Орхидея и колибри

Холод, пожалуй, был главным горячим блюдом Хома.

Иллу не любил холод.

Дитя Хома роз и песков, он его не понимал.

Даже живой, в искрящемся снежном мехе, со всполохами сияния в черных косах, с ночами темными, точно очи прекрасной девы, и длинными, как ее ресницы, и белыми, как запястья…

Здесь холод был — мертвый.

Он не дышал, не звал, не играл. Он лежал под спудом железных пластин, скованный кольцами, не дающих ему воли.

Иллу впервые довелось быть в таком месте.

Хом Орхидеи, кому только взбрело в голову назвать именем утонченного цветка этот мортуарий, индевелый плоский мир?

Ходуны к ночи замедлились, и люди, замороченные долгим переходом, начали готовиться к отдыху: ставили палатки, грели еду, согревались сами… Щупальца пиромедуз жадно хватали редкий снег.

Иллу держался за перила площадки и смотрел сверху, на тянущуюся под железными ногами машины бесконечную тошную гладь. Ни звука. Ни дуновения живого.

— Хом этот, падаль сраная, все живое выпивает, что его ни коснется. За раз вытягивает. Поэтому только верхами на железках, корабеллы и те наверху болтаются. Ты точно со мной, куколка?

— Мой господин, не обижайте меня…

А мог остаться.

Но решился идти — и Гаер не возразил, только хмыкнул, насмешливо или одобрительно, не разобрать.

Арматор мог обойтись без него, но Иллу не мог его оставить.

Иллу закинул голову, выдохнул белый пар — меховая опушка тут же поседела. Ночь не радовала звездным светом, зонтег висел над гостями низко, точно подбитый сталью каблук.

В палатке тоже было холодно. Слуги закрепили на ремнях жар-камень, но его тепло не могло разогнать стужу. Иллу отослал помощников и сам приготовил ужин: простой, горячий и сытный. С некоторых пор он особенно следил за столом арматора, опасаясь, что чрезмерное пристрастие господина к кофе и табаку может пагубно сказаться на здоровье.

К приходу Гаера все было готово, а Иллу даже согрелся немного.

— Чума погодка, Иллу, — Гаер стянул перчатки, помогая себе зубами, — у меня яйца звенят, как хрусталь. Слышишь, не?

— Верю тебе на слово, — Иллу подобрал брошенную куртку, пристроил в надлежащее место.

Пока арматор умывался, натирая руки и лицо сухим порошком мути, даром аборигенов Хома Арабески, Иллу быстро собрал на стол. Гаер был всеяден, но Иллу старался сделать так, чтобы еда не только насыщала тело, но и радовала глаза.

— С ума сойти, что это, мясо?

— Это нан. Мясной фарш в листьях, с приправами, гранатовым соусом и овощами.

— Выглядит офигенно.

— На вкус не хуже. И надо есть горячим.

— Понял. Приступаю.

Иллу усмехнулся, склонив голову. Сам он не был голоден, но с удовольствием, медленными мелкими глотками, пил салеп. Гаер же весь день и вечер провел в трудах — на других машинах, с гисторами и манкуртами. Устал и наверняка проголодался, хотя ни за что бы не признался ни в том, ни в другом.

— Я помню, ты обещал мне жидкую миндальную халву. Что бы это ни значило, — зевнув, проговорил Гаер, укладываясь на походной пенке.

— Я хозяин своему слову, о великий. Как только мы вновь окажемся в Башне, я нижайше испрошу у могучего Ульриха дозволения занять кухню. А теперь спите, огнегривый лев, вам следует отдохнуть.

— Тебенадосвоюкухню, — пробормотал Гаер.

Вздохнул, сунул кулак под щеку и тут же заснул.

Иллу проверил, надежно ли закрыт полог, как легко выходит ята из ножен, и улегся на свое место.

Иллу честно пытался уснуть, но его так колотило, что скоро начало мутить. Он тщетно старался расслабиться и забыться, слушал ровное дыхание арматора.

Руки и ступни были холодными, заледенел даже кончик носа. Смешно сказать, но Иллу физически не мог уснуть, когда замерзал.

— Ты там дрочишь что ли?

— Ч… Мой господин! Гаер!

Гаер зевнул, поднялся на локтях.

— Я не осуждаю, дело понятное, молодое, но ты давай кончай, а то вся машина трясется. Люди обзавидуются.

Иллу порой решительно терялся, не зная, шутит его господин или серьезен.

— Мне холодно. Не могу заснуть.

— А, — Гаер почесал шею, — делов-то.

Иллу не успел ничего сказать, как арматор перевалил на него свое одеяло.

— Но ты…

— Не ссать, помощник.

Гаер придвинулся вместе с пенкой, прижался жесткой спиной к лопаткам Иллу. Тот застыл. Следовало благодарить или отказываться?

Арматор был горячим, как… Как животное. Как конь или ЭрСу.

Под двойным одеялом стало тепло.

Сначала согрелся нос, затем руки и ноги. Иллу глубоко вздохнул и сам не заметил, как провалился в сон.

Кто-то пришел.

Иллу открыл глаза.

С другой стороны кто-то был. Кто-то сидел, приникнув всем телом, распластавшись по корпусу машины, точно под их палаткой. Слушал. Наблюдал за ними — не глазами.

У Иллу сбилось дыхание.

Первым побуждением было вскочить, стряхнуть с себя это ощущение разглядывания, как мерзкое насекомое.

Его прижали, закрыли рот.

— Спокойно. Это цикарь. Посидит да уйдет.

Вот снова — постучало, точно трость слепца.

Иллу закрыл глаза, чувствуя, как липнет к спине рубашка. Неужели ему было холодно?

Гаер убрал руку, царапнув жесткими мозолями губы.

— Ушло? — шепотом спросил Иллу, боясь пошевелиться.

— Ага, свалило. Не шугайся, эти водомерки-переростки просто до жопы любопытные.

Иллу сел, вглядываясь в полумрак палатки.

— Хом сей забран в железо и необитаем, но вы его не уничтожаете. Почему?

— Хомы всякие нужны, Хомы всякие важны… Ресурсы, куколка, — Гаер зевнул. — Видал, под зонтегом болтаются колибри?

Иллу кивнул. Еще когда они только-только прибыли, Иллу обратил внимание на странные эти образования. Они висели между зонтегом и Хомом, похожие на тяжелую виноградную кисть, где пурпурными ягодами, с сизым матовыми налетом, выступали цельнолитые шары, а ветвью — гибкие трубчатые сочленения. Фигура не была статичной и меняла положение в пространстве, образуя новые комбинации: шары могли сняться с гнезда и отправиться на разведку, после вернуться и вновь присоединиться к свободной ветке. Целью колибри была разведка, наблюдение, сбор и анализ данных. Одно из новейших сотворений Башни, Иллу оно пугало разумностью и многомерностью.

Колибри его прозвали за манеру зависать над объектом исследований и яркость оперения.

Гаер говорил, что в основе существа — овдо, эндемики Хома Сиаль, и Великий Слепой, тот самый, кого выводили в бой на Аркском поле.

— Но что здесь добывают?

Гаер ответил не сразу.

— Смерть.

У Иллу пресеклось дыхание.

— То есть, как?..

Гаер вздохнул, потянулся, забрасывая разрисованные руки за голову.

— Я не мастак по части Лутовых заворотов, Иллу, сам знаешь. И не гистор, чтобы формулами-цифрами подбивать. Скажу как умею. Тут что получилось — Хом изначально был жилой, ну рядовой Хом, один из многих Уймы. А в один день спятил. Проглотил всю биоту, что по нему топталась, закусил чем Лут послал. Ты, может, слышал о Хоме Полыни?

Иллу машинально кивнул. Лин, юная лилия Башни, поведал ему об этом безотрадном месте.

— Ага. В чем-то они схожи. Тут еще интересно, что до сих пор непонятно, как он это провернул. Дома, улицы-дороги, транспорт, все дела, все осталось. Только живое исчезло. Как будто… Всосал, что ли. Как корабелла тела. Гисторы поначалу пытались тут шерудить, так он парочку тоже употребил. Бросили это дело, к тому же сам видишь, погода не располагает к прогулкам. Успели только образцы надыбать, из-под кожи вытяжку, так сказать. И вот там… Там смерть. Оно, знаешь, как вода, только вязкая, типа когда Ивановское пойло морозится. И агрегатка его на других Хомах — тверже стали, крепче железа.

Гаер замолчал, поскреб небритую челюсть.

Иллу смотрел, слушал, подтянув к груди колени, боясь вздохнуть.

— Из него делают оружие. Пули. Сабли. Ножи. Прочую ламбаду. И результативность его выше, чем другого, выращенного на честных металлах. У Башни ведь монополия на эти штуки. Короче, оставили Хом под добычу, на всякий случай затянули в корсет, чтобы чего не вылезло. Мы тут, собственно, в том числе и для проверки, типа на трещины-разломы.

— О, Лут.

— Верные твои слова, Лут во всей уродливой красе.

Иллу потрясенно молчал, пытаясь уложить в сознании услышанное. Воистину, Лут был ужасен и великолепен в своем замысле.

— Не надумал домой смотаться? — спросил Гаер внезапно.

Иллу вскинулся, точно пробуждаясь от кошмара.

— А ты?

Гаер скривился, почесал грудь под майкой.

— Я помню уговор. — Строго напомнил Иллу. — Сначала ты, потом я.

— Поедешь со мной?

— Да.

Гаер улыбнулся.

— Хорошо. Разберемся с этим, и — клятый Хом Вепря. А теперь ложись, завтра опять переться до платформы, чтоб ее.

— Не уверен, что смогу заснуть, — вздохнул Иллу, послушно укладываясь обратно.

Арматор набросил на него одеяло.

— Ну, хочешь, спою тебе? О том, что можно сделать с пьяным шанти?

— Спаси Лут. — Искренне вздрогнул Иллу. — То есть, благодарю вас, мой господин, чей певческий дар ниспослан Лутом для посрамления сладкоголосых птиц кущ, но я, скромный, не заслужил такой чести.

Гаер тихо рассмеялся.

— Смотри — у лап ходунов, в подушечках, есть сканирующие датчики. Понятно, что весь Хом за раз не обойти, но весь и не нужно. Они работают по принципу эхолокатора, каждый за себя в отдельности и — все вместе. Плюс колибри, там шары отзеркаливают все, что видят — и потом опять же, скидывают в общий котел. В итоге получается сносная карта. Повреждения панциря на ней сразу видны.

Иллу слушал внимательно. Гаер ошибался, когда отказывал себе в способности объяснять или учить. Он говорил понятно, образно, особенно если был в духе. Иллу знал многих учителей, и Гаер мог занять достойное место среди лучших.

— Вы всегда сопровождаете экспедиции, господин?

— Ну не, — усмехнулся Гаер. — Раз на раз не приходится. Тут все неплохо вращается и без меня, нафига лезть с начальственными указаниями? Только напрягать буду, как револьвер в жопе.

Воображение тут же показало услышанное, и Иллу страдальчески прикрыл глаза.

Ходуны двигались плавно, ноги их будто скользили по мертвой глади, без качения и провалов. Машины рассредоточились — оглянувшись, Иллу видел глянцевые блики самых дальних.

Гаер перехватил его взгляд.

Хотел что-то сказать, но к ним со сдержанным поклоном подступил старший гистор.

— Арматор! Платформа.

— Давай сюда, — Гаер забрал ихор.

Нахмурился. Постучал ногтем по плотно сжатым чешуйкам.

— Где картинка?

— Только звук, арматор. Плохой сигнал.

— С каких это пор?

Гистор не ответил.

— Лас? Лас, как слышно?

— Арматор, слышу вас прекрасно, — бодро откликнулся невидимый Лас. — Когда прибудете?

— Со дня на день, — буркнул Гаер, почему-то продолжая хмуриться.

Иллу передалось его беспокойство.

Он придвинулся к арматору, окинул взглядом их рабочую группу — каждый был занят своим делом. Кто-то проводил замеры, кто-то следил за движением машины, кто-то просто отдыхал…

— Как там у вас с выработкой? Есть чем похвалиться?

— Ахах, еще как, арматор! Выполнили и перевыполнили!

— Не ждал меня, старый ты потаскун?

— Как можно! Ваш визит всегда радость и честь!

Гаер помолчал и вдруг задумчиво проговорил-пропел:

— Что бы нам сделать с пьяным шанти? Что бы нам с ним сделать?

Собеседник, кажется, растерялся, сбился, забормотал торопко:

— Арматор… Ваш визит…

— Привязать его к арфе, пусть протрезвеет?

— Большая честь…

— Бросить его за борт, пусть Луту будет весело, — договорил Гаер и вдруг рявкнул, — полный назад!

Машина сначала остановилась и только потом подскочил старпом.

— Арматор? Платформа в зоне видимости!

— Сдаем назад! Передай всем, чтобы разворачивались! Общая эвакуация!

На лице машиниста отразилось справедливое удивление.

— Выполнять!

— Есть выполнять! Полный назад!

— Твою-то мать, Иллу, — сквозь зубы выдохнул Гаер, вглядываясь вдаль. — Смотри.

Иллу посмотрел. И дернулся, отшатнулся от перил — так вздрагивает тело, когда разум вышвыривает из сна-падения. Им навстречу, со стороны платформы, двигалась стена бури — от неба до земли. Миг назад ее не было, и вот, встала, поднялась из засады, поняла, что добыча разгадала замысел.

Ахнул гистор.

— Но, арматор, платформа! Персонал! Добыча!

— Там никого нет.

— Но мы поддерживаем связь!

— Уж не знаю с кем вы там душевно балакали, но точно не с нашими ребятами. Тонко придумано. Уходим!

— Слушаюсь арматора!

Уйти не удалось.

Ходуны с каждым шагом тяжелели, замедлялись, словно что-то хватало их, стреноживало, тянуло, как морская трава вдовьи косы — колени беспечных пловцов.

Буря догоняла.

— Приготовься, — велел арматор, бросив короткий взгляд на помощника.

Молча сунул ему в руки мятую тряпку, которую Иллу не сразу опознал как маску.

Гаер уже отвернулся, крикнул, легко перекрывая голосом движение машины и гул стихии.

— Маски! Приготовиться!

Иллу торопливо надел средство защиты — зубчатые крылья бабочки мягко сомкнулись на затылке, плотно обняв половину лица.

Машина споткнулась, точно запуталась в собственных ногах...

...и начала валиться. Иллу обмер, вцепившись в перила, на мгновение ощутил сладчайшее чувство невесомости. Казалось, не они падают на землю, а земля летит на них.

— Прыгать! — заорал Гаер.

Иллу будто толкнули.

Он прыгнул — тело думало и действовало вперед разума.

Упал, перекатился, гася инерцию и уходя от возможного столкновения с телом машины.

— Вперед! Вперед! — окрик Гаера, точно кнут погонщика, зло выхлестнул над головами.

Они побежали.

Иллу побежал.

Он чувствовал, знал, что Гаер рядом, но отчего-то держится позади, не уходит вперед.

Это было неправильно. Арматора, правителя, следовало защищать паче прочих, в первую голову, он был ценнее, сильнее, быстрее, выносливее… И он отставал, прикрывая Иллу и остальных — уцелевших гисторов, не столь быстрых, не столь подготовленных, людей науки, не войны. Манкурты держались рядом с арматором, вытянувшись цепочкой.

Выстрел. Второй. Сплошная строчка.

Иллу оглянулся. И споткнулся, разглядев, кого принесла в своем брюхе буря. Гаер подхватил его, не дал упасть, бросил вперед на несколько шагов.

Крик толкнул в спину.

— Не оглядываться! Во все лопатки, блять!

Впереди заходили на посадку корабеллы. Коснуться поверхности не смели, но с боков торопливо сбрасывали лестницы.

Добежать. Добежать.

Буря — или чем оно было на самом деле — двигалась сплошной стеной, точно засов в скобу, вытесняя чужаков, посягнувших на ее нутро. Хом изгонял их.

Кто-то из беглецов позади вскрикнул, потом закричал — но крик тут же затерялся, затерся, словно настигшее его чудовище скрылось с добычей в материнском чреве бури.

Буря догнала — навалилась, подмяла грудью.

Людей выхватывали по одному.

— Вперед, вперед! — заорал Гаер, стоило Иллу вновь оглянуться, сбавить ход.

Сам арматор круто развернулся, обнажая Двухвостку. Цикари, безобидные твари, больше таковыми не были — точно живой паучий выплод, они покинули мать, и теперь кормились сами и кормили ее.

Иллу почти коснулся коснулся лестницы, когда понял, что арматора рядом нет. Оглянулся. Буря хлестала по лицу, плевала в глаза, царапала щеки, визжала, как оскорбленная женщина.

Без маски, сработанной из мумифицированной, но все еще живой алмазной плакальщицы, он бы остался без глаз. Лакрифаг, чье прозрачное тело и огромные крылья могли поспорить крепостью с доспехом, защищала лицо и глаза, фильтровала воздух, но взамен — пила слезы и пот, добирая микроэлементы. Длинное тело стрелкой тянулось по переносью на лоб, усы заходили в носоглотку, контролируя входящий воздух, распахнутые крылья берегли щеки, глаза и скулы.

Иллу бросился обратно, нырнул в бурю, держа оружие наизготовку.

Что-то мелькнуло по правую руку и Иллу вскинул яту, отмахиваясь почти наугад. Провернулся, теряясь в пространстве, отшатнулся, когда из белой мглы наскочило растопыренное, слепое существо. Вновь ударил, вкладывая в атаку всю силу отчаяния.

Тонкие ноги снежной водомерки хрустнули, точно хворост. Иллу, наконец, разглядел цикаря. И впрямь похожий на водомерку узким жестким телом, двумя парами бесконечных ног и подвернутым хоботком, он намного превосходил безобидного клопа размерами. И тело, и сами ноги были густо покрыты блестящими, даже на вид острыми волосками.

Цикарь развернул хоботок, задрожали смятые, зачаточные какие-то крылья на спине — Иллу отскочил, взмахнул ятой, разрубая создание пополам.

Бросился дальше, ругая себя за промедление.

Гаер был где-то здесь, он знал это, чуял.

Споткнулся обо что-то длинное и неподвижное, в ужасе склонился — узнал одного из манкуртов. Разом навалились облегчение и стыд.

Выпрямился, прошел всего несколько шагов, оглянулся — тело дернулось и ногами вперед уехало в плотный сгусток бури.

Иллу вздохнул, закашлялся. Он больше не был уверен, что кругом снег.

Но одно знал точно — он уйдет не один.

Или не уйдет вовсе.

Впереди вспыхнуло, мелькнуло ярким огнем в гипсовой лепнине бури.

Иллу благословил привычку Гаера не носить головных уборов, вечный предмет их разногласий… Побежал.

Арматор полулежал, руками без перчаток вцепившись в снег, будто увидел что-то, безмерно его изумившее. Иллу не успел окликнуть — буря взревела, ошпарила новой волной снежной слепоты.

Иллу прянул, нашарил, рванул за плечо, потянул, взваливая на себя.

Побежал обратно.

Ему казалось — он не чует тяжести чужого тела, тела взрослого сильного мужчины.

Ему казалось — вечность.

Ударился обо что-то, и вцепился, узнавая руками железо. Сам бы не удержался, но арматор, хрипло выдохнув, поймал перекладину другой рукой.

Тут же их подхватили множество рук, не дали упасть. Втащили на палубу.

Истинная уже поднималась, тяжелая от перегруза, но сильная и выносливая.

Они успели.

Он успел.

— Арматор! Арматор!

— Я в порядке, в порядке, не вой, не причитай, — Гаер хлопнул по плечу Эдельвейса, кивнул Неру, задержал взгляд на Иллу.

И круто обернулся к одному из выживших гисторов. Сунул ему под нос кулак, разжал пальцы.

— Что это? — рявкнул.

Ученый дрожащими пальцами поправил очки. Сдернул их с носа — расцарапанные стекла мешали видеть.

— Растительность, арматор? — спросил робко.

— Да ну что ты?! Откуда она там, мать вашу, не со своей же задницы настриг?!

— Откуда?

— Это что, я должен выяснять? Изучить!

— Но…

— Слушаюсь арматора! — другой ученый, ободранный и взъерошенный, но с бойкими глазами, выхватил мятые стебельки из рук Гаер.

— Кто такой?

— Младший научный!

— Изучить. Результаты лично мне.

— Слушаюсь арматора, — ученый лихо откозырял.

Иллу, убедившись, что его господин в порядке, отступил к Эдельвейсу и Неру. Сорвал с лица маску, глубоко вдохнул. Губы растрескались, запеклись корочкой, даже просто улыбаться было больно. Как Гаеру удалось выжить в буре без защиты?

Арматор, словно отвечая его мыслям, вскочил на какую-то пирамиду из ящиков — видимо, спешно сваленное оборудование.

Гул голосов стих, все глаза обратились на арматора.

У Иллу высох язык.

— Что же, ребята, нам крепко надрали задницы, — заговорил Гаер негромко, обводя взглядом слушателей. — И вновь напомнили, кто истинный хозяин.

Лут, шепнул кто-то и испуганно вздохнул.

— Мы потеряли результаты многолетних исследований и пропасть оборудования, но к Луту!.. Мы потеряли друзей. — Люди безмолвствовали. Кто-то всхлипнул. — Я. Потерял. Своих людей. И вот здесь Лут просчитался. Орхидея охеренно просчитался. Если он думает, что мы проглотим это, и он сможет присесть нам на лицо еще разок — он до хера ошибается. Когда нас пытаются сожрать, мы жрем в ответ. Мы — кость в горле. Мы — Башня! И я помню каждого, и я не забываю никого!

Голос Гаера набирал мощь, и краски, и грозную, пугающую силу. Иллу слушал, застыв вместе со всеми, внимал каждому слову, каждому жесту арматора.

Сердце уже не трепыхалось испуганной птахой — оно билось размеренно, мощно, точно боевой барабан.

— Мы вернемся, и вернемся с лучшим оружием, с новыми аппаратами, и с нами будут — огонь и железо. И мы нагнем этот Хом, нагнем и выебем, и ему не останется ничего, кроме как смириться и признать нашу руку, нашу силу, нашу власть! Мы не отступим, пока не покорим его! Потому что Башня не забывает! Не отступает! Не прощает!

— Не забывает! Не отступает! Не прощает! — подхватили слушатели.

Иллу понял, что шепчет слова силы вместо со всеми. Губы шевелились сами. По языку растекался вкус соленой меди.

Куда делись слезы и растерянность мирных ученых! Люди, пережившие ужасы бегства и гибели друзей, распрямили спины, расправили плечи, глаза их горели яростью и решимостью. Если бы Гаер позвал их в бой за собой — пожалуй, они бы ринулись, не задумываясь.

Это было страшно.

И пленительно.

Гаер жестом поманил к себе помощника, отвел в сторону. На них не смотрели — для каждого человека сыскалось занятие, об этом позаботились Эдельвейс с Неру и сам капитан.

— Иллу!

— Гаер.

Иллу коротко склонил голову, и тут же вскинул подбородок, всем видом показывая, что не раскаивается и не боится навлечь на себя гнев арматора.

Гаер, вздохнув, толкнул его в плечо.

— Спасибо. Спас мою шкуру.

Иллу опустил плечи, расслабляя спину.

— Что там произошло, Гаер?

— Хотел бы я знать. Какая-то немыслимая хероверть. Цикари с крыльями, что за еботня?! Мне нужен Волоха или кто там будет еще из проницателей Лута. Буря, зеленка эта… Ах, паскуды, как проглядели!

Гаер в сердцах хлопнул ладонью по борту.

— Остановишь разработку?

— Я потерял людей, машины и оборудование. Но разработку я не остановлю — это то, чего хочет Хом. Колибри поднялись на безопасную высоту, надо будет выцарапать их и снять показания, чтобы разобраться…

Он потер подбородок, невидяще глядя перед собой.

— Как ты догадался?

— М? О чем?

— О том, что там — не Лас?

Гаер невесело хмыкнул.

— Лас… Лас был шанти. Мы и познакомились в Луте, мои корабеллы взяли в клещи его Моржиху. И он, настоящий он, а не то, что сидело по ту сторону, подхватил бы песню с первых слов.

Иллу промолчал. Ему страшно и горько было представить, сколько таких был пережил Гаер. Сколько друзей его пожрал Лут.

— Разрешите идти, мой господин?

— Да, иди, я велю выделить тебе каюту…

Иллу поклонился.

— Благодарю вас, мой щедрый господин, но на корабелле есть люди, более нуждающиеся в лечебном покое и отдыхе, нежели я.

Арматор глянул удивленно, а затем хрипловато рассмеялся.

— Ох, Иллу, благородный ты олень.

— Я…

Гаер вдруг поймал ладонью его затылок, притянул к себе и коротко поцеловал в лоб. Как младшего брата — скупая ласка, которую мог себе позволить.

Иллу прикрыл глаза в смятении.

— Все, а теперь вали. Найди мне старшего гистора и Эдельвейса, надо кое-что подкрутить в расписании.

— Слушаюсь арматора, — Иллу вновь поклонился.

Его чуть шатало, и кожа пылала, точно горела печать, тавро, клеймо Башни. Бросил взгляд за борт — туда, где еще виднелся Хом, забранный колпаком зонтега.

Мы вернемся, подумал.

Мы — Башня.