— Давно вы встречаетесь с моей дочерью, офицер Майлз? — Голос нового командира административного подразделения, капитана Гэнджера, ворвался в мир Седрика.
Он вздрогнул и тут же вернулся из захвативших его воспоминаний обратно в реальность. Все вокруг обрело четкость, как после падения с высоты. Взгляд зацепился за фотографию сына Гэнджера на его столе: черные кудрявые волосы, такие же черные глаза. И улыбка — не то печальная, не то снисходительная. Если бы был хоть какой-то намек, где его искать...
— С августа, сэр, — Майлз попытался ответить на вопрос капитана как можно спокойнее. Хотя это было не совсем правдой, но Седрику не хотелось посвящать Гэнджера в подробности своих отношений с его дочерью. — Я думал, она вам рассказывала.
— Конечно, — хмыкнул Гэнджер. — Она упоминала кафе-мороженое. Энни ведь еще ребенок для вас, так?
— Нет, сэр. И что в наших отношениях предосудительного? Три года — небольшая разница.
— Чтоб больше никаких свиданий! — вдруг рявкнул сквозь зубы Гэнджер, и они скрипнули так сильно, что, казалось, вот-вот раскрошатся.
Седрик снова вздрогнул, но тут же собрался. Однако в своем тоне он услышал привычную дерзость:
— Энни может принять решение сама, капитан.
Гэнджер отшвырнул отчет Седрика в сторону и начал, нахмурившись, что-то обдумывать. Обстановка его кабинета давила на нервы: печатная машинка на столе выглядела неким истязательным прессом, а карандаши и ручки были, как хирургические инструменты — настоящая камера пыток. И Гэнджер был ей под стать.
Вдруг черты лица капитана исказились, обнажив нечто первобытное. Он схватил карандаш и с хрустом разломал его пополам. Отбросив обломки в сторону, Гэнджер прокричал:
— Долго будете делать вид, что ничего не случилось?!
Седрик молчал, в голове зазвенело: «Боже, о чем он говорит?!»
— Садитесь!
— Есть, сэр.
Седрик как можно медленнее устроился на стуле напротив начальника, не желая сдаваться и показывать, как сильно сейчас нервничает. А Гэнджер наклонился к нему через стол, нависая, словно волк над раненой жертвой:
— Что, по-вашему, я здесь делаю? Я ведь не всегда в кабинете просиживал — я был на войне и таких, как вы, в два счета ломал! Думаете, офицер, теперь не смогу? — Гэнджер злорадно усмехнулся. — Впрочем, понимаю, чего вы боитесь. Переживаете за свою «чистоту». Но подумайте, вы и так уже по уши в грязи!
Седрик чуть было не вскрикнул от удивления. Неужели капитан...?
— Я понятия не имею, о чем вы, — Седрик посмотрел на капитана твердо, стараясь выдержать ответный взгляд, уже пылающий гневом.
Гэнджер наклонился ближе, его лицо оказалось в паре дюймов от лица Седрика:
— Думаешь, Майлз, я не знаю, чем ты занимался в последние годы? Если не признаешься по-хорошему, я это признание из тебя выбью! — его трясущиеся кулаки, как две кувалды, ударили по столу.
— Сэр, я ничего не!.. — воскликнул Седрик и тут же замолк, испуганно глядя на дверь. Вдруг в зале услышат?
— Ничего не... сделал? — закончил за него Гэнджер и наклонился вперед еще сильнее.
Седрик почувствовал на коже обжигающее злостью дыхание. Тяжелая рука капитана опустилась на локоть офицера, лежавший на столе, а затем начала стремительно его сжимать.
— Ты хоть понимаешь, что такое потеря?! — тихо прорычал капитан, усиливая хватку.
Седрик осознал, что его защита начала рушиться — напускная решимость и дерзость отступали. Казалось, еще немного, и капитан сломает его руку или... Его самого? Тогда признание сорвется с губ, и Седрик подпишет себе приговор...
Но в этот момент в дверь постучали. Она распахнулась, и в проеме появилась сотрудница подразделения. Гэнджер нехотя разжал пальцы, но его взгляд все еще держал Седрика в плену. Офицер же, воспользовавшись моментом, рванулся к выходу, чувствуя, будто глаза капитана, полные ярости, прожигают на спине клеймо. Гэнджер что-то крикнул вслед, но эти слова утонули в грохоте захлопнутой Седриком двери.
Он выскочил в зал и прижался к казенной стене, пытаясь унять сердцебиение и восстановить дыхание. Локоть ныл от боли. Руки вспотели и тряслись, и Седрик, забывшись, хотел сдернуть с них черные кожаные перчатки. Но сразу вспомнил о своем давнем правиле — не снимать этот аксессуар на глазах у посторонних.
С тех пор как в главное управление полиции города перевели нового капитана, тот изводил Майлза необходимостью писать бессмысленные отчеты лишь для того, чтобы заставить их переделывать, чуть ли не растоптав ногами. Каждый визит в его кабинет завершался дежурной порцией необоснованных обвинений.
«Когда же закончится эта бумажная каторга?» — спрашивал себя раньше офицер. Но теперь Седрик понимал: капитан все это время искал его самое слабое место, готовясь нанести последний удар убийцы-мясника. А все эти придирки были лишь способом вывести Седрика из равновесия. Чтобы занервничал, чтобы выдал себя.
Его взгляд метался по залу и укоризненным лицам коллег, а за окном виднелось спасение. Седрик решительно направился к своему рабочему месту и рывком снял со стоявшей рядом вешалки свое форменное черное пальто. Надевая его на ходу, он спустился на парковку и сел в служебный автомобиль.
«Тебе просто нужна перезагрузка!» — сказал он себе, уткнувшись лбом в руль. Затем он завел мотор, и машина выехала на улицы Норфстилла, где каждый камень и каждый фонарь, казалось, знал об офицере свою тайну.
За окнами проплывал почти умирающий город Среднего Запада. Кирпичные коробки домов, потрепанные временем вывески, лица прохожих с выражением безысходности и небо, затянутое рваными облаками — Норфстилл медленно угасал, будто готовясь раствориться во тьме.
Но, возможно, когда-то все было иначе?..
Седрик сам не заметил, как оказался в южной части города — там, где на небольшой улочке скопились всевозможные магазинчики. Проезжая мимо одного из них, Седрик вдруг почувствовал прилив любопытства: увидит ли он Джованни — толстого итальянца, владельца минимаркета?
Офицер непрерывно вглядывался в окно витрины, пока не заметил Джованни, жестко посмотревшего на него в ответ. Во взгляде толстяка читалась злоба, острая, как нож, заточенный обидой — будто он видел перед собой не полицейского, а вора. Поймав этот режущий взгляд, Майлз вдавил педаль газа, проклиная свое любопытство, и машина повезла его прочь с улицы, на которой он раньше чувствовал себя королем.
Автомобиль резво ехал вперед, а Седрик все больше погружался в размышления, как в ледяную воду, и каждый вдох становился все тяжелее. Глаза Джованни, переполненные злостью, напомнили Седрику о вине перед Гэнджером.
Пальцы впивались в руль, то ослабляя хватку, то снова сжимая. Офицер глядел перед собой, но словно видел не дорогу, а свое будущее. Мысли в голове крутились вокруг такого, казалось бы, простого решения всех проблем: «Границы теперь снова открыты — почему бы не попробовать?» — шептал внутренний голос, соблазняя свободой. Шеф полиции угрожал, что обязательно найдет и арестует Седрика, если тот попробует сбежать...
Но Майлз был готов рискнуть.
Он вдавил педаль газа до упора, машина резко ускорилась, и город стал размываться за стеклами. Педаль уходила в пол, Седрик вцепился взглядом в узкую полосу асфальта. Чуть наклонившись вперед, он словно пытался уйти от преследователей или от самого себя. Дыхание обжигало горло, а сердце билось все чаще.
Внезапно перед внутренним взором, как путеводный свет маяка, возникло лицо лейтенанта Рикардо Родригеса — верного друга и человека, которому Седрик был многим обязан. «Нет, побег — это предательство» — поняв это, он резко сбросил скорость.