Операция "Наследник". Первый Том. Черное лето Тартара.

Утро понедельника и Генри Валент направлялся в лицей. После субботнего празднования своего шестнадцатилетия в лучшем борделе города «Приют шахтера», он откровенно побаивался встречи со своей девушкой Яной. Справедливости ради, надо заметить, он и сам не гордился совершенным поступком, но что сделано, то сделано. После драки кулаками не машут. Тем более, что в его случае он не удивится, если кулаки-таки будут. Правда не его, а Янины. Ну что же – заслужил. Он и сам проклинал этот дурацкий обычай, но как Мастер Горной Гильдии, тем более самый молодой, нарушить традицию и тем самым отказать отцу и его друзьям – он не мог. А те уж расстарались на славу.

Были заказаны восемь лучших девушек заведения, которых отец отбирал лично. Правда без друзей отца именинника не обошлось. Да и хозяйка сего заведения тоже похлопотала. Впрочем, за те «чаевые», что она получила, любая не просто подогнала бы лучших из лучших девчонок их уютного гнездышка, но и сама обслужила бы такого почетного клиента по высшему, так сказать, классу. Все, кроме отца Генри, были немало удивлены количеством девушек, и открыто выражали сомнения в том, что все они будут задействованы в обряде посвящения в совершеннолетие.

Отец Генри лишь улыбался и обещал всем большой сюрприз. Дело в том, что набрать именно восемь девушек, велел лично Магистр Горной Гильдии. Все финансовые расходы тот тоже взял на себя.

А все дело в том, что отец Генри и Магистр – давние друзья. Много лет назад – в годы службы в космическом десанте – он тащил его раненого пятьдесят шесть километров по мангровым зарослям и джунглям планеты Тарс, на которой был высажен их десант. И не только его. Вместе с будущим Магистром, а тогда еще простым лейтенантом, он волочил за собой и брата правящего Императора, который тогда служил капитаном СИБ-а (Службы Имперской Безопасности) и был отправлен в дозор для сбора секретной информации. Их посадочный модуль с десантом был сбит задолго до точки высадки. Десантники и экипаж погибли при крушении. Выжили только трое. Причем отец Генри вообще не пострадал, а Магистр и Принц были ранены.

Отец Генри хотел сначала утопить или бросить СИБ-овца. Почему? Да потому что никто в армии их не любил. Но сделать это он не смог, ибо мысль о том, что на его совести будет жизнь принца Имперского дома, сверлила чувством вины. Поэтому, соорудив импровизированный плот, он погрузил на него: сухие пайки, воду, оружие обоих раненых и начал свой адов путь в направлении к точке эвакуации, до которой ему предстояло преодолеть расстояние в пятьдесят шесть километров. Комары, змеи, какие-то обезьяны, влажность, жара… — на этом пути хватало с лихвой всего. Но через три дня он притащил обоих раненых к месту эвакуации и подал сигнал эвакуационной группе. Пропажа брата Императора подняла на уши весь местный сектор, и, когда выяснилось, что он жив, к месту назначения прибыл сам адмирал – командующий космофлотом в этом секторе. Прощаясь, принц пообещал отцу Генри, что никогда не забудет того, что тот спас ему жизнь. То же самое пообещал и будущий Магистр. Прошло время и спасенный принц стал руководителем Службы Имперской Безопасности. Лейтенант – Магистром Горной Гильдии. Он-то и помог отцу Генри, когда вышел в отставку в чине полковника, устроиться на работу в гифтоновую шахту. Там он успешно и быстро дослужился до титула Гранд-Мастера. Много воды утекло с тех пор, но они продолжали дружить. Вот только тот давний долг так еще и не был возвращен. Отец Генри держал его для особого случая.

Но был в их отношениях один кардинально важный поворот, который мужчина и сейчас не до конца мог объяснить. Магистр очень помог отцу Генри в непростом деле усыновления приемного сына. Но взял с него слово, что тот никому ничего об этом не расскажет. И все бы ничего. Казалось бы, ну помог и помог. Но дело в том, что именно с той поры, он и сам держал под неусыпным контролем судьбу мальчика, проявляя активный интерес к его росту и развитию. Даже сейчас, в истории с совершеннолетием и борделем, тот преследовал свой особый интерес, вот только какой именно – отец Генри понять не мог. Единственным объяснением Магистра, на столь активное участие в судьбе мальчишки, была фраза брошенная незадолго до торжественного мероприятия в борделе: «Нужно проверить, способен ли Генри сам справиться с поставленной задачей». Впрочем, в чем заключается эта «задача», отец парня так и не смекнул. Как тот может проявить себя в компании девиц – легонького такого – поведения. Но и отказать Магистру в его просьбе, которая была равносильна приказу, никто из членов гильдии не мог. Отказ воспринимался, словно измена, а за измену грозило исключение из членов гильдии. Последствия для ослушавшегося и исключенного из союза могли быть весьма и весьма плачевные. Какие именно? Да хотя бы уже то, что его могли не принять ни на одну шахту даже мыть полы.

Да, сомнения были. А когда твоим – пусть и приемным – сыном интересуются такие люди как Магистр Горной Гильдии, сомнения возрастают троекратно. Для чего проявлять особый интерес к ничем не примечательному парнишке?

Впрочем, слова о не примечательности уж никак не подходили к этому пареньку. Для всех, кто с ним, хоть раз, пересекся, станет очевиден факт, что этот юноша не так-то прост. А началось всё именно там – в недрах гифтоновых раскопок.

В одной из шахт, где работал Генри, отбывал бессрочную каторгу один из мастеров секты «Божественного пути» – сепаратист из Южной провинции. Члены данной группировки ставили своей задачей отсоединение этой провинции от Империи Торн, с целью организовать свое независимое государство. Так вот, этот мастер отвечал в секте за вербовку женщин, в основном, из влиятельных семей. Для этого – обучал избранных мужчин-адептов методам сексуального воздействия на женщин любых возрастов, но имеющих определенный статус в обществе. В основном, это были жены, сестры и дочери высокопоставленных особ: чиновников, политиков, юристов и прочих обладателей власти и денег. В основе вербовки лежала магия древнего искусства. Женщин соблазняли и делали своими агентами. Основной целью влияния являлось внедрение своей политики в широкие массы. Секта существовала и процветала именно благодаря четко выверенному плану. Вот только секте был нанесен сокрушительный удар. После скандала с женой губернатора, секту разгромили: кого казнили, кого осудили, а этого мастера сослали на рудник гифтония на Тартар – без права помилования. Там и состоялось их знакомство с Генри, причём, при весьма экстремальных обстоятельствах.

Однажды, на этого мастера напали другие осужденные – с целью его ограбить. Генри никогда не оставался в стороне в моменты вопиющей несправедливости. Конечно же, он вступился и, в разгар драки, убил двоих из нападающих. Благодарный мастер обучил своего заступника таинствам той самой тактики обольщения нежных особ. Помимо различных способов воздействия на тело и душу женщины, он раскрыл Генри методику управления своей сексуальной энергией.

Позже, мужчина познакомил юношу с другим мастером из этой же секты, который – за умеренную плату – обучил Генри всем тонкостям работы с боевыми ножами.

Впрочем, в данной науке Генри новичком не был. На Тартаре, как в дикой природе – выживал сильнейший. Обычные дети, сталкиваясь с несправедливостью жестокого мира и реальности, либо быстро взрослели, либо быстро умирали. Впервые, Генри убил в 12 лет, когда его пытались похитить торговцы детьми. Похитители так и не успели осознать, что с этим мальчиком не нужно связываться. Генри не дал им такой возможности. В первые же секунды борьбы они рухнули на грязную мостовую – с перерезанными сонными артериями. Прибывшая полиция опознала в них киднепперов, которых они давно разыскивали. Похвалив Генри, они посоветовали ему особо не распространяться о произошедшем и оставаться таким же бдительным. Какого же было удивление парня, когда все местные средства массовой информации раструбили новость о вручении наград двум полицейским, якобы, за ликвидацию опасных преступников. Расстроился ли Генри? Да конечно нет. Благодаря его действиям, добрая дюжина полицейских была приставлена к наградам. А как выяснилось позже, об оказанной услуге эти доблестные чины помнят. А кому на Тартаре могло помешать благорасположение со стороны правозащитников? Вот именно. Никому. И Генри этим беззастенчиво пользовался.

А потом началась «гифтоновая гонка». Планета Тартар славилась богатством минеральных ресурсов, которые добывали здесь в больших количествах. Но главным и наиболее ценным минералом всегда оставался гифтоний, которые служил основой энергетики во всех четырёх империях Вселенной людей. Он содержался в породе – в небольшой концентрации. И каждое новое месторождение, содержащее столь важный элемент, становилось местом концентрации общеимперского ажиотажа. Представители всех империй, словно одержимые, стремились завладеть столь ценным ресурсом. Каждому хотелось урвать свой лакомый кусок, оттяпав «руку» сопернику.

Был у этого минерала ещё и особый секрет, хранящийся в «скорлупе». Что за определение? Все очень просто. В особо редких случая удавалось найти, так называемое, «гифтоновое яйцо». Оно представляло собой закапсулированный кристаллический гифтоний высокой концентрации и чистоты, заключенный в скорлупу спрессованного гифтония особой прочности. Последнее такое «яйцо» было найдено Генри и его отцом – меньше года назад, что вызвало настоящий переполох. Все дело в том, что до этого, таких находок не случалось больше полувека. За столь весомое открытие, они оба были награждены орденами Имперской доблести четвертой степени. Кроме того, отец был повышен в звании. С Прим-Мастера до Гранд-Мастера, а Генри получил звание Мастера Горной Гильдии и стал самым молодым мастером за всю – более чем две тысячи пятисотлетнюю – историю происхождения всех четырех империй .

Какова же суть «гифтоновой гонки». С давних времен, заведен старинный обычай, направленный на сокращение количества заключенных, принимающих непосредственное участие в добыче этого ценнейшего ресурса. При обнаружении месторождения гифтония, а особенно «гифтонового яйца», все кто работает в этот момент в шахте, могут претендовать на огромную премию. Даже те, кто к этой находке не имеет никакого непосредственного отношения. А вот получают эту премию только те, кто выходит живым из шахты. Можете себе представить, что творится в этот момент в шахте? Навряд ли. Начинается резня. Все стремятся уничтожить друг друга, пока не остаются один-два человека. И что же доблестная полиция? А она не при делах и вполне себе оправдывает незаконные действия заключенных. Списывает все на самооборону. Справедливости ради, надо отметить, что власть имущие уже давно стремятся к отмене этого варварского обычая, но вот казус состоял в том, что против отмены выступали сами шахтеры. Будучи весьма суеверными людьми, они боялись, что и без того редкие открытия «гифтоновых яиц», вообще прекратятся. А вот погибших они считали, якобы, жертвами предоставленными подземным богам, в благодарность за столь щедрые дары.

Помимо приобретенных знаний и полученных навыков, в арсенале Генри имелись и особые природные наклонности и даже дарования. Один из таких – особая чувствительность к запахам. Этот парнишка, задолго до непосредственного нахождения нового месторождения, чувствовал его особый – ни с чем несравнимый – горьковатый запах, с приглушенным оттенком миндаля.

Надо ли говорить о том, что отец и сын, уже накануне вскрытия «яйца», знали об этом событии.

В связи с «торжественностью» предшествующего события, на следующий день они пришли на смену подготовленными. Взяли приборы ночного видения, боевые ножи и кевларовые анти-ножевые жилеты, нарукавники и наколенники. Голову надежно защищали шахтерские каски. Когда бур их горного комбайна Марк-7, врезался в скорлупу «яйца», раздался автоматический вой сирены, возвестивший об открытии нового месторождения. Погас свет, и началась бойня. Через двенадцать часов из шахты, где с начала смены работало семьдесят три горняка, вышли лишь двое – Генри и его отец, причем залитые с ног до головы кровью. Последующий экспресс анализ крови на их холодном оружии показал, что на ножах отца – кровь двадцати двух человек, а ножах Генри – восемнадцати. Остальные поубивали друг друга сами. Трупы горняков вытаскивали из шахты три дня. Эта кровавая бойня – в гонке за гифтонием – оказалась самой жестокой за последние пятьдесят лет. Новость о случившемся потрясла всю планету, количество жертв поражало. Тогда-то и поднялся, вновь, вопрос об отмене этой дикой традиции...

Была у Генри еще одна особенность разительно отличающая его от остальных. Весьма пикантная. И проявилась она впервые в тринадцатилетнем возрасте. Тогда-то он и стал мужчиной, благодаря красивой молодой развеселой учетчице, работавшей на шахте отца, которой он, всего лишь, помог донести домой тяжелую сумку.

Погрузившись в воспоминания, Генри не заметил, как дошел до лицея. Войдя во двор, он остановился возле ворот, поджидая Яну. Чуть поодаль, стояли группами его однокашники и лицеисты из других классов, веселыми разговорами скрашивая ожидание начала занятий. Май – в этом году – выдался теплым, и никто не хотел сидеть в душном помещении. Увидев Генри, лицеисты с легкостью сменили прежние темы разговоров на нескрываемый интерес к столь значимой фигуре. Перешептываясь и хихикая, они искоса поглядывали на него изучающими взглядами, не позволив Генри усомниться в том, что слухи о его «подвиге» в борделе уже всем известны.

Наконец, появилась Яна. Во дворе лицея повисла мертвая тишина. Генри подошел к ней, и предпринял жалкую попытку, чтобы оправдаться, но не успел.

— Бах-х! — на правую щеку парня «прилетела» щедрая звонкая пощечина: — Это тебе за бордель, кобелина! — выкрикнула девушка со злостью и отчаянием.

— Бах-х, — «прилетела» пощечина слева: — Это тебе за восемь потаскух, которых ты там отодрал, распутник!

— Бах-х, — снова хлесткое «приветствие» ладошкой справа: — Это тебе за шесть часов, в течении которых ты их трахал, развратник!

— Бах-х, — удар слева: — А это тебе за почетную доску, которую повесили в борделе в твою честь за твои постельные подвиги, потаскун!

Опустив, наконец, руки и тяжело дыша, девушка разочарованно взглянула в глаза своему парню:

— А теперь, Генри Валент, Мастер Горной Гильдии, слушай меня внимательно, — лицо Яны отражало всю ту боль, что она сейчас испытывала. — Хочу чтобы впредь, ты ко мне даже на метр не приближался, грязный сластолюбец и похотливое животное. Между нами все кончено! А вот тебе еще и за то, что я одна провела твой День Рождения! – из последних сил, она снова подняла руку и хотела было снова залепить пощечину Генри. Но на сей раз, он перехватил руку и, сжав ее предплечье, глухо сказал:

— Довольно, Яна. Я виноват, но я не боксерская груша.

— Подлец и негодяй! — крикнула Яна и из ее красивых серых глаз заструились слезы горечи и обиды. — Я все понимаю: традиция, обычай… Но неужели ты не мог зайти к шлюхе в комнату, посидеть там полчаса и выйти? Сымитировать это… это… Не трогая эту уличную девку и не прикасаясь к ней? Тебе обязательно нужно было устроить трах-марафон? Драть этих мерзких потаскух, чтобы они орали на весь квартал! Опозорить меня на весь город. Теперь все кому не лень, считают меня фригидным бревном! А мы с тобой даже не спали еще! Отпусти мою руку, мне больно! Грязное животное!

— Бах-х, — по спине Генри что-то стукнуло. Он отпустил руку Яны, обернулся и увидел свою младшую сестру Раю – подружку Яны – которая стукнула его ранцем по спине.

— Немедленно отпусти Яну! — грозно выкрикнула сестренка. — Смотри, какой синяк ты ей поставил!

И правда, на руке Яны – красным пятном – отпечатались пальцы Генри, которые быстро наливались, синим цветом.

— Яночка, прости меня, пожалуйста! — взмолился Генри.

— Простить? Тебя? После всего, что ты натворил? Да никогда! — и Яна с Раей стали колошматить Генри ранцами по голове и спине. Несчастный, отступая, прикрывался руками. Зная репутацию Генри – отъявленного бандита и убийцы – все «зрители» заливались хохотом. Девушки подбадривали подружек, крича, что этому кобелю нужно еще добавить. Избиение прервал первый звонок, после которого, уставшие Яна и Рая, взявшись за руки, высоко и гордо подняв носики, пошли в свой учебный класс. Генри поплелся за ними. Яна и Рая были на год младше Генри. Они учились в первом лицейском классе, а он во втором. Третий был выпускным.

Уже войдя в кабинет, Генри получил соответствующую реакцию от одногруппников. Парни поздравляли его с несомненным успехом в борделе, а девушки лишь качали головами, с осуждением глядя на горе-героя.

После занятий, Генри пытался проводить Яну домой, как он обычно это делал. Но она прошла мимо него, делая вид, что его вообще не существует. Рая, шедшая с ней, знаками показала Генри, чтобы он не подходил.

Вечером Рая рассказа Генри, что Яна очень обиделась и что ему придется немало потрудиться, чтобы вернуть ее благорасположение. И чтобы он, ни в коем случае, не стал принимать ухаживания других девушек, которые увидев их размолвку уже приняли низкий старт, чтобы вступить в борьбу за него. Но заговорщическим тоном Рая тут же нашептала брату, что Яна все равно любит его – паразита и бабника. Короче, она решила месяц его держать на карантине.

— Целый месяц?! Так уже каникулы начнутся, — огорчился Генри.

— Нужно было головой думать, а не тем, что у тебя в штанах, — язвительно заметила сестренка. — Терпи и страдай, да так, чтобы все, и она в том числе, это видели.

— И как я должен страдать? Я не умею.

— Нет, ну вы мужики, просто какие-то бараны! Как страдать? Ходи весь несчастный, обедай в столовой без аппетита, периодически томно вздыхай. А я скажу ей, что ты лежишь вечерами на кровати и плачешь!

— Плачу?! Я?! Да кто же в это поверит, Рая?

— Мда-а, с плачем это, пожалуй, перебор. Такой бесчувственный крокодил как ты, может заплакать, если только кого-то съест, — Рая озадаченно взглянула на брата, как на самого пропащего человека на планете, при этом постукивая острым ноготком по красивым пухлым губкам. — О! Я ей скажу, что ты лежишь, смотришь в потолок и даже не ешь шоколадные батончики!

— Да, это будет сурово, — согласился Генри.

— И самое главное, приходи каждый вечер к ее дому и садись на скамейку напротив ее окна – во дворе. Смотри с надеждой на ее окно. Так, чтобы тебя было видно. И страдай! Громко так, чтобы она слышала. И в телефон не втыкай, а просто смотри на ее окно!

— Так там даже скамейки нет. Где мне по-твоему сидеть? Я что же, стоя должен страдать?

— Так значит сделай так, чтобы она там была! Я про скамейку. И страдай сидя. Какой же ты непонятливый.

— Это она тебе сама сказала?

— Мы с ней читали про такое в одной книге. Давно уже. Говорят, ее написала сама Императрица. Под псевдонимом конечно. Там она описала, как за ней ухаживал Император, когда был еще принцем. Яна была в восторге от той истории. Не уверена, конечно, но может сейчас это тебе поможет, кобель. В общем так! Завтра скамейка должна быть готова. Сиди не меньше часа, и страдать не забывай. Скамейку поставь под фонарем, а не в кустах, чтобы было видно, что там сидишь именно ты. А страдать будешь так: не реже раза в 10 минут, громко вздыхай! — наставляла его сестра.

После нравоучительной беседы с сестрой, Генри сразу отправился в столярную мастерскую и заказал скамейку и ее установку. За срочность пришлось доплатить, но к вечеру следующего дня новенькая скамейка уже стояла напротив нужных окон.

В лицее Яна продолжала не обращать на Генри никакого внимания, пресекая все его попытки с ней поговорить. Радовало только то, что она не заигрывала ни с кем из ребят. Жалела его.

В девять часов вечера, Генри занял боевую позицию – место на скамейке. Через несколько минут на балкон вышла Яна, сделав вид, что она чем-то очень занята. Украдкой посмотрела на скамейку с Генри, и через несколько минут ушла в комнату. Потом в ее комнате погас свет, но по колыханию занавески, Генри понял, что Яна смотрит на него из окна. Через час Генри вздохнул, и, покинув боевой пост, направился домой. Так продолжалось три недели.

В один из вечеров, Генри, как всегда, сидел на скамейке. Жильцы дома уже его приметили и даже знали, почему именно он там сидит. Большинство сердобольных граждан его жалели и осуждали Яну. Так вот в тот вечер, спустя десять минут после его прихода, когда Яна стояла на балконе, к скамейке подошла компания молодых, подвыпивших, парней. Они стали задирать Генри и смеяться над ним. Юноша встал и предложил им идти своей дорогой, но они не унимались. Разговор перешел на повышенные тона. На балконы стали выходить другие соседи. Дело запахло дракой.

Вдруг, из подъезда выскочила Яна – в халатике и со скалкой в руках. Она подбежала к парням и треснула самого наглого по спине, со словами: — Не смей трогать моего парня!

— Ты что творишь, стерва? — заорал потерпевший.

— Ты назвал мою девушку стервой? — прорычал Генри злобно и отравил его на землю одним ударом. После чего, не дожидаясь реакции остальных, пустил в ход кулаки. Рядом орудовала скалкой Яна. Парни, явно не ожидавшие такого противостояния и самоотверженности, позорно ретировались, подобрав упавших товарищей и пообещав еще встретиться.

Яна, погрозив убегающим скалкой, посмотрела на Генри, но не ушла, а демонстративно повернулась к нему спиной. Генри подошел к ней сзади, и осторожно обнял за плечи. Яна предприняла вялую попытку сбросить его руки. С балконов раздались голоса:

— Янка, не будь стервой, пожалей парня!

— Янка, не гневи Бога, хватит его мучить!

— Смотри, доведешь его, он себе другую найдет!

— Совесть имей, сколько можно!

— Яна, уступи его нам, только на одну ночь!

— Генри, если ты ей не нужен, заходи ко мне, я не такая, я ласковая!

Яна не выдержала, повернулась к Генри и обняла его.

— Дурак, — заплакала она, — а если бы они тебя побили? Ты обо мне подумал?

— Ты их всех распугала, — прижал ее к себе Генри, — я теперь и сам боюсь тебя и твою скалку. Не сердишься больше?

— Сержусь конечно! Но ничего с собой поделать не могу. Каждый вечер боюсь, а вдруг ты сегодня не придешь, — всхлипнула Яна. — Вот еще раз туда пойдешь – в этот Приют разврата – я тебя сама лично прибью.

На балконах раздались аплодисменты.

— Идем в дом, мама чай поставила, — и Яна, взяв Генри за руку, повела его в дом.

На следующее утро, Генри встречал Яну возле ее подъезда, и они снова вместе направились в лицей.

Вскоре, начались и, так же благополучно, закончились переводные экзамены. А после них – Яна и ее семья – уехали на побережье. На целых две недели. Яна, конечно же, хотела, чтобы Генри поехал с ними, но отец парня настоял, чтобы тот остался помогать ему в шахте. Слово отца для Генри Валента всегда было законом.