якорей

бы не осталось — и как минимум одному из Мастеров Варпа, а скорее всей

команде профи, пришлось бы выжать себя досуха, чтобы вернуть корабль

обратно. А после — месяц валяться в кроватке и лечить мозг, если вообще

выживут.

Внутри ЦУП повисла гулкая тишина. Даже системы казались приглушёнными, будто корабль сам затаил дыхание после коррекции. Никто не решался

пошевелиться или выразить хоть слово — словно малейшее изменение могло

разрушить хрупкую гармонию поля.

Мёрквист замер, будто пытаясь понять, как такое вообще возможно. Казалось, Куратор варп-поля до последней секунды ждал, когда вскроется причина этого

«смещения».

Мёрквист

— Ты почувствовал?

Олександр

— Не знаю… Просто… будто что-то в голове «зазвенело», как

фальшивая нота. Не смог удержаться.

Мёрквист

— Хорошо сработано. — импульсы Мёрквиста ощущались глухо, будто он сам не верил в произошедшее. — Параметры в норме.

Поле стабильно. Не знаю, как ты это почувствовал, но интуиция у

тебя зверская.Не привыкай - полагаться только на неё в варпе

опасно. Но в этот раз ты спас нас от хорошей задницы.

Олександр ощутил комок в горле. Он не понимал, откуда взялось то острое

желание изменить параметр, но всё складывалось идеально. Поле снова

вошло в стабильную фазу. «Омега» продолжала прыжок сквозь искривлённое

пространство, а Олександр словно впервые почувствовал, что варп не просто

совокупность цифр и расчётов, а что-то живое — и он научился улавливать его

импульсы.

─────────────────────────────────────────────────────

Короткая смена длилась ровно восемь часов, и всё это время поле оставалось

абсолютно стабильным. Олександр и Томас тихо следили за показателями, лишь изредка перекидываясь мысленными репликами. Мёрквист, получивший

звание Мастера Варпа явно не за красивые глаза, контролировал поле на

высшем уровне: никаких сюрпризов не случилось. Когда подоспела следующая

команда инженеров, они с облегчением покинули кресла.

— Всё же жаль Мёрка, — сказал Томас, потягиваясь и разминая затёкшую

спину, выходя в коридор. — Торчать в ЦУПе еще восемь дней, пока мы

отдыхать будем.

— Да уж, — кивнул Олександр. — И ладно бы просто восемь дней, но восемь

дней на «Омеге»! За такое-то время и у варп-танка мозг выкипит. Я вобще

сомневаюсь что мастера - люди. Может это выкидыши бездны притворяются

людьми?

Пора была отдохнуть. Тревога, сопровождавшая их весь прыжок, отступала, сменяясь приятным утомлением.

— Ну что, Казанова, уже нашёл себе подружку? — внезапно спросил Томас, ухмыльнувшись.

— Ну тебя… — Олександр фыркнул. — Я любил их всех, искренне.

— Насколько «любил» — это уж только богам известно, а вот что «всех» — ты

очень точно подметил, — подколол Томас, не скрывая веселья.

Олександр покачал головой, улыбаясь краешками губ.

Они остановились у лифта. Томас нажал кнопку, двери беззвучно открылись.

— Слушай, — вдруг добавил он, когда они зашли внутрь. — Раз уж всё прошло

гладко, мы обязаны это дело обмыть. Идём в бар, иначе потом не найдём

времени.

— Может, завтра? — предложил Олександр. — Хочу отдохнуть.

— Завтра опять работы полно. Сегодня самый подходящий момент. Давай, пропустим пару стаканчиков, — Томас улыбнулся своей лукавой ухмылкой. —

Тебе не помешает расслабиться, зверрррский интуит! — он прорычал на манер

льва и шутливо взмахнул рукой, будто царапая воздух когтистой лапой.

Олександр лишь усмехнулся, понимая, что друга уже не переубедить:

— You are right… Но только парочку. Потом — спать.

— Как скажешь, герой дня, — хохотнул Томас.

Лифт двинулся наверх, увозя их прочь от гулкого варп-поля и мыслей о

смертельно опасной работе.

─────────────────────────────────────────────────────

Они добрались до жилого сектора за считанные минуты. Наконец оба

оказались в гостинной больших спаренных кают, которую делили между собой

на время службы — здесь хранились их личные вещи и элементы формы.

Олександр уселся на край кровати, глянув на отражение в зеркале напротив.

Взгляд у него был ещё встревоженный после напряженной смены.

— Мы же варп-инженеры, нам вообще можно вниз? — пробормотал он, словно

сам с собой, вздыхая. — Я думал, нам, наоборот, советуют не смешиваться с

народом, чтоб… ну, вдруг.

— Советуют, да, — Томас пожал плечами. — Но кто сказал, что мы обязаны

всегда ходить в «Белую Помелу» на мостике? Я хочу в «Пьяный Астероид».

Там шумновато, зато есть настоящая жизнь.

Он выдвинул узкий шкаф и принялся рыться среди нескольких комплектов

одежды.

— «Пьяный Астероид»… — Олександр на мгновение задумался. — Мне

казалось, туда ходят всякие пилоты, техники… учёные с нижних палуб, военные среднего звена… Не то чтобы совсем низ, но всё равно не наш круг.

— Именно, — кивнул Томас, нацепив на себя удобную футболку, сверху

рубашку без знаков различия. — Зато никто не будет смотреть на нас, как на

панд в зоопарке. Если пойдём в заведения на мостике, начнутся эти

навязчивые поздравления с запуском первого прыжка. А тут мы сольёмся с

толпой. — Он подмигнул. — И к тому же… экзотика, понимаешь?

— Не знаю, — вздохнул Олександр, испытывая противоречивые чувства. — А

вдруг нас кто-то узнает?

— Да успокойся. — Томас указал ему на джинсы и куртку. — Сними уже эту

дурацкую форму. Мы — обычные парни, зашли пропустить пару стаканчиков

после смены. Никаких опознавательных знаков. Пожалуйста, — он щёлкнул

пальцами. — Давай быстрее, мне уже не терпится.

Олександр нехотя встал и потянулся к шкафу. Скинул инженерную куртку с

нашивками и аккуратно повесил её на вешалку, словно боясь оставить складку

не на месте. Надев тёмные штаны и простую рубашку, он снова глянул на своё

отражение.

— И как я теперь выгляжу? — пробормотал, даже слегка усмехнувшись. —

Совсем не так, как «Хранитель Грани».

— И слава варпу. — Томас хлопнул его по плечу. — Как только увидят, что мы

инжи, сразу толпой окружат, будут расспрашивать. А нам это надо?

— Нет, не надо, — признал Олександр. Он почувствовал лёгкий холодок: всё же

непривычно выходить на «этажи пониже» без сопровождения и без формы.

Привычные рамки безопасности казались утерянными.

Томас, тем временем, вытащил из кармана небольшой шприц с прозрачной

жидкостью и щёлкнул защитным колпачком. На корпусе выбито название:

"Фалкон-С".

— Ты серьёзно? — Олександр прищурился. — Стимулятор перед попойкой?

— Да расслабься. — Томас улыбнулся и ввёл себе укол в предплечье, совсем

чуток, едва надавив на поршень. — Всего пара миллилитров, просто чтоб не

свалиться в первом же баре.

— Лучше бы кофейку выпил, — фыркнул Олександр. — Не стоит перед

алкоголем рисковать.

— Слушай, я-то знаю своё тело, — Томас положил шприц в тумбочку. —

Фалкон-С — штука мягкая.

— Мягкая… Ты псих, Том — покачал головой Олександр. — Только не

удивляйся потом, если тебя вырубит посреди стола.

— Да ты не парься, зверь, — ухмыльнулся Томас. — Сегодня отдыхаем.

— Погнали. — Томас подхватил его за предплечье и повёл к выходу. — Просто

двое парней, решивших расслабиться.

Они выбрались в коридор, где царил обычный оживлённый поток сотрудников

разных уровней. Никто не обращал на них внимания: в скромной гражданской

одежде они ничем не выделялись из окружающих. Лишь изредка кто-то

здоровался кивком, принимая их за офицеров или техников высшего ранга на

отдыхе.

— Смотри, не проговорись кому-нибудь, — тихо проговорил Олександр, когда

они вышли к лифту.

— Буду молчать, как рыба, — отозвался Томас с ухмылкой. — Не сболтнём про

нашу «панда-братву».

Олександр не удержался от смешка. Он всё ещё слегка нервничал, но азарт

новизны подстёгивал его любопытство. Ведь в «Пьяном Астероиде» он никогда

не бывал — обычно инженеры варпа ходили по совсем другим местам. Может, и правда стоит попробовать что-то новое?

Они добрались до нижней палубы и остановились у массивной металлической

двери с потёртой надписью: «Пьяный Астероид». Изнутри доносился гул

голосов и ритмичный грохот музыки, отчётливо различимы были гитарные

риффы и грубый бас. Томас с усмешкой толкнул дверь, и они вошли внутрь.

Бар встретил их плотной волной табачного дыма и резким запахом алкоголя.

Под тусклым светом ламп, закреплённых вдоль потолка, едва можно было

разглядеть лица посетителей. У стойки теснились пилоты и техники в

комбинезонах, кто-то с досадой пинал металлическую урну, пытаясь затушить

окурок. За одним из дальних столов группа учёных в потёртых лабораторных

халатах спорила о варп-механике — слишком громко, чтобы не привлечь

внимания соседей.

─────────────────────────────────────────────────────

Олександр на секунду замер, впитывая хаос вокруг. Атмосфера была

пропитана жизнью — смех, крики, глухие удары кулаком по столу, кто-то уже

вовсю играл в кости на пустых ящиках из-под запчастей. Том огляделся, ухмыльнулся и направился к свободному месту у барной стойки.

— Вот она, настоящая жизнь, — бросил он на ходу. — А то мостик да пафосные

речи... Чистый яд для мозга.

Олександр кивнул, стараясь не смотреть в глаза окружающим. Привычка

держать дистанцию брала верх, и он чувствовал себя странно среди всей этой

шумной толпы. Бармен, если верить нашивке, Женя — рослый мужик с

выцветшей татуировкой на шее — обратил на них внимание и приподнял

бровь.

— Что пить будете? — прорычал он, не отрываясь от полировки стакана.

— Плесни 300, два по 200, после три по 100 по стопкам.

— Сейчас будет.

Томас обернулся на Олександра и подмигнул:

— Видишь, никаких проблем. Мы тут как свои. Расслабься.

Саша усмехнулся и слегка расслабил плечи, наблюдая за движением бармена.

Тот ловко смешал напитки и поставил перед ними по высокому стакану с

тёмной жидкостью.

— Держите, — хрипло сказал он. — Платите сразу.

Томас молча откинул на стойку кредитную карту, и бармен провёл её через

старенький сканер. Тот пискнул и засветился зелёным.

— Ну, — Томас поднял стакан и чокнулся с Олександром. — За успешный

прыжок и за спокойные смены.

— За нас, — кивнул Олександр и отпил глоток. Алкоголь обжёг горло, но после

осталась приятная тёплая горечь. Он вновь оглядел бар и заметил группу

пилотов за соседним столиком, которые явно перегибали с выпивкой, размахивая руками и обсуждая какую-то недавнюю потасовку.

— Гляди, — хмыкнул Томас. — Те двое, кажется, собираются подраться.

— Давай не встревать, — бросил Олександр, пряча улыбку.

— Да не, просто наблюдать будем. Зрелище бесплатно.

Вдруг кто-то из группы учёных поднялся и на нетвёрдых ногах подошёл к

стойке. Молодая девушка с короткой стрижкой и серьёзным выражением лица, на вид не старше двадцати пяти. Она устало попросила ещё порцию, и бармен, усмехнувшись, налил ей что-то прозрачное в высокий стакан.

— Она тут не впервые, — прокомментировал Том. — Видишь, как привыкла.

— Ну, по крайней мере, выглядит бодрой, — заметил Олександр.

Девушка вдруг повернулась к ним, и её глаза — ярко-зелёные — на секунду

задержались на лицах парней. Она как будто что-то уловила, но быстро отвела

взгляд и вернулась к своим друзьям. Томас усмехнулся и наклонился к

Олександру:

— Чувствую, местные уже пытаются нас просканировать. Держись увереннее.

— Да я держусь, — ответил Олександр, делая ещё глоток. — Просто не привык

к такому шуму. В баре на мостике хоть слышно, как говорят.

— Вот поэтому и надо иногда вниз спускаться. Видишь — реальная жизнь, а не

пафосные обсуждения с капитаном да адмиралами.

Бар постепенно наполнялся всё новыми посетителями, кто-то заказывал сразу

по три порции рома, другие брали крепкий сидр или мутноватое пиво. Томас

чувствовал себя в своей стихии, развалившись на барном стуле и ведя

неспешный разговор с барменом о «поганых варп-танках», которые «вообще не

держат поле». Олександр молча кивал, больше поглощённый изучением

атмосферы, чем самим разговором.

Барная суета продолжала накаляться. Кто-то начал бренчать на гитаре, подыгрывая странной старой песне, другие с шумом и смехом подхватили.

Томас неожиданно повернулся к Олександру:

— Слышь, Казанова, а вдруг мы тут кого-нибудь подцепим? Глянь, какие

девчонки за тем столиком. Может, к ним подсядем?

— Да ты уже решил за меня, что ли? — усмехнулся Олександр, отставляя

стакан. — Ладно, только сначала я в туалет сбегаю.

— Давай-давай, не пропадай надолго, — кивнул Томас и нагло подбросил

чужой орешек в рот, что осталось незамеченным.

Олександр поднялся, бросил последний взгляд на оживлённую толпу и

двинулся через зал к двери с пометкой "Санузел". Внутри было тесно, шумно и

слегка душновато. Он умылся холодной водой, посмотрел на своё отражение в

мутном зеркале и попытался привести мысли в порядок. Голова всё ещё гудела

после смены, и непривычная обстановка выбивала из равновесия.

— Расслабься, — сказал он сам себе, вытирая руки. — Ты же не на мостике.

Когда он вернулся к стойке, Томас уже успел разболтаться с кем-то. Олександр

на секунду замер, удивлённый появлением девушки рядом с другом. Она

стояла, привалившись к стойке, непринуждённо улыбаясь, и на лице Томаса

было заметное восхищение.

Олександр подошёл ближе и только тогда понял, что это — не кто иная, как

барменша. Ловко крутя в руках бокал, она что-то сказала Томасу, и тот коротко

рассмеялся. Увидев Олександра, она обернулась и улыбнулась ему тёплой, но

немного лукавой улыбкой. На форме нашивка с заглавными буквами - АЛИСА.

Мать моя бездна, а варп — отец.

Сказать, что она была очень красива — это не сказать ничего. Он скорее

поверил бы, что это демон бездны, чем настоящий человек. В первый миг

ударило волной жара — все звуки вокруг на мгновение стали глухими, а

пространство будто сжалось. Он выдохнул, стараясь не выглядеть полным

идиотом.

Алиса была математическим воплощением идеала, гармонии черт, о которой

можно было только мечтать. Тёмно-каштановые волосы мягкими волнами

ниспадали на плечи, отчётливо выделяясь на фоне светлой рубашки с

закатанными рукавами. Чистые, глубокие, голубые глаза будто холодное небо

в разгар зимы, с мягким блеском и чуть насмешливым оттенком. В этих глазах

читалась одновременно бесконечная доброта и странное ощущение мудрости, будто она знала больше, чем любой из присутствующих. Губы — мягкие, нежные, с естественным розоватым оттенком, слегка приподняты в едва

заметной улыбке, как будто она только что услышала что-то забавное.

Её фигура казалась почти нереальной — стройная талия, гибкие и сочные

бёдра, уверенная и грациозная осанка. Каждое её движение было плавным и

естественным, как у хищника, наблюдающего за жертвой из зарослей.

Казалось, будто все линии и пропорции её тела выверены по каким-то древним

греческим законам.

Она была не просто красивой — она была настолько правильной, что это

внушало лёгкий страх, как будто перед ним стояло нечто высшее и опасное.

Олександр ощущал странное напряжение, словно интуиция вопила о том, что

перед ним — что-то уникальное, невозможное. Он попытался взять себя в руки, но напряжение лишь усилилось.

И только когда Томас хлопнул его по плечу и ухмыльнулся, Олександр

наконец-то оторвал от неё взгляд.

— Ну ты чё, Казанова? Челюсть подбери, а то вниз укатилась, — с ухмылкой

пробормотал опьяневший Томас, хитро подмигнув.

Олександр, собравшись с мыслями, нахмурился, пытаясь сохранить лицо.

— Пошёл ты, — тихо огрызнулся он, но уголки губ всё равно дрогнули в слабой

улыбке.

Алиса, похоже, заметила их перепалку и спокойно разливала напитки по

стаканам. Она посмотрела на Томаса и, поднеся бокал к губам, мягко

проговорила:

— Ваш друг обычно такой молчаливый?

— О, это он только при виде красивых девушек теряет дар речи, — хохотнул

Томас, хлопнув Олександра по плечу. — Не обращайте внимания. Он просто не

привык к такой компании.

Олександр бросил на друга предупреждающий взгляд, но Том тормозить уже

не собирался.

— Просто мы тут нечасто бываем, — продолжил он, отпив из стакана. —

Обычно по барам не шляемся — работа такая. Но первый боевой прыжок —

это вам не шутки, надо отметить.

Алиса отложила бутылку и слегка улыбнулась:

— Первый боевой прыжок? Значит, вы новички?

— На этом корабле — да, как и остальные — кратко ответил Олександр, стараясь не выдавать лишнего.

Алиса скользнула взглядом по его лицу, будто что-то прикидывая, но не стала

продолжать допрос. Вместо этого она подняла левую бровь и спокойно, но с

интересом спросила:

— Что-то конкретное отмечаете?

— Да так, — протянул Томас с улыбкой. — Мероприятие прошло удачно —

решили расслабиться.

— Ну, удачных прыжков, — ответила Алиса, ненавязчиво подмигнув.

В этот момент у соседнего столика один из пилотов резко вскочил, гремя

стаканами, и бросил кому-то через весь зал:

— Да ты охренел! Я тебе сказал — ты не вырулишь на той рухляди!

Его собутыльники поспешили его усадить обратно, но пилот продолжал орать, махая руками. Алиса мельком глянула на сцену, будто бы уже видела подобное

не раз.

— Спокоойно, Флинн, — медленно бросил бармен с татуировкой. — Если

разобьёшь ещё один стол, заставлю тебя новый сварить.

Пилот огрызнулся, но смолк, зло глядя на собеседника. Алиса кивнула

бармену и вернулась к разговору с парнями.

— Весёлое у вас тут место, — заметил Олександр, расслабленно сделав ещё

один глоток.

— Когда все живы — весело, — улыбнулась Алиса. — Бывает и хуже.

— Хуже? — удивился Томас, пододвигая к себе опустевший стакан.

— Да, когда приходится по кусочкам собирать экипаж, — равнодушно бросила

она, будто это был обыденный факт.

Олександр, не зная, как продолжить разговор, уткнулся в стакан, но не

удержался и бросил быстрый взгляд на Алису. Она встретила его и снова мягко

улыбнулась, как будто знала, что он не находит слов.

— У вас-то есть проблемы? — уточнила она.

— Пока что нет, — ответил Олександр сдержанно. — Но вряд ли удастся

избежать совсем.

— Да, когда на борту такой махины, как «Омега», — философски проговорила

она, но тут же поправилась: — То есть, я слышала, что её запуск был

непростым.

— И то правда, — хмыкнул Томас, пытаясь скрыть непрошедшее напряжение.

— Ну ладно, не будем о плохом. Лучше скажите, что тут у вас самое крепкое?

Алиса склонила голову, обдумывая ответ, и сказала:

— Есть "Чеченский Порох" — выдержка 10 лет. Точно снесёт с ног.

— Давай его, — ухмыльнулся Томас. — Нам сегодня всё нипочём.

Олександр покосился на друга, но промолчал — в конце концов, пусть у него

будет право на глупости. Девушка грациозно поставила перед ними по рюмке

прозрачной жидкости, и Томас, не дожидаясь, поднял свою.

— За первый прыжок на «Омеге», — произнёс он с улыбкой.

— За прыжок, — коротко кивнул Олександр, и оба выпили залпом. Жидкость

обожгла горло и мгновенно ударила в голову.

— Да уж... — хрипло выдохнул Томас. — Вот это да.

Алиса чуть качнула головой, сдерживая улыбку.

— Варп вам в помощь, парни, — пробормотала она.

И в этот момент, глядя на неё, Олександр вдруг понял, что никак не может

перестать думать о её взгляде и мягкой улыбке. Внутри поднималось странное

ощущение тепла и лёгкой дрожи.

«Тьма сожри...» — послогово мелькнула мысль.

Томас наклонился к нему и с ухмылкой толкнул локтем:

— Ну что, Казанова, попался? — проговорил он чуть туманным голосом. —

Глянь, как залип...

Олександр хотел ответить, но вдруг заметил, что лицо друга побледнело.

Томас потёр виски и нахмурился.

— Чёрт... Голова что-то... — Он мотнул головой, будто пытаясь сбросить

наваждение. — Эй, у меня тут...

Рука его дрогнула, и он попытался ухватиться за край стойки, но пальцы будто

ослабли. Олександр едва успел подхватить его за плечо, не дав упасть на пол.

— Эй, Том! — Олександр встряхнул его за плечо. — Ты чего, брат?

Томас слабо замычал, будто пытался что-то сказать, но его голова бессильно

упала на грудь. Лицо побледнело ещё сильнее, приобрело сероватый оттенок, а на лбу выступили капли холодного пота. Олександр ощутил, как внутри всё

сжалось, паника готова была вырваться наружу, но он заставил себя

действовать.

— Томас! — ещё раз позвал он, в этот раз уже громче, чуть ли не крича, и

попробовал растормошить друга. — Эй, давай очнись, блять!

Ответа не последовало. Олександр судорожно коснулся шеи Томаса, пытаясь

нащупать пульс. Пальцы дрожали, а холодная кожа под ними была словно

резиновая — тусклая и безжизненная. Пульс еле ощутимый, слабый, неритмичный, будто сердце пытается завестись, но снова глохнет.

— Твою мать... — выдохнул он, не зная, что делать.

Алиса тут же оказалась рядом, её лицо серьёзное и сосредоточенное.

— Что с ним? — с тревогой спросила она, оглядываясь на других посетителей.

— Не знаю... — Олександр судорожно сглотнул. — Пульс почти не

прощупывается.

Алиса присела рядом, пытаясь нащупать его артерию на запястье.

— Похоже на сильнейшее отравление... или печёночную недостаточность... —

пробормотала она, но неуверенно.

Имплант Томаса автоматически активировался, отправляя

сигнал тревоги по внутренним каналам корабля.

Олександр в оцепенении смотрел на бледное лицо друга, чувствуя, как паника

подступает к горлу. Мысли метались, но ни одна не могла зацепиться за

реальность.

Осознавая, что происходит что-то очень нехорошее, он на мгновение замирает

в оцепенении. Его ладонь продолжала поддерживать Томаса за плечо, но друг

был как мешок с песком — тяжёлый и безвольный.

— Эй! — сорвался с губ Олександра хриплый выкрик. — Том! Ты чего, вырубаешься?

Бармен заметил проблему и настороженно подошёл ближе, оставив

недомытую кружку.

— Паря, что с ним? — хмуро спросил он, прищурившись.

— Я блять понятия не имею, плохо ему, ни видно что-ли?!

— Проблемы с печенью? — предположил бармен, оглядываясь в поисках

помощи. — Может, перебрал?

— Не думаю... — Олександр стиснул зубы, пытаясь удержать своё

беспокойство в рамках. — Он не мог так быстро напиться.

Бармен снова посмотрел на них, осознав, что ситуация серьёзная.

— Вызывайте медиков! — бросил он кому-то из посетителей.

Олександ

Сука, как можно я мог забыть вызвать врачей!

Впрочем это уже было лишним — через считанные секунды массивные створки

служебного лифта со стуком разошлись, и внутрь бара быстро ворвался

медицинский отряд в серо-стальной форме с ярко-красными нашивками на

плечах.

Командир медбригады мостика — высокий мужчина с холодным и

сосредоточенным взглядом — быстро подошёл к Олександру. Тёмные волосы

зачёсаны назад, резкие черты лица, движение точное и уверенное.

— Райан Миллер, медицинский отдел, — представился он кратко. — Что с

пациентом?

— Резко потерял сознание, кожа серая, пульс слабый, — коротко отчитался

Олександр, изо всех сил стараясь говорить спокойно.

Райан мельком глянул на инженера и кивнул своим людям. Двое медиков тут

же склонились над Томасом с диагностическими планшетами.

— Интоксикация, — тихо бросил один из медиков после короткой проверки. —

Возможно, острая печёночная недостаточность.

Райан ничего не ответил, лишь кивнул и сделал знак к транспортировке.

Мгновение — и носилки с автоматической фиксацией уже были разложены

рядом. Томаса аккуратно подняли и уложили на них, быстро зафиксировав

ремнями.

— Я с ним, — резко сказал Олександр, не отпуская руку друга.

Райан на мгновение задержал на нём холодный взгляд, оценивая, но всё же

коротко кивнул.

— Поехали. Только не мешайте.

Один из медиков потянул носилки в сторону служебного лифта, и они быстро

исчезли за закрывающимися дверями. Олександр шагнул следом, на секунду

обернувшись через плечо. Алиса стояла у стойки, нахмуренная и

взволнованная, нервно кусая нижнюю губу. В её глазах читалась тревога —

глубокая и неподдельная, и когда взгляды пересеклись, она коротко кивнула, будто говоря: «Всё будет хорошо».

Но уверенности ни у кого не было.

Лифт закрылся, и гул бара остался далеко внизу.

─────────────────────────────────────────────────────

Глава 4

Олександр сидел на кушетке в углу операционного блока, чувствуя, как

напряжение сдавливает виски. Томас лежал на столе, без сознания, с бледным

лицом и капельницами, вколотыми в обе руки. Около него суетились врачи в

защитных костюмах, ловко управляя манипуляторами и медицинскими

сканерами. Звуки оборудования глухо отражались от стерильных стен.

Один из врачей, молодой, но явно опытный, поднял голову к старшему хирургу

— Миллеру.

— Показатели критические. Алкогольная интоксикация на пике, печеночные

маркеры почти обнулились. Печень буквально распадается, сэр.

— Алкогольная? — хмыкнул Миллер, осматривая показатели на

голографическом экране. — Не с такого же количества… Ты что, дурак? Не

могли они так нажраться за пятнадцать минут. Да и не на "Чеченском Порохе".

Это что-то другое.

Младший врач замешкался и пробормотал что-то невнятное, а Миллер

склонился к больному, проверяя зрачки Тома. Лёгкое движение губ, резкий

выдох, и он выпрямился.

— Это не передоз, — буркнул он, резко переключаясь на другой скан. — Я бы

сказал, что это боевое отравляющее вещество. Но странно... Нет следов

токсинов.

Олександр вскинул голову, стиснув кулаки.

— Вы серьёзно? Какое ещё боевое вещество? Мы просто сидели в баре, выпили немного... да и всё.

— Ты что-то видел? Может, ему подмешали? — Миллер посмотрел прямо в

глаза Олександру.

— Нет, я... — он вдруг замолчал, вспоминая подготовку Тома к занятному

времяпрепровождению. — Разве что, он вколол немного "Фалкон-С" перед

выходом. Но совсем чуть-чуть.

Миллер настороженно прищурился.

— Есть образец? Осталось что-то?

Олександр помедлил, потом выдохнул:

— Шприц остался в тумбочке в каюте. Гостиная, спаренные каюты №12

инженерного сектора.

— О.у.к.е.й — процедил врач. — Я отправлю кого-нибудь за ним.

Он повернулся к одному из ассистентов и коротко скомандовал:

— Свяжись с охраной. Пусть поднимутся на жилую палубу, спаренные каюты

№12 варп-инженеров. Пускай найдут шприц "Фалкон-С" из тумбы и доставят

его в медблок. Быстро.

Ассистент кивнул и метнулся к коммуникационному терминалу.

Олександр сильно нервничал, но решил, что выходить из операционной не

станет — хоть бы кто попробовал его выгнать. Врачи и медсёстры уже

смирились с его присутствием — знали, что связываться с варп-инженером

никто не будет. Даже сам Миллер ничего не сказал — явно понимал, что

спорить бессмысленно.

— Слушай, варп-панда, — неожиданно обратился к нему Миллер, не

отрываясь от анализов, — твою породу мы хоть с того света достанем. Если

жив — значит, точно поправим. Не боись.

Саша молча кивнул, не находя сил на слова. Внутри всё кипело от злости. Он

сжал кулаки до боли, глядя, как на мониторах вспыхивают тревожные

показатели.

— Живой он. Живой. — Миллер бросил быстрый взгляд на Сашу, и в его

холодных глазах мелькнуло что-то похожее на уверенность. — Мы его

вытащим. Вытащили бы и тебя, если бы ты туда завалился. Так что не паникуй.

Олександр попытался успокоиться, хотя мысли путались. Тревога и злость

рвали сознание на части, но видя, как Миллер хладнокровно командует

командой, поневоле вселялось какое-то странное спокойствие.

Врачи продолжали работать, аккуратно вводя Томасу различные препараты и

подключая дополнительные системы жизнеобеспечения.

Миллер открыл морозильный контейнер, и холодный воздух тонкой струйкой

вырвался наружу. Внутри стояли аккуратные пластиковые боксы с надписями.

Он прищурился, оглядывая ярлыки, пока взгляд не остановился на одном из

контейнеров.

Имя: Павел Рогов

Возраст: 22 года

Пол: Мужской

Группа крови: 4+

Хирург фыркнул, чуть усмехнувшись.

— Никогда не понимал эту межморскую культуру — называть органы именами.

Как будто печень будет просыпаться по утрам и требовать кофе.

Он взял контейнер и аккуратно переложил его на стерильный стол. На экране

монитора замигали данные о пациенте: показатели токсинов в крови достигли

предела допустимой нормы. Миллер кивнул ассистенту, который тут же подал

хирургический инструмент.

— Готовим к пересадке. — Кровь прочищена, токсины выведены. Сейчас

заменим «покойника» на эту... — он глянул на контейнер и криво улыбнулся, —

...на "Павла Рогова".

Ассистенты уже готовили всё необходимое для пересадки, когда Миллер ловко

вскрыл контейнер и достал искусственную биоплёнку, защищавшую печень.

Орган выглядел свежим, идеально сохранённым — благодаря

криоконсервирующим растворам.

— Ладно, Рогов, посмотрим, как ты справишься, — буркнул врач себе под нос

и приступил к операции.

Несколько часов филигранной работы — и печень оказалась на своём месте, сосуды и протоки подключены, кровоток восстановлен. Миллер сделал

последний шов и снял перчатки, вытирая пот со лба.

— Пересадка завершена, — объявил он сухо. — Показатели стабилизируются.

Держите под наблюдением круглосуточно.

Ассистенты утвердительно кивнули, проверяя мониторы с состоянием Томаса.

Миллер откинулся на стул, наконец позволив себе расслабиться.

— Вот так, Павел, — тихо пробормотал он, поглядывая на экран с

показателями. — Теперь ты будешь работать на одного из лучших

варп-инженеров флагмана. Надеюсь, ты не против, и да сохранит Господь

наши души, аминь.

Олександр, всё это время сидевший на кушетке с побледневшим лицом, наконец-то выдохнул и поднял глаза на врача.

— Он в порядке?

— Да, он в порядке, — отозвался Миллер, жёстко, но с лёгкой ноткой

удовлетворения. — Не первый раз с органами возимся. Как только он очнётся, я тебе сообщу.

─────────────────────────────────────────────────────

Саша молча шел по коридору, не замечая мелькающих мимо лиц. Голова

гудела от нерастраченного напряжения. Он чувствовал себя выжатым изнутри, словно всё, что должно было рваться наружу — застряло где-то в груди, в

горле, в затылке. Даже мысли отказывались складываться в слова.

Когда дверь каюты наконец-то скользнула в сторону, он зашёл внутрь и скинул

куртку прямо на пол — сил думать о порядке просто не было. Он прошёл мимо

телевизора, усевшись на заправленную койки, и тупо уставился в стену.

Часы текли незаметно. Он не двигался. Даже глаза почти не моргали.

Инженеры. Варп-инженеры. Варп-панды, как их шутливо называли те, кто не

вникал в суть. Они не просто прыгали — они жертвовали собой. С первого

курса Академии их приучали к нагрузкам, которые ломали психику обычного

человека за неделю. Стимуляторы — не роскошь, не блажь — это часть

выстроенной десятилетиями системы. Без них никто не дотянул бы даже до

диплома.

Без стимуляторов никому не под силу контролировать варп-поле десятки, а

порой и сотни часов, сохраняя кристально чистую концентрацию. Инженеры

держатся не за счёт силы воли — её надолго не хватает. Они держатся за счёт

режима, дисциплины, химии и безмолвной договорённости: ты служишь

системе, а система держит тебя на ногах и боготворит.

Это не зависимость в привычном смысле. Стимуляторы были частью

архитектуры профессии, как скафандр у пилота или теплоизоляция у реактора.

Они не разрушали — они позволяли функционировать. Жизнь на пределе, где

ошибка стоит жизни товарищей, а усталость — гибели корабля со всем

экипажем.

Тьма сожри! Их же проверяли — стандарты, сертификации, комиссии одна за

другой. Атлантис гнал стимы через собственные предприятия, с полным

штампом корпоративного благословения. Как такое вообще могло произойти?

Боевое отравляющее вещество.

Слова всё ещё не укладывались в голове. Они звучали, как дикая ошибка

словно в варп-реакторе обнаружили деталь из дерева. Не сбой, а что-то

абсурдное, несовместимое — и оттого особенно страшное. Но факт оставался

фактом: Том лежал под капельницами, и только чудо, холодная хватка Миллера

и печень некоего Павла Рогова удержали его на грани жизни.

Олександр невольно сжал кулаки. Перед глазами снова всплыло лицо Томаса, серое, осунувшееся, с каплями пота на лбу. Он был силён, уравновешен, опытен… Если срубило его — значит, Фалкон был не просто испорченным. Это

была диверсия. Покушение.

Мысль вызвала новый прилив жара. Кто бы ни стоял за этим — он покусился не

на человека, а на стратегический ресурс. Такие действия не прощали: за них

сжигали дотла, без суда и следствия, иногда — целые города нашей бренной

планеты, в назидание остальным. Инженеров оберегали как святых, как мать

его панд в древнем Китае. Без них не существовало прыжков, не было

торговли, не было войны и — побед.

─────────────────────────────────────────────────────

Сигнал пришёл внезапно — короткий импульс в затылке, еле уловимый, но не

спутать ни с чем. В сознании всплыла мысль — не голос, не текст, а суть.

«Есть результаты. Подойди в медблок.»

Миллер.

Саша поднялся. Движения — механические, но точные. Восемь часов

неподвижного оцепенения не оставили в теле боли, только пустоту, слишком

плотную, чтобы разорваться криком. Всё внутри было уже сказано — молча.

Миллер ждал его в медблоке, уткнувшись в голографические экраны, и не сразу

поднял глаза. — Закрывай за собой, — бросил он, всё ещё не отрывая взгляда

от данных.

— Это был «Старичок».

Слова повисли в воздухе, будто кто-то открыл люк в вакуум. Несколько

мгновений Саша просто молчал — не от удивления, скорее от шока, который не

рвётся наружу, а медленно сворачивает кишки изнутри.

— Снятый с производства боевой токсин, — продолжил Миллер, разработан

для быстрой деструкции печени. Даже не просто токсин — это, по сути, химическая гильотина.

Он повернулся. Лицо было спокойным, но взгляд — холодный, стальной.

— Формула на первый взгляд идентична «Фалкону-С», — тихо сказал Миллер, глядя на экран. — Но только на первый. Основная молекула осталась прежней, да. Зато изменены вторичные структуры: замена одной хиральной формы на

другую, пара изомеров перекинуты местами, немного другая реактивность

функциональных груп. Короче, состав укладывается в допуски, автоматика

видит «чисто». Но это уже не Фалкон.

Он провёл пальцем по диаграмме, где кривая деградации тканей резко

обрывалась вниз.

— Представь: почти тот же внешний контур, та же масса, те же связи. Но чуть

иначе закручены узлы, чуть иначе разворачивается молекула в метаболизме.

Всё внутри — как в идеальной подделке: ключ подходит к замку, но за ним —

лезвие. Один запуск, и начинается цепная реакция. Печень не выдерживает

даже начальной фазы распада.

Он помолчал, затем добавил, глядя вглубь экрана:

— Ни одна система под такое не заточена, — тихо сказал Миллер — Ни

автомат, ни лаборант. Потому что протоколы проверки задаются заранее.

Вручную. Кто-то решил, какие параметры считать допустимыми, и машины

просто сверяют.

Он пожал плечами:

— А это вещество попадает в слепую зону — выглядит штатно, работает

смертельно.

Короткая пауза.

Он перевёл взгляд на Сашу и понизил голос:

— Между нами… «Фалкон-С» изначально и проектировали на базе «Старичка».

— Не как наследника, а как противоположность.

Саша застыл, вытаращив глаза так, словно только что узнал: любимый стим —

это изначально оружие массового поражения.

Да, да. — продолжил Райан — За основу “мягкого” Фалкона взяли структуру, которая в боевом варианте уничтожает печень за дюжину минут. Кое-где

изменили, вычистили, смягчили.

— Короче, если бы мы опоздали хотя бы на десять минут — всё. Без шансов.

Без драм. Просто полный некроз печени и смерть в корчах.

— С Томом всё будет нормально, можешь не переживать, — сказал Миллер, отходя от терминала. — Прокапаем, проколем — через пару дней снова

встанет на ноги. Будет как новенький… ну, почти. — Работать минимум месяц

еще не сможет. Первое время, посидит на транквилизаторах.

— Это еще почему? — нахмурился Саша.

Миллер повернулся к нему, словно удивляясь, что приходится объяснять такие

вещи.

— Потому что боль будет такая, что стены трещать начнут. Печень-то

прижилась, но ткань вокруг всё ещё в шоке. Так что пока всё не успокоится, без

тяжёлых обезболивающих — никак. Пересадка печени это вам не зубная

пломба.

— Так что да. Первое время — транквилизированная панда. Зато живая.

— Возвращаясь к нашим тараканам. — продолжил Миллер. — Мы проверили

запасы всех стимуляторов. Заражён был один единственный контейнер, — Не

ампула, не флакон. Модуль подачи, на сто миллилитров. Им же и заправили

кресла ЦУПа. Там еще оставалось на донышке, то добавили в шприц Тома.

— Мёрквист…

— За него можешь не беспокоиться, — отозвался Миллер без особого

выражения. — Этот параноик себе давным-давно печень заменил на

кибернетическую. И не только ее, мол, «слишком много мяса — слишком много

потенциальных проблем».

— Разве он ничего не почувствовал?

— Почувствовал. Просто понял, что стим какой-то тухлый, и переключился на

другой. Даже не сообщил.

Внутри у Саши что-то окончательно застыло — ни страх, ни тревога, ни даже

шок. Всё это уже прошло. Осталась только странная, колючая пустота, в

которой вызревала другая эмоция — холодная и острая..

Он выпрямился, чуть приподнял подбородок.

— Значит, это было покушение, — произнёс он спокойно, почти буднично.

— Целенаправленное, — подтвердил Миллер. — С прицелом по

варп-инженерам.

Он помолчал. Повернулся к панели, откинулся чуть назад, глядя сквозь

графики, будто не в экран — в пространство за ним.

— Сам знаешь, все склады под наблюдением. Доступ по биометрике, всё

протоколируется. Казалось бы, поди подделай. И всё равно — оно как-то

прошло. Значит, внедрение было до погрузки. Либо на верфи, либо, что более

вероятно… — он качнул головой, — …на Земле.

Он говорил спокойно. Не объяснял — просто складывал вслух кусочки общей

картины.

— Кресла заправляют только офицеры спецслужб с особым доступом. Не

повара же, не грузчики. Свои. Или почти свои. Как ни крути, а ко всему что

связано со стимами даже муха не подлетит.

Саша молчал, не потому что не понимал — а наоборот, понимал всё это

слишком хорошо. Миллер взглянул на него краем глаза, заметив это молчание, и продолжил.

— Убийства не было. Было намерение. А это всегда аккуратнее. Не самопал.

Не истерика. Очень точный расчёт.

Он чуть хмыкнул, без веселья.

— Все уже в курсе, разумеется. Корабельное командование крутит логи, списки

доступа, опрашивает охрану, пересматривает хронику. Работают.

Он замолчал. Несколько секунд — только шум аппаратуры.

— Только вот напроверяются они до посинения, а толку не будет. Слишком

чисто. Слишком гладко. Ни одной дыры, ни одной потерянной записи. Точно

говорю, это произошло не на «Омеге». А пока мы в варпе — связи с Землёй

нет.

Он не смотрел на Сашу — просто констатировал. Без пафоса, без надежд. Как

хирург, сообщающий, что операция прошла — но исход всё ещё под вопросом.

Саша молчал.

Он не задавал вопросов — не потому что не хотел, а потому что всё уже знал.

Или, по крайней мере, нутром чувствовал то же самое. Миллер просто облекал

в слова то, что витало в воздухе.

— Спасибо, Райан, — тихо сказал Саша.

Это прозвучало просто, без надрыва, но в голосе была та тяжесть, с которой

благодарят не за слова — за поступки. За то, что спас. За то, что не дал

развалиться.

Миллер кивнул едва заметно, не отрывая взгляда от экрана. Он всё понял.

Говорить больше не было необходимости.

Саша развернулся и вышел.

─────────────────────────────────────────────────────

Коридор встретил его приглушённым мягким светом. Воздух казался плотным, чуть вязким, как после грозы. Ноги несли вперёд автоматически, будто тело уже

знало маршрут, хотя разум всё ещё барахтался в осадке.

Он не спал больше суток. Не ел ещё дольше. И, странным образом, не

чувствовал усталости. Ни апатии, ни дрожи — только пустой, холодный голод, как будто организм сам включил аварийный режим.

Саша свернул на главную магистраль и направился в сторону Белой Помелы. К

месту, где можно было просто сесть, заказать что-то тёплое и молча поесть.

Он шёл, не торопясь, позволяя ногам выбирать маршрут, а мыслям —

стекаться в одно русло.

Подсумируем.

Том — жив. Да, в реанимации. Да, месяц без работы. Но жив и с ним всё будет

впорядке. Это главное.

Мерквист, как обычно, ускользнул от судьбы — не по воле случая, а благодаря

своей извечной паранойе. Он давно уже заменил главные внутренние органы

на кибернетическую биосинтетику — что-то между живой тканью и машиной, разработанную, кажется, ещё для каких-то древних киллеров. Ничего

органического — значит, и травить особо нечего.

В креслах — порядок. Расследование — запущено.

А сам он?

Формально — свободен. Не в смысле отпуск, но... пока без дела.

В подвешенном состоянии между «нужен» и «подожди». Он был хорош —

чертовски хорош. Чуткий, выносливый, надёжный. Но всё же не Мастер Варпа, как Мёрквист или Эспиноса. Даже не Навигатор Искривлений, как Том и ещё

полдюжины проверенных инженеров. "Просто" Хранитель Грани. Один из

шестнадцати, что служили на "Омеге".

Звучит гордо — на деле же это крепкий середняк. Ценный, но не ключевой.

Кураторство прыжком не дадут — не с его статусом, не при таких кадрах. А

напарник в реанимации.

Теоретически, его могли бы поставить на смену. Если экстренная ситуация, если многих выбьет из строя… если совпадут окна. Но это слишком много

«если». На флагмане не было кадрового голода. Здесь хватало сработанных

пар, с обкаткой.

Проще говоря — ближайшие дни для него будут пустыми. Пустыми и

длинными.

Он вздохнул и поправил воротник — жест невольный, как будто хотел стряхнуть

с себя липкое чувство... чего? Напряжения? Одиночества?

И тут внутри что-то дрогнуло. Как будто варп-контур дал наводку — тихую, но

отчётливую.

Алиса.

Разум перебирал лица, сцены, разговоры, — и как только её образ мелькнул, интуиция взвыла. По-настоящему. Без объяснений, без поводов. Просто чёткий

сигнал: ДЕРЖИСЬ ПОДАЛЬШЕ. Лучше — пересядь на другой корабль. Лучше -

забудь.

Но разум не хотел забывать. Разум не успокаивался. Он твердил, что

некоторые люди появляются в жизни не случайно.

Без предупреждения, будто вставленная извне мысль, пришло странное

чувство: он её уже где-то встречал.

Не лицо. Не голос. А что-то глубже.

Мать твою... ты кто такая?

Он криво усмехнулся, не замедляя шага.

Нет, с этой девчонкой определенно нужно будет встретится.

─────────────────────────────────────────────────────

Глава 5

Я проснулась от странного звука. То ли шаги, то ли приглушённый гул

воздуховодов — трудно сказать. На нижних палубах всегда шумно, как в брюхе

старого зверя. Кто-то топал наверху, кто-то ругался в соседней каюте, где

обитали грузчики. Я не сразу открыла глаза — просто лежала, слушала, дышала. Тело само решало, готово ли оно двигаться.

Потом всё-таки поднялась. Медленно, будто давала себе время свыкнуться с

очередным утром на этом титаническом ковчеге.

Ванильный свет из-под потолка мигнул. Я подняла руку, и ладонь мелькнула в

полутени, с тонким шрамом на запястье. Старый. Почти стёрся. Как и имя того, кто его оставил.

Выдохнула, перекатилась с койки на ноги. Пол холодный — но к этому можно

привыкнуть. Равно как и к стиснутым стенам, запаху стали, хлорки и дешёвого

кофе. Включила музыку — фоном, тихо. Старый советский рок, что когда-то

был моден на Земле. Сетка поймала волну с локального сервера.

Оделась без спешки. Чулки, юбка с разрезом, облегающая рубашка с короткими

рукавами — не слишком вызывающе, но с акцентом. В пределах регламента.

На нижних палубах важно, чтобы бармен не терялся в фоне. Здесь всё так

тускло — лица, мысли. Что-то должно напоминать, что жизнь продолжается.

У зеркала провела пальцами по щеке, по шее. Кожа — чистая, упругая.

Заплела волосы в высокий хвост, оставив пару прядей спереди — чтобы

подчёркивали скулы. Ресницы подправила тушью, глаза — чуть-чуть

подводкой. Не броско, но достаточно, чтобы вспоминали.

Саша и Том запомнили. Я это видела.

Особенно Саша. Его взгляд тогда, в баре… это был не просто интерес. Что-то

большее. Что-то из глубины, как будто мы уже встречались. Странно. Я

привыкла читать взгляды безошибочно — они простые, прозрачные, как вода: желание, любопытство, возбуждение, вялое «привет». Но этот... цеплял. Не

тем, что был особенно ярким — наоборот. Он был тихим, ровным. В нём не

было навязчивости, не было даже флирта. Только внимательность. Тепло. И

что-то ещё… трудно назвать.

Я стараюсь оставаться на шаг впереди — угадываю, кто что скажет, кто как

дёрнется, кому что нужно. Люди несложные. Особенно мужчины. Но тут —

будто сама на миг осталась без слов. Неприятно… и чертовски любопытно.

Умный. Упрямый. Спокойный, как будто ничего не боится. Или просто делает

вид. В любом случае — лучше держать дистанцию. Такие быстро лезут под

кожу. А я себе этого позволить не могу… А впрочем, будь что будет.

─────────────────────────────────────────────────────

Коридор пах жареным мясом и машинным маслом — кто-то из работяг

наверняка притащил нелегальный аэрогриль. На нижних палубах правила

гнутся, как медь на прогреве. Воздух тёплый, плотный, насыщенный людьми и

техникой — такой не выветришь даже стерильной продувкой. Но он был

привычным. Почти родным.

По пути к бару прошла мимо пары техников. Один зевнул, второй задержал

взгляд на юбке чуть дольше, чем позволяют приличия. Сделала вид, что не

заметила. А он — вид, что не виноват. Стандартный ритуал.

Я свернула в знакомый полумрак, мимо проветриваемой секции, где обычно

пахло озоном и перегретым пластиком, и толкнула дверь «Пьяного Астероида»

бедром. Она открылась с привычным скрипом, хотя техник обещал смазать

петли ещё три недели назад. Конечно, забыл.

Бар почти пуст. Несколько угрюмых фигур в тени — кто-то пил в одиночку, кто-то ковырялся в тарелке лапши под звуки старого блюза. Из колонок на

потолке доносился сиплый голос певца, рассказывающего, как его бросила

женщина и унесли в армию. Классика.

У стойки маячит молодой техник в форменной куртке, расстёгнутой до пояса.

Что-то бубнит Темуру, кивая в сторону двери. Бармен слушает с

полуприкрытыми глазами, будто уже знает, чем всё закончится.

Завидев меня, последний оживился. — Ассаляму алейкум, звезда моя, —

расплылся в улыбке Темур, сменщик Жени. Его звали Темурджон, но все на

корабле звали просто Темур, или же Тема. Бармен из Узбекистана с золотыми

зубами. Работал тихо, слаженно, как будто за стойкой оперировал. Никаких

автоматов — только он и кофемашина, которую он ласково называл «моя

жена».

— Алейкум Асалам, Тема, — кивнула я, подходя к стойке. — Женя отдыхает?

— Хай, братан валяется, откисает после вечерней толпы, — Темур кивнул на

заднюю дверь. — Сказал, если ещё раз закажут «Кровавую деву» с мятой, он

кого-нибудь утопит в блендере.

Я фыркнула. Это было похоже на Женю.

Темур работал по-другому. Он был медленнее, вдумчивее, как будто не

наливал, а собирал напиток по древнему рецепту. Когда за стойкой был он, бар

словно замедлялся — даже пьяные говорили тише. Не потому что боялись, а

потому что сам Темур излучал какой-то спокойный, мягкий порядок.

— Сегодня тихо, — заметила я, скользнув взглядом по залу.

— Третья смена, что ты хочешь? Все спят. А кто не спит — или пьёт, или

думает, что спит. — Он поставил передо мной стакан воды со льдом и долькой

лайма. — Для барменши. Организм — штука хрупкая.

— Заботишься?

— Нет, я просто знаю, что без тебя через час здесь будет хана, — он кивнул в

сторону приближающегося клиента с нечитаемым взглядом и уже потянулся за

шейкером. — Давай, Алиса, заступай. Этот клоун вчера требовал

«марсианское молоко» и танцевал на столе.

Я вздохнула, улыбнулась и обошла стойку, привычно вставая на своё место.

Свет чуть мигнул — к 03:00 освещение уже нарастало. Мягкое, почти тёплое.

Основная волна народу давно схлынула. Пару часов — тишина, разве что

заглянет кто из тех, кто просто не умеет спать в космосе. А потом потянутся —

уставшие, проснувшиеся, потерявшие счёт времени. Космос не прощает

биологических ритмов.

Начиналась моя смена.

─────────────────────────────────────────────────────

Проклятая дверь скрипнула — та самая, что техник обещал смазать. Я не

спеша повернулась. Саша. Узнала сразу, хотя он шёл будто в полутьме.

Скользнул взглядом по залу. Мельком зацепил и меня. Мельком — но точно. Я

не отвела взгляд сразу — и зря. Стало неуютно, будто поймали на чём-то

личном.

Не подошёл. Обогнул центральную стойку, как будто выбирая место, и присел

около Темура. Как нарочно — на максимальном расстоянии от меня. Хорошо.

Бар большой — места всем хватит. Ещё бы в угол уселся — демоны бездны как

раз подходящая ему компания.

Темур, как всегда, невозмутим. Протёр стакан, взглянул на Сашу и легко

спросил:

— Что будем пить, брат?

Саша чуть развернулся и опёрся локтем. Посмотрел на стойку, как будто

вспоминал, зачем пришёл, а потом коротко кивнул:

— Зелёный чай. Один литр. Хотя нет... давайте три.

Темур на секунду прищурился — не враждебно, скорее с любопытством. Такой

заказ — слишком трезвый для этой палубы, слишком осознанный. Да и сказан

он был с той сдержанной уверенностью, что редко встретишь среди простых

пассажиров.

Он ничего не сказал.

Но я заметила, как он посмотрел. Не напрямую — чуть сбоку. Как будто

взвешивал. Что-то щёлкнуло у него внутри, я это знаю. У Темы чуткий слух —

особенно на странных гостей.

Темур кивнул и ушёл на заднюю линию, туда, где у него был свой чайный угол.

Никакой автоматики — только кипятильник, глиняный заварник и жестяная

банка с чаем, который он хранил для особых случаев. Движения уверенные, как у хирурга. Или у монаха.

Он не торопился — понюхал заварку, дал воде закипеть, проверил крышку, постоял немного над паром, будто советовался с ним. Потом вернулся: керамический чайник с резной крышкой, маленький стакан, блюдце, сахар и

ложечка — всё в точности, как полагается. Ни капли не пролито.

Поставил перед Сашей и сказал негромко, без пафоса:

— Удачных прыжков, брат.

Саша взял стакан, поставил рядом с чайником. Чуть вскинул брови — не резко, скорее устало.

— А ты-то откуда знаешь?

— Тут ведь один вчера грохнулся — так через две минуты уже спецбригада

медиков, в серой форме, как из рекламы. Теперь на палубе шепчутся, мол

варп-панды сюда за бамбуком заглядывают, хотя ты, брат, похоже, чайный лист

выбрал. В шутку шепчутся, конечно. Только вот шутка эта здорово подняла

посещаемость. Люди любят чувствовать себя ближе к мифам. Даже если эти

мифы просто пьют чеченский порох у стойки.

— Я вот сложил два и два — кто ещё сюда в три ночи зайдёт, да литры чая

закажет? У нас таких клиентов по пальцам, брат. Категория — своя.

Саша на секунду задумался, потом вздохнул, отставил стакан.

— Угадал. Только не говори никому, что это я. Не надо.

Темур коротко кивнул, как будто это было само собой разумеющимся.

— Кто я такой, чтоб имена на ветер бросать? Не волнуйся, брат. Всё — в

чайнике останется.

— А как там кент ваш себя чувствует? — продолжил Темур.

— Та траванулся чем-то. Уже очнулся, ругается, требует “пороха”. Значит, всё в

норме.

— Славно. Значит, не время ему. Аллах знает лучше.

За стойкой воцарилась короткая тишина. Чай остыл до нужной температуры, музыка из колонок шла фоном, будто подчеркивая паузу. Темур возился с

ложечкой, поправлял её на блюдце, вытирал невидимую каплю со стойки —

движения медленные, сосредоточенные. По лицу было видно: что-то крутится у

него в голове. Обдумывает, прикидывает. Потом, не глядя прямо, как бы

невзначай, тихо сказал:

— Говорят, у вашей породы самая лучшая ширка в мире. Мол, заходит как

золото, держат как сталь. Есть чем поделиться? Он сказал это без нажима, почти как шутку, но в голосе чувствовалась уважительная и

небезосновательная просьба.

Горячая струя узбекистанского чая брызнула во все стороны изо рта, задела

стойку, пальцы, Темура и вообще буквально все что было впереди Саши на

расстоянии метра. Он не удержался. Смеялся долго и очень громко — будто

был единственным не то что на палубе, а на всём корабле. Пару человек в углу

удивлённо обернулись. Даже блюз на секунду казался тише.

Я стояла чуть поодаль, протирая бокалы. Или делала вид, что

протираю. Отличная у них беседа выходит. Прям душевная. Прям

без меня.

— Прости, прости — сказал Саша едва успокоившись. — Да, конечно есть, и

держат вправду нечеловечески, а что?

Темур даже бровью не повёл. Улыбнулся, как будто брызги чая — это просто

удачный знак. Перед лицом такой перспективы обижаться было бы глупо.

— Ну, брат… может, ампулку? — Он кивнул в сторону стойки, будто там уже

лежала. — На потом. Ради науки.

Саша вытер губы, глотнул ещё чаю — осторожно, чтобы в этот раз не

расплескать.

— Я б тебе хоть ящик отсыпал, мне-то не жалко. Только есть нюанс. Оно тебя

убьёт.

Тема чуть приподнял бровь. Без драмы — просто вопрос.

— Эти штуки не для обычных людей, Темур. Мы к ним годами привыкаем. С

микродоз. Под наблюдением, в лабораторных условиях. Нужно выработать

толерантность. Пропустишь шаг — и всё. Сначала эйфория. А потом сердце, печень, или мозг — кто первый не выдержит. И без разницы, какой ты крепкий.

Он замолчал на секунду. Потом добавил, глядя серьёзно, без театра:

— Я не образно. Убьёт — в смысле, умрёшь. Без шансов.

Темур посерьёзнел. Не испугался — просто как будто что-то внутри у него

опустилось. Плечи чуть сгорбились, взгляд стал тяжелее, не от обиды, а от

разочарования.

— Понял, — кивнул он, не сразу, с короткой паузой. — Знал, что сказка, конечно… Но надеялся, вдруг и мне перепадёт её кусочек. Хоть раз.

Он повозился с чайником, будто проверяя, не остыла ли крышка, а на самом

деле просто отвёл взгляд. Легенды, оказывается, не для всех. И никакой

романтики — только микродозы, протоколы, наблюдение. Даже мифы умирают

от бюрократии.

Темур улыбнулся, вернув себе привычную невозмутимость, но в голосе всё

равно слышалось: немного обидно.

Саша молча допил чай. Всё до капли. Один стакан за другим, как будто не

торопился, но и не хотел оставлять ни глотка.

Он не смотрел на меня. Ни разу. И в этом было что-то... подчеркнутое. Как

будто так легче. Как будто, если глянет — разрушит какую-то хрупкую

конструкцию внутри.

Я уже не притворялась, что занята. Просто стояла, упершись руками в стойку, слушала блюз и ждала. Хотя сама не знала — чего. Клиентов?

Саша отставил стакан. Посмотрел на Темура. Потом — коротко, будто

сжавшись внутри, развернулся и пошёл вдоль стойки. Ко мне.

Подошёл ближе, чем было нужно. Остановился. Взгляд скользнул по лицу, потом — к моим рукам на стойке.

— Слушай... — голос спокойный, почти ровный. Но пауза между словами

выдала. — А у тебя... может, есть имплант?

В груди что-то кольнуло. Имплант? — Нет.

Он кивнул — спокойно, как будто ничего такого.

— А телефон? — спросил. — Обычный. У меня есть, если что.

Я чуть отвела взгляд.

— Есть. — Голос вышел тише, чем хотелось. — Сейчас.

Достала из жилета старенький мобильник, вывела контакт, повернула экран к

нему.

Саша внимательно посмотрел и кивнул.

— Спасибо.

— Не за что, — сказала. И зачем-то улыбнулась. Слишком быстро убрала

устройство обратно, будто пряча что-то личное.

Он шагнул назад, на мгновение задержался, будто хотел ещё что-то сказать. Но

передумал. Только махнул Теме:

— Спасибо за чай, брат.

— Аллах с тобой, — отозвался Темур. А когда дверь за ним закрылась, только

покачал головой:

— Три литра... и один взгляд. Интересный парень.

Тепло шло от пустого чайника, но не доходило. Застревало где-то на полпути —

между ребрами.

А я всё стояла, как дура, и слушала блюз. Отличная сцена. Прям кино.

─────────────────────────────────────────────────────

Глава 6

К четырём утра народ в «Пьяном Астероиде» начал подтягиваться.

Не валом, но стабильно. Один — перекусить, другой — расслабиться, третий

просто потому, что не спится. На корабле таких всегда хватает.

Пара техников, вернувшихся со смены, заказали по тарелке лапши и чего

покрепче. Кто-то попросил завтрак — «как дома, только без мамы». Один

парнишка с верхних палуб — вежливый, бледный, весь в статистике — просил

«что-нибудь сладкое, чтобы не умереть». Получил горячий ром с корицей и

кивнул, будто я спасла ему жизнь.

Официанты появлялись позже — когда начнётся движ. Пока что — сами

справляемся. Пока я обходила столики, Темур работал за барной стойкой, молча, точно, как всегда. Его движения были такими привычными, что казались

частью интерьера. Он не суетился — просто делал, как умел. А умел он, надо

признать, хорошо.

Бар оживал. Но не шумом — теплом. Как старая плита: тихо, равномерно, надёжно.

Вернулась к стойке — пустой поднос в одну руку, в другую уже летел заказ на

следующую партию.

Темур мельком глянул, не отвлекаясь от шейкера:

— Чего-то ты сегодня не Алиса, а Алюся. Как будто винт на пару градусов

свело.

— Нормальная я, — буркнула. — Просто люди слишком тихие. И медленные.

— А ты — быстрая? — Темур поднял бровь, налил коктейль. — Аж искры из

пяток.

Я ничего не ответила. Только поставила поднос на стойку, аккуратно, без звука.

Стерла пальцем невидимое пятно.

— Может, кто обидел? — Он говорил спокойно, почти лениво. — Или просто не

посмотрел?

Я вскинула на него взгляд — быстро, остро. Он не глуп. Но и не копает.

— Я тебе что, школьница с флаера? Чтоб на взгляды обижаться?

Темур взял гранёный стакан и начал полировать.

— Да нет. Просто ты сегодня молчишь даже на тех, кого обычно шлёшь. Я ж не

жалуюсь. Просто интересно.

— Считай, тренируюсь быть лапочкой. Мало ли, вдруг карьеру в официантки

подам.

Темур не ответил сразу. Только поставил полированный стакан на полку, закрыл шейкер, и, наконец, глянул прямо:

— Эх ты, Лиса. Береги себя.

Я закатила глаза, но без злости:

— Не начинай.

— Кто начинает? — Тема усмехнулся. — Просто говорю, как есть.

─────────────────────────────────────────────────────

Я как раз набирала лед в ведро, когда в бар заглянул Гриша — квартирмейстер

нашей палубы. Пьяный, как всегда, но держался бодро. Из тех, кто даже во

снах говорит вполголоса, будто боится разбудить сам себя.

Он вошёл, огляделся, нашёл меня глазами — и сразу заулыбался.

— Алиса, свет мой ясный, — протянул он, приближаясь к стойке с тем самым

раскачивающимся достоинством, как будто чуть навеселе, но вполне по делу.

— Есть к тебе разговор. Жилищного характера.

Я вздохнула. У Темы на лице ничего не отразилось, но я знала — ему тоже

было любопытно.

— Только не говори, что мою душевнейшую коморку признали аварийной, —

сказала я, выпрямляясь. — Я к ней почти прикипела.

— Та не, — отмахнулся Гриша, опираясь локтем о стойку. — Коморка твоя хоть

и скромная, но живая. Я по другому делу. Тут... каюта освободилась. — Всё ещё

сорок второй сектор, — подтвердил Гриша, — но каюта — пушка. Шикарное

местечко — просторная, чистая, не воняет. Даже илюминатор есть, как у людей.

Правда, смотреть особо не на что — пустота и звёзды, но всё равно приятно.

— И сколько? — спросила я настороженно.

— Для тебя? — Гриша ухмыльнулся. — Шестьсот. Всего. Это ж почти подарок.

— Почти. — А в чём подвох?

— Никакого подвоха, — Гриша развёл руками. — Просто хорошая каюта

освободилась, и я сразу про тебя подумал. Без протекции, чисто по

справедливости.

Он на секунду наклонился ближе, понизил голос:

— Ты ведь у нас душа сектора. Красота, харизма, улыбка — ну грех не

порадовать такую девушку. Да и удобно тебе будет — рядом с работой.

Я скрестила руки на груди, склонив голову набок.

— Что-то ты сегодня особенно щедрый, Гриша.

— Щедрый — да, — усмехнулся он. Серьёзно, Алиса: место хорошее. Там

раньше жил техник с варп-палубы. Парень был тихий, сам по себе. Ну, в

общем…

Тихий, как тот, с чаем?

Он запнулся, будто вспомнил что-то не очень приятное, но махнул рукой:

— Ладно, не сейчас. Потом расскажу.

— Если не сейчас — значит, точно что-то мрачное, — буркнула я, но

любопытство уже поднимало голову.

— Просто каюта освободилась, вот и всё, — повторил он, пожав плечами. — А

ты, Алиса, заслужила, за красивые глаза. Не хочется, чтоб такая девушка жила

в восьми метрах со стенами впритык. Это ж обида.

Я фыркнула.

— Ладно. После смены — покажешь.

— Договорились, свет мой, — он крякнул, оттолкнулся от стойки и, уходя, подмигнул Теме. — Не потеряй такую, Тёма.

Темур поднял глаза, спокойно посмотрел ему вслед, и только сказал:

— Работай, Гриша.

— Всегда, — отозвался тот с серьёзным видом и неспешно топая исчез за

дверью.

Слегка задумалась.

— Вот ведь... умеет подать, зараза.

— Умеет, — согласился Темур. — Но и правда — ты в своей коморке как

принцесса в кладовке. Не по чину.

Я скосила на него взгляд.

— Начнётся сейчас... Да я вообще скромная.

— Скромная, да. Просто у тебя скромность в форме разреза на юбке.

— Очень удобно для дыхания кожи, между прочим.

— Я ж не против, — Темур улыбнулся. — Просто всё к тому, что пора тебе и

правда что-то поуютнее. Без шуток.

— Ладно. После смены — посмотрю, что там за “шикарное местечко”.

Темур подал мне поднос.

— Идёшь в дамки, Лиса. Не забудь нас, простых смертных.

— Только если подбросишь пару коктейлей бесплатно, — съязвила я через

плечо и пошла к следующему столику.

─────────────────────────────────────────────────────

К одиннадцати бар окончательно ожил. Официанты давно растеклись по залу, из кухни доносился запах жареного риса, кто-то требовал мимозу, кто-то просил

кофе с солью — якобы от бессонницы.

Я сняла резинку с хвоста, встряхнула волосы — смена, считай, закончена.

Пора.

Достала из кармана телефон, набрала Гришу. Он ответил с первого гудка:

— Алиса, солнышко. Освободилась?

— Да. Куда подходить?

— Всё та же сорок вторая. Пятый отсек, подойди к лифту. Я уже выхожу —

семь минут, и я на месте.

— Хорошо.

Связь оборвалась. Сунула телефон обратно в карман.

Темы уже не было — он ушёл чуть раньше, как всегда спокойно и вовремя. За

стойкой теперь работал Женя, мрачно мешая чье-то "Марсианское молоко".

Я попрощалась с ним и двинулась к выходу. Вышла в тёплый, затхлый, даже

родной коридор. Свет уже ярче — к этому часу система освещения

подстраивалась под «дневной» режим. На нижних палубах это значило только

одно: больше лиц, больше запахов, больше шагов.

Прошла мимо вентиляционного узла, где обычно курят, мимо отсека с

машинами самоочистки. Один из них работал — гудел, как недовольная кошка.

До лифта — несколько минут. Гриша не соврал: как раз, когда я подошла, его

пузатая фигура уже выныривала из соседнего отсека, всё с той же походкой, как будто он всю жизнь танцевал под невидимую музыку.

— Алиса, свет мой, как договаривались, — сказал он, подмигивая. В руке —

ключ-карта с красной полоской. — Каюта готова. Ну что, готова в новые

хоромы?

— Готова, — кивнула я, пряча улыбку. — Но если там на стенах живопись из

плесени — я вернусь с топором.

— Ха! Это тебе не корвет занюханых пиратов. Там чисто как у заведующей в

медблоке.

Мы отправились к каюте. Гриша болтал — в меру. Не надоедливо, просто

сопровождал. Как в экскурсии, только вместо музея — узкий коридор с

мерцающим светом и табличками на переборках.

— Сорок второй, пятый отсек — прямо как в паспорте звучит, да? — хмыкнул

он. — Не палата министров, конечно, но у нас это почти люкс.

Прошли мимо запертого склада, мимо дежурной станции уборки. Я мельком

глянула в окно одной из боковых дверей — там было темно, как в трюме.

Напротив — стандартные шлюзы в жилые блоки: одна надпись «жилой отсек», кнопка вызова, зелёная лампа доступа.

Гриша провёл ключ-картой — двери с тихим щелчком расползлись. Внутри —

стандартный проходной коридор на шесть кают. Он подошёл к третьей слева, снова провёл картой. Электронный замок моргнул зелёным, и дверь мягко

отъехала вбок.

— Вот, прошу, — с наигранным жестом сказал он и отошёл в сторону. —

Хозяйка, входите. Сразу предупреждаю — без оркестра, цветы не завезли. Но

зато чисто.

Я шагнула внутрь.

Каюта и правда была на удивление просторной. После моей старой клетушки

— как будто случайно зашла в номер для высшего офицерского состава.

Квадратов двадцать, не меньше. У стены — полноценная двуспальная кровать, не шконка, а именно кровать. Угол с мягким креслом и столом, диван, обитый

чем-то благородно-зелёным, широкий телевизор. Панель освещения не мигает, воздух свежий.

— Даже запаха нет, — заметила я, проведя пальцами по столу. Пыль — почти

ноль. — Кто здесь убирался, ты?

— Ну... не я лично, — скромно потупился Гриша. — Но проверил. Пригодна. Все

в порядке.

Я подошла к иллюминатору. Вид открывался, как и обещал, на вечную чёрную

бездну — звёзды, пустота и слабое синее свечение от нижнего борта корабля.

— Тихо тут, — сказала я. — И никого не слышно. Хорошо.

Гриша кивнул.

— Стены — со звукоизоляцией. Почти как у варп-палубы. Сама видишь, —

постучал костяшками по стене. — Глухо. Можно хоть песни орать — никто не

услышит. Удобно, да?

Я обернулась. Присмотрелась к углам — ничего. Ни пятен, ни плесени, ни

подозрительных запахов. Ощущение — как в новострое: как будто никто не

жил. И это даже немного напрягало.

— Гриш, — сказала я, — ты знаешь, я не люблю лишние сюрпризы. Здесь

что-то было?

Он почесал затылок.

— Ну… — помедлил. — Техник тут жил. С варп-палубы. Неделю назад засунул

голову в Камеру Казимира — и нажал на запуск.

Он замолчал, как будто подбирал слова.

— Башку ему разорвало в клочья, — добавил он глухо. — Прямо по шву, как

гнилой фрукт. Всё это… на записи есть.

Я молчала.

— Его никто не гнал. Не ругался. И смысла в этом никакого не было. Парень

был тихий, даже чересчур.

Я кивнула. Без комментариев.

Тишина повисла. Не давила — просто зависла между нами, как воздух после

грозы. Потом я снова взглянула на комнату и вдруг поймала себя на мысли, что... да, мне здесь нравится. Даже очень.

— Беру, — сказала я. — Договор на прежний счёт?

— Да, — кивнул Гриша. — На прежний счёт... Но, знаешь, живи бесплатно.

Я насторожилась. Одной бровью.

— Только с одним условием, — добавил он.

Я не успела ничего сказать. Но внутри уже зажглась красная лампа.

Вот и началось. Сейчас скажет, что “по-дружески”… или

“иногда заходить в халате”...

Гриша вдруг расплылся в самой невинной улыбке на свете.

— Корми Аркадия Ивановича.

— Кого?

Он молча подошёл к кровати, наклонился и указал в угол. Я прищурилась.

Там, около тумбы, устроившись на сером покрывале, как будто это её законная

территория, лежала крыса. Огромная, как средний кот, с толстой мордой и

лоснящейся шерстью. Половина уха надорвана, усы — как антенны. Она

глядела на меня с видом превосходства и абсолютной уверенности в себе.

— Аркадий Иванович, — почти торжественно произнёс Гриша. — Наш

талисман. Живёт тут ещё со времён постройки палубы. Никому не мешает.

Говорят, у него нюх на протечки в магистралях. Однажды нашел течь, которую

шесть инженеров проглядели.

— Так что, — закончил Гриша, — просто корми его раз в день. Он не наглый.

Если уважить — не тронет ни проводку, ни тапки. Умный. Характер — золотой.

Почти не мешает. Почти.

— Мы, знаешь, пытались его переселить, — добавил Гриша, понизив голос, будто боялся, что крыса подслушает. — В инженерку, в старую кладовку, в

каюты техников. Не идёт. Сбегает, возвращается сюда. Всегда. Один раз его аж

на тридцать восьмой отвезли — через сутки вернулся. Сидел у двери, как

хозяин. И смотрел. С укором.

Я прикусила губу, чувствуя, как подкрадывается то странное ощущение, когда

не знаешь — смеяться или плакать.

— Он тут не будет всё время, — добавил Гриша. — Любит побродить.

Особенно по вентиляции. Иванович корабль знает лучше, чем дежурные

техники. Но спать… всегда сюда. Сюда, и только сюда.

Я ещё пару секунд смотрела на крысу. Точнее, на Аркадия Ивановича. Он, похоже, даже не думал уступать мне территорию — распластался на

покрывале, как доживший до пенсии адмирал, и делал вид, что я здесь гость.

Ну офигеть. Новый уровень уюта. Новый сосед. С усами.

Я почесала висок, вздохнула, обвела взглядом каюту: простор, порядок, отличная кровать, иллюминатор, тишина. Ни одной капли плесени. Ни одной

таракашки. Ни одной пьяненькой соседки через стену, которая орёт в пять утра

про утраченные кредиты и несчастную любовь.

А крыса… ну. Он хотя бы не орёт.

— Ладно, — сказала я, больше себе, чем Грише. — Пускай живёт. Только без

подушек. Моих.

Гриша довольно заулыбался, протянул мне ключ-карту, щёлкнул пальцами.

— Вот и отлично. Считай, въехала.

Я взяла карту и снова взглянула на Аркадия. Он задремал, не обращая на нас

ни малейшего внимания. Только усы чуть дёрнулись — то ли от снов, то ли от

полного равнодушия к нашему присутствию.

Господи. Я делю жилплощадь с крысой.

Вслух ничего не сказала. Только поблагодарила Гришу и уселась на край

кровати.

— Ну что, Иванович. Не подведи.

─────────────────────────────────────────────────────

Глава 7

Олександр вышел из бара.

Сделал десяток шагов, прислонился к переборке.

И началось.

Руки судорожно задрожали. Колени осели внутрь, словно что-то вытащило из

них основу. Сжав пальцы, ощутил, как дергается кожа между суставами. Не

страх, не возбуждение — интуиция. Та самая, тихая, но цепкая, что всегда

появлялась перед прыжками, авариями, поломками.

Но сейчас — она била током. Без причины. Без вектора. Просто шептала:

" ошибка, ошибка, ошибка" .

Он тряхнул головой.

Прислушался. Никакой опасности. Никакой конкретики. Только ощущение, что

пространство вокруг будто перекошено — не там, не так, не то.

Реальность зацепилась за гвоздь и рвётся, рвётся… а он — в центре.

«Чёрт…» — выдохнул он.

Понял — в первый раз было намного проще. Когда в крови плескался алкоголь.

Алиса.

Рядом с ней было не просто не по себе. Как будто кто-то натянул мир

наизнанку, а потом усмехнулся, будто так и надо.

Он провёл рукой по лицу, выдохнул через нос.

Тьма сожри.

Если бы задержался там ещё хоть пять минут — согласился бы, чтобы его

заживо запихали в торпедный отсек и выстрелили в вакуум.

Просто чтобы избавиться от этого чувства. От её присутствия.

Олександр не верил в сказки.

Но сейчас…

В сознании всплывало лишь одно: демон варпа.

Не символ, не аллегория — буквальный.

Прорывная точка с лицом человека.

Пространственно-временное искажение, сжавшееся в улыбку.

Он напрягся, как будто что-то изнутри могло это подтвердить — или

опровергнуть.

Но не пришло ничего.

Только давление в висках.

Саша вскинул голову. Глубоко вдохнул.

Ладно, с юбками разберемся позже. Том. Надо проверить Тома.

Убедиться, что дышит, что всё на месте. Да и самому от этого

станет проще.

И он пошёл. Не торопясь.

Каждый шаг давался, будто шёл по воде, а внутри — пустота, как будто он

только что не из бара вышел, а из эпицентра чего-то, что не имеет названия.

─────────────────────────────────────────────────────

Лифт довёз его до мостика за пару минут. Он ехал один. Ни разговоров, ни

шагов, ни гудящих голосов в голове. Только собственное дыхание — как у

кого-то другого.

Медблок встретил тишиной. Стерильной, натянутой. Свет приглушён, дежурный

врач шуршит где-то в углу.

Том лежал на койке, полусидя, в белой майке и под пледом. Глаза приоткрыты, взгляд… ну, живой. И очень, очень расслабленный.

— А вот и ты, — протянул он с улыбкой. — Здравствуй, дорогой друг мой.

Олександр подошёл ближе. Присел на край соседней койки.

— Рад что ты не умер, — ответил Саша спокойно. — Уже хорошо.

— Умер и воскрес, брат. Через туннель с бездной и светом, — Том закатил

глаза, потом уставился в потолок. — Потрясающие стены. Кто их красил? Они

разговаривают со мной.

Саша фыркнул.

— Ты на чём?

— Спросил бы лучше, на чём я не. — Райан, брат, дал по максимуму. Мне

кажется, я улыбаюсь даже печёночным маркерам. Это похоже на отпуск. Только

лучше.

Он рассмеялся. Не над Сашей — просто в пространство.

— И всё же... — протянул Том, уставившись в потолок с почти блаженной

улыбкой. — Это был не “Порох”. Ну не он. Я ж, типа, не идиот… хотя щас —

может, и да, — он фыркнул. — Мне Миллер рассказал. Подмена. “Фалкон-С” в

шприце, но это была совсем не “эссс-ка”. Почти ”Змейй-ка”. Только без веселья!

Он повернул голову, чуть заморгав:

— Он говорил... тихо так. “Выжил — уже удача”. И бумажку я видел. Или мне

приснилось. Не уверен. Отрава какая-то.

Саша кивнул.

— Я знаю. Но ты держись.

— Не держусь, брат. Плаваю. Мозг — как мармелад. Очень вкусно. Но липко.

Он потянулся за стаканом воды, не глядя, промахнулся. Саша подал.

— Спасибо, любезный. — Том сделал глоток и откинулся на подушку, закрыв

глаза. Пауза повисла. Потом он медленно, с трудом, снова их открыл, уставился на потолок и почти шёпотом:

— Саша…

— М?

— А ты чё тут вообще делаешь?

— В смысле?

— Ну ты. Варп-инженер. На мостике торчишь, в медблок приходишь… А поле

кто тянет? Кто прыгает?

Саша чуть усмехнулся.

— Отдыхаю.

— Отдыхаешь… — Том выдохнул и помотал головой. — У тебя отпуск или

шизофазия?

Олександр не успел ничего ответить.

— Слушай…

— Слушаю.

— А откуда ты лодку такую достал?

— Какую лодку?

Том откинулся назад и торжественно развёл руками.

— Ну ты ж приплыл. Синюю эту. С низким носом.

Саша устало хлопнул рукой по лицу.

— Это не лодка, Том. Это я. Сам приплыл.

— А! — Том поднял палец. — Это ещё хуже. Тогда ты не капитан, ты торпеда.

Управляемая. С душой. Бля, Саша… ты хоть знаешь, как страшно жить рядом с

тобой?

— Примерно.

— Вот и я не знаю. — Он хихикнул. — Но пока весело.

Повисла пауза. Потом Том пробормотал:

— Не забудь принести чего-нибудь, что шевелит мозги, — пробормотал Том, засыпая. — Хотя бы морковку. Или философа.

И уснул. Или притворился.

─────────────────────────────────────────────────────

Олександр вышел из медблока. И впервые за сутки почувствовал, что внутри

стало тише. Не тихо — тише.

Коридор встретил его ровной прохладой. Ни сквозняков, ни голосов. Свет — на

рассветном уровне: тусклый, но не тёмный. Где-то за переборками шипели

системы жизнеобеспечения. Всё шло по графику. Всё — без него. Будто его

отложили как деталь, которую пока некуда ставить.

Он шёл медленно. Без конкретной цели, но с нарастающим ощущением, что так

больше нельзя. Что Том прав — по-своему. Плавать в собственных мыслях

можно, но недолго. Особенно если ты варп-инженер на флагмане, а

координаторы молчат, и даже имплант не пингует ни одной задачи.

«Надо узнать», — подумал он. Не тревожно. Не назойливо. Просто… пришло

время.

Он свернул к ближайшему лифту и набрал палубу управления. К Архитектору.

Дверь открылась бесшумно.

На мостике царило странное равновесие: не тишина, но и не суета. В

дежурной зоне — трое офицеров, кто-то на связи, кто-то сверяет отчёты. Всё

шло… как должно.

Его никто особенно не ждал. Но и не удивился.

Один из дежурных кивнул в знак приветствия. Капитан на посту не

присутствовал — передал мостик младшим.

И только один человек не двигался вовсе.

Рейнар Кроуфорд.

Архитектор Грани.

Стоял у проекционного экрана, руки за спиной. Взгляд — в никуда. Или в

слишком далёкую точку, чтобы обычному человеку её разглядеть. Словно

ловил в пространстве то, что ещё не случилось.

Саша подошёл. Не сразу — шаги были размеренными. И только когда

остановился рядом, Рейнар заговорил. Спокойно.

— Ты очнулся.

— Не спал, — ответил Олександр. — Просто… гулял.

— И решил заглянуть.

Это не был вопрос. Скорее, отметка в журнале реальности.

Саша кивнул.

— Проверить, как дела. И… как бы невзначай, напомнить, что я всё ещё в

строю.

Рейнар посмотрел ему в глаза. В его взгляде не было ни осуждения, ни

усталости. Только расчёт.

— Хорошо. Тогда загляни в лекторий. Шестая палуба, двенадцатый отсек.

Сейчас там лекция.

— Лекция? — переспросил Саша, чуть приподняв бровь.

— Да. Тактика орбитального боя.

— А зачем это мне?

— Посмотри. Может, найдёшь что-то полезное. Или убедишься, что всё это —

пустая болтовня. Обе реакции допустимы.

Саша помолчал.

— Я… конечно. Спасибо.

Он почувствовал, как внутри что-то сжалось. Как будто его вызвали к доске, а

он даже не знал, идёт ли урок.

— Пока Хардинг не вернётся к работоспособности, вы — формально свободны,

— продолжил Рейнар. — И я не собираюсь загружать вас без нужды.

Он снова глянул на голограмму, провёл пальцами по панелям — изящно, как

дирижёр по струнам.

— Но прошу не тратить это время впустую, — добавил Рейнар всё тем же

ровным голосом. — Используй его с толком.

Он чуть повернул голову, но не глядел в упор — просто дал почувствовать: сейчас говорит не только начальник, но человек, который знает цену

бездействию.

— Понял вас, — тихо ответил Саша. — Спасибо.

— Это не приказ, — уточнил Архитектор. — Но, если вы ищете себе вектор —

начните с этого.

Он вернул взгляд к панели. Разговор был окончен — мягко, без точки. Как всё, что делает Кроуфорд.

Саша кивнул и направился к выходу.

Шестая палуба. Двенадцатый отсек.

Лекция.

Он не знал, что там будет — но знал точно: надо идти. И если Архитектор

говорит — надо слушать. Или хотя бы попытаться.

─────────────────────────────────────────────────────

Зал оказался просторнее, чем ожидалось: полукруги кресел, ряды под

наклоном, пара угловых экранов, на которых крутилась голографическая

модель планеты с орбитальными трассами. Мягкий бело-синий свет, минимум

лишнего.

Народу — немало: офицеры и солдаты,техники, учёные, технический персонал.

Были даже двое уборщиков — в униформе, с отстёгнутыми перчатками на

поясе. Слушали. Без смеха, без фонов.

У входа стоял дежурный — сухоплечий сержант с полосками на рукаве. Кивнул, не отвлекаясь от того, что говорил лектор.

— Заходите. Свободно.

Саша прошёл сбоку, стараясь не привлекать внимания. Сел в самый конец, в

тень. Отсюда было видно всё — и экраны, и голограмму, и лектора.

Женщина лет сорока пяти. Строгая, но без лишнего пафоса. Волосы собраны, голос ровный, уверенный. Она говорила не как агитатор и не как преподаватель

— а как человек, который знал, что делает, и знал, зачем говорит.

— Принцип манёвра здесь — не обойти, а выждать…

Саша устроился поудобнее. На секунду поймал себя на том, что уже совсем не

чувствует напряжения. Впервые за двое суток.

Он выдохнул и стал слушать.

— Орбитальный бой — это не хаос, а порядок, подчинённый физике. Здесь нет

остановки. Ты не можешь замереть или спрятаться за углом. Гравитация тянет

тебя к планете, инерция тащит дальше по дуге. Ты вечно падаешь вокруг неё, и

всё, что у тебя есть, — это умение управлять этим падением.

Лектор шагнула к голограмме, и планета на экране закрутилась чуть быстрее, будто подчиняясь её движению. Тонкие светящиеся линии орбитальных

траекторий пересекали пространство, сплетаясь в сложный узор. Она обвела

взглядом аудиторию, и её голос, спокойный, но уверенный, разнёсся по залу.

Она указала на голограмму, где маленький кораблик скользил по изогнутой

траектории, оставляя за собой слабый след.

— Движение предсказуемо. Твой враг знает, где ты будешь через минуту, через

десять, через час. Каждая твоя дуга, каждый импульс — как открытая книга. Но

вот в чём загвоздка: попасть по тебе — это совсем другая история. Это как

выстрелить в птицу, летящую в бурю, с закрытыми глазами.

Саша, сидя в середине зала, чуть наклонился вперёд. В её словах он уловил

что-то знакомое. Это как расчёт прыжка через варп, — мелькнуло у него в

голове. Только не по прямой, а по кругу. Траектория, импульс, время — всё

должно сойтись в одной точке.

— Орбитальный бой кажется шахматами.

Да, вы видите все фигуры. Да, вы знаете, где они окажутся через минуту, две, десять. Вы можете рассчитать траектории, залпы, даже — гипотетически —

последовательность смертей. Всё это просчитывается.

И именно в этом — ловушка.

Когда ты впервые садишься за тактическую панель и смотришь на голограмму, в голове возникает ощущение: у тебя контроль. Это ложь. Приятная, обволакивающая, смертельно опасная ложь.

Потому что противник — не глуп. Он тоже видит траектории. Он тоже знает

гравитацию планеты. Он тоже умеет ждать. У него тоже есть ИИ.

И ты не можешь остановиться. Не можешь «вильнуть», как в атмосферном

бою. Здесь нет воздуха. Нет тормозов. Есть только масса, скорость и падение.

Ты стреляешь и летишь дальше. Ты знаешь, куда попадёт снаряд. И твой враг

— тоже. Кто-то из вас не доживёт до точки встречи.

— Я служила на фрегате Дельта-17 , когда впервые пришлось применить ТОБ.

Мы думали, что у нас преимущество. Техническое, численное, позиционное.

Мы видели их, мы просчитали всё до миллисекунд. Это был не только расчёт.

Это была вера. Вера в цифры. И она нас чуть не похоронила.

Нас учат тому, что на орбите важна координация. Что бой предсказуем. Что

орбитальная механика надёжна.

И она действительно надёжна — настолько, что ты в любой момент можешь

сказать, где будет вражеский корабль.

Ты знаешь это. И всё равно не можешь поразить его.

Знать — недостаточно. А стрелять в орбитальном бою — это значит бить на

опережение в минуты, десятки минут.

Всё, что ты видишь, — уже устарело.

Теперь послушайте внимательно.

Орбитальный бой — это гонка перегрузки. Выносливости.

Это не точность, а давление. Ты не просто уничтожаешь корабль — ты

заставляешь его ПВО сдаться.

Твоё оружие — не столько мощь, ск олько количество. Волна ракет. Вторая

волна. Кинетическая артиллерия. Ложные цели. Мгновение хаоса.

И где-то — прорыв. Один. Одно-два попадание, которые решает всё.

Попал — вывел из строя командный модуль, реактор, модуль охлаждения, ПВО. А если не попал — значит, ты просто сделал противнику разгрузку ПВО.

Пока у тебя ещё остались боеприпасы, жить можно.

Рельсотроны стреляют на тысячи километров. Но рельсотрон — это скальпель

хирурга. Если промахнулся — ты просто проделал в пустоте дыру стоимостью

тридцать пять тысяч кредов.

Ракеты — дороже. Но они поворачивают. Немного. Медленно. Но часто —

достаточно.

Вот почему вся орбитальная тактика сводится к перегрузке ПВО. Не к точности, не к меткости.

А к перенасыщению.

Запомните: если ПВО сбивает 40 целей в секунду, нужно дать ему минимум 50.

Неважно какие. Пусть половина — муляжи. Пусть десятая часть — пустышки с

алюминиевой обшивкой. Главное — забить сенсоры.

Чтобы одна, хоть одна прошла.

На моих глазах крейсер с двадцатью сантиметрами брони и тремя десятками

башен ПВО сгорел за 14 секунд.

Потому что противник дал 72 цели. А у них было только 60 точек

отслеживания.

Цифры не врут. Но они не спасают.

Лектор на секунду делает паузу. Не ради драмы — просто берёт воздух.

— У всего есть предел. Особенно у боезапаса.

На Дельте-7 мы начали с полутора тысяч ракет. Это много. Казалось…

неприлично много. Три часа боя — и не осталось ничего.

На третьем часу мы уже стреляли тем, что обычно держат на случай

абордажа.

ПВО — гордость Дельты-7. 64 ствола, лазеры, отслеживающие пакеты. Каждый

модуль — как самостоятельный огневой блок. Могли вести по 80 целей

одновременно.

Пока не начался перегрев.

Она повернулась к голограмме, провела рукой — от корпуса фрегата вверх, будто показывая тепловой контур.

— Система охлаждения не выдержала.

Контур был спроектирован на 90 минут интенсивного боя. Инженеры уверяли

— с запасом.

На втором часу отказал один модуль. На третьем — второй.

К четвёртому — наши башни начали замирать. Не взрывались. Просто

молчали. Как будто устали.

Она смотрит поверх аудитории.

— И вы ничего не можете с этим сделать.

Ракет больше нет. Артиллерия перегрета. ПВО молчит. Ты знаешь, что идёт

ещё одна волна — и знаешь, что никто её не встретит.

В этот момент ты не офицер. Не солдат. Ты — мишень.

Голос лектора стал тише. Ровнее. Почти без интонаций. Так рассказывают то, что видели слишком близко.

— Тактическая схема — это красиво. А теперь представьте: десять каналов связи.

Командный — один. Машинный — два. Артиллерия — свой. ПВО — по

секторам. Инженерный канал. Автоматика связи. И резервный.

Половина из них открыта постоянно.

Кто-то кричит. Кто-то смеётся. Кто-то просто дышит.

Ты ловишь себя на мысли, что не знаешь, кто говорит.

Говорят все. Одновременно.

Она чуть качает головой.

— Нам кричали, что крейсер уничтожен. Через секунду — что он цел. Через

ещё пять — что от него осталась половина, но ПВО работает.

А в это же время кто-то в инженерной ржал. Не истерично. Просто… ржал.

Стресс ломает всех по-разному. Кто-то бьёт по панели. Кто-то по шее соседа.

Кто-то начинает философствовать.

Командование — это не про тактику. Это про то, чтобы не дать мозгу

распасться. На молекулы. На сигналы. На крики и замирания.

Небольшая пауза.

— Наш капитан был хорош. Настоящий ветеран.

На четвёртом часу боя он просто перестал говорить.

Повернулся к тактическому офицеру… и показал рукой: дальше сами.

Он выжил.

Но после боя разговаривать с ним стало… сложно.

Она не драматизирует. Просто говорит, как было.

Лектор замолчала.

На голограмме корабли продолжали свой немой танец — мерные дуги, импульсные поправки, следы тепловых пятен. Кто-то в зале шевельнулся, кто-то кашлянул, но вслух никто не проронил ни слова. Потому что каждый

чувствовал — что-то изменилось. Что-то невидимое дрогнуло в воздухе.

Женщина стояла прямо. Руки — сцеплены за спиной. Голос, ровный до этого, вдруг стал чуть тише. Словно он пробирался сквозь вату.

— Мы забрали выживших через шестнадцать часов после конца боя.

В инженерных отсеках.

Девятнадцать человек…

— …Девятнадцать…

Она на мгновение закрыла глаза. Не от усталости — будто пыталась заглянуть

внутрь. Зрачки чуть дёрнулись. Лицо — всё ещё строгое, как и должно быть у

офицера. Но подбородок дрогнул. Совсем немного.

— Я...

— Простите.

Она не отошла от пульта. Не отвернулась. Только чуть склонила голову, будто

хотела, чтобы никто не видел. И всё же — никто не отвёл глаз. Потому что в

этом молчании было слишком много сказанного.

Губы дрогнули. Один вдох/выдох — неровный, другой — глубже. Щека

побледнела. Потом — багровая полоса. Как будто под кожей что-то зажглось.

Она заморгала — быстро, будто пыталась сбить нарастающий жар в глазах.

И слёзы пошли — не рыданиями, не истерикой. Просто... пошли.

По щеке, по второй. Не вытирала. Не скрывала. Только стояла, как стояла.

Прямая. Стальная. И абсолютно живая.

В зале было тихо. Никто не шевелился. Даже система кондиционирования

казалась заглохшей. Саша, сидящий в тени, понял: она не просто пережила

бой. Она до сих пор в нём.

Лектор подняла взгляд. Слёзы всё ещё шли — тонко, беззвучно, как если бы

плакала не она, а время, прожитое тогда. Не смахивала их. Не отворачивалась.

Просто стояла, и говорила дальше.

— А погибло... двести сорок один.

Саша чуть привстал в кресле. В зале кто-то вздохнул — едва слышно. Но она

уже не слышала их. Она говорила — и казалось, что сама себе.

— Вся боевая группа. Почти весь инженерный состав. Навигатор. Повара.

Охрана. Дежурный медик. Техники. Девушка из ПВО, которая красила ногти

перед вахтой. Старший оператор связи. Трое курсантов, которым не успели

выдать форму.

Она выдохнула.

— Мы нашли только фрагменты. Кресла. Привязи. Осколки. Иногда — ожоги от

перегрева, вместо тел. Иногда — пустоту, где должен быть отсек.

— А иногда — пустые руки, сжимавшие пульты. До последнего.

На лице — всё ещё ничего, кроме слёз. Тихих. Настоящих. Ни истерики, ни

театра. Просто… боль, к которой она привыкла. Которую никогда не отпустит.

— Я не запомнила, как мы выжили. Только то, что они — нет.

Она повернулась к голограмме. На экране — планета. Спокойная. Тихая. И

десятки орбит вокруг.

— И пусть никто не говорит мне потом про "славу", "гордость", "цель". Я их

помню не как солдат.

— Я их помню — живыми.

Руки чуть дрогнули, но она снова сцепила пальцы. Сдержалась. Стержень

внутри снова взял на себя вес тела. Она выпрямилась ещё немного, подбородок вверх, взгляд — в точку чуть выше всех.

— Простите.

Пауза. Долгая.

— Давайте...

— ...давайте продолжим.

Голос всё ещё дрожал, но в нём была сила. Не надломленная — заточенная.

Слёзы продолжали стекать, но она уже говорила. Снова. Потому что не могла

не говорить.

Потому что кто-то должен был рассказать, как это бывает на самом деле.

Она провела рукой по панели. На голограмме вспыхнули контуры: иконки ракет, секторы ПВО, схемы орудийных модулей.

— Ладно. Теперь — по сути. Что у нас есть, кроме мощи ПВО и воли

командира.

Оружие.

Голос ещё немного глухой, но ровный. Профессиональный.

— В ТОБ используются три класса активного вооружения. Кинетика, ракеты и —

условно — лазеры. Условно, потому что лазеры — это не штурм, это щит.

Голограмма сменилась. Корабль. Из него — вспышки траекторий, как сеть

молний.

— Вернемся к рельсотронам — питаются от основного энергоблока, охлаждаются контуром реактора. Бьют далеко, очень быстро.

Но.

— Это хирургический инструмент, как я уже сказала, да и присутствуют они

только на кораблях класса “Крейсер” и на “Омеге”.

Кинетическая артилерия. Как правило - используются для перенасыщения ПВО

или как орудия последнего шанса, или как анти аборжаные, для близких

дистанций. Но честно, я за двадцать пять лет службы даже не слышала, чтоб

кто то пытался взять боевой корабль на абордаж.

Схема в голограмме мигнула: крейсер выпускает залп. Снаряды пролетают

мимо маневрирующего фрегата.

— Кинетика про эффект. Про расчёт. В ТОБ — редко работает без поддержки.

Поэтому — ракеты.

Появилась волна вспышек, имитирующих старт десятков боеприпасов. Трассы, разветвления, срывы траекторий. Манёвры.

— Это основа атаки. Торпеды, ракеты.. Маневрируют не идеально, но

достаточно, чтоб компенсировать кривую дуги.

Главное — они идут в массе. Они создают перегрузку. И обычно несут ядерный

заряд.

Она вернулась к панели, подчеркнув жёлтым сектором цели. Над ним — цифра.

72. Внизу — 56.

— Это ключевое. Забить противника. Не пробить, забить.

Если у него 56 точек отслеживания, ты даёшь 72 объекта.

Он не собьет. Не потому что плох. Потому что не сможет.

Она сделала паузу. В зале — ни шороха. Даже офицеры в первом ряду сидели

с прямой спиной, не мигая.

— Лазеры.

— Это... иглы. Не меч. Не дубина. Иглы.

Отражают ракеты. Перехватывают торпеды. Но только в ближнем бою. Урон —

минимален.

Ты не остановишь фрегат лазером. Но можешь спасти себе жизнь, сбив его

заряд на подходе.

На голограмме — три круга. Внутренний — зона действия лазеров. Второй —

Артиллерия. Внешний — ракеты и торпеды.

— Всё оружие в ТОБ — это вопрос баланса. Не силы. Дистанции, времени,массы.

Если ты знаешь, сколько у тебя боеприпасов — ты ещё жив. Если не знаешь —

ты уже проиграл.

Мы всегда считали — враг есть враг, всё просто.. Но главный враг — не тот, кто

по тебе стреляет. А то, что у тебя осталось, когда всё это закончится.

Главный враг — это остаток.

Она выделила схему корабля. Красными — израсходованные модули. Синие —

в бою. Серые — перегреты.

— Остаток ПВО. Остаток живых.

Голос снова стал тише.

— У нас на Дельте в последние минуты остались только лазеры. Только. Всё

остальное — ушло.

Но именно они сбили ту последнюю торпеду, что шла в реактор.

Сбили — и я могу стоять здесь.

А остальные — нет.

Она замолчала. Голограмма мягко погасла. На мгновение — просто темнота и

её фигура в свете контрольного экрана.

— Теперь вы знаете, чем и как мы стреляем.

Она медленно сделала шаг вперёд. Голос снова собрался в точку.

— Наша задача — выжить.

А для этого…

— Надо сначала понять, как именно убивают на орбите.

И постараться сделать это раньше, чем это сделают с нами.

Она снова повернулась к аудитории, чуть склонила голову, будто

прислушиваясь к мысли, прежде чем её озвучить.

— Вы, наверное, спросите — чем отличаются ракеты от торпед? Иногда даже в

документации их путают. Но разница есть. И она важна.

На голограмме всплыли две схемы: обтекаемый корпус с длинным

стабилизатором и более широкий, грузный силуэт с массивной головной

частью.

— Ракета — это охотник. Быстрая, лёгкая. Она легко может менять курс, может

маневрировать, но у неё мало топлива и ограниченное время жизни. Она

делает свою работу — и исчезает. Часто — используется массово, волнами.

Чтобы перегрузить. Забить.

Она указала на вторую модель.

— А вот это — торпеда. Не в смысле подводная. В космосе — торпеда это

«молчун». Она тяжелее, толще, медленнее. Но в ней больше топлива. И она

может не включать двигатели до последнего. Лететь по орбите, как обычный

обломок. Пока не включится — и не пойдёт в цель. Незаметная. Низкий

профиль. Иногда — с двойной боеголовкой. Она не быстрый убийца. Она —

подлый. Выстрел в спину.

В зале снова повисло молчание. Кто-то в первом ряду кивнул — с пониманием.

— В идеале, вы используете и то, и другое. Ракеты идут первым эшелоном —

отвлекают, заливают. Торпеды — чуть позже. Или в обход. Главное — чтобы

ПВО противника не успело переварить всё сразу.

Она выпрямилась, взглянула в зал — и впервые за всё время чуть

прищурилась, будто собиралась сказать нечто важное. Личное.

— Порой, даже когда всё ушло — остаётся одно.

То, чего нет на схемах.

Она щёлкнула по панели. На голограмме — корабль, чья обшивка едва

держится, красные модули, выгоревшие отсеки. Но в самом центре — синий

контур.

— Варп.

Не как оружие. Как выход.

Как последний шанс.

Она чуть наклонилась к микрофону:

—Здесь вступают в игру они.

Её голос стал ниже. Почти уважительным.

— Официально — варп-инженеры, а по-нашему — варп-панды — не участвуют

в стрельбе. Не сидят у ПВО. Они почти всегда молчат. И почти никогда не

шутят. Но если надо — они вас вытащат. Из огня. Из окружения. Из

невозможного.

— Если корабль позволит.

Если командование даст приказ.

Она сделала паузу.

— И если звёзды будут не против… они перекинут вас в варп.

Прямо из боя.

Вырвут с орбиты. Утащат на световой рёв — к ближайшей звёздной системе.

А там — попробуй поймай.

Голограмма мигнула, на ней — траектория прыжка, пересекающая схему

орбиты, вырываясь за её пределы, прочерчивая в пространстве яркую искру.

— Панды не просто так едят свой хлеб.

В зале кто-то хмыкнул, но без насмешки — с уважением.

Она посмотрела поверх аудитории. Взгляд уже не острый, не инструкторский —

уставший, глубокий. Как у человека, который показал слишком много.

— Простите, — сказала она тихо, почти не поднимая головы. — Это должно

было быть чёткой лекцией. С цифрами, с графиками.

Она чуть качнула плечом. Легко. Почти незаметно.

— Но, похоже, вышло… как вышло. Немного короче, чем планировала.

Губы дрогнули — намёк на улыбку. Тонкий. Человеческий.

— Думаю, вы поняли главное.

Она провела ладонью по панели — экраны медленно погасли. Свет в зале

остался мягким, приглушённым, будто не хотел нарушать тишину, которая

теперь казалась чем-то живым.

— Я сказала всё, что могла. И, пожалуй, больше, чем собиралась.

Она взглянула в самый конец зала, не на кого-то конкретного — просто в тень.

Мимо лиц, мимо форм, — будто туда, где когда-то стояла сама.

— Спасибо за внимание. Надеюсь, вам это не пригодится.

С этими словами она отступила от панели и сделала шаг в сторону. Ровно. Как

на вахте. Но глаза её оставались чуть влажными, хоть и сухих слёз на щеках

уже никто не видел.

Саша не сразу поднялся. Не из вежливости — из уважения к тишине.

К той тишине, что остаётся после признания, а не лекции.

Так не говорят в докладах.

Так не учат в симуляторах.

Так говорят только один раз. Когда уже не боятся, что услышат

слишком много.

Он смотрел в пустую голограмму, будто там всё ещё был след её голоса.

Не орбиты. Не схемы. А дыхание человека, который держался слишком долго.

Она не просила поверить. Не просила понять.

Просто — рассказала. Как есть.

Не для нас. Для себя. Или для тех, кого уже нет.

Он встал. Медленно. Осторожно — как будто боялся спугнуть что-то важное.

Слова её уже отзвучали. Но не ушли.

─────────────────────────────────────────────────────

Глава 8

Алиса проснулась не сразу. Сначала перевернулась на спину, потянулась, одной рукой вслепую оттолкнула одеяло. Волосы — в разные стороны. Тело

чуть ломит — от непривычной кровати. Но это даже приятно.

— Живы… — пробормотала она себе под нос, не открывая глаз.

Звук тишины был густым. Она лежала, выдыхая в потолок, слушая, как

поблизости ворчит климат-контроль. Потом резко села. Взгляд пробежал по

каюте — всё своё: два мешка, один ящик, куртка, брошенная на кресло. На

столе — кружка и кисточка для бровей. Всё. Этого хватило, чтобы сказать себе: теперь это дом. Или хотя бы его тень.

Она протянулась к панели. Провела пальцем по радиоменю. Щелчок — и в

колонке тихо пошёл шум эфира. Алиса нахмурилась, подбирая станцию. Ещё

щелчок — и в динамиках, сначала едва слышно, а потом всё отчётливее, пошла музыка. Струилась, как из окна летом, когда у соседей праздник и никто

не закрывает двери.

Меладзе. "Самба белого мотылька".

— Кто бы ты ни был, связист, что создал эту волну, — тихо сказала она, —

пусть тебе трижды перепадёт за неделю. От души.

Улыбнулась. Потом — медленно, будто давая себе разрешение — качнулась

плечом. Потом вторым. Ритм втекал в кожу.

"Только сложится нелег-ко

Дружба пламени с мотылькоом"

Она прошептала первые строчки. Голос ещё сонный, чуть хриплый. Потом —

чуть громче. Потом — в полный голос. Откинула волосы назад, поднялась, встала босиком на пол.

"Самба белого мотылька-а

У ОТКРЫТОГО ОГОНЬКА-А

КАК БЫ ТОНКИЕ КРЫЛЫШ-КИ

НЕ О-ПА-ЛИТЬ!"

Коснулась бёдер — легко, будто проверяя, на месте ли ритм. Провела

ладонями вверх, по талии, поднимая руки в танце. Плечи подались в такт, бедра плавно откликнулись, как будто музыка двигалась сквозь неё, а не просто

играла в колонке. Один шаг в сторону — и круг. Второй — уже с поворотом.

Руки — в воздухе, пальцы рисуют невидимые линии. Локоны взлетели на миг, коснулись щёк, и она рассмеялась — не над собой, а вместе с собой.

" ЛУЧШЕ МАЛО, — ДА БЕЗ ТОСКИ

ЖИТЬ КАК БЕЛЫЕ МОТЫЛЬКИИ!!!

И ЛЕТАТЬ СЕБЕ НЕДАЛЕКО

О-ОТ ЗЕМЛИ "

— Да ты просто буря, девочка.

И снова — в песнь. Голос — свободный, живой. Точно в ноту и мимо — всё

равно. Она не играла. Она была песней. В теле, в движении, в голосе. Звучала

и смеялась, качалась и кружилась.

Просто девушка. Молодая. Уставшая. И впервые за долгое время —

счастливая.

─────────────────────────────────────────────────────

У Аркадия, похоже, сегодня хорошее настроение. Он сидел на краю полки, вылизанный, гордый, как будто это он записал Меладзе и настроил волну.

Хвост обвил лапы. Глазки — блестят. Смотрел, будто понимает. Не музыку.

Меня.

И, честно говоря, в его взгляде было слишком много восхищения, как для

обычной крысы. Хотя Аркадий, конечно, не обычный. Даже не крыса. Почти

джентльмен. В миниатюре.

Он не хлопал. Но было ощущение, будто бы да. Или хотя бы хотел.

Я сняла белье. Вышла из ритма.

Босые ступни на полу — прохлада, приятно. Включила воду — сначала

тёплую, потом горячее, пока не пошёл пар.

Пот стекал не по телу — изнутри. В голове. Песня ещё гудела в ребрах.

Душ помог сбросить остатки сна. Сушусь медленно, лениво. Не торопясь — у

меня ведь выходной.

Оделась — не для кого, просто как нравилось себе: Чёрная рубашка. Юбка в складку — чуть выше колен. Чулки, мягкие.Тонко.

Уютно.

На ногти — лак. Прозрачный, но с микроблеском.

Волосы — вверх, в пучок.

Аркадий Иванович хмыкнул. Да, именно хмыкнул. Как будто оценил.

А потом я заметила вентиляцию.

Просто боковым зрением — и резко стало интерестно.

Решётка сдвинута. Не держится на винтах. Хотя крепления под них есть. Кто-то

снял — и не закрутил обратно. Или сняли давно?

Подошла ближе. Присмотрелась к стене — и замерла.

Это — мило.

Мелкие следы. Не по полу, нет. По стене.

Будто кто-то с когтями решил, что гравитация — это чисто рекомендация для

плебса.

Шустрые такие лапки. Почти элегантные.

Я медленно повернулась на Аркадия.

Он сидел, как сидел. Моргнул. Очень выразительно.

Я снова глянула на решётку.

Места — достаточно, чтобы залезть с головой. Чтобы посмотреть.

Вздохнула. Взяла кресло. Переставила к стене. Встала.

На сегодня — хватит музыки.

Я аккуратно подцепила край решётки. Она поддалась сразу — легко, как будто

сама звала. Осторожно наклонилась, заглянула внутрь.

Пыль. Свет уходил недалеко — только на полметра, потом начиналась

темнота. Не страшная, нет — просто пустая. Но точно живая. Оттуда пахнуло

железом и чужим дыханием.

« Хозяйка, я бы на вашем месте в вентиляцию не лазил. Там вчера

кто-то шуршал. Не я. »

Я не закричала. Просто резко отпрянула, чуть не перевернув кресло.

Подскочила — в прямом смысле — спиной к стене, дыхание оборвалось. Голос.

Голос в голове. Нет — голос не в голове. В воздухе. Словно кто-то шепнул мне

прямо под ухо.

Я обернулась. Быстро. Резко.

Комната — пустая. Всё на месте. Куртка на кресле. Ящик — закрыт. Кружка не

сдвинута. Стол — цел. Полки — пыльные. Радио — молчит.

Под кроватью — ничего. Под столом — тоже. Проверяю всё. Шкаф сдвинулся с

места без особого сопротивления. Кто-то другой бы напрягся, а у меня просто

руки вспомнили, как правильно.

Только Аркадий сидит на том же месте. Никуда не делся. Глядит на меня, как

ни в чём не бывало. Лапки вместе. Усы чуть дёрнулись. Уравновешен. Как

академик на заседании. И, по ощущениям, даже слегка насмехается.

— Аркадий?.. — сказала я тихо.

Он не ответил.

Я подошла ближе. Пригляделась.

— Это ты сейчас?.. — голос выровнялся. Спокойный, сдержанный. Почти

вежливый. — Если ты это только что сказал — мы с тобой поговорим. А если не

ты — тогда, пожалуй, мне нужно срочно подыскать психиатра.

Он моргнул. Протёр носик лапкой. И всё.

— Молчит, — прошептала я. — Отлично. Просто охренительно.

Я медленно, очень медленно села обратно на кресло. Спина — по прямой.

Плечи — ровно. Но сердце било так, будто меня только что пытались

выдернуть из самой себя.

— Ладно… — выдохнула я. — Окей. Сегодня выходной. У нормальных людей в

это время — кофе, пледы и сериальчики. У меня — крысы разговаривают. Или

котелок.

Тихо. Ни шороха.

Я глянула на Аркадия. Он всё ещё смотрел на меня.

Улыбка. Маленькая. Краешком губ.

— Вот и не смей потом говорить, что это я первая с ума сошла.

─────────────────────────────────────────────────────

Я не полезла в вентиляцию. Конечно нет. Меня же предупредили. Я же не

сумасшедшая. Только разговариваю с крысами, вижу следы на стенах и

устраиваю концерты по утрам. Ну да, всё в порядке.

Кресло — на место. Решётку — аккуратно прижала обратно. Лежит ровно.

Пара минут — и я в коридоре. Сумочка через плечо, волосы собраны, лицо —

нейтральное. Типа "я просто пошла по делам". Никто не должен знать, что на

самом деле мне просто нужно пройтись. Вдохнуть. Проглотить остатки

паранойи. Пощупать корабль ногами.

Лифт пахнет металлом и чужими духами. Тихо. Я еду вниз — без цели. Просто

вниз. Иногда это помогает. Пройтись по уровням, глянуть, как живут остальные.

Починить себе голову.

Прохожу вдоль техотсека. Там гудит. Кто-то сваркой занимается, кто-то курит у

переборки, прячась от камер. На меня не смотрят. И слава богу. Я просто тень, просто мимо.

Зашла в кафешку на 56-й. Взяла кофе — горький, противный. Как я люблю.

Села у иллюминатора. Там — звёзды, как всегда. Чёрт бы их взял.

Бесконечные, холодные. Но иногда они напоминают: ты пока ещё жива.

Телефон завибрировал.

Номер незнакомый.

Я хмыкнула. Откинулась в кресле, сделала глоток. Гадкий кофе. И — да, я всё

равно ответила.

— Алло?

На линии тишина. Потом — чуть хрипловатый выдох, и знакомый голос:

— Алиса?..

Голос неуверенный. И… немного пьяный.

— Кто спрашивает?

— Это… ну… Саша. Варп-панда.

— А-а… — протянула я. — Значит, не варп-крыса. Уже хорошо.

Он тихо усмехнулся.

— Ты занята?.. Сегодня?

Я поставила стакан на стол.

— Смотря, зачем спрашиваешь..

— Я… — он запнулся, — я просто подумал… если ты не занята… Может, поболтаем? Где-нибудь. Недолго.

— Саша, — произнесла я медленно, — вас в академии учат девушек на

свидание поддатым приглашать? Или это была личная инициатива?

Он не сразу ответил. Кажется, пытался понять — шучу я или нет.

— Э-э… ну… наверное, личная.

— Хмм.

Я не сбрасываю звонок. И он это чувствует.

— Я хотел пригласить тебя в «Белую Помелу». Там тихо. Без лишнего.

— Где это?

— Вторая палуба. Возле мостика.

— У меня нет допуска на верхние.

— А со мной — будет.

Он сказал это как-то просто. Без пафоса. Без «я тебя проведу» — просто как

факт.

Я выдохнула.

— Ты точно в норме?

— Ну… не в норме-норме, но я помню, как тебя зовут. Уже что-то.

— Это… сильно впечатляет.

Мы оба замолчали на секунду. Потом он добавил:

— Я просто… хотел поговорить. Без поводов. Без повестки.

— А если я не люблю говорить «без повода»?

— Тогда, может, это будет поводом?

Я закрыла глаза. Улыбнулась.

— Ладно, Саша. Удиви меня.

Он чуть вздохнул в трубку, будто собираясь с мыслями.

— А где ты сейчас?

— Пятьдесят шестая палуба. В кафе, оно тут одно. Сижу у иллюминатора. Не

«Астероид», если ты об этом.

— Хорошо, — сказал он после короткой паузы. — Тогда подожди пару минут. Я

приду.

— Хочешь лично убедиться, что я не испарюсь?

— Хочу лично увидеть, как ты выглядишь, когда не за барной стойкой.

Я замолчала. Не потому что польщена. А потому что не ожидала. От него —

именно так. Тихо. Просто. Без нажима.

— Сколько минут — «пару»?

— Сколько нужно, чтобы со второй палубы спуститься на пятую. Не больше.

— Я же на пятьдесят шестой.

— Я… заблудился. Сейчас найду.

Я тихо рассмеялась.

— Ладно, Саша. Я буду тут. Не опаздывай.

— Скоро буду.

Связь оборвалась. Я допила кофе. Глянула в иллюминатор.

Звёзды — всё там же.

Но внутри стало… как будто теплее.

─────────────────────────────────────────────────────

Глава 9

Я переоделся еще до звонка. Точнее — успел трижды.

Сначала — чёрная рубашка. Вроде бы норм, но слишком тёмно. Как будто в

траур собрался, а не на встречу. Снял.

Потом — бордовый свитер. Тот самый, что мне когда-то подарил Хардинг на

день инженера. Уютный, но в нём выгляжу как бездомный лектор. Снова — нет.

В итоге — белая рубашка, тёмно-синий жилет и простые, почти строгие брюки.

Без кителя. Без нашивок. Просто — аккуратно.

Застёгивал пуговицы медленно, как будто от этого зависел маршрут прыжка. И, может быть, зависел. Потому что один неверный штрих — и ты не стильный

инженер, а тот самый придурок, который решил, что это ужин с послом

Евразийского альянса.

Заглянул в зеркало. Вроде — не идиот. Немного помятый. Уставший. Чуть

бледный. Но живой.

Причесался — руками. Волосы всё равно будут жить своей жизнью. Зато

выбрит. Почти симметрично.

Нанёс каплю парфюма. Обычный, стандартный. Чтобы пахнуть собой, а не как

склад просроченных одеколонов.

Проверил карманы. Телефон. Пропуск. Жетон. Всё при мне.

Потом… встал. Застыл.

Посмотрел на себя — и, как идиот, спросил вслух:

— Это свидание?..

Пауза. Тишина.

— Нет. Просто кофе. Просто разговор. Просто… девушка в чулках.

Криво улыбнулся.

Я вышел на палубу с уверенностью человека, который точно знает, куда идёт.

Примерно шесть секунд. А потом понял, что не знаю ни черта.

Пятьдесят шестая палуба.

Ладно. Вроде ничего сложного. Я на второй. Надо вниз. Лифт — вон там.

Хотя… стоп. Этот идёт только до сорок пятой. Значит — пересадка.

Чудесно. Почти романтика.

Спустился. Вышел. И тут понял: на палубе шесть лифтов. двое на ремонте.

Один гудит так, будто после него придётся чинить себя. Трое — вроде бы

рабочие. Залез. Что-же, снова лифт. Кнопки без подсветки. Пятьдесят шестой?

Есть. Но с третьего раза — только после удара кулаком по корпусу. Я даже не

матерился. Только прошептал:

— Алиса… ты стоишь этого квеста. Надеюсь.

«Маршрут: 45 → 56»

На палубе навигация, похоже, решила, что я техник. Или просто

прикалывалась. Маршрут проложился через вентиляционную службу.

Пришлось протиснуться мимо трёх сварщиков, у которых явно был перерыв: один курил, другой ковырял в консоли, а третий… третий узнал меня.

Наверное.

— Эй, — сказал он, прищурившись. — Ты ж… этот.

Я кивнул. Без уточнений.

— Понял, — кивнул он в ответ. — Свои.

Вот так я и стал "своим" для отдела сварочных работ. Честно — приятно. Даже

немного гордо. Я бы взял себе их каску на память, если бы знал, как это потом

объяснить Алисе. Видимо, теперь я парень, который “тоже спускается вниз,но в своём стиле” .

Я всё-таки нашёл это чёртово кафе.

Но минут через пятнадцать. Не потому что не хотел — просто… корабль

большой, указателей нет (или я их вежливо игнорировал, как это бывает под

градусом), и, кажется, я трижды прошёл мимо, даже не заметив. Небольшой

отсек, никакой вывески, только стекло и надпись: “П-56. Кофейная точка” .

Слово "кафе" на ней видимо надо было домысливать.

Она сидела у окна. Точно так же, как и представлялось. Только реальнее. Кофе

в руке. Спина прямая. Плечо — чуть напряжено. Волосы в пучке, а лицо —

спокойное. Очень спокойное.

Я вдохнул. И вышел из тени.

— Привет, — сказал я. — Нашёл. Извини, опоздал.

Алиса повернулась. Без удивления. Без раздражения. Просто посмотрела.

Очень коротко. Очень точно.

— Восемнадцать минут, — сказала она. — У тебя варп и в голове, да? С

пространством понятно, а со временем — беда.

— Почти. Меня навигация приняла за техника, и я познакомился с тремя

сварщиками. Очень дружелюбные ребята.

Она кивнула, чуть склонив голову. Губы — будто хотели улыбнуться. Почти.

— Сочувствую. Надеюсь, ты не завёл с ними серьёзных отношений?

— Только с одним сварщиком. Но между нами ничего серьёзного.

Она рассмеялась — по-настоящему. Нежданно.

— Ну тогда ладно.

Я замялся.

— Ты всё ещё не передумала?

Она медленно поставила стакан с кофе на стол.

— Передумала.

Пауза. Я чуть напрягся.

— В худшую сторону?

— В лучшую. Появился повод всё-таки выбраться с этой палубы.

И, не глядя, накинула сумку на плечо.

— Веди, панда.

Я не знал, что сказать. Не хотел испортить воздух между нами словами. Она

шла рядом — и этого было достаточно.

В какой-то момент Алиса повернула голову. Чуть. Не в упор — в полпрофиль.

Взгляд — спокойный. Почти равнодушный.

— Ты всегда так быстро сближаешься со сварщиками?

— Только если они первыми заговорят, — отозвался я.

Она с интересом вскинула бровь. Потом отвела взгляд.

Мы шли молча. Но это было не то молчание, когда нечего сказать. Это было

другое. Как будто кто-то поставил запятую — и оба ждали, что будет дальше.

─────────────────────────────────────────────────────

До сорок пятой добрались без особых приключений. Один лифт, два перехода..

Алиса шла легко, будто давно уже знала путь, хотя и не выдавала ни

малейшего признака спешки. Я пару раз поймал себя на том, что просто

смотрю, как она идёт. Спокойно. Цельно. Как будто даже походка у неё — с

легендой.

На сорок пятой — ещё один переход. Металлические двери, чёткая надпись

сбоку: "Только для персонала с допуском С3 и выше." .

Приложил пропуск. Двери с лёгким щелчком разошлись в стороны.

Офицерский лифт. Один из тех, что соединяют сорок пятую с верхними

палубами — вплоть до второй. Используется старшим составом. Формально —

чтобы добраться до мостика. Хотя настоящий мостик, по сути, один — на самой

верхней, первой палубе. Но так уж повелось: все четыре верхних палубы, предназначенных для командного и ключевого состава называют «мостиком».

По привычке. Или по инерции — вроде как престижно.

Мы зашли внутрь. Лифт был чистый, почти стерильный. Мягкий свет. Тихий гул

под полом.

Я нажал “2”.

Лифт отозвался мягким щелчком, будто подтвердил — да, запрос принят. Двери

беззвучно сомкнулись. Казалось, мы не ехали — нас просто быстро

переносились, как во снах, где не чувствуешь шагов.

Алиса стояла рядом. Прямо. Ровно. Не облокачивалась, не смотрела по

сторонам. Просто смотрела вперёд — и, наверное, думала. Или ничего не

думала. Угадать было невозможно. Это её лицо… Оно всегда чуть закрыто. Как

каюта с кодовым замком: свет изнутри есть, но дверь не открывается.

Мы не говорили. Я слышал, как тихо работает лифт. И как она дышит. Ровно.

Почти в такт. Как будто даже её вдохи — под контролем.

Мигает панель: "Палуба 2".

Щелчок. Двери раздвигаются.

Алиса выходит первой. Я за ней.

Коридор ярче, чем остальной корабль. Просторный, чистый, бело-серый.

Освещение под потолком — ровное, без теней. Линии панелей — идеально

прямые. Даже воздух тут пах иначе. Чуть охлаждённый. Чуть цитрусовый.

Она остановилась. Осмотрелась. Помедлила. Потом посмотрела на меня. И —

без иронии, без нажима — спросила:

— И всё? Ни охраны, ни допроса? Просто заходи, если можешь?

— Ну… — я пожал плечами. — Если у тебя есть доступ к лифту — значит, ты

уже и так проверена. Это ж не прогулочная палуба. Сюда без допуска даже

шагнуть не получится. Система фильтрует на входе.

Алиса не ответила. Только чуть кивнула — вроде поняла. Но я не был уверен, что именно.

─────────────────────────────────────────────────────

Мы шли недолго. Пару поворотов — и я вдруг заметил, что иду не один. Не

просто сопровождаю. А иду рядом. С ней. Вровень.

Алиса не оглядывалась. Не говорила. Только шаг — в шаг. Иногда я видел, как

скользит её взгляд по стенам, по потолку. Это выглядело… органично. Даже

красиво.

Как будто в каждом объекте есть закономерность, которую она просто хочет

прочесть.

— Вон там, — я указал. — “Белая Помела”.

Вход — как в музее или дорогом клубе. Высокие матовые двери с гравировкой.

Подсветка — бело-золотая, мягкая. На панели сбоку:

“Белая Помела” — филигранно, почти вызывающе.

Никаких реклам, никаких очередей. Только редкий гость, которого заранее

ждали. Это было не заведение — это был допуск в круг. Сам факт, что ты здесь

— уже статус.

Двери открылись сами.

Нас сразу заметили. На верхней галерее, склонившись над перилами, стояла

она — хозяйка «Помеллы». Волосы — в идеальном порядке. Платье — как у

кинодив сороковых. Голос — бархатный, с хрипотцой, будто её придумали для

чёрно-белого кино.

— Олександр, — протянула она, — думала, тебя уже демоны варпа засосали.

— Почти, — отозвался я. — Но я прорвался. С ней.

Хозяйка скользнула взглядом по Алисе. Долго. Без спешки. Потом — короткий

кивок. Одобрение.

— Проходите. Наверху почти никого. Как ты любишь.

Алиса смотрела спокойно. Но, кажется, чуть напряглась.

Верхний ярус тянулся полукругом вдоль стены зала, будто галерея в театре.

Ограждение — стекло с бронзовым кантом. Свет — рассеянный, как поздним

вечером на планете с двумя лунами. Столы — не одинаковые, каждый со своим

акцентом: один ближе к колонне, другой — у небольшой пальмы, третий — в

нише, где стены словно плавно изгибаются внутрь.

Наш — у панорамного иллюминатора. Большого. Настолько, что сначала не

замечаешь стекла — кажется, это просто обрамлённый фрагмент космоса. За

ним не было ни планеты, ни станции. Только темнота и редкие звёзды — чужие, незнакомые.

Мы сели молча.

Стол — тёмный, дубовый, с аккуратной резьбой по краям. Заранее выставлены

стаканы и фужер с водой.

Места хватало, но Алиса устроилась рядом. Почти вплотную. Не

демонстративно — просто так вышло. Как будто ближе — удобнее. Или

естественнее.

Кресла глубокие, обиты мягкой тканью.

Алиса скользнула взглядом по залу. Один раз. Плавно.

Я сидел чуть боком. Так, чтобы видеть и её, и иллюминатор. Чтобы не мешать

— и быть рядом.

Снизу с галереи доносился приглушённый смех. Кто-то открыл бутылку. Музыка

— почти не музыка, а намёк на неё — фоновая и прозрачная. Не перебивала

воздух. Только оттеняла его.

— Ты часто бываешь здесь? — спросила она, не глядя. Просто — между

глотком воды и движением плеча.

— Да, — кивнул я. — Когда не хочется столовки. И когда хочется... чтоб без

лишнего.

Алиса чуть приподняла бровь, откинулась на спинку кресла и, облокотившись

локтем, уронила щёку на пальцы. Смотрела спокойно, но в её взгляде что-то

сместилось — как будто теперь говорила она, а не слова.

— Или когда тебе снится девушка в чулках?

Я чуть не поперхнулся.

Слово — в слово. Моя утренняя реплика.

— А почему ты так думаешь?

— Саша, а что мне ещё подумать? — Она говорила ровно, но с лёгкой, почти

ленивой иронией. — Сначала приходишь в бар со своим многострадальным

другом и пялишься на меня. Через полсуток — возвращаешься, делаешь вид, что меня нет, пьёшь свои три литра чая и уходишь с моим номером. — А потом

— напиваешься, наряжаешься так, будто пришёл защищать докторскую по

романтике. В этой “Белой Помеле”. Всё это — без лишнего, да?

Я замялся. Не потому что не знал, что сказать — как раз наоборот. Слишком

много вариантов. Слишком опасно ошибиться.

— Не совсем.. Ты меня пугаешь..

— Пугаю значит?

— Ну да, ты страшная..

— АХ ВОТ ОНО КАК?!

Она приподняла бровь. Медленно. Потом — чуть отодвинулась от стола, словно собиралась встать.

— Нет, подожди. — Я поднял руки. Не защищаясь — будто ловя воздух.

— Это… Я не это имел в виду.

Алиса ничего не говорила. Только смотрела. Очень прямо.

— Ты не страшная. В смысле — не урод, Господи… — я выдохнул. — Ты

просто такая…

Слова закончились. Я сжал губы, глядя в стол.

Потом сказал честно:

— Ты такая, что я не знаю, что сказать. Вот и говорю хуйню. Полную. Потому

что нервничаю.

Пауза. Она чуть склонила голову.

Я добавил тише:

— Если ты уйдёшь, я пойму. Но, … я правда хочу с тобой познакомится. Не из

праздности. Не из подката. Просто — потому что хочу.

Внезапно подошёл официант. Молодой. В бело-серой форме, как и всё здесь —

гладкий, почти невидимый.

— Простите, — он чуть склонился, голос — вежливый, не подлизливый. —

Комплимент от хозяйки.

На подносе — бутылка белого вина. Матовая. Без ярких этикеток, только

гравировка и короткая надпись: "Arkenis Viorra. 2164. Albino Dry" . Я таких

названий не знал.

Он поставил бутылку на стол, рядом — два тонких бокала. Тут же, как будто

заранее знал согласие, ловко открыл вино, налил нам — чуть больше

половины. Ни капли мимо.

— Меню принесёте? — спросил я.

— Уже здесь. — Он передал папку и едва заметным кивком удалился.

Меню — плотное, текстурное. Не бумага. Не пластик. Что-то среднее. Верхняя

строка: « Белая Помела. Вечернее меню».

Алиса смотрела на меня. Долго. Но не с холодом — скорее… с чем-то другим.

Внутренним. Как будто взвешивала, может ли верить.

Потом — откинулась обратно на спинку кресла. Не резко. Просто — позволила

себе остаться.

— Ладно, — сказала. — Считаю до трёх. Если до этого времени ты снова

скажешь хуйню — я выпью всё вино сама и уйду.

— Справедливо, — выдохнул я.

Она взяла бокал. Поднесла к губам — не пила, просто держала.

— Один.

Я посмотрел на неё.

— Два… — напомнила.

Я кивнул.

И вдруг — очень тихо, на грани улыбки:

— Хотя, по крайней мере… звучало честно.

Я чуть кивнул, просто признавая: да, было честно. Хоть и криво.

Взял бокал, посмотрел на вино — цвет у него был прозрачный, как вся эта

ситуация. Почти.

— Может, закажем что-нибудь? — сказал я.

Алиса чуть склонила голову. Взяла меню. Развернула.

Первые пару секунд просто смотрела — как будто пыталась понять, с какой

стороны к нему вообще подходить.

— …тут нет цен, — сказала она.

— Цены есть, просто сзади. Отдельным вкладышем, — пояснил я. — Чтобы не

портить аппетит.

Она листнула. Нашла. И... замерла.

— Порядочно. — удивлённый взгляд, приподнятая бровь.

Белая Помела. Вечернее меню

Холодные закуски

● Тар-тар из тунца с цитрусовым соусом и чёрным кунжутом — 65

● Ассорти из ферментированных овощей с горчично-медовой глазурью —

38

● Слайсы мраморного мяса с соусом “Аури” — 78

● Салат из запечённой тыквы с маринованным сыром и орехами — 54

● Паштет из печени трески с инжиром и тонким хлебом — 72

● Ролл из копчёного кальмара с кремом из водорослей — 61

Супы

● Пряный рыбный бульон с лапшой и зеленью — 49

● Крем-суп из белой чечевицы и трюфельного масла — 58

● Томатный суп с запечённым сыром и чёрным хлебом — 42

─────────────────────────────────────────────────────

Основные блюда

● Стейк из фрагмента “Лазурного быка” (медиум) с соусом бордальез —

120

● Курица в соусе из белого вина с луком-шалот и зеленью — 88

● Лосось на пару с кремом из артишока и миндальной пудрой — 105

● Томлёные говяжьи щёки — 112

● Филе “звёздной форели” в сливочном соусе с пюре из пастернака — 96

● Каре ягнёнка с гранатовой глазурью и диким рисом — 130

● Грибной ризотто с вялеными томатами и ореховой крошкой — 74

● Пельмени по-албански — 53

● Паста с соусом из сыра “Галарда” и копчёной грудинки — 66

─────────────────────────────────────────────────────

Десерты

● Карамелизированный крем с хрустящей коркой — 35

● Шоколадный торт “Тритония” с солью и перцем — 42

● Морозник из ванили и синих ягод с лёгкой пеной — 38

● Пирожное из чёрного кунжута с мягкой прослойкой — 44

─────────────────────────────────────────────────────

Напитки

(вино и крепкий алкоголь — по отдельной карте)

● Зелёный чай — 8

● Чай из зверобоя — 10

● Кофе двойной — 14

● Минеральная вода “Люмен” (0.5л) — 6

● Сок маракуйя-шафран — 9

Она чуть покачала головой. То ли в лёгком шоке, то ли скрывая усмешку.

Потом всё-таки вернулась к меню.

— Ладно, — сказала. — Значит, выбираем?

— Конечно, — кивнул я. — Всё, что захочешь.

Алиса посмотрела мельком, как будто между строк.

— Я же правильно понимаю, что сегодня — за тобой?

— Правильно, — ответил я просто. — Даже не обсуждается.

Она кивнула. Без слов. Как будто так и должно быть.

И снова опустила взгляд к меню.

— Тогда... выбираем.

Провела пальцами по меню, будто разглаживала поверхность.

— Так… салат из тыквы и паста. Звучит уютно.

— Пельмени по-албански — сказал я.

Алиса чуть вскинула бровь.

— Серьёзно?

— Да. Это отличный выбор для обеда.

Она кивнула, одобрительно. Закрыла меню и отложила в сторону.

— Ну и крем-суп с чечевицей. Хочу чего-то… тёплого.

— Утвердили, — я помахал меню, подзывая официанта.

Он появился почти сразу, будто всё это время стоял в пределах видимости.

Спокойный, вежливый. Сдержан до уровня искусства.

— Мы готовы, — сказал я. — Крем-суп из чечевицы, салат из тыквы, паста и

пельмени по-албански, две порции.

Официант кивнул, как будто это был код доступа к секретной секции.

— Благодарю. Подача займёт до восьми минут.

— Простите, — добавила Алиса, чуть повернув голову. — Можно ещё…

шахматную доску?

— Конечно. — Он кивнул с тем же безупречным спокойствием. — Стандартную

или с расширенным набором?

— Стандартную, — ответила она. — Без сюрпризов.

— Будет подана.

И снова растворился — бесшумно, будто сцена ему надоела, и он позволил её

продолжить без себя.

Алиса сделала глоток вина. Тонкий бокал, тонкое стекло, холодный оттенок

вкуса.

— Думаешь, пельмени по-албански и правда албанские?

— Думаю, что нет. Я бы услышал, если бы они просили политического

убежища.

Я тоже сделал глоток, помолчал пару секунд.

— А ты почему вообще сюда устроилась? На Омегу. Это ведь не самый…

спокойный выбор.

Она чуть качнула бокалом, как будто размешивала вино. Не спеша.

— Несколько лет работала на фрегате. Там всё было… предсказуемо. В

отпуске узнала, что «Омегу» достроили и набирают состав. Подала заявку — и

как-то прошла. Даже не ожидала.

— Просто так? — Я чуть удивился.

— Просто так, — кивнула она. — Ну, почти. У меня хорошее досье. Без

проколов. Плюс... — она посмотрела в иллюминатор, — когда за бортом

звёзды, дышится чуть иначе.

Пауза.

— И люди в таких местах… странные. Интересные. Как будто чуть-чуть не

отсюда.

— Или совсем не отсюда, — сказал я.

— А ты? — спросила она. — Почему оказался здесь? Или у вас… не

спрашивают?

Я кивнул, чуть повернув бокал, следя за тем, как вино скользит по стеклу.

— У нас — не спрашивают. Просто присылают бумаги. Подписываешь — и

летишь.

— Романтично, — заметила она, с лёгкой иронией.

— Почти. Атлантис романтики не любит. Особенно в отношении тех, кто

работает с варпом.

Алиса задумчиво повернула голову.

— Значит, не выбирал..

— Не совсем. Я выбрал академию. А дальше — да, выбирают сами. Кого —

куда. На линкоры чаще назначают тех, кто прошёл всё. Или почти всё.

— И ты… прошёл?

Я посмотрел на неё.

— Выпустили на три года раньше. Со вторым рангом.

— Это много?

— Это значит, что я могу один сесть в кресло ЦУПа, запустить «Омегу» на

короткий прыжок — и не сдохнуть. В теории.

— А на практике?

Я отпил вина.

— На практике — ещё ни разу не приходилось. И надеюсь, не придётся.

— Короче, не много и не мало. На твоём фрегате скорее всего главной пандой

был такой же Хранитель Грани, может чуть старше.

Шахматы принесли неожиданно быстро.

Тонкая доска из матового стекла с металлическими вставками, фигурки —

гладкие, с намёком на стиль ретро: словно древние артефакты. Официант

поставил всё с той же невозмутимой точностью, как будто был частью ритуала.

Бросил короткий кивок — и исчез.

Алиса молча провела пальцами по доске. Проверила поверхность. Коснулась

ладонью краёв — будто примерялась.

— Я — белыми, — отозвалась она, выставляя фигуры. Делала это точно, не

спеша. Как будто каждая имела вес.

— Конечно, — чуть отодвинул бокал, освобождая место.

Я взял чёрных. Начал с ладей. Потом — остальное. Руки двигались

автоматически — но ум уже включался.

— Без таймера, я полагаю? — уточнила Алиса, не поднимая глаз.

— Только если ты не начнёшь думать по десять минут над каждым ходом.

— Посмотрим.

На доске окончательно выстроились два лагеря. Вино чуть дрожало в стекле.

Где-то внизу засмеялись — коротко, приглушённо.

Игра началась.

Алиса сделала первый ход — e4. Быстро, без колебаний. Как будто знала, чего

хочет, и уже видела, как к этому придёт.

Я ответил зеркально — e5.

Слон c4.

d6.

Королева h5.

Я чуть нахмурился. Ход странный. Или слишком смелый, или слишком глупый.

Конь f6. — развиваюсь и прогоняю эту нахальную королеву.

— Шах и мат, Саша — сказала она энергично.

Королева f7#.

Я моргнул. Потом ещё раз. На доске — мат. Без шансов. Без паузы. За четыре

хода.

— Реванш? — спросила она, сдвигая фигуры к центру. Всё ещё с тем лёгким

огоньком в глазах.

— Не, — ответил я. — В другой раз.

Спокойно, без отговорок.

— Ну ладненько, — сказала она с лёгкой досадой и начала собирать фигурки.

Я наблюдал пару секунд. Потом спросил:

— А почему всё-таки бармен? Если космос нравится — на корабле ведь полно

работ по… доходнее.

Алиса не сразу ответила. Закончив с фигурами, сложила их в аккуратные ряды, отодвинула доску — и только потом повернулась ко мне.

— Во-первых. Глазки/ножки — красивые. Чаевые часто оставляют.

— Признаю, — кивнул я. — Ты выглядишь на все сто. В час.

Алиса посмотрела на меня в упор.

— Шучу, шучу, извини. — сказал я и чуть развёл руками, как будто отмахивался

от собственных слов, но без спешки. Не оправдываясь — просто давая понять, что перегнул.

— Во-вторых. — продолжила спокойно, — куда меня возьмут с дипломом

психолога из Краснодарского края?

— Краснодарский край?.. — переспросил я. — Я не слышал о таком Штате. Это

где?

— Не Штат. — Голос у неё остался ровным, без обиды. — Это регион. В

Евразийском Альянсе. Побережье Чёрного моря.

— Понял… Так мы, выходит, почти соседи! А я из Одессы. Межморье.

Алиса чуть повернулась ко мне. Не то чтобы удивлённо — скорее, с тихим

интересом. Как будто сама ещё не решила, считать ли это совпадением… или

знаком.

— Одесса, значит, — произнесла она. — Никогда не была. Говорили, там

солнце мягче, чем у нас.

— Возможно. Но ветра — точно злее, — усмехнулся я. — Особенно зимой. Там

даже не холод — там зверь. Тихий ужас, пробирающий до мозга костей.

Солёный, злой.

Она кивнула — коротко, почти незаметно. В глазах — что-то сместилось.

— А у нас — жара. Сухая. Летом бывает так, что из дома выйти страшно. Но

всё равно выходишь. Дышать нечем, зато не забываешь, что жива.

— Скучаешь по морю, Саша?

Вопрос прозвучал просто. Без нажима. Без подковырки. Как будто не из

интереса — а из внутренней пустоты, в которую иногда хочется запустить

камешек.

Я чуть повёл плечами.

— Не знаю. Я уехал рано, — Лет в восемь. Бывает — да. Но скучаю, скорее, по

идее. По детству. По тому, как оно помнилось.

На секунду задумался.

— Вот бывает: почуешь запах соли — настоящей, морской — и что-то внутри

дёрнется. Будто дверь открыли.

Пауза.

— Но когда пытаюсь вспомнить само море — не получается. В голове только

открытки.

Алиса слушала внимательно. Не перебивала. Не дополняла. Только чуть

склонила голову, будто примеряя к себе.

— А ты? — спросил я. — Жара, степь, сухой воздух. Скучаешь?

— Нет, — сказала она почти сразу.

Потом задержалась. Вдох.

— Я по родителям скучаю. Мне девятнадцать было, когда уехала. После…

После похорон. Осталась одна — и поняла, что делать там больше нечего.

Жара — не море. Она тебя не держит. Она выжигает.

Голос всё ещё был спокойным. Но под ним что-то шевельнулось — как под

тонкой кожей живёт старая боль.

Я не стал задавать лишних вопросов. Не потому что не хотелось — просто…

Алиса щедро отпила вина.

В этот момент — будто по тайному сигналу — подошёл официант.

Поставил тарелки — суп, пельмени, салат, паста. Всё — аккуратно, без суеты.

Дополнил бокалы, кивнул — и ушёл.

— Быстро, — заметила Алиса, чуть двинув одну из тарелок ближе к себе.

— Здесь вообще всё работает быстрее, когда наверху почти никого, — ответил

я, проверяя, не забыл ли он ничего. Не забыл.

Пахло мягко: чечевица с трюфельной маслянистостью, орехи, паста… и ещё

что-то, тёплое, простое — как будто дом на один укус.

Я взял вилку, но не сразу попробовал. Взгляд снова скользнул к ней.

— Отцу выпал удачный оффер, и родители решили, что лучше вырастить сына

среди небоскребов, чем среди взрывов.

Алиса чуть оторвалась от салата, повернула голову.

— Получилось?

— Ну, я умею держать варп-поле и заваривать хороший чай. Думаю — да.

Она чуть усмехнулась, по-доброму.

— Неплохой набор. Особенно для линкора.

— Особенно для ужина, — кивнул я, — с девушкой, у которой жару выжгло из

памяти, но тепло осталось.

Она ничего не ответила. Только взяла вилку. И, наконец, попробовала тыкву.

Алиса медленно прожевала, чуть нахмурилась — задумалась о чём-то.

— А сколько вообще платят таким, как ты? Ну, хранителям всяких там граней.

Много?

Она спросила с огоньком, но без нажима. Как будто просто интересовалась

условиями службы в другом городе.

— Миллион кредитов, — ответил я, откинувшись чуть глубже в кресло. — В

месяц.

Она замерла. Прямо с вилкой в руке. Глянула на меня — не в шутку, не с

иронией, а так, будто я только что сказал, что завтра куплю себе луну.

— Миллион?.. — переспросила тихо. — В месяц?

Я кивнул.

— А не слишком ли жирно? — спросила она.

Я чуть улыбнулся, но не снисходительно — задумчиво. Как будто сам пытался

взвесить.

— Это… поверхностное суждение. Обычно же людям платят по принципу: сколько прибыли ты приносишь — столько и получаешь. Но с варп-инжирами то

всё иначе. Мы не про доход. Мы — про возможность.

Я отложил вилку, посмотрел в окно, в звёзды за стеклом. Потом — снова на

неё.

— Вот, допустим, долетаем до Тритонии. Не просто долетаем — а с

оборудованием для полного промышленного цикла: добыча трития, переработка тяжёлых металлов, поставка сырья для термоядерных реакторов.

Сколько стоит такая планета, Алиса? Сколько она принесёт дохода? Сколько

кораблей, колоний, станций будет от неё зависеть?

Она не ответила — только слушала.

— А теперь добавь сюда цену ошибки. Если прыжок неудачный — гибнет

линкор. Гибнет сорок тысяч человек. Исчезает флотская жемчужина, стоящая

больше, чем несколько Штатов. И всё — из-за одного сбоя.

Я сделал глоток воды.

— Так что миллион — это не про «слишком». Это скорее символ. Признание.

Нам платят не за стабильную прибыль. Нам платят, чтобы такие, как я, вообще

рискнули этим заниматься.

Пауза. Алиса смотрела спокойно, но уже иначе. Глубже.

— И риск, — продолжил я чуть возбужденно, — начинается не с работы, а с

учёбы. Половина не доживает до выпуска. Или теряет рассудок.

— Даже те, кто дотягивает — не всегда выживают в первые годы. Да, говорят, в

последние года стало лучше. Протоколы, защита, нейрогормоны. Но риск всё

равно остаётся.

— И не каждый может стать пандой, — добавил я чуть тише. — Нам говорили, что только 0.2% населения вообще способны выдержать варп по мозгам. А из

них — лишь треть проходит по интуитивным показателям. Остальные

отсеиваются на вступительных. Чистая математика.

Я усмехнулся, но без гордости.

— Да, из миллиарда это будут сотни тысяч. Но не каждый из них решится. Не

каждый пойдёт в АИП. И далеко не каждый выйдет.

Она чуть склонила голову. Присматривалась. Ощупывала не словами —

внутренне.

— А ещё есть фактор политический, — добавил я. — Выпускников могут

переманивать. Это строго контролируется, конечно, но случалось. Мы —

стратегический ресурс. Дорогой. Уязвимый. И чертовски нужный.

Я посмотрел на неё. Спокойно.

— Так что… строго не суди. Да — это приличные деньги. Но по сравнению с

тем, какие возможности открывают “панды” — это всё равно гроши.

— Мы не про зарплаты. Мы про то, кто и куда вообще сможет дотянуться.

Дальше ели почти молча.

Не потому что говорить было не о чем — просто сейчас это казалось лишним.

Не нужно объяснять вкус тёплой пасты или то, как приятно распадается

чечевица под ложкой.

Порой мы перебрасывались фразами:

— Эти пельмени… — начал я.

— Они точно не по-албански, — закончила она.

— Возможно, это их бежавшие кузены.

— Или политически нейтральные.

Был момент, когда Алиса вздохнула — не тяжело, скорее... глубоко. Потом

отпила воды, и всё снова стало спокойно.

Так прошло минут пятнадцать. Без спешки. Без лишнего.

Как будто мы оба согласились, что иногда хорошая еда — это тоже разговор.

Только без слов.

Что-то внутри впервые за вечер отпустило, и я откинулся чуть глубже в кресле.

Не резко — скорее, чтобы дать телу понять, что больше не нужно держать

себя как на смотре.. То ли интуиция сдалась, то ли вино всё же сработало. Как

будто мир, сжатый в клубок, наконец выдохнул.

— Кажется, я понял, какая ты, — сказал, не глядя прямо, а чуть в сторону, в

иллюминатор.

Алиса повернулась — не в упор, а чуть боком. Слушала.

— Такая, какую хочется крепко обнять и сказать, что всё будет хорошо. Даже

если и не будет.

Она не шевельнулась. Только взгляд стал чуть мягче.

Потом — медленно — взяла бокал, отпила вина, поставила обратно.

— И как же ты это понял?

— По опыту.

— Что это ещё за опыт такой?

— У меня было две таких девушки, в академии.

— Ах прям таких значит? — отозвалась она быстро, почти как укол.

Но за словами слышалась не язвительность — скорее защита. Та, что

включается, когда человек чувствует, что его затягивает — и он делает шаг

назад, прежде чем сделать шаг вперёд.

— А почему же две? Первую вдруг обнимать перехотелось?

— Нет, что ты. Я их любил, искренне. Просто… Ах.. Первая, на курс старше, выпалила себе мозг на третьем году. «До Альфа Центавры и обратно». Хорошо

хоть ее напарница уцелела, а то даже тела бы не увидел.

— А вторая, ну.. — Он медленно набрал полные легкие воздуха. — Шестой год.

Сначала она начала слышать какие то голоса. Не страшно в общем-то, просто

перенапряжение психики. Ее временно отстранили от занятий. Понятно дело, никто гробить людей попусту не будет. И оно бы прошло.. Проходит, Алиса, часто проходит, особенно у парней, но девушки.. Они любят загонятся. С

каждым днём ей становилось всё хуже. Надо расслабится — но нет, она

нервничала, нервничала, нервничала, бедная..

— Через три недели вроде пошла на поправку. А еще через неделю.. Она

зашла ко мне, обняла и поцеловала в щёчку. Стояла так долго, обнимала и

нежилась. Я подумал, что всё наладилось. А она.. Она просто пошла в свою

комнату и повесилась.

Алиса не ответила сразу.

Да и я не ждал. Просто сидел, глядя в сторону, в тень под потолком. В вино. В

себя.

Слова закончились — так бывает.

Она всё ещё держала бокал, но не пила. Пальцы чуть сильнее сжали ножку, будто это было единственным, что можно контролировать.

Молчала. Не отводила глаз. Не улыбалась.

Щёлк.

Я едва успел заметить, как по ножке пошла трещина. Тонкая. Изящная.

А потом — ещё один звук. Звонкий.

Бокал в её руке сломался. Не взорвался в осколки, нет — просто надломился, будто стекло стало мягким.

Алиса даже не вздрогнула. Посмотрела вниз, на остаток бокала.

Допила вино, и поставила его на стол, теперь уже без ножки.

— Извини, — произнесла она наконец.

Тихо.

Не как извинение за вопрос — а как за автоматическую защиту, которая

сработала раньше, чем она успела её остановить.

Пауза.

— Я… не ожидала, — добавила уже чуть ровнее. — Думала, ты сейчас

начнёшь рассказывать, какая у тебя была “первая любовь”, “вторая любовь”,

“тоже с характером”.

Она вздохнула, но не тяжело — глубоко. Как будто отпускала что-то внутри.

— А оказалось… не про любовь это.

— Всё хорошо. — сказал я.

— А как у тебя получилось, это.. Ножку — то?

— Спорт сила, спирт — могила.

Я усмехнулся. Тихо. Беззлобно.

Мы молчали. Несколько секунд. Без неловкости. Просто... как будто что-то

выровнялось.

Она скользнула пальцем по скатерти — неосознанно. Я смотрел на неё. Потом

— на стол.

— Ну что, по домам? — спросила она, оглянувшись на меня.

— Ага, — кивнул. — Я — спать. У меня организм уже шлёт официальные

жалобы. Двое суток без сна.

— А я, пожалуй, на пятнадцатую.

— Торговый?

— Угу. С утра обещала себе заглянуть. За носками и бессмысленными вещами.

— Стильное комбо.

Я чуть улыбнулся. Она тоже.

Тёплая пауза повисла между нами.

— Спасибо, — сказала она. Почти шёпотом.

— За ужин?

— За компанию и беседу.

Я оглянулся и чуть поднял руку — невысоко, но достаточно, чтобы это заметил

персонал.

Официант появился почти сразу, как будто стоял в тени за шторкой и просто

ждал сигнала.

— Счёт, пожалуйста, — сказал я.

Он кивнул и через пару секунд вернулся — на подносе тонкая папка из

искусственной кожи, как в дорогих ресторанах старой Земли.

Внутри — аккуратно распечатанный чек. Без суеты, без цифр на экране, просто

бумага. Это всегда нравилось мне в «Помеле»: как будто тут всё ещё верят в

вещественность.

Я вытащил из внутреннего кармана толстый, тёмный кошелёк, Отсчитал

купюры по счёту.

Потом отдельно — шестдесят кредитов чаевых. И ещё — чуть подумав —

добавил две тысячи.

— За бокал, — сказал я, глядя официанту в глаза.

Он не удивился. Только кивнул:

— Примем. Спасибо за щедрость.

И растворился в полумраке, будто был частью интерьера. Или традиции.

Алиса встала первой. Чуть встряхнула плечом, поправляя ремень сумки.

Я поднялся следом, с задержкой в пару секунд — мозг уже устал, а тело

собиралось по частям.

Мы вышли в коридор. Пустота за пределами ресторана встретила нас ровным

фоновым шумом и запахом цитрусового воздуха.

Шли молча.

Не от напряжения — просто всё нужное уже было сказано.

Я шагнул чуть ближе, поравнялся.

— Провожу, — сказал. Не как предложение — как решение.

Она не возражала. Только кивнула, почти незаметно.

Лифт был неподалеку. Мы остановились и я нажал кнопку вызова.

Ждали. Полминуты, может чуть больше.

В коридоре — ни одного человека. Как будто корабль тоже решил дать нам

время.

Лифт открылся. Мягкий щелчок. Белый свет изнутри.

Алиса подошла ближе.

Развернулась.

И без слов — обняла.

Крепко.

Тепло.

Без поцелуев в губы, без утрированности. Просто — обняла.

Так, как обнимают не ради романтики, а чтобы сказать: «я жива. я рядом. я

здесь».

А потом — поцеловала в щёчку. Медленно. Без спешки.

Стояла так несколько секунд. Не меньше.

Я ничего не говорил. Только дышал.

Когда она отступила — не посмотрела в глаза. Просто шагнула в лифт.

— Еще встретимся, панда, — сказала тихо.

Двери закрылись плавно.

А я остался в коридоре.

Стоял. Не шевелился. Даже не думал. Просто слушал — себя.

Интуиция молчала.

Не шептала, не давила, не звенела под кожей.

Тишина.

Но не спокойствие.

Скорее — как перед прыжком. Когда всё уже решено, и назад нельзя.

Когда знаешь: если сделаешь ещё шаг — всё изменится. Навсегда.

─────────────────────────────────────────────────────

Глава 10

Каюта встретила полумраком. Свет включился сам, но не сразу — будто

подумал, надо ли. Я шагнула внутрь, дверь закрылась за спиной, оставив

позади кофе из настоящих зёрен и улыбки, которые выдают тебе сдачу двумя

руками.

Карточка доступа — красная. Выглядит вызывающе, как если бы я выкрала её у

офицера, а не получила через квартирмейстера с улыбкой "ну ты ж

понимаешь".

Я повесила сумку на спинку кресла, разулась. Наклонилась к углу у шкафа. Там

стояла двойная миска. Узкая, плоская. Одна половина — под еду, вторая — под

воду. Я высыпала в пару галет и кусочек сушёного манго, налила немного воды

в другую емкость.

— Ужин на месте, — сказала вполголоса.

И только потом заметила Аркадия.

Он уже лежал на кровати. Вальяжно. На подушке. Как будто был здесь всегда, просто ждал, пока хозяйка выгуляется по своим мирским делам. Поджал лапки, смотрел в потолок, как мыслитель эпохи династии Сун, у которого осталась

роба, одна чашка риса и тысяча мудростей.

— Ты чего тут разлегся, это моя кровать! — сказала, кидая куртку на спинку.

Он не шелохнулся. Даже не посмотрел. Крысиная версия "мне вообще всё

равно" — или "я выше этого".

Я достала из пакета пару упаковок: йогурт, кофе, тонкий плед из местного

синтетика — почти как шерсть, только не дерёт кожу. Сложила аккуратно на

полку. Чашку — в раковину. Туфли — под стол. Ключ-карту бросила рядом с

зеркалом. Задала лёгкий режим подогрева — чтобы не парило.

Пол отозвался в ступнях мягкой пульсацией.

«Хозяйка, вы снова делаете то, что потом назовёте ошибкой.

Продолжайте. Это увлекательно.»

Не в голове. И не в комнате. Где-то между. Как будто голос всплыл из воздуха и

скользнул прямо под ухо, точно поймав момент, когда я почти расслабилась.

Я чуть вздрогнула.

Выпрямилась.

Медленно. Спокойно. Почти вежливо.

Повернулась.

Аркадий Иванович лежал на подушке в точности так же, как и пять секунд

назад. Невозмутимый, лоснящийся, уравновешенный. Полный дзен. Как будто

только что не сказал ничего.

Я прошла мимо, села на край кровати. Прямо рядом с ним. Несколько секунд

смотрела в потолок, потом — на него.

— Это был ты? — спросила без нажима. — Ну конечно, ты.

Он вылизал лапку. По всей видимости — на случай, если в ответе я усомнилась

бы.

— Хмм.. Это не ты, часом, техника до ручки довёл? Который в камеру Казимира

голову сунул?

Пауза. Один глубокий крысиный вдох. Он чуть повёл ухом. И прозвучало —

тише, но яснее:

«Я не трогаю людей. Он сам себя довёл.»

— Прекрасно, — кивнула я. — Самостоятельный техник. Действительно.

Прислонилась к стене. Сверху — тёплый свет, еле заметный гул

жизнеобеспечения. Всё по плану. Кроме… крысы-телепата.

— Почему ты так решил? — спросила я после паузы. — Что именно.. ошибка?

Он не пошевелился. Только чуть повернул голову. Глаза — как чёрные бусины, но внутри что-то есть. Слишком много, как для крысы. Даже умной.

Ответ не прозвучал сразу. И когда прозвучал — не голосом, а ощущением.

Словно мысль сама сформировалась в воздухе, и я просто её подхватила.

«Вы колеблетесь между инстинктом и выбором. А потом называете это

ошибкой. Чаще — после.»

Я чуть приподняла бровь.

— Ну… — я пожала плечами. — Людям, знаешь ли, свойственно ошибаться.

Мы так устроены.

«Вы — да. Но вы ещё и помните об этом. А это уже талант. Редкий.»

— Спасибо, — сказала я с лёгкой усмешкой. — Но всё-таки... Что именно я

делаю не так? Прямо сейчас.

Пауза.

Он не повернулся. Даже не пошевелился. Но тишина стала тягучей, как будто в

ней кто-то выжидает.

И затем — спокойно, без нажима, почти заботливо:

«Вы слышите совесть — но списываете её на помехи. Это… забавно. В

любом случае, я вам помогу. Смысл жизни, хозяйка, в умении вовремя

свернуть в нужный туннель. Или хотя бы вовремя замереть.»

Я медленно выдохнула.

— Ну конечно… крыса с философией, а я — с тревожным чемоданчиком

совести. Всё логично.

Он не ответил. И не нужно было.

Сбросила рубашку. Плавно, не торопясь — как будто стряхивала не одежду, а

накопившееся за день. Юбку — следом. Чулки сложила аккуратно, привычным

движением.

В ванной зеркало запотело ещё до того, как я включила воду. Пара касаний —

и струя пошла мягкая, горячая. Настолько, что сначала обжигало ступни, а

потом отпускало.

Душ был не спасением, а отсрочкой. Как тёплая пауза перед тем, как что-то

решать.

Я стояла под потоком, закрыв глаза. Вода стекала по спине, по плечам. Шум

заполнял всё — но не заглушал. Наоборот. Внутри будто прояснялось. Словно

вода вымывала лишнее, оставляя только то, что не смывается.

Саша.

Я не думала о нём — я вспоминала.

Его голос. Его глаза, когда он молчал. Не от неловкости — а потому что не

хотел разрушать.

Его руки, когда он держал меню, как рапорт.

Его рассказ про девушек. Не напоказ, не драмой — просто как часть себя, которую некуда больше деть.

Я не знаю, кто он такой на самом деле. Не до конца.

Но есть что-то в том, как он говорит. Как дышит. Как замолкает, не прячась.

И это что-то — слишком живое, чтобы не зацепить.

«Вы слышите совесть — но списываете её на помехи».

Может, и так. А может — просто боюсь.

Закрыла воду. Вытерлась медленно, не спеша. Обернулась в полотенце, села

на край кровати.

Аркадий всё так же лежал, будто сторожил молчание.

Я посмотрела на него — он притворился, что спит. Но усы дёрнулись.

«Хозяйка, если вы сегодня умрёте — можно я доем ваш йогурт?»

— Тихо, — пробормотала, укрываясь одеялом с головой. — Сегодня не шепчи.

Я спать.

Он не возражал. Но хвостом всё же один раз шевельнул.

Согласие? Или просто — на всякий случай.

Я закрыла глаза.

Завтра — на смену.

А сейчас — тишина. И, может быть, сон, в котором всё не так сложно.

И в котором я — не ошибка.

И йогурт — всё-таки мой.