Оно

Оно

Мало кто помнит свои ранние годы, а уж тем более — момент рождения. Но «Оно» было лишено этого недостатка: Оно помнило всё — даже то, что было до появления на свет. Правда, если бы Оно могло говорить, то наверняка сказало бы: «Невелика потеря — там ничего хорошего».

Впрочем, мыслить еще не родившееся существо не умело — зато прекрасно чувствовало. Весь его мир состоял из эмоций и ощущений, без капли анализа или размышлений. Зато в нём жили отточенные сотнями тысяч предыдущих поколений инстинкты. Его внутренний мир был ощущениями и эмоциями — ни мысли, ни анализа. А внешний сводился к тесному, холодному пространству, где, как ни вертись, можно было разглядеть лишь собственное тело, свернутое в несколько раз, и мягкие стенки «вселенной».

Холод. Бесконечный, пронизывающий. Это — единственное, что запомнило еще не родившееся существо из своего существования «до рождения». Но этот холод не был смертельным — он не мог погасить еще не разгоревшуюся искру новой жизни. Где-то за кожаной скорлупой яйца тлело тепло, подпитывая зародыш нужными веществами, но слишком слабо, слишком медленно.

Память предков, постепенно пробуждаясь, кричала: «Что-то не так!» Должно быть гораздо теплее, снаружи должны доноситься звуки и нежные прикосновения — мягкие щупальца, бережно переворачивающие яйца. Но вместо этого — лишь вездесущий всепоглощающий холод и тишина. Приходилось постоянно двигаться, крутиться самому, чтобы не превратиться в деформированного уродца.

В итоге срок его пребывания внутри скорлупы явно затягивался, и «Оно» даже начало испытывать новое ощущение — сосущую пустоту внутри. Будь у него возможность гордиться, существо сочло бы себя уникальным — в его роду страх был чем-то совершенно невероятным, немыслимым.

Но, несмотря на все опасения, долгожданный момент все же настал. Еще мгновение назад расслабленное тельце вдруг сжалось в тугую пружину, до последней своей клеточки осознав: «Пора!».

Специальные острые накладки на челюстях — острые челюстные пластины вспороли податливую границу мягкой оболочки «вселенной», и та в ответ одарила новорожденного потоком тепла и питательной жижи. Впитав и то и другое всем телом с благодарностью и жадным нетерпением, «Оно» рвануло вверх, изо всех сил пробивая преграду. Но внешний мир не собирался принимать новую жизнь в ласковые объятия.

Ох, как же это было не похоже на горячую питательную жижу, как же отличалось от теплого родильного бассейна. Окружающий холодный мир безжалостно давил на еще мягкий панцирь, вытягивая последние силы из тельца, но существо не умело сдаваться. Оно продолжало биться, прорываясь сквозь сыпучие слои чего-то очень мелкого, неприятно забивающегося в суставы и царапающего защитные пленки на глазах.

И первая битва была выиграна чистым упорством — на ровной поверхности отверстия вздыбился спрессованный песок, и в образовавшейся воронке забилось существо, смутно напоминающее ящерицу. Хотя ни с ящерицами, ни с кем еще оно не состояло даже в дальнем родстве.

Прекратив метания и замерев на мгновение, «Оно» в первую очередь расправило усики, прощупывая окружающее пространство. Результаты не радовали: снизу — холодная мягкая поверхность, с боков и сверху — холодная твердь, вокруг — ничего живого, ничего теплого.

Небольшой оптимизм внушало только отверстие в глубине пещерки, за которым угадывались разветвленные ходы. Положение было отчаянным, но отчаиваться «Оно» не умело. Издав сигнал: «Я здесь!», Оно принялся решать текущие проблемы. А именно: оно поднялось на задние ноги, держась за собственный хвост, и принялось бегать по кругу песчаной воронки, изображая из себя этакий буравчик, только наоборот.

Еще десяток минут отчаянных усилий, почти запредельной борьбы — и большая часть тела вырвалась на свободу. Существо, довольное собой, стряхнуло прилипший песок и, тщательно ощупав каждый сантиметр своего тела, осталось довольно результатом.

Ему досталось крепкое туловище, увенчанное головой с торчащими по бокам сложными фасеточными глазами и подвижными усиками. Сзади тянулся гибкий хвост из треугольных сегментов — его длина и серповидное окончание были просто выше всяких похвал. Разумеется, существо так связно не думало, просто «память рода» по результатам осмотра пригасила опасения перед предстоящей «проверкой» нового поколения, а потом и вовсе накрыла теплой и приятной волной — кондиции новорожденного явно выходили за общие стандарты, а все параметры не просто соответствовали норме, а приближались к эталонным — к «Альфа-прим».

Однако радоваться было некогда. Любое преимущество можно потерять очень легко, в одно мгновение, а холодная поверхность под ним продолжала вытягивать тепло, сковывая суставы. И что хуже всего — никто не спешил на помощь. Где те, кто должен был перенести его в горячий бассейн? Где охрана кладки?

Но главное — где биение сердца Улья? Где волны мыслей миллионов сородичей, где успокаивающее пение Матери, в ритме которого жили и умирали все его предки?

Это открытие повергло «Оно» в состояние, близкое к панике. Инстинкт самосохранения Оно лишено не было, но тот пока еще молчал. Слишком долгое пребывание в яйце оказалось заодно благом, практически полностью сформировавшим панцирь. Личинке, в отличие от обычных «новорожденных», не требовалась срочная транспортировка в горячую воду и не грозила гибель от пересыхания.

Но что делать дальше? Громадная «память рода» лихорадочно перебирала варианты, но ничего подходящего не нашла. Оно было приспособлено к жизни в колонии, но совершенно не знало, как выжить в одиночку. Это было что-то невероятное. Громадная, намного превышающая человеческую, «память рода» пыталась найти хоть что-то похожее на сложившуюся ситуацию, но ничем помочь не смогла, вогнав тем самым в ступор существо.

Оставалось только лечь на холодный песок и начать остывать самому. Приспособленное к существованию среди колоний в миллионы особей, «Оно» совершенно не представляло, как жить дальше в одиночку. Так возможно существо бы и погибло, но история пошла бы иным путем, если бы в этот забытый богами отнорок не явилось новое действующее лицо.

Приближающиеся шаги личинка услышала гораздо раньше, чем увидела опасность — манты чутки к вибрациям. И мгновенно определила: «Чужой!».

Никто из своих так не ходил, а присутствие посторонних возле кладки было немыслимо. Инстинкт требовал немедленно поднять тревогу и уничтожить нарушителя.

Мыслить оно не умело, поэтому даже не попыталось усомниться в логике инстинкта. Раз нет «зова сердца», значит, нет и охраны, которую можно позвать на помощь. Но сигнал тревоги все равно рванул в пустоту, разносясь по тоннелям, вероятно, на километры вокруг.

Тот, кто пришел на запах разрытой могилы, загородил собой выход и радостно оскалился. Падаль его не сильно прельщала, но замершее у стенки существо напомнило о сочном мясе подземных раков. Скрипнув гнилыми зубами в предвкушении, Чужой потянулся к добыче рукой, свободной от дубины с привязанным камнем.

«Оно» быстро поняло свою ошибку — память предков подсказала замереть, но это не сработало. Его белый, местами прозрачный панцирь резко выделялся на фоне камней, ведь хамелеонья маскировка появляется не сразу после вылупления.

Сомнений не было — перед ним хищник. Запах гниющего мяса в дыхании личинка уловила еще до того, как разглядела зубную формулу — длинные клыки, стертые резцы... Типичный пожиратель плоти.

Инстинкт шептал два выхода: биться или бежать. Но разница в размерах оставляла только один вариант. Снова завизжав «На помощь!» — (отчего гуманоид вздрогнул и зажал уши) — «Оно» рвануло между его ног.

Родовая память не врала: личинка была быстрее этих двуногих. Но никто из предков не сталкивался с врагом сразу после вылупления, поэтому не учел хвоста — тридцать сантиметров тела и почти метр гибкого «придатка».

Гуманоид ухватился за него с неожиданной проворностью. Можно было отбросить хвост и спастись, но… такой красивый хвост! Жалко!

***

Едва увернувшись от удара о стену, личинка свернула хвост в кольцо, оказавшись перед самой мордой врага, и плюнула ему в глаз. Опыт снова подвел — яда еще не было, даже кислота была слабой.

Но атака сработала: хищник взревел, швырнул ее в стену («Оно» ловко приняло удар на свернутый хвост), а затем схватился за лицо, забыв, что в руке дубина. Громкий удар, проклятья — и вот уже оружие катится по полу, придавив его же ногу.

Пока враг ругался, личинка метнулась к выходу. Но тут ощутила новую вибрацию — кто-то еще. Меньше, слабее... Не из Улья. Значит, не поможет.

Выскочив в тоннель, она увидела атаку: огромный гуманоид наступал на мелкого, а тот выставил вперед блестящую штуковину.

Память предков мельком прошептала: «Конечности у них только для ходьбы и хватания. А это — оружие, искусственное». Но мысль растворилась, оставив лишь недоумение:

«Зачем такие сложности? У нас — лапы превращаются во что угодно, а они таскают железяки…»

Мысль промелькнула и исчезла, когда инстинкт резко остановил бегущую личинку. Тот факт, что появившееся существо отвлекало хищника, не вызывал у Оно никаких угрызений совести. Да Оно просто не знало, что такое мораль — его поведение определялось древними инстинктами, четко прописывающими правильные действия.

Но возникло важное «НО».

Память предков вдруг подсказала: перед ними не просто женская особь, а «Мать» (у этого вида все самки — матери). Это меняло всё. Каждая особь Улья обязана защищать Мать, независимо от обстоятельств. Если бы личинка слышала «сердце» Улья, она действовала бы по командам. Но сейчас решение принимала она сама.

Хищник не успел сделать и трёх шагов, как с “оно” произошла трансформация. Из беспомощной и способной только звать на помощь личинки, под давлением хлынувшей из подсознания информации, родился Воин. Пусть ростом всего в две пяди — но с опытом миллионов лет эволюции за спиной.

Судьба врага была решена. Оставалось выполнить приговор. А потом... Потом предстояло найти ответы на важные вопросы: как жить дальше? Где искать своих? Первым делом — на поверхность. Но торопиться нет смысла — впереди ждёт долгая, очень долгая жизнь.


Ника

— Так-с... Берем мышку из уютной клетки... нет, лучше прямо из родной норки... и — бац! — в лабиринт. Ведет себя хорошо — получает сальце. Плохо — лижет сталактиты и довольствуется крошками из сумки другой, менее везучей... мышки.

А потом, когда освоится и запомнит все повороты... меняем лабиринт на зеркальный вариант и наблюдаем, как у мышки наступит вывих мозга.

Классика жанра. Лабораторная для второкурсников-психологов космической академии — сдал и забыл. Правда, Ника?

Вот только жизнь имеет привычку напоминать... Отольются тебе мышкины слезки. Кстати, как будущий психолог, ты что-то быстро спеклась — разговаривать сама с собой, подруга, плохой знак.

— Да?

— ДА!

Почувствуй, каково это — из уютной норки в чертов лабиринт на хрен-знает-какой планете...

— Почему на другой? Гравитация...
Хотя легкость может быть и от избытка кислорода. Или закиси азота. Зажигалка-то горит нормально, а вдыхание веселящего газа уже давно бы закончилось печально... Но весело!

Насчет веселья наши «экспериментаторы» постарались на славу. Куда там студентам! В их лабиринт можно не только мышку запихнуть... Прямо из теплой постельки в уютной двухкомнатной норке. Сюда же и крыс, и тарантулов, и змей...

— Вот тебе, мышка, волшебная палка! А вот — вилка! Сможешь совместить? Браво! Теперь у тебя трезубец, как у Посейдона — можешь тыкать в «братьев по разуму»...

Думаешь, это эксперимент по межвидовому сотрудничеству? Как бы ни так. «Братья» предпочитают гастрономический формат общения — пару раз натыкалась на «результаты» таких встреч...

Но это все ерунда. Пара недель блужданий по этим проклятым тоннелям...

«Окстись! Ты тут меньше трех суток!»

...с их давящей тьмой и тишиной, гуще гидравлического пресса — и вот уже кажется, что закончить жизнь в чьем-то желудке — не худший вариант...

Что это? Плач?


***

Ника отчаянно пыталась придумать выход, но в голове крутилось только: «Ну, надо же быть такой доверчивой!»

Как можно было, потеряв голову, броситься на детский плач, даже не спросив: «А откуда здесь ребенок?» Слишком даже для этих уродов... Или...

Ладно. Похоже, итог и так, и так предсказуем — декапитация. Эх...

Нику спасло лишь то, что заранее прикрепила наконечник трезубца к посоху. Когда ворвалась в широкий тоннель, навстречу с ревом бросилось нечто — огромное, искаженное существо с длиннющими руками и жуткой мордой. Огр? Хищник? Как там называют этих подземных людоедов? Впрочем, без разницы как, выжить бы.

Ника только инстинктивно пригнулась — ей показалось, что чудовище сейчас оторвет ей голову — присела и выставила перед собой широкие лезвия трезубца, прижав подток правой ногой. Где-то она видела подобную стойку — то ли на картинке, то ли в игрушке. Но сейчас это вышло само собой.

Оказалось, что даже Огр останавливается перед тремя остриями, направленными... ну, в определенное место. Разогнавшаяся туша замерла как вкопанная, прикрывая «самое дорогое» руками и отпрыгнула назад чуть ли не быстрее, чем до этого атаковал.

Вовремя сделать выпад Ника успела, но до прыгучей цели не дотянулась. Зато ясно показала свои намерения. Огр взревел и со всей дури саданул по стене тоннеля, выбив оттуда кучу камней и щебня. Теперь уже Нике пришлось уворачиваться от этой импровизированной «шрапнели».

Положение сразу стало отчаянным. Прямо на девушку пер разозленный донельзя тролль, сдерживаемый пока отчаянными выпадами трезубца, но продолжавший в ярости лупить по стенам, забрасывая Нику щебенкой. К счастью, пол был ровный, без валяющихся камней и ее противнику еще не удалось отбить ни одного крупного обломка. Не то с такой силой он раскроил бы череп, даже не приближаясь.

Но долго так продолжаться не могло, монстр не проявлял признаков усталости, а вот руки девушки отчетливо слабели, не столько от непривычки и усталости, надо сказать, сколько от страха. Но и бежать было немыслимо, ее в два шага догонят и тогда уже точно голову оторвут.

Особую издевку ситуации придавало то, что она уже разглядела источник «детского плача». Им оказался еще один монстр, правда очень маленький, похожий на стоящую на задних лапах уродливую ящерку со страшной головой, которое теперь с интересом наблюдало за схваткой, издавая звуки, больше напоминающие мяуканье. Кажется, ее угораздило влезть между Огром и его обедом…

Когда подток трезубца уперся во что-то твердое. Ника чуть не потеряла голову от страха и чудом не выронила оружие, при мысли, что дальше отступать ей некуда. К счастью, именно в этот момент «огр» вдруг замер, выпучив глаза на что-то позади девушки, он даже махать своими лапами перестал.

У Ники волосы на голове зашевелились от страха, но оглянуться она и не подумала.

Огр вел себя все страньше и страньше. Зачем-то еще больше выпучив глаза, он вскинул руки к голове, будто пытался ослабить галстук, которого у него отродясь не бывало. Промелькнула мысль, что монстра, от огорчения из-за прерванного ужина, хватил апоплексический удар –страннее. Его лицо почернело, на лбу вздулись жилы, толстые пальцы с обломанными, больше похожими на когти, ногтями судорожно царапали шею. Будто обезумев, противник словно старался разорвать собственное горло. Еще десяток томительных секунд и туша резко прянула назад и вправо, ударившись о стену тоннеля, так что под Никой качнулся пол, и, отлетев на середину прохода, Огр рухнул сначала на четвереньки, а затем навзничь.

Причина оказалась проста — на загривке огра восседал тот самый, в две ладошки ростом, маленький монстр, чей хвост туго обвил шею великана. Существо пищало от боли, но продолжало крутиться вокруг своей оси. С каждым оборотом серповидное жало на хвосте смещалось на один сегмент.

«Гаррота», — всплыло слово в памяти. Всплыло да и кануло, не оставив после себя понимания.

Когда раздался мокрый хруст, желудок Ники едва не ушел в эмиграцию, так что короткая агония прошла мимо сознания. Когда внутренняя борьба завершилась, огр валялся на полу, а его маленький убийца тщательно осматривал свой драгоценный хвост, явно переживая за его состояние. Убедившись, что повреждений нет, ящерка удовлетворенно кивнула и устремила на девушку огромные глаза, полуприкрытые прозрачными пленками.

В этот момент Нику охватило странное чувство — перед ней был не только безжалостный убийца, но и потерянный, напуганный ребенок. Мысль мимолетная, ведь внешне существо напоминало скорее личинку медведки, чем что-то милое.

Прежде чем девушка успела опомниться, монстрик исчез с места и мгновенно оказался у нее под курткой, обвив хвостом ее шею. Сердце Ники бешено заколотилось, но... ничего дальше не произошло. Существо лишь дрожало, пытаясь устроиться поудобнее чуть прохладным тельцем. Замёрз?

Неправильный ей какой-то монстр попался. Не монструозный. От этой мысли на девушку напал просто неудержимый приступ хохота, слишком многое на нее сегодня навалилось, сначала карлики-мародеры, потом долгие блуждания в темных коридорах, тишина и безлюдье, потом «встреча», от которой разом захотелось сбежать в темноту и тишину, да не дали. А теперь вот — приклеившийся похлеще пиявки «спаситель». Так что все пережитое разом вылилось слезами… от смеха.

В чувство привел недоуменный взгляд «монстра из-за пазухи», который к этому моменту успел перестать дрожать и теперь излучал прямо таки внеземное довольство и счастье. И то верно, хватит веселиться, надо думать, что делать дальше, раз съедать ее прямо сейчас никто не собирается. А для начала назрела необходимость разобраться с тем, что есть. Благо это «что есть» находилось прямо под рукой. Буквально.

Попытка оторвать прилипшее создание ни к чему не привела. Существо лишь виновато прикрыло глаза и уткнулось головенкой в пупок. Не свой, разумеется. К удивлению Ники, тело самого нелепого рыцаря из возможных оказалось мягким и упругим, как резиновая игрушка. Даже страшные на вид «кусаки» свободно гнулись под несильным нажимом пальца, словно действительно резиновые. Так что причинить вред никому этот монстр не мог, его самого впору от воробьев отбивать, заклюют.

— Интересно, ты мальчик или девочка? — пробормотала Ника, тыкая монстрику в живот. В ответ он лишь сонно прикрыл глаза. — Ладно, будешь «Алиен». Подходит и для мальчика, и для девочки.

В ответ «крестник» только мурлыкнул, и закрыв глаза, похоже, заснул, окончательно согревшись. Только что не посапывал во сне, а так — вылитый младенец, только с хвостиком, четырьмя лапками и слегка похожий на оживший ночной кошмар. Симпатяга!

Под эти мысли, да еще глядя, как «чудовище» норовит ухватить во сне своими «гуттаперчевыми» челюстями не менее резиновое «жало» на кончике хвоста, девушка и собралась в дальнейший путь. Судьба несчастного огра была ею полностью забыта, людям свойственно напрочь выкидывать из памяти неприятные моменты, а вот восторг от обретения «живой игрушки» был неподделен.

Про то, что живые существа не игрушки и так о них думать, это нажить себе немеряно проблем, людям тоже свойственно забывать. Каждый, кто хоть раз заводил себе кошку или щенка, об этом знает. Но никто не помнит.


Алиен

Для счастья надо совсем немного. Алиен в этом убедилось на только что приобретенном личном опыте — всего лишь тепло и стук сердца, отгоняющий одиночество. И пусть билось совсем не сердце улья, а сердце матки совсем другого вида, зато она была теплой.

Алиен завозилось, устраиваясь поудобней, и всем телом впитала запах Матери. Для ее вида химия ферамонов была основным средством общения. В данном случае мысли не могли восприниматься на безусловном уровне, но память рода хранила расшифровки «языка» этого вида, тем более, что там особо сложного ничего нет. Даже у других, не наделенных разумом «мягоньких» этот способ общения был куда более развит.

Но все же, что мы имеем? Матка, причем очень молодая. Еще не сделавшая ни одной кладки, хотя срок уже явно подходит. Оставалось только надеяться, что на пути не встретится мужской особи ее вида — пусть срок до кладки у данного вида весьма велик. Но достаточно вырасти к тому времени Алиен еще не успеет, чтобы суметь защитить будущую кладку.

Значит, желательно этот момент отодвинуть как можно дальше, всеми возможными способами, тем более, что сама Мать была настроена скорее на познание нового… Мира? Эта новость не вызвала у Алиен шок, концепция множественности миров была знакома. Более того — в памяти рода их хранились сотни, но только сейчас наверх всплыло, что именно этого мира среди них нет. Начавшие работать органы чувств, которые с успехом могли бы заменить целый научно-исследовательский институт «мягоньких», свидетельствовали о том уверенно.

Ну, что ж — новый мир для Алиен даже интересней. Значит, сначала надо его очень внимательно исследовать, узнать все его опасности и достоинства и только потом, спустя многие циклы…

Любое другое существо впало бы в отчаянье от громадности задачи — одновременно исследовать в одиночку целый мир, при этом охраняя разом Матку и будущую кладку. Но собственный опыт Алиен был слишком мизерен для осознания всей безнадежности задачи. В то же время уровень развития был настолько невелик, что даже собственные умозаключения были недоступны.

Зато за спиной стояла память рода, сотни тысячелетий борьбы и достижений, вот только коллективного разума Алиен лишился. Пока. «В мире нет особей его вида? — неправда, мать-то тут есть, значит ей и предстоит «освоить» новое пространство и создать здесь новый Улей. Долг перед видом обязывает. Точка».

Первый логический вывод — не шутка, миллионы уходят за грань, так и не переступив этот барьер. Даже не поняв, что в этот момент сделала громадный шаг, как в личном развитии, так и в мировом масштабе, меленькое чудовище прислушивалось к тем изменениям, что начали происходить с его телом. У мантисов тела перестраиваются под исполняемые функции в весьма широком диапазоне.

Понаблюдав за результатами работы разом запустившихся наследственных программ, Алиен решила, что пока все идет верно, а закончится в таком невообразимом будущем, что и думать об этом пока рано.

Как и о том, где она, (оно или он) возьмет себе пару для полета. «Будем решать проблемы по мере их осознания». Главное, с этого момента Алиен поняла, что пора перестать именовать себя в среднем роде. Оно — это «она». Память рода тут же накидала будоражащих сознание картин. Но что они значат, она если и знала, то сейчас ей практически ничего из этого не было понятно. Перевернувшись на другой бок, будущая Темная Царица этого мира погрузилась в блаженный сон.

Пусть ее природе отдых в виде сна совсем не требовался, тем более, когда тепло, но таково было «воспринятое» желание Матери — чтобы ее новоприобретение перестало ерзать за пазухой и позволило ей немного подумать. А маму надо слушаться.

Существо мурлыкнуло и заснуло, свернувшись калачиком. Глядя, как Алиен во сне пытается поймать собственный хвост, Ника с улыбкой двинулась дальше, гадая, что нового преподнесут любители строить лабиринты. Что там впереди — выход или новые задачки?

Главное уже свершилось — одиночество, и бессмысленность продления существования остались в прошлом.

Малыш за пазухой пошевелился и перевернулся на другой бочек. Людям свойственно забывать собственные страхи. Но только людям. Кое-кто помнит и то, что было до его рождения... И уж точно не страдает всепрощением.