Первое полнолуние октября сулило остывающей земле скорые холода. В ночь жёлтой луны Иринке не спалось. Она смотрела через маленькое окошко на висящий в небе цветок одуванчика и потирала руку. Горели огнём две маленькие ранки возле правого мизинца. Иринка не стала никому рассказывать, что накануне, собирая клюкву, потревожила болотного гада. А теперь ворочалась на душной печке, пытаясь провалиться в спасительный сон. Тринадцать лет назад в такую же желтолунную ночь Иринка оглушила избу своим первым криком. Матушка обещала по такому случаю испечь пирог из антоновки с брусникой. Иринка живо представила себе кисло-сладкие куски, которые она щедро запивает парным молоком, медовые блины и политый малиновым вареньем творог.

– Ииирииинкааааа, – мягкий шёпот отвлёк её от приятных мыслей.

Жар разгорался всё сильнее. Пробрался по руке к плечам, спустился к животу, опутал ноги. Каждый вдох обжигал горло раскалёнными угольями. Одеяло сбилось в ногах. Пламя в груди разгоралось купальским костром, давило тяжёлым камнем, не давало вдохнуть. Иринка отёрла сорочкой потный лоб. Крупные солёные капли ручейками сбежали по её шее. Иринка, словно в горячечном бреду, сползла с печи и беззвучно выскользнула во двор.

– Иирииинкаааа, – слишком далеко.

Стало легче. Можно сделать прохладный глоток ночного воздуха. Но огонь всё ещё разливается под её рёбрами. Она слышит зов, она знает, куда ей надо идти. Туда, где будет хорошо, прохладно и безопасно. Ноги сами несут её к лесу, по тропинке мимо кладбища, мимо заросшего соснами оврага.

– Ирииинкааа, – шёпот стал ближе.

Босые ноги бесшумно ступают по мягкой перине из мха, приятно проваливаются в бархатистый лесной покров. Насыщенный ароматами хвои и прелой листвы воздух пьянит и успокаивает. Горячие пальчики осторожно касаются веерообразных перьев папоротника, стараясь не тревожить, не сломать, не нарушить. Иринка знает, кто позвал её, и не может не прийти. Она нужна им. Они её ждут.

– Иринкааа, – уже совсем близко.

Болотистая низина, кое-где заросшая мелколесьем и рубиновой клюквой, в лунном свете казалась позолоченной. Украшенная ожерельем из вереска, багульника и рогоза, с рассыпанными кольцами ряски и островками осоки. Приближающаяся зима спрячет это сокровище под ледяным панцирем до самой весны. Они могут погибнуть, не дождаться света в надвигающейся тьме. Северные ветры принесут им лишь оцепенение, голод и смерть. Но Иринка не боится холода. Огонь, с каждым ударом сердца разливающийся под её кожей, не может остыть. Она уверена, его хватит.

– Иринка, – над самым ухом.

Веки тяжело опустились. Клубок пара резким выдохом вырвался из приоткрытого рта. Иринка раскинула руки в стороны. Падая на спину, она впитывала в себя самые солнечные и тёплые воспоминания – игры с подружками, яркие лучи в просветах берёзовых веток, дымящийся кружевом яблочный пирог, мамины руки. Податливый мох бережно принял Иринку в свои объятия.

Несколько сотен извивающихся, словно праздничные ленты, змей устремились к источнику тепла. Они обвили её ноги, украсили живыми кольцами пальцы, спутались в волосах. Они оплели всё её тело, сбились клубками на груди и животе, обняли за плечи. Шероховатая броня чешуи неторопливо скользила по бледной девичей коже. Иринка с улыбкой принимала змеиную ласку, приносящую прохладу и облегчение. И вся эта движущаяся, шевелящаяся, живая масса начала погружаться во влажную подстилку зелёной усыпальницы. Мох сомкнулся, похоронив в своих недрах многочисленное семейство болотных гадов. Пламя живого сердца будет согревать их до самой весны. Иринка отдаст им всё до последнего вздоха, до последнего стука сердца, до последней искры тепла. Ведь в её жилах теперь течёт и их кровь.

Загрузка...